Глава 13
КОКАИН И ДВА ЖЕНСКИХ ТРУПА В МОРГЕ
Понятное дело, я не спала.
Эти трое тоже, по-видимому, не могли уснуть. О чем-то разговаривали вполголоса. Я понимала их – им было о чем поговорить. О том, например, как использовать меня, а потом пришить. Страшные люди.
Через какое-то время поняла, что они уснули. В квартире стало тихо.
Я вышла в коридор. Пробираясь в полной темноте на ощупь, я наконец-то догадалась достать из кармана ручку, которая была одновременно и фотоаппаратом, и фонариком (луч был тонкий, но достаточно яркий), и вполне благополучно добралась до одной из дверей. Квартира была типовая, я хорошо ориентировалась. В коридоре никого, конечно же, не было. Вся охрана наверняка видела свои первые сны.
Но, странное дело, прикладывая ухо к каждой двери, я не слышала дыхания спящих, не говоря уже о храпе. Но не могли же они уйти? Тогда бы я услышала звук открываемой двери, звон ключей, скрежет отпираемого и запираемого замка или что-нибудь в этом роде.
И тогда я решилась. Затаив дыхание, толкнула ближайшую дверь. Заглянула в темную комнату. Голубоватый ночной свет помог мне разглядеть кое-какую мебель: диван, кресло, стол, торшер. Но на диване никого не было.
Я осторожно вышла и заглянула в другую комнату – но и там никого не оказалось. Тогда я зашла в третью и сразу же споткнулась обо что-то мягкое.
Я щелкнула ручкой и направила луч себе под ноги.
«Хорошо, – подумала я в эту минуту, – что я догадалась обуться, иначе бы стояла теперь по щиколотку в холодной липкой крови».
На полу лежал мужчина. Лицом вниз. Я опустилась перед ним и, отыскав его руку, пощупала пульс. Он был мертв.
Повернув его на спину, я направила ему в лицо фонарик. Еще совсем недавно этого парня звали Андрей. А теперь это было просто тело с вогнанным по самую рукоятку в сердце ножом.
Я сразу же представила себе сцену, разыгравшуюся здесь каких-нибудь полчаса назад.
Соня из двух мужчин выбрала Вадима. Очевидно, она решила, что так будет удобнее во всех отношениях. Во всяком случае теперь ей придется жарить яичницу и заваривать чай на двоих, а не на троих. Да и делиться только с Вадимом ей выгоднее.
То, что это сделала Соня – или же по ее указке Вадим, – было ясно как день. Иначе здесь поднялся бы шум.
Я вспомнила, каким спокойным голосом она говорила мне: «Убивать людей так просто…» Надо же, покормила коллегу по «работе» ужином, может быть, даже поцеловала на ночь, а потом, не снимая своего уютного цветастого халата, зарезала как поросенка. Или же присутствовала при том, как его убивает Вадим.
Жаль, конечно, что у меня – сразу, как только приехали из казино в эту квартиру, – отняли пистолет. Профессионалы, ничего не скажешь. Хорошо еще, что не догадались забрать «ручку» и не обратили внимания на часы со спрятанным в них портативным японским диктофоном. Хотя деньги взяли все, в том числе и те, которые я выиграла в «Плазе».
Поскольку бедолаге, остывающему в луже крови, я уже ничем помочь не могла, я перешагнула через него и принялась осматривать комнату.
Шкаф, стол, диван, кресла, стулья – ничего особенного.
Неужели они смогли так бесшумно уйти, что даже я, затаившаяся как мышь, ничего не услышала.
Я снова оказалась в коридоре. Теперь мои глаза, привыкшие к темноте, видели все.
Кухня. Тихо. Пахнет лимонами и духами. Надо же, перед тем как уйти, Соня успела надушиться. Стальные нервы.
Но больше всего меня поразило то, что входная дверь была закрыта изнутри на цепочку, а это уже наводило на размышления.
Может, они выбрались через окно?
Но у меня было достаточно времени, чтобы определить, что мы находимся на девятом этаже. Ну не через люк же в потолке они ушли?!
И я снова принялась осматривать каждый метр квартиры.
Так и есть. В маленькой спальне, заставленной какими-то коробками и ящиками, за ковром я обнаружила дверь. Она оказалась запертой.
Пара минут – миниатюрная отмычка, спрятанная в колпачке губной помады, была хорошим подспорьем в моей нелегкой, прямо скажем, работе, – и я открыла дверь. Шагнула в пустоту и сразу же заметила едва пробивающийся откуда-то снизу свет. Он шел явно из тонкой щели между полом и находившейся в двух-трех метрах от меня еще одной двери.
Замочная скважина – одно из величайших изобретений человечества. Я приникла к ней и увидела просторную, ярко освещенную комнату. Интерьер ее был похож на тот, который я видела не так давно в мебельном магазине «Евродизайн»: стильная белая мебель, матовые с позолотой светильники, светлые – персикового и желтого цвета – ковровые покрытия на полу. И среди этого великолепия, развалившись на мягких шелковых подушках, лежали в чем мать родила Соня и Вадим. Как на картинке из эротического журнала. Вот только глаза у них были закрыты. Ни тебе традиционных – в смысле антуража – бутылок с «Вдовой Клико» или тривиальных мартини и шартреза, ни дыма сигарет, ни пепельниц – ничего. Хотя блаженное выражение лица Сони никак не вязалось с отсутствием вышеперечисленных атрибутов оргии. Не от томатного же сока они добились такого вот психологического оргазма.
И тут я заметила белую пыль на прозрачном столике и несколько желтых тонких палочек, напоминавших соломинки.
Кокаин.
Кокаин – вот в чем сейчас заключается моя надежда на спасение.
Прошло совсем немного времени с того момента, как эта дурманящая пыльца проникла через изящные ноздри Сони и ее любовника в их крепкие организмы. Они в отключке. Надо действовать.
На китайской ширме из пестрого, в райских птицах шелка висела большая белая сумка с золотыми пряжками.
Я, недолго думая, повесила ее себе на плечо. Сфотографировала сладко спящую парочку – как это сделала пятью минутами раньше, снимая труп, – сдула оставшийся белый порошок со столика в конверт и, собираясь уже на выход, заметила чуть съехавшую набок репродукцию Сезана на белой стене.
Я подошла, отодвинула ее и увидела прикрепленную к стене золотую пластину с черной кнопкой посередине. Одно движение – и у меня под ногами что-то слабо зажужжало. Затем стихло. Снова зажужжало, и тут же выдвинулась часть стены размером метр на метр. За тонким, обклеенным обоями пластиковым листом находился дивный стальной сейф – вершина дизайнерского творчества, блестящий, строго квадратный, с тремя черными отверстиями для ключей; ни тебе шифров, ни прочих прибамбасов. Это облегчало мою задачу. Благо, ключи от сейфа нашлись в сумке, в связке с прочими ключами – достаточно тяжелыми для хрупкой женской руки.
В сейфе был полный порядок. Кроме трех запакованных в прозрачный целлофан стопок каких-то рукописей, там ничего не было.
«Разберемся», – подумала я и сунула их в Сонину сумку. В которой, кстати, было много интересных и важных вещей. Кроме того, мне было приятно увидеть там пачки денег, тех самых, что я выиграла в казино, но не имела еще возможности насладиться их видом и количеством. Теперь-то у меня все это было впереди.
Но в голове моментально пронеслось: «…Эта папка должна быть у меня, понятно? И эта и другие». Я словно услышала Сонин голос, настолько явственно вспомнила тон, которым это было произнесено. Другие. Значит, существовали и другие папки. Задачки, кроссворды, головоломки, ребусы – всем этим моя бешеная жизнь была нафарширована до отказа, как еврейская щука собственным фаршем.
Но сколько их – этих папок?
Обо всем этом я собиралась подумать у себя дома, на диване, подложив под голову мягкую подушку и поставив рядом чашку с дымящимся кофе.
Стоп. А почему бы мне сейчас, в такой вот сюрреалистической обстановке не погадать на кофейной гуще?
Соня дышала ровно, ее роскошное белое тело вздымалось на шелковых подушках, словно она плыла на надувном розовом матраце по волнам теплого Красного моря. Почему Красного? Да просто так. Потому что там хорошо, там можно, вынув и положив в сумочку собственные мозги, отдохнуть, понежиться на солнышке, позагорать и предаться самым изысканным, в смысле физического, почти животного наслаждения, удовольствиям… Но я, кажется, отвлеклась.
Я без труда выбралась из страшной квартиры и понеслась, даже не пытаясь вызвать в такой поздний час лифт, по лестницам вниз.
Прочь от этой странной – уже только на две трети живой – троицы. Чувство неописуемого восторга при мысли о том, какую картину увидят Соня и Вадим, когда очнутся от кокаиновой дури, не покидало меня до тех пор, пока я не добралась до дверей собственной квартиры.
Можно было, конечно, угнать «Мерседес», припаркованный рядом с ее домом и принадлежавший Сониной банде. Но мне было бы противно даже садиться в него.
Я выбрала белую «Волгу». Ничего – машина как машина, до дома добраться можно. Ну, я и добралась. Теперь главное, чтобы Саша Берестов был на месте. Ведь его же выпотрошат, заставят съесть собственную печенку вместе с сердцем, если найдут здесь. Надо было бежать из города, и как можно скорее.
Я поднялась к себе на этаж. В подъезде, как всегда, было темно, кто-то промышлял вывернутыми лампочками и, очевидно, уже сделал себе на этом состояние. Я прислушалась. Мне показалось, что совсем рядом кто-то дышит, где-то в районе мусоропровода.
На сегодняшний день за мной могли охотиться только двое – Соня и Вадим. Значит, это или собака, или человек, не входящий пока в число моих недругов.
Я достала ручку и направила ее на лестницу, затем сделала несколько шагов и увидела сидящую на небольшом ящике женщину. В чем-то светлом. И волосы ее были светлыми. Она, кажется, спала.
Я осторожно тронула ее за плечо. Она мгновенно проснулась и вскочила со своего ящика. Вскрикнула, но я зажала ей рот рукой.
– Кто вы и что здесь делаете? Вам что, больше спать негде, только возле мусоропровода? Или вы токсикоманка?
Женщина приблизила ко мне лицо, затем крепко схватила меня за руку.
– Отдайте мне мои деньги, мне от вас больше ничего не нужно. Я боюсь. Мне надо срочно уехать домой. Я жду вас уже не знаю сколько.
– Может, мне подарить вам свою шубу или записать на ваше имя квартиру, дачу и машину?
Я изо всех сил делала вид, что не узнаю ее. Конечно, еще вчера утром на ней было зеленое платье, да и голос было не узнать. Вместо приятного контральто какое-то испуганное хрипение и свист.
– Ну что же, заходите, оформим сделку у нотариуса, – произнесла я серьезно и, взяв ее за плечи, повела к своей двери.
– Какой еще нотариус? – Она вырвалась из моих объятий и попятилась снова к лифту. – Что такое вы говорите?
– Не орите, я пошутила. Все нотариусы спят как сурки, вместе со своими сурихами. – Последнее слово прозвучало довольно нелепо. Это почувствовала и я, и моя ночная гостья.
Я вспомнила, что перед тем как приехать в «Плазу», я заскочила на минутку на телестудию, где работал мой знакомый режиссер, и справилась о пробах русско-французского проекта – фильма «Вумэн энд рэйн», что на русском означает «Женщина и дождь».
Я спросила его о женщине, блондинке в зеленом платье, и он мне ответил, что она действительно была, что это достаточно известная в городе актриса – правда, он сказал «бывшая актриса», – Маргарита Калинина.
– Я едва узнал ее. Так классно гримировать умеет только Герман.
Но это я знала уже и без него. Значит, она почти не наврала своему сентиментальному любовнику-гримеру насчет кинопроб.
И еще я подумала, что, приди на пробы настоящая Анна Шубина, возможно, и ей бы позволили участвовать в них.
– Мы бы взяли ее на главную роль, по-моему, она – то, что надо. Но вы, бабы, такой взбалмошный народ. Настолько несерьезный. Противный…
Я сказала ему, чтобы он был осторожнее на поворотах.
– Так что же, она снялась в нескольких сценах и ушла?
– Представь себе. А получилось очень даже недурственно. Хочешь взглянуть?
Я зашла в монтажную и просмотрела пленку. На экране липовая Анна Шубина целовалась с каким-то бледным черноволосым мужчиной. Это выглядело довольно натурально.
Пока я в оцепенении смотрела на экран, мой знакомый вдруг сказал мне:
– Ее тут еще одна женщина искала. Все расспрашивала, когда Марго придет за результатами. Эту я тоже бы заснял, но только на совсем другую роль. Знаешь, такая роковая фемина. Что-то в ней было такое… какая-то порочность в глазах…
– Знаю, – резко оборвала я его и встала.
– Что ты знаешь? И ее тоже?
– Знаю, что вам мужикам, – парировала я его фразу о том, что «вы, бабы, такой взбалмошный народ», – подавай все порочное, ядовитое и побольше.
И вот теперь Маргарита Калинина, собственной персоной, стояла передо мной. За деньгами пришла. Ничего себе. Меня чуть не придушили. Могли и пытать, и резать, и жечь, и вообще связать меня в морской или речной узел, а ей, видите ли, деньги назад подавай.
Я достала ключи, чуть не запутавшись в сумках – черной и белой, – которые болтались на моих плечах, и открыла дверь.
В квартире было темно и тихо.
– Я войду? – тихо спросила Маргарита. Я цыкнула на нее и замотала головой.
– Здесь оставаться нельзя. Все очень плохо. Вас могут убить в любую минуту. Сейчас я разбужу одного человека, и мы поедем.
В коридоре появилась чья-то тень.
– Я не сплю, – услышала я голос Саши Берестова. – Включить свет?
– Нет. Ты одет?
– Одет.
– Тогда все потихоньку выходим. Подождите меня на лестнице.
Саша с Маргаритой вышли, а я, оставшись одна в квартире, быстро собрала большую сумку, положив туда необходимые в дороге вещи, продукты и документы, сунула туда же белую сумку с золотыми пряжками и, заперев квартиру, вызвала лифт. Втроем мы спустились вниз, вышли на улицу. Начинало светать. Времени было в обрез. Соня с Вадимом могли приехать в любую минуту. А нам надо было еще бежать на стоянку за машиной.
Маргарита с любопытством рассматривала заспанного, но очень красивого Сашу, который с обреченным видом стоял, запахнув на себе длинный черный бархатный пиджак, и смотрел, как я пытаюсь отряхнуть рукав своей куртки (накинутой наспех поверх вечернего платья в блестках, в нем я была еще в казино – Боже! Как давно это было!) от мела, которым выпачкалась в грязном вонючем лифте.
И тут из-за дома вынырнул черный «Мерседес». Он ехал медленно, но не потому, что не мог ехать быстро. Просто они увидели нас еще издали, когда проезжали вдоль расположенного напротив моего дома бульвара, и теперь рассчитывали схватить нас всех. Разом. Мы стояли возле подъезда, нас было видно как на ладошке.
И черт меня дернул отряхиваться.
Я бросилась к «Волге», которую, оказывается, очень кстати угнала, за мной кинулась ахнувшая и перевозбужденная от всего, что с ней произошло в последнее время, Маргарита. Не отставал и Саша Берестов. Не успели дверцы «Волги» захлопнуться, как я рванула с места и дворами, петляя, помчалась в сторону городского парка. Я знала такой сложный переулок, что человеку неместному разобраться, откуда он выходит и куда приведет, было просто невозможно.
Город еще спал, но два зверя – черный и белый – уже устроили смертельную гонку.
Я отыскала этот переулок, нырнула в него и начала петлять по влажным от вечернего дождя узким незаасфальтированным улочкам, удаляясь все дальше от обезумевшего от злости «мерса».
Можно себе представить, как подгоняла тоже озверевшая от ярости Соня своего еще не пришедшего в себя помощника.
Открытый сейф, исчезновение рукописей, сумки с деньгами и оружием – в белой сумке было два пистолета и нож (совершенно новый, которым, вполне возможно, собирались прикончить меня или Сашу Берестова) – от этого кто угодно придет в ярость.
А что уж тогда говорить о Соне? Об этом исчадии ада?
Я крутила руль из стороны в сторону, машину кидало, несколько раз мы чуть не разбились, пролетая мимо каких-то гаражей и сараев.
После нас в этом жутком лабиринте, заполненном множеством старых, полусгнивших строений, погребов и прочей рухляди, остались горы обрушившихся пустых ящиков, сорванные веревки с сушившимся на них тряпьем, сломанный штакетник и разбитое стекло. Создавалось ощущение, что мы пропахали огромную помойку.
И вот наконец, вырвавшись на улицу Чернышевского, мы помчались в сторону моста. Шоссе было пустынным. Я развила бешеную скорость, казалось, еще немного и мы взлетим, как взлетают самолеты, и поднимемся в воздух…
– Сейчас направо, потом проедем немного, пару кварталов, и свернем еще раз, затем налево… – говорила Маргарита, а я почему-то подчинялась ей.
– Куда мы едем-то? – спросил недовольным голосом Саша Берестов. Он обхватил руками свои плечи и сидел с хмурым видом, как будто бы не понимая, зачем его взяли в эту машину и теперь, без всякого на то разрешения, рискуют его драгоценной жизнью.
– Может, тебе нарисовать схему маршрута? – отозвалась я, едва справляясь с управлением и чуть не вписавшись в летевшую навстречу «Вольво».
«Мерседеса» пока не было видно.
– Оторвались, – облегченно проговорила Маргарита и откинулась на спинку сиденья. – И черт меня дернул приехать сюда. Ловила бы себе мух…
– …И варила бы из них солянку, – закончила я и хмыкнула. Можно подумать, что ее кто-то заставлял влипать в эту дурацкую историю, основанную на каких-то сомнительных документах, связанных с поставками химического оборудования.
Или я ничего не понимаю, или Маргарита что-то знает и молчит.
И тут раздался взволнованный голос Саши:
– Вот они, гады…
Я посмотрела в зеркало: «Мерседес», вывернув слева, догонял нас на огромной скорости.
– Ну и зараза, – пробормотала я, – знала бы, крылья бы выпустила.
– Какие еще к-к-крылья? – Маргарита от страха даже стала заикаться.
– Металлические. Нажимаешь на кнопку, раз – и готово! Как в машине у Джеймса Бонда.
Но вообще-то говоря, мне в этот момент было совсем не до шуток.
Мы приближались к университетскому городку. Проспект Ленина просматривался почти до Вокзальной площади.
И тогда я решила рискнуть. Я повернула влево, на тихую улочку, которую преграждал зловещий, как приговор, «кирпич». Если за углом дежурят вечно голодные и ненасытные гаишники, то неприятностей не оберешься.
Но нам повезло. Гаишники тоже спали, так же, как нотариусы (см. выше про сурков и сурих – шутка). На наше счастье, были приоткрыты высокие, прямо-таки огромные чугунные литые ворота, ведущие в университетский двор. Саша, сообразив что к чему, выскочил из машины – я даже не успела как следует притормозить – и распахнул ворота пошире. Мы въехали, он так же быстро их закрыл. «Мерседеса» пока не было видно.
Я заехала прямо на зеленый газон, в кусты, под огромный дуб, скрывший нас полностью от чьих-либо глаз. Мы замерли.
– Где мы? Это биофак или что? – поинтересовалась окружающим нас пейзажем Маргарита. Она казалась уже не такой испуганной, как пару часов назад. Она как будто даже похорошела за время этой дикой погони.
– Это морг, милочка, – мрачно ответила я и вышла из машины. Ноги мои дрожали. Представляю, как выглядела я в черном вечернем платье и джинсовой куртке. Бред какой-то.
Однако же в таком вот «затрапезном» виде я пересекла двор и вошла в старинное, с облупившейся штукатуркой здание городского морга.
Войдя в прохладный и гулкий холл, я спустилась в подвал, отыскала нужную мне дверь и облегченно вздохнула, увидев мирно завтракающего Глеба Родионова, судмедэксперта. Низенький, жирненький, лысенький и ужасно обаятельный, Глеб, увидев меня, просиял:
– О! Первый живой человечек за сегодня! – поднялся он мне навстречу, радостно потирая руки. – Тебя как разрезать, вдоль или поперек?
– Разрежь меня елочкой или сотвори инкрустации на моем животе вон из той копченой колбаски, которую жуешь.
На Глебе был совершенно жуткий, порыжевший от крови, некогда белый халат, поверх которого был надет грубый, длинный до пят, клеенчатый серый фартук.
И этот мясник пил чай!
– Опять расспрашивать начнешь? Поцелуй меня, тогда все, ну просто абсолютно все расскажу. И даже, если хорошенько попросишь, покажу.
– Тебя что, опять жена выгнала? – спросила я с сочувствием, потому что знала скандальный нрав его жены. Она всю жизнь боролась за то, чтобы Глеб ушел из морга, но он, очевидно, ничего, кроме вскрытия трупов, делать не умел. Все-таки на любое дело нужно призвание. А у Глеба оно было. В избытке.
Жена выделила ему комнатку – в его же, кстати, четырехкомнатной квартире – и не подпускала к себе месяцами.
Уж что только он не делал, чтобы от него не пахло трупами да формалином. Килограммами покупал лимоны и обтирался ими, словно проститутка духами перед выходом на работу. Ничего не помогало.
Но он все же нашел выход: завел себе любовницу – патологоанатома. Они принюхались друг к другу и в свободное время развлекались прямо в морге, в комнатке, чуть попросторнее той, что была у Глеба дома.
– Вчера в кафе «Роял Бургерс» была застрелена женщина, – начала я трагическим тоном.
– Да. Эту женщину звали Анной, – поддержал меня в том же духе Глеб. – Это была твоя бабушка или подружка?
– Ни то ни другое, – я всегда умела держать язык за зубами.
– Понятно. Ты просто заскочила из праздного любопытства. Пулевое ранение. Она скончалась на месте. Если подробно, то эпидермис у самого края раны отсутствует полностью. В направлении к периферии обнаруживаются остатки мальпигиевого слоя в глубине межсосочных выступов. Раневой канал прерванный. А тело у нее все равно потрясающее. Грудь – шикарная. Ноги – просто шик.
– Не юродствуй. Один человек хотел бы с нею попрощаться. Устроишь?
– Что, прямо сейчас?
Я привела Сашу Берестова.
Глеб проводил нас в зал – в котором было трудно дышать – и подвел к столу, обитому цинком. Здесь лежала, вернее, лежало тело Анны Шубиной.
Глеб взялся своими толстыми, словно колбаски, пальцами за край оранжевой клеенки:
– Ты как, со всей женщиной прощаться будешь или только с ее головой? – спросил он со знанием дела.
– Со всей, – вдруг сказал Саша, чем сильно меня удивил.
Глеб снял клеенку, и мы увидели располосованное – ей вскрывали грудную клетку – мертвое тело. Страшное и отвратительное в своей натуральности и теперь уже необратимости.
И только лицо ее, грустное и милое, красивое и только чуть похудевшее, почти не изменилось. Разве что веснушки потемнели. Длинные светлые волосы – как мне показалось – еще пахли духами, которыми она надушилась перед тем, как прийти ко мне или перед встречей с Сашей в «Роял Бургерс»…
Саша спокойно подошел к ней, поцеловал ее прямо в губы, а потом во все места, которые, наверно, любил. Глубоко вздохнул, схватился за голову и выбежал вон из зала.
– А вон та девушка ему не подойдет? Она еще теплая, – ерничал беспардонный Глеб. – И помоложе будет. Не хочет поцеловать и ее тоже в грудь? Ей, думаю, будет приятно.
Я, рассеянно глядя по сторонам, обернулась и увидела, как мой приятель снимает клеенку с другого тела.
Я подошла и посмотрела.
Совсем молоденькая девушка. С разбитой головой. Из маленького аккуратного носа, казалось, совсем недавно текла кровь. Подсохшая, она образовала корочку, а губы, вымазанные в крови, казались коричневыми.
Синие тонкие ноги, страшно вывернутые… пулевое отверстие в груди.
Я попросила Глеба закрыть тело.
– Ее вчера выбросили из окна. Как букет.
– И где это было?
– В двух кварталах отсюда.
– А от чего наступила смерть?
– Она не мучилась. Сначала ее пристрелили тихонечко, а потом уже выбросили, чтобы не мешалась в приемной.
– Она что, была секретаршей?
– Ее тут приходили опознавать. Алису в Стране Чудес читала?
Я быстро направилась к выходу. Противный Глеб, чурбан бессовестный! Он бы и мертвецов своих ел, если б съедобными были.
– А поцеловать? – спросил он, хватая меня за руку.
– Вот когда погибну, положат меня к тебе на стол, распорешь меня, вот тогда и целуй сколько хочешь. Я все равно ничего не почувствую, – попыталась отшутиться я.
– А если я сделаю с тобой что-нибудь попикантнее?
– Тебя посадят за некрофилию. Но все равно спасибо. Звони, приезжай.
– Так у меня же нет твоего телефона! – вскричал Глеб.
– Все равно звони.
Я пробыла в морге почти час. Маргариту я застала спящей. Саша курил мои сигареты и смотрел в окно. Пахло мокрой землей, листвой, свежестью и просто весной.
Удача сама плыла мне в руки в виде целого парка автомашин – выбирай – не хочу! – которые выстроились вдоль проспекта.
Я присмотрела себе изумрудного цвета «Форд» с тонированными стеклами. Положила на него как бы нечаянно руку. И стала, естественно, ждать воя сирены или чего-нибудь в таком духе. Но не дождалась. Зато дождалась того, что мне на плечо легла чья-то рука. Я спокойно повернула голову и увидела супермена в малиновом пиджаке.
– Сергея ждешь? – спросил он, играя ключами от машины.
– Ага.
– Хочешь анекдот расскажу про «новых русских»?
– Хочу.
– Ну, слушай, едет «Запорожец», а в нем нищий инженер, усекла?
– Да, усекла.
– А навстречу мчится «Мерседес». Такой черный, классный, с наворотами… Представила?
Я так хорошо себе это представила, что у меня по спине побежали мурашки. Здесь стоит еще сказать, что я вышла на охоту – или тропу войны, как будет угодно, – без джинсовой куртки. А прямо в вечернем платье. Поэтому выглядела ну просто как путана в цейтноте. И словно все эти иномарки выстроились ко мне в очередь.
– Дальше-то что? – спросила я развязным голосом и поправила темные очки – приватизированные из Сониной вместительной сумочки. Долларов на сто потянут. Кроме того, на моей драгоценной голове сиял, сверкая на солнце, рыжий парик. Уже – моя собственность.
– А то, что «Запорожец» помял «Мерседесу» рожу. Ну и понятно, выходит «новый русский», такой амбал в красном пиджаке, ну, как сейчас у меня… представила? Подходит и говорит: «Ну что, мужик, лет пятьдесят тебе хватит на то, чтобы расплатиться за ремонт?» А мужик ему, прикинь, отвечает: «У вас «мерс» новейшей конструкции, металл у него с памятью, ты понял? Если подуть в выхлопную трубу, то машина распрямится, все вмятины исправятся, как новая будет». «Новый русский» ох…, извините, офигел. А хозяин «Запорожца» уехал. Вот садится «новый русский» на колени, наклоняет голову и начинает дуть в выхлопную трубу. Дует-дует, никакого результата. А тут, прикинь, джип «Чероки», подъезжает. Дружбан в нем сидит. «А ты че дуешь-то?» – спрашивает. А тот ему и рассказывает все про металл с памятью. Ну, друг его выходит из джипа, обошел «мерс» со всех сторон, почесал затылок и говорит: «Нет, Сашок, ничего у тебя не получится». – «Это почему?» А рожа у того, первого, вся черная от копоти… «Потому что у тебя люк открыт!» Прикинь!
Я в жизни не слышала такого хохота. Хотя анекдот был классный.
– Так что ты его не жди, он не скоро освободится.
Очевидно, он имел в виду хозяина изумрудного «Форда».
– Ему что, срок дали?
– Ты что?! Господь с тобой, у него разборки в «Вертолете».
– А почему же тогда машина открыта? – врала я наобум, чтобы не своими руками проверить, заперта она или нет.
– Да забыл, вот и все. – Супермен спокойно открыл дверцу «Форда» и вновь ее захлопнул. – Можешь подождать его, конечно, в машине, а можешь, – и тут он сально улыбнулся, – в моей, – он кивнул в сторону стоявшего неподалеку черного «БМВ».
– Я лучше у него подожду, – произнесла я тоном преданной любовницы.
– А ты вообще от кого?
– От Игрока, от кого же еще, – ответила я, назвав кличку одного из известных мафиозных авторитетов. А если проще, то главного бандита в городе.
– Ну-ну, – пожал плечами супермен и укатил на своем драндулете.
Я села за руль, и уже через пять минут мы – Саша, Марго и я – мчались в сторону Петровского тракта, в поселок Жасминное. Как сказала расстроенным голосом Марго, на даче теперь долго никто не появится.
