6 часов

Домой иду пешком. В гордом одиночестве. Возница мой возымел желание остаться у мольки. Это даже лучше: прогуляюсь, развеюсь.

На улицах пусто. Спят деревья. Спят дома. Спят люди. Проснитесь, люди; посмотрите, какое замечательное, свежее, прохладное утро!

Каблучки мои цокают по асфальту, и послушно вторит им гулкое эхо. Днем эхо прячется; его пугают шум, крики, гудки автомобилей. Оно просыпается ночью — но ночью скучно, не с кем играть, и эхо резвится ранним утром, передразнивая первые звуки зарождающегося дня.

Деревья тихо покачивают ветками, нежно шепчут что-то, но холодные капли росы, падающие с них, отгоняют сон, заставляют встряхнуться. И деревья сладко потягиваются, расправляя молодую веточку, каждый яркий, не запыленный еще листочек.

— Чив-чив! — Новый день, со своими заботами и радостями, начался и у птиц.

— Мяу! — утробно голосит голодный ободранный кот. Этому светлое время суток не сулит ничего хорошего.

— Киска, хочешь булку?

Не хочет. Киска хочет мясо, а мяса у меня, к сожалению, нет.

Лениво будят друг друга дома. «Старички», ветхие, с обшарпанными стенами, — у них бессонница, ревматизм, артрит; они переговариваются негромко скрипучими голосами. Панельная «молодежь» из бетона, железа и стекла просыпается шумно; сразу всеми своими окнами — удивленно, восторженно — встречает новый день.

Редкие хмурые, невыспавшиеся прохожие в плащах и легких пальто — по утрам холодновато — бредут мне навстречу.

Все заняты насущным, у всех дела. И только я иду «против течения» — навстречу солнцу, ветру, навстречу юному дню… домой. Спать.