19 часов 12 минут
— Витя! Виктор! Ты дома?
Женщина сбросила туфли, тут же — у двери — оставила сумочку.
— Ну перестань, я же знаю, ты дома. Что, в молчанку играть собрался?..
Она застыла на пороге комнаты: муж страшно, неподвижно лежал на полу; голова — в луже крови… Ей показалось: крови так много… весь пол залит… и стены, предметы мебели — все быстрее, быстрее, быстрее — закружились в странном хороводе…
Женщина не слышала собственного крика; не помнила, как выбежала на лестничную площадку.
…Теперь вокруг были лица — знакомые и чужие — участливые, любопытные, испуганные… Но перед глазами стояло одно — мертвая голова и алая, липкая кровь…
Женщина забилась в истерике.
Кто-то побежал за водой, кто-то догадался вызвать милицию.
Люди в форме с погонами и в штатском приехали неожиданно быстро. И так же быстро установили относительную тишину.
— Товарищи, товарищи, попрошу не толпиться! Всем разойтись! Что вам здесь — представление? Кто хозяин квартиры?
— Хозяйка… вот она… не в себе она…
— Вы хозяйка? Ваше имя, гражданочка?
— Я знаю, я тут в соседней квартире живу. Соседка я, Настасья Игнатьевна, а это Маргарита, жена убитого. Надо же — страсти-то какие! Всего пару часов назад мужик живой был: ругались они. Как поругались, она и убежала. Что ж это выходит — она пришибла его и потом сбежала? А сейчас — вроде как ни при чем? Ой, батюшки!
— Вы видели, как гражданочка…
— Баргомистрова она, Маргарита.
— Как гражданочка Бургомистрова…
— Да не «Бур», а «Бар» она!
— Не перебивай ты, Настасья! Не видишь — люди на работе, им дело знать надо, суть самую.
— Вы видели, как гражданочка Баргомистрова выбежала из квартиры после ссоры с мужем?
— Нет, видеть не видала, но слыхала — все. И как ругались слыхала: «Не любишь ты меня!» — кричит и как дверью своей хлопнет!
— А вы тоже сосед?
— Да, я муж Настасьи, Никанор Иванович. Только я не видел ничего. И не слышал. Я телевизор смотрел, там ерунда какая-то шла. А Настасье вечно больше других надо, сует свой нос…
— На каком же основании вы утверждаете, что именно гражданка Баргомистрова…
— …Как ты говоришь? Баргомистрова Маргарита Вадимовна? Так и запишем…
— …по вашему выражению, «пришибла» своего мужа?
— Дак кому ж еще-то? Парень он тихий, мирный…
— Не болтай чего не следует, Настасья!
— …Вот так и выходит: жил-жил человек…
— Да, смерть-то она, матушка…
— Страшная смерть.
— Разойдитесь, граждане, разойдитесь!
— …не трогал никого; с женой вот только ругался… но и ее ни разу пальцем не тронул: я бы услыхала. Дочки у них, близняшки…
— В котором часу произошла ссора?
— А что здесь случилось?
— Да мужика зарезали.
— Не… стулом прибили. На спине еще ссадина осталась.
— А вы видали?
— Говорят…
— Мало ли, что люди скажут. Народ — он ведь какой — только бы языки почесать.
— И не зарезали, и не стулом — пристрелили товарища. Как собаку.
— За что?
— В нашей стране ни за что не убивают — не Америке вашей чета.
— Ну, у нас в стране, знаете ли…
— …Да, дочки у них… У деда с бабкой гостят. Сама мне говорила: отвезла, говорит. Я спрашиваю: мол, что девчонок-то не видать? Они бегали тут все. К родителям, говорит, отвезла…
— «Говорят»… Мало ли, чего тебе наплетут… А ты и веришь всему… Ишь, верующий какой.
— Нет, он и мухи не обидит. Щедрый был, в долг часто давал. Сосед вот, Голубков, и по сей день ему много должен.
— Сосед, говорите? Витя, позвони соседу.
— Да он спит небось. Разве добудишься? Напился и спит…
…Шум, шум, шум… И кровь. Родное мертвое лицо… И эти — живые… чужие… страшные… Говорят — о чем можно говорить?.. Поздно уже говорить: он ничего не услышит… Витя… Витя!
— Витя-а!
— Тихо, тихо. Не надо, миленькая.
— Пустите меня, пустите!.. Витя!.. Кто вы такие все здесь?.. Витя!..
— Вы, товарищ милиционер, не трогайте ее сейчас. Видите: не в себе бабенка, умом тронулась.
— Попрошу без разговоров.
— Отцу ее позвонили. Большая вроде шишка — отец-то…
…Забыться, забыться… Лица не видеть…
— Рита, дочка!
— Папа? Вити нет, папа… папа…
…Взволнованный голос отца утонул в море других голосов.
Маргарита потеряла сознание.