Книга: Коллекционер женщин
Назад: 16 часов 44 минуты
Дальше: 21 апреля, 5 часов 30 минут

19 часов 06 минут

Битый час я стараюсь уговорить мольку прекратить истерику и начать долгий, скучный рассказ о том, как некая странная дама зачем-то тюкнула милейшего Витю Баргомистрова антикварным канделябром. Настя на уговоры не поддается, хлюпает носом и время от времени рукавом драпового пиджака размазывает по лицу остатки косметики.
Миша с несчастным видом застыл на диване. Милый ты мой, сострадатель! Только толку-то от твоего безмолвного сострадания…
— Миша, будьте любезны, принесите девушке воды…
В дверь позвонили — громко, требовательно.
От неожиданности я вздрогнула.
— …и заодно откройте, пожалуйста.
Вошел Дима. Сухо поздоровался; показал Насте служебное удостоверение; важно прошествовал в угол, к стулу, сел, спросил:
— Ну-с, гражданка Белова, — правильно я разумею? — будем отпираться или выложим все начистоту?
Только бы не улыбнуться. Если б я не знала этого стража порядка достаточно хорошо, решила бы: сухарь, зануда. Кстати, удостоверение мадемуазель Белова предъявить и не требовала.
Спектакль, надо сказать, сыгран на «бис». Умница, товарищ Ковалев: тупая физиономия, ничего не выражающий взгляд — то, что надо. Теперь передохни немного, а то моль и так сильно напугана.
— Итак, — Настя, вы слышите меня, — итак, «она звалась Татьяной», — негромко подсказала я. — Это мы, слава богу, выяснили. Какова же наша фамилия?
— Тимошенко, — прошептала «домохозяйка и гувернантка», глядя на Дмитрия как кролик на удава.
Вот уж не думала, что моль бледная так боится милиции.
— Татьяна Тимошенко. Замечательно. И кем же сия особа приходится вам, сударыня, — сестрой, близкой подругой, дальней знакомой?
Полегче, Татьяна Александровна. Не дави на девочку. И перестань издеваться.
— Она моя сестра, — вздохнула мадемуазель Белова. — Фамилия у нее мужнина.
Оказывается, у загадочной леди есть муж?! Жалко беднягу; хороший, наверное, человек.
— Сестра, значит? — сурово переспросил страж порядка.
Помолчи, радость моя. Ты и так уже напугал девицу до полусмерти. Сиди теперь тихо и для устрашения человечества жутко вращай глазами. Умеешь ведь!
— Рассказывайте, Настя, рассказывайте. Ну, жила-была девушка. Жила — не тужила. Так? Окончила — что?
— Таня? Школу окончила…
И все?
— …потом институт. Технический.
— На работу, конечно же, устроилась…
— Да, — с тяжким вздохом подтвердила моль бледная. — Но не по специальности. Диспетчером.
— Получала, естественно, мало.
— Мало…
Мама родная, из девицы каждое слово клещами вытягивать надо! Наберись терпения, Танечка.
— Ну хорошо. Устроилась ваша сестра на работу — и что было дальше?
«Домохозяйка и гувернантка» всхлипнула.
— Таня познакомилась с мужем Маргариты Вадимовны. Будущим. Тогда он, конечно, ничьим мужем еще не был…
Существенное уточнение. Продолжим.
— Итак, все было бы хорошо, если б не встретился на жизненном пути Тани Беловой — тогда еще Беловой?..
Настя кивнула.
— …если б не встретился на ее пути красавец-сердцеед Виктор Баргомистров. Что случилось потом?
Потом случилась истерика.
Мой возница — в который раз! — с помощью воды и ласковых слов стал приводить мольку в порядок, а я подумала: ни красавцем, ни сердцеедом Ксюхин любовничек, пожалуй, не был. Он был… коллекционером. Ну, как там иные люди марки собирают или, скажем, календарики — Витя коллекционировал женщин. А Рита — дочек не считаем — стала его лучшей «маркой», той, ради которой покупается целый альбом и на которую после не устают любоваться: поглаживают пальчиком, пылинки сдувают…
— Настя, так как насчет продолжения?
Молька судорожно вздохнула, но молчала, и я была вынуждена продолжить:
— В общем, познакомилась девушка Таня с молодым человеком по имени Витя. Стали они встречаться. Верно?
— Да… Вы знаете, сестра Таня — она вроде бы как и ничего, но случается… Сестра всегда была любимой дочерью, любимой племянницей и все такое…
Понятно. Избаловали девицу до предела.
— Она капризная, Таня… Ну и вот…
М-да. Слушать сбивчивое молькино повествование, неоднократно прерываемое обильным потоком слез, — не слишком большое удовольствие, господа присяжные заседатели.
— Ну и вот… — повторила мадемуазель Белова.
Весьма содержательное изречение. Бездна смысла.
— Вите перемены ее настроения, наверное, не нравились…
Разумеется. Странно было бы, если б случилось обратное. Все мы со сдвигами, но в меру же.
— Они встречались год…
Ого! Господин Баргомистров терпел эту даму целый год — ничего себе! Ну и выдержка у человека.
— …а потом расстались. Знаете, ругались, ругались…
Разбежались молодые люди со скандалом — что может быть естественнее в наше время. Да еще с таким характером, как у моей тезки.
Нет, как-то я не так фразу построила. Надо бы по-другому. Если учесть тот факт, что характер моей тезки оставляет желать лучшего… Ну, поехали! Вам больше нечем заняться, Татьяна Александровна? Что вы себе всякой глупостью голову забиваете?
Ладно, следуем далее.
— Настя, милая, ваша сестра и муж — будущий — Маргариты Вадимовны, расстались давным-давно — сколько лет с тех пор прошло?..
У меня со счетом плохо. У мадемуазель Беловой, видимо, тоже: она промолчала.
— …так почему же этой леди вдруг приспичило убивать своего любовника именно сейчас? Объясните же мне наконец!
— Они перестали встречаться…
Девочка моя, это я уже слышала.
— …но Таня осталась одна, а Вите в скором времени подвернулась юная хорошенькая Ксеня… А ведь она хороша, правда?
Ничего особенного. Однако пощадим Мишино сердечко.
— Да, безусловно. И что же дальше?
— Таня, как оказалось, была… ну, это… как это…
Ясно. Познакомился мистер Баргомистров, грешный, с любимой дочерью «известного бизнесмена», так и не узнав, что бросил мать своего первенца… будущего, конечно.
Тяжелый случай.
Все эти сентиментальные истории не вызывают ничего, кроме улыбки… и снисходительного презрения. А мне на протяжении всего дела приходится заниматься сплошными сантиментами. Посочувствуйте мне, господа.
— Ксеня с Витей долго встречались… наверное, несколько лет. Потом он поменял ее на Маргариту Вадимовну, потом они поженились, потом родились девочки…
Ну, как развивался роман Виктора с Королевой-младшей, мы знаем, что называется, из первых уст… Только Ксения, помнится, утверждала, что о существовании в ее жизни некоего шофера никто даже не догадывался. Ай да моль бледная!
— Настя, с Ксенией Вадимовной мы уже беседовали на эту тему. Мне интересна судьба вашей сестры.
— У Тани появилась дочка.
Любил Баргомистров девочек «дарить»: три дочери — и ни одного сына.
— Виктор об этом счастливом событии, разумеется, так и не узнал.
Мадемуазель Белова пожала костлявыми плечиками.
— Конечно… Только Машенька слабенькая родилась, больная… Думали, не выживет.
— Выжила?
— Нет, умерла… через пять лет.
— И безутешная мать, естественно, в своем горе решила, что во всех напастях виноват беспутный Машенькин папаша, — пробурчал Дима из своего угла.
Долго ж ты молчал, родимый! И вещать-то как начал — в моем стиле.
Моль бледную, однако, сие изречение напугало. Видимо, к безмолвно сидящему стражу порядка девица более-менее привыкла — а тут он голос подал. Полное безобразие.
Настя захлопала глазками, всхлипнула жалобно. По-моему, опять играет. Дмитрий, кажется, того же мнения: хмыкнул, отвернулся к окну.
— Настя, Настя! — позвал мой возница.
Все это время он бесшумно ходил по комнате, приносил-уносил чашки, кофейник, вазочку с печеньем. У Миши призвание такое — кормить. Он называет это «хобби» — с моей легкой руки. Кроме всего прочего, шофер мой вменил себе в обязанность периодически вытряхивать окурки из пепельницы, стоявшей у меня под рукой, на журнальном столике.
«Домохозяйка и гувернантка» отмахнулась от Миши как от мухи.
— Настя, дружочек, следователю не терпится узнать, что произошло потом.
И снова — ахи, охи, «слезные» реки… Антракт. Можно спокойно выкурить очередную сигаретку.
На сей раз, однако, истерика продолжалась недолго. Да и какой смысл ее затягивать: Миша больше не суетится с водой и уговорами, устал…
— Так что там дальше?
Моль затихла. Пошмыгала носом. Наконец продолжила:
— Детей Таня больше не могла иметь, муж ее бросил…
Значит, мужа нет. Не выдержал, бедный человек.
— …И осталась наша Танечка совсем одна… Ну, пить начала. Сначала понемногу, потом…
Значит, сначала помногу.
— Сошлись как-то с Голубковым — не знаю даже, как. Он ее совсем споил.
Хорошо сказала: «совсем споил».
— Ну, потом узнала, что Виктор здоров, счастлив, женился удачно…
Не без вашей, надо думать, помощи, сударыня, до мадам Тимошенко дошла сия информация.
— Потом у Баргомистровых появились дочки-близняшки…
Настя неторопливо, с длительными перерывами вела свое повествование к логическому завершению, а у меня в голове вертелось одно, совсем не деловое: ай да покойничек! Везде успел «поработать», на всех «фронтах», царствие ему небесное, грешнику.
— И что же ваша сестра?
Театральный вздох.
— Они ведь соседи — Голубков с Витей…
— Я уже догадалась.
— Ну вот. Таня быстро узнала, кто за стенкой живет. С Голубковым-то часто пили… И денег он при ней ходил занимать.
— К Баргомистрову?
— Вообще — по соседям… Он во всем виноват! — неожиданно вспылила моль. — Он, Васька. Вот и пусть теперь за Таньку сидит. Он ее споил — пусть он и отвечает.
— Сударыня, это не наше с вами дело — вместо кого или за что арестовали Василия Семеновича. Нас — а особенно доблестную милицию в лице Дмитрия Дмитриевича, — я кивнула в сторону стража порядка, — в данный момент интересует ваша возлюбленная сестрица.
Дим Димыч в углу приложил к груди пятерню и с достоинством поклонился.
— Вы рассказали почти все, Настенька, — продолжила я. — Осталось самое главное: кому помешал несчастный Витя Баргомистров? Чего ради испачкали в крови прекрасный старинный подсвечник?
— Ну… — протянула моль свое обычное. — Ну, Таня — она…
— Я помогу, — вставил Дима «нежный» глас в наше «грубое» женское щебетание.
Белова вздрогнула.
«Моя милиция» молодец: сидит-сидит в темном углу безмолвным монументом; только к этому памятнику привыкнешь — а он как рявкнет! «Страшно — аж жуть!»
— Дама задумала страшное…
За окном — давно уже ночь; про свет мы почему-то не вспомнили, и Димин вывод в темной комнате прозвучал жутковато. Даже мне стало не по себе.
— Ты считаешь, это преднамеренное убийство? — громко, чтобы разрядить обстановку, спросила я.
— Думаю, да, — буркнул страж порядка.
Правильно поет Юрий Антонов: «Берегитесь женщин, женщин берегитесь!» Женщина — такой зверь… непредсказуемый — она на все способна. А обиженная женщина — тем более. Что ей стоит стукнуть неверного любовника по голове антикварным канделябром! Минимум усилий и минимум затраченного времени. Леди даже перчатки кожаные не забыла надеть, чтоб отпечатков пальцев не оставить.
Непонятно только, почему мужчина не сопротивлялся…
— Нет-нет! — торопливо возразила моль бледная. — Совсем не преднамеренное! Это случайно вышло.
— А вы откуда знаете? — строго осведомился невидимый Дима.
Что-то ты, радость моя, разговорился.
— Я знаю, Таня говорила… Я расскажу…
Угадайте, что последовало далее, любезные господа? Слезы, хлюпанье носом и тяжкие вздохи. Можно расслабиться (не выйдет) и передохнуть. Где мои сигареты — разве найдешь в темноте? Все время были под рукой…
…Успокоившись, Настя заговорила без приглашения — сразу наконец-то и без предисловий, на удивление твердым голосом:
— Тринадцатого Таня приходила к Голубкову. Утром он занял у Виктора денег; ну, выпили, добавили… Весь день сидели.
Ничего себе!
— Потом Васька уснул, а Таня собралась домой: не караулить же его, пьяного… Оделась…
— …надела перчатки, — дополнила я.
— Да. Оделась, приоткрыла дверь… я так подробно — потому что сестра рассказывала…
Таня приоткрыла дверь и увидела Ксеню — та к ней спиной стояла, ждала, когда Виктор ей откроет. Ну, Витя впустил ее…
— Ксению Вадимовну, — уточнил Дима со своего места в темном углу.
— Ну да. Но вы примите во внимание: Таня — она же… она с утра с Васькой…
— Простите, перебью вас, Настя. При чем здесь Королева?
— Ну как же, Ксеня пришла к Виктору, — затараторила моль (бледная или нет — в темноте не видно), — сестра их увидела; она была не совсем в себе… то есть совсем не в себе… то есть не очень трезвая… Ну и, знаете, вспомнилось всякое…
Допустим. Значит, товарищ Баргомистров пал жертвой «воспоминаний». Интересно.
— Честно говоря, я думал, что план отмщения был разработан до мельчайших деталей, — заявил «страж-невидимка».
— Нет-нет, не было никакого плана. Таня говорила, что ей просто захотелось рассказать Вите про свою жизнь… Они так давно не виделись…
Ах, как печально.
Отчего-то «про жизнь» тянет рассказывать исключительно на пьяную голову.
— И что же дальше?
— Таня стояла за дверью. Голубков спал и ничего не слышал. Он ни в чем не виноват, конечно, но пусть лучше его осудят, чем мою сестру.
Ну разумеется! Сестру-то жалко, а беспризорного алкоголика Ваську — нет.
Кстати, а почему вездесущая Анастасия Игнатьевна ни словом не обмолвилась о визитах странной дамы к мистеру Голубкову? Тем более что теперь о «пропитой» супруге распространялась довольно долго. Впрочем, я про родственников Василия Семеновича спрашивала — о них мне и дали полный ответ.
Ладно, теперь это уже неважно.
— Итак, Татьяна Тимошенко терпеливо ждала, когда же наконец госпожа Королева соизволит покинуть гостеприимный дом Баргомистровых.
— Было слышно, как Ксеня и Виктор опять выясняли отношения, — продолжала мадемуазель Белова. — Таня говорила — это ее совсем не интересовало…
— И тем не менее она продолжала стоять и слушать. Вместо того чтобы спокойно отправиться домой и последовать примеру Голубкова: лечь спать.
— Потом сестра увидела, что Ксеня вся в слезах…
А может, их и не было, слезок, — сплошные домыслы.
— …выбежала из квартиры Баргомистровых…
То есть наконец-то убралась с глаз долой.
— …Ну и вошла.
Стоп! Неправда, милая леди.
— Помнится, Ксения Вадимовна говорила, что она, уходя, хлопнула дверью.
«Домохозяйка и гувернантка» покачала головой.
— Нет. Замок был на предохранителе.
— Ну хорошо. Пусть так. Ваша сестра вошла — и?..
— Таня говорила потом, что Баргомистров был зол как черт.
А Королева утверждала: как собака.
— Ну, удивился, конечно, откуда взялась бывшая жена. Но ведь Таня к нему — со всей душой!..
И с пьяными слезами.
— Сестра стала рассказывать, как сложилась ее жизнь… вернее, совсем не сложилась… Про дочку сказала. Он рассердился еще больше: почему не сообщила о ее рождении… В общем, разговора не получилось.
Было б удивительно, если бы случилось обратное.
— Таня, в конце концов, тоже разозлилась и перестала себя контролировать…
Ах, она, оказывается, до сих пор контролировала себя!
— …ну и не удержалась.
— Пристукнула бывшего любовника подсвечником, — уточнил Дима.
Страж порядка вечно вклинивался в разговор, когда меньше всего этого ожидаешь.
— Нет, друг мой, только обвинила во всех смертных грехах, — возразила я моей милиции.
— Да, — подтвердила моль.
— Что — да? — одновременно спросили мы с Димой.
— Таня заявила, что во всех ее несчастьях виноват Виктор, что он сломал ей жизнь… ну и все такое. Но сестра же, сами понимаете, была… это самое…
— Понимаем, — успокоила я.
— Баргомистров сказал: «Иди домой, проспись, после поговорим». Или что-то в этом роде. И — Таня рассказывала — отвернулся, встал к ней спиной. Ну, сестра и…
— На этот раз пристукнула, — удовлетворенно произнес Дима.
— Виктор, конечно, не ожидал удара…
Почему, интересно? Может, специально маковку подставил? Скажете же вы иной раз, сударыня!..
— В общем, муж Маргариты Вадимовны скончался на месте, и ваша сестра мгновенно протрезвела…
— Не совсем…
— Правильно. Иначе избавилась бы от канделябра. Кстати, Голубкову велено было нацарапать в «добровольном признании», что он сей компрометирующий предмет утопил. Почему же эта мысль не посетила Татьяну? Уж если она пришла в голову майору Смолину…
— Кому?
— Да есть такой… «обвинитель».
— Таня, полегче, пожалуйста, — подал голос Дима.
А я и забыла совсем, что Анатолий Алексевич есть непосредственное (ничего подобного — очень даже «посредственное») начальство «моей милиции».
— Извини, Димочка. Не знала, что на святое замахнулась. — И, не давая стражу порядка времени для ответа, обратилась к мольке: — Итак, Настя, — мы отвлеклись, — почему же подсвечник не оказался в Волге?
В углу обиженно засопели и затихли.
— Не удалось, — объяснила мадемуазель Белова. — На набережной было много народу.
В другом же месте избавиться от орудия убийства сумасшедшей даме даже в голову не пришло.
— Настенька, неужели у нас во всем Тарасове только один водоем?
— Таня была не в том состоянии… Вот вам… приходилось когда-нибудь лишать человека жизни?
Хм… Девица перешла в наступление. Молодец!
Ну, предположим.
Ответа, впрочем, ей не требовалось. Моль продолжила:
— Много вы при этом рассуждали?
Не особенно.
— И неужели никогда после убийства не испытывали растерянности?
Милая моя, за кого ты меня принимаешь? По-твоему, я убиваю людей пачками? Конечно, только тем и занимаюсь… в свободное время.
«Димка-невидимка» хмыкнул.
— Хорошо, сударыня. Убедили… Ну-с, принесли канделябр домой, помыли, почистили, спрятали…
— Чистила я, — поправила Настя. — Потом, через несколько дней. Таня совсем помешалась… Не знала, что делать.
— А вы знали?
— И я не знала. Но нужно же было хоть что-то… хоть как-то…
— Ладно. А к себе вы зачем принесли эту штуковину?
— Подсвечник? От греха подальше.
Хороший ответ.
— И не боялись?
— Боялась, — честно сказала «домохозяйка и гувернантка». — Но сестра же…
Добрая ты душа.
— И что же, так и собирались хранить сей ценный предмет среди кастрюль?
— Так и собиралась…
Белова всхлипнула.
…Где мои сигареты?
Назад: 16 часов 44 минуты
Дальше: 21 апреля, 5 часов 30 минут