10 часов 30 минут
В кабинет майора меня провел — кто бы вы думали? — тот самый знакомый милиционер, с которым я вчера так мило общалась в квартире Баргомистрова.
Смолин встал из-за заваленного бумагами стола, вежливо, сухо поздоровался и указал рукой на кожаное кресло напротив, приглашая присесть. Извинился, пообещал «сейчас закончить» («А вы тут пока располагайтесь») и снова уткнулся в бумаги.
У меня появилась возможность внимательно его рассмотреть. «Мировой мужик», как вчера охарактеризовал майора страж Дима, — довольно интересный мужчина: седые волосы оригинально сочетаются с ярко-синими глазами; длиннющие черные ресницы — таким любая девушка позавидует, тонкий нос, красивые губы…
Я надела на встречу любимый деловой костюм с короткой юбкой, откинула полы плаща, села в кресло — юбка немедленно задралась на нужную высоту. Смолин не заметил, поглощенный своими бумажками. Положила ногу на ногу — ноль внимания.
Странный дядечка.
И тут до меня дошло, что майор исподтишка за мной наблюдает. Тогда я разозлилась.
— Извините, пожалуйста, Анатолий Алексеевич, у меня не так много времени…
Он немедленно поднял голову. Ухмыльнулся:
— У меня, как вы догадываетесь, тоже. Чем могу быть полезен?
Разве Киря не сказал? Не может быть. Наверное, Смолину захотелось со мной поиграть. Что ж, игра так игра. Жесткая и не по правилам.
«Ждите скорого обмана. Верьте не тому, что вам говорят, а тому, что видите». А вижу я… ничего хорошего я не вижу.
— Мне хотелось бы знать подробности дела об убийстве Виктора Баргомистрова.
— Смею думать, вы тоже заинтересовались этим делом?
Почему «тоже»? Разве майор не посторонний человек? Всю жизнь наивно полагала, что следователь должен быть объективным.
— Я частный детектив…
Смолин, поморщившись, махнул рукой.
— Знаю, не продолжайте. Я получил указание всячески содействовать вам в этом деле… — Он хмыкнул и ехидно прищурился. — Так вот, никакого дела на самом деле и нет, вернее, нет неразрешенных вопросов. Через несколько дней дело будет передано в суд… — Смолин улыбнулся, расслабился, сидя за столом. — Самое короткое из всех раскрытых мной преступлений… по времени, я имею в виду.
— Преступление раскрыто?
— Да, убийца сам во всем признался.
У меня мурашки побежали по телу.
— Сосед Баргомистрова? — спросила я напрямик.
Майор кивнул.
— Конечно. Вот почитайте, если интересно.
Смолин достал папку «Дело №…» и протянул мне.
…
Я, Голубков Василий Семенович, признаюсь, что убил своего соседа по этажу Баргомистрова Виктора Андреевича, так как должен вышеназванному Баргомистрову деньги в сумме тысячи пятисот рублей и не смогу их отдать.
Виктор Андреевич неоднократно требовал вернуть долг, но у меня таких денег никогда не водилось.
Тринадцатого апреля сего года я пришел к соседу занять денег еще. Баргомистров денег не дал, стал меня ругать. В пылу ссоры я схватил тяжелый подсвечник и ударил Виктора Андреевича сзади по голове. Удар оказался смертельным.
Увидев, что натворил, я решил избавиться от орудия убийства, то есть замести следы. Я поехал на набережную и утопил подсвечник в Волге, после чего вернулся домой и лег спать.
Прошу суд учесть, что я признался во всем добровольно, и облегчить мою участь.
Дата. Подпись
Что-то здесь не так. Слишком уж все просто получается: позавчера совершено убийство — и вот уже и убийца найден, и дело закрыто. Так не бывает.
Я еще раз перечитала «добровольное признание». Королев утверждал, что его зять давал в долг неограниченные суммы и никогда не требовал вернуть деньги в срок. Нужно уточнить.
— В квартире Баргомистрова, конечно же, были найдены отпечатки пальцев так называемого убийцы.
Смолин пожал плечами:
— Разумеется.
— А чьи еще?
— Родных — Маргариты Вадимовны, ее сестры, отца, матери — и напарника Баргомистрова, шофера.
— А почему вы не проверили алиби напарника?
— Деточка, — Смолин вышел из-за стола и навис надо мной, — убийца признался сам, и все факты против него.
— И вы даже мысли не допускаете, что Баргомистрова мог убить другой человек?
— Кто, например? Жена? Теща?
— Вы разговаривали с соседями?
— Что вы предполагали услышать от соседей? Да, был шум, крики; пришла жена — увидела труп. Убийцу никто не видел.
— Вот именно! — вставила я.
Майор проигнорировал мои слова.
— Голубкова едва добудились: делал вид, что спит и ничего не слышит.
— А если он действительно спал… и вообще ни при чем?
— Перестаньте, девушка, — отмахнулся Смолин. — Вы верите в невиновность Голубкова? У вас разработан план действий относительно поисков кого-то другого? Флаг вам в руки!
Смолин несколько раз прошелся из угла в угол, после чего застыл прямо передо мной:
— Но попомните мои слова: никого вы не найдете. Убийца арестован и понесет заслуженное наказание.
Пора заканчивать этот бесполезный разговор. Я встала.
— Еще пара вопросов, Анатолий Алексеевич, и я избавлю вас от необходимости лицезреть мою физиономию.
Майор усмехнулся и попытался на прощание быть любезным:
— Вы уж простите меня за резкий тон… Но сами понимаете — дела: я человек занятой… — Что-то сия приветливость слишком отдает сарказмом. — Всегда чем могу, помогу непременно. Обращайтесь в любое время дня и ночи.
Вот исключительно по ночам я к тебе и буду обращаться. Большое искушение: разбудить пару раз и посмотреть, что из этого выйдет. М-да…
— Вы, кажется, желаете получить еще какую-то информацию?
— Очень даже желаю. Могу я видеть арестованного?
— Нет!
Удивительно, насколько быстро человек способен измениться в лице: только что Смолин ехидно ухмылялся — и вот уже его ярко-синие глаза превратились в щелочки, правая щека задергалась. Тик у него, что ли?..
— Могу я узнать причину отказа?
— Это ваш второй вопрос?
— Промежуточный.
— И каков же второй?
Так, майор отказал мне в свидании с Голубковым безо всяких причин. Сие наводит на размышления…
— Последний вопрос звучит следующим образом (иронии Смолин не уловил): сколько вам заплатил Королев?
Нетактично, понимаю. Майор, бедненький, аж позеленел от злости.
Ответа я ждать не стала: поспешила уйти с глаз долой. На свежий воздух меня препроводил все тот же «адъютант» Дима. Попросила парня достать мне к вечеру адрес напарника Баргомистрова. Дима пообещал это сделать, когда любимое начальство — то бишь «мировой мужик» — отлучится.
До дома решила дойти пешком, чтобы было время подумать. А подумать есть о чем, милейшая Татьяна Александровна.
Голубков к убийству не причастен, это ясно. Иначе мне не отказали бы в свидании с ним, да еще так категорично. Но почему Смолин руками и ногами цепляется за несчастного алкоголика?
Стоп. А за кого же ему еще цепляться? Круг подозреваемых расширился: жена, сосед плюс напарник… и, возможно, некий тип в перчатках, не оставляющий после себя никаких следов. Неизвестного на время отбросим, ведь его нашей доблестной милиции сначала нужно будет найти — ежели он вообще существует; шофер, я думаю, может за себя постоять; жену Виктора не даст в обиду ейный папочка — остается Голубков: отпечатки пальцев есть, алиби нет. А признание из мужика выбить — пара пустяков.
Как бы с этим Василием Семеновичем поговорить — как бы до него добраться? Это первый вопрос.
Вопрос номер два: зачем Королеву нужно было покупать Смолина? Может, они давние знакомые? Тогда для чего поручать расследование убийства мне? Без меня все было бы куда проще: арестовали «божью овечку», пришили дело…
«Богатенький Буратино» со спокойной, мне кажется, душой мог сказать: вот тебе, доченька, убийца; ты знаешь его имя — теперь можешь жить спокойно и счастливо… Какой же смысл усложнять?..
Следуем далее. В квартире убитого, кроме отпечатков пальцев Голубкова, найдены «пальчики»:
а) жены Баргомистрова — это естественно,
б) сестры Риты и родителей обеих девиц, а также
в) напарника Виктора, шофера.
Необходимо узнать, как часто бывали в квартире родственники и друзья Баргомистровых и кто из оных посещал счастливую семью за последние, скажем, три дня до убийства. Странно, что милиция не потрудилась выяснить этот вопрос.
В-четвертых, нужно побеседовать с соседями. Не может быть, чтобы никто ничего не видел и не слышал. Возможно, некоторые детали, утаенные от следователя, поскольку предубеждение против милиции в народе велико, станут известны мне. Тем более что следователь не слишком перегружал свои мозги «проникновением» в суть дела.
…Я поймала себя на мысли, что давно уже топчусь на одном месте… да еще, кажется, жестикулирую и строю рожи. И топчусь-то — мама родная! — в луже! Мои ботиночки!
Прохожие, придерживая сумки, благоразумно обходят меня стороной. Спасибо, люди, что еще никто не догадался вызвать «Скорую»! Я выбралась из лужи и чуть ли не бегом постаралась уйти как можно дальше от заклятого места.
