Глава 13
В четверть четвертого моя «девятка» и я уже заступили на боевое дежурство через улицу от тринадцатой поликлиники. Согласно агентурным данным, Милочка Прохорова все еще находилась в здании, никуда не отлучалась. Будем надеяться, ее планы не изменились и встреча состоится.
В три пятьдесят две — я уже начала волноваться — в дверях лечебного учреждения показалась заочно знакомая темненькая каракулевая шубка и направилась в сторону улицы Рабочей. На углу, возле газетного киоска, остановилась и сделала вид, что изучает что-то за стеклом витрины. Я тут же нырнула в образовавшийся у края тротуара просвет между стареньким «жигуленком» и каким-то кирпичного цвета «мерсом» и наклонила голову. Впрочем, женщина, сидевшая за рулем моей машины, мало напоминала ту, которая несколько часов назад беседовала в поликлинике с медсестрой. Сколько раз за последние дни мне приходилось менять внешность, в какие образины превращаться — уже не припомню…
Не заметив ничего подозрительного, шубка двинулась по Рабочей, прошла квартал, изредка оглядываясь, и опять свернула за угол — в ту же сторону, откуда только что пришла! «Девятка» следовала за шубкой на безопасном расстоянии, хотя маршрут казался водителю несколько странным.
В шестнадцать ноль-ноль Милочка Прохорова остановилась на углу Мичурина и Горького, еще около одного киоска. И тотчас же метрах в десяти от нее из плотных рядов машин, припаркованных по обе стороны улицы, вывернула темно-синяя «Лада» с затемненными стеклами, подъехала к перекрестку и посигналила подфарниками. Каракулевая шубка скользнула на переднее сиденье, рядом с водителем, и через несколько мгновений машина мягко прошуршала мимо меня.
Разумеется, я не видела человека, сидевшего за рулем. Если б даже не темные стекла, и то разглядеть его — при затрудненных условиях наблюдения и в быстро густеющих сумерках — было бы делом не простым. Но номер машины я рассмотрела прекрасно, и это главное.
А теперь попробуем поиграть с этим «Муриком» в «кошки-мышки». Только догоняющей кошкой сейчас буду я! Выждав, пока «Лада» отдалится от меня метров на сто, я быстро вырулила из неподвижной череды «железных коней» и набрала скорость.
Темная машина быстро двигалась по направлению к центру города, пока не всосалась в плотный автомобильный поток на улице Чапаева. Не так давно где-то в этих местах я, чертыхаясь, преследовала Веронику Дубровину, забравшуюся в автобус. Что-то мне предстоит узнать в конце этой «гонки ползком»?..
Примерно полчаса «Лада» колесила по центральным улицам, нигде не останавливаясь и больше никого не подбирая. А я, стараясь не потерять свой «объект», мечтала о том, что было бы, если б «по щучьему велению» в пятнадцать тридцать я сподобилась бы прокатиться с этим «Муриком» в его тачке и оставить где-нибудь в укромном местечке «жучок».
Но моего «жучка» в машине не было, увы, и мне оставалось только гадать, о чем они там болтают. Пока без десяти пять водитель не высадил наконец «каракулевую шубку» на троллейбусной остановке. А сам — свернул на тихую Вольскую с односторонним движением и рванул, насколько позволяли светофоры. Похоже, теперь этот парень остановится не скоро.
Ну, а я не собиралась от него отставать. Так как «Лада» явно держала путь в Заводской район, мои шансы остаться незасеченной были довольно высоки: эта магистраль, связывающая центр с окраиной, забита транспортом до самого позднего вечера. Да и я не вчера родилась: знаю правила игры.
Немного не доезжая авиазавода, около кинотеатра «Транс» (по-моему, уже давно — бывшего), машина — теперь совсем черная в наступившей темноте — свернула направо, в узкую, но, как ни странно, освещенную улочку. Я со всей возможной осторожностью двинулась следом. Не стану врать, что в этот момент я обо всем догадалась, — нет. Но все же смутное предчувствие шевельнулось именно тогда, когда на обшарпанной стенке ближайшего дома я с трудом прочитала название улицы: Производственная. Я никогда не бывала в офисе ТОО «Гюльчатай», но адресок-то знала прекрасно!
И почти одновременно с посетившей меня догадкой темная «Лада» далеко впереди — теперь-то я не боялась ее потерять, на этой улице мы были одни — остановилась у освещенного подъезда какой-то конторы на первом этаже жилого пятиэтажного дома. На крылечке дымили сигаретами несколько парней — в камуфляже и в штатском.
Я резво свернула в проезд между домами на противоположной стороне — так, что почти совсем исчезла из поля зрения тех ребятишек. Быстро погасила все огни и выхватила из бардачка бинокль ночного видения.
И вовремя! В самый раз, чтобы увидеть, как Джафаров Теймури Джафарович, в куртке нараспашку, вышел из машины. Запер ее, бросил ключи одному из ребят на крыльце, перекинулся с ними парой словечек — и исчез за обитой железом дверью «Гюль».
Все еще соблюдая меры предосторожности, я покинула свою позицию и взяла обратный курс — к центру Тарасова, над которым в морозном воздухе висело огромное облако света тысяч золотых и всяких прочих огней. Зеркальце над лобовым стеклом отразило мой усталый, но торжествующий взгляд и сардоническую ухмылку.
Вот, значит, чья личность скрывается под кошачьим именем! Теймури — он же Тимурчик — он же Мурик… Ловко! Я, конечно, немало бита совпадениями, но двух совпадений с одним и тем же персонажем быть просто не может. Это уже против всякой теории вероятности!
Сдается мне, что этот тип заставил служить себе одновременно двух баб — и не только в постели. Заделался подельником сразу двух сообщниц! Да он просто ненормальный, этот парень… В один и тот же день совершить два преступления, и оба — чужими руками! По крайней мере, на две трети…
«А не кажется тебе, что это невероятно? Смотри, Таня дорогая, не ошибись во второй раз!» — завело свою привычную песенку «альтер эго».
«Закройся, ты, зануда! — гаркнуло первое „я“. — Невероятно? Да хоть сто порций невероятности, не спорю! Но будь я проклята, если это не так!»
* * *
А вот дальше случилось и в самом деле невероятное: я не смогла разыскать Папазяна. И это — при наличии мобильного телефона, который я считала надежнейшим средством связи! Он не откликался на мои настойчивые вызовы ни вечером, ни даже глубокой ночью. Впрочем, глубокой ночью я на это и не рассчитывала: в это время суток Кобелянчик, если он не на службе, откликается лишь на вполне определенные импульсы. Не отозвался Гарик и утром, а ведь я специально продрала глаза ни свет ни заря — в половине девятого! — чтобы до него дозвониться.
Если бы в отделе уголовного розыска не было городского телефона, я бы, пожалуй, начала волноваться всерьез. Там мне, по крайней мере, отвечали, что капитан Папазян «на выезде» и неизвестно когда будет. Значит, жив, курилка. И на том спасибо! Наконец, совершенно случайно нарвавшись на знакомого опера, я получила приемлемое объяснение моих телефонных страданий: оказывается, мобильник Папазяна просто сломался. Могу себе представить, как он там ликует без этой «хреновины»! Ну, хотя бы сам звякнул. Может, меня тут уже грохнули «клиенты», как беднягу Манукяна…
А ведь оставаться без помощи родной милиции на самом последнем этапе расследования не входило в мои планы. У меня все было готово, чтобы преподнести Гарику и компании на блюдечке с голубой каемкой: парочка славных убийств с подозреваемыми, их сообщниками, трупами — правда, уже похороненными — и железными мотивами. Вернее, не железными, а брильянтовыми — так будет вернее. Второе «я» могло на это возразить, что у меня нет ни единого доказательства — одна голая версия. А я сказала бы: еще чего не хватало — снабжать ментов доказательствами! Пусть скажут спасибо, что отдаю им свою версию: хотите — «одевайте» в доказательства, хотите — так пользуйтесь. Тем более что с их возможностями получить улики и признания что в одном, что в другом деле — раз плюнуть: стоит только запустить ментовскую машину.
Я пыталась убедить себя, что милиции эти мои преступления сейчас нужнее, чем мне самой, что «мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Свой долг перед Андреем Рубиньшем и его кошельком я выполнила полностью: то, что он не убивал и не грабил свою бабушку, — очевидно. Хотя бы потому, что очевидно, кто именно это сделал. Джафаров — псих, придурок, раз пошел на такое. Его чуть-чуть прижать, и он расколется, отдаст и деньги Туза, и брошку бабули Прониной. Расскажет, как «квартирная хозяйка» проболталась ему в постели про то, что у старушки в ящичке комода спрятано. Как узнал, что по счастливой случайности эту самую старушку опекает еще одна из его бесчисленных любовниц, и склонил ее на преступление. И как в тот субботний вечер двадцать третьего января отправил Люду Прохорову в шубе и шапке своей сожительницы Риммы убивать беззащитную бабулю. Не придумали ничего лучше, дилетанты, бездарные, беспринципные идиоты!
Я уже не говорю про Ирку Гаджиеву и эту его вторую, белокурую убийцу Милочку. Признается и она, никуда не денется! Расскажет, что она вколола несчастной Варваре Петровне вместо кокарбоксилазы. Ну конечно: кого еще могла одинокая, затравленная соседями бабка впустить в свою квартиру поздно вечером? Только близкого, хорошо знакомого человека, которого она смогла бы узнать по голосу! И участковая медсестра, которая ходит по домам делать уколы, разумеется, входит в круг таких людей. Это же ясно, как белый день! Работая на участке недавно, Прохорова не могла ничего знать о своеобразном «хобби» соседей из пятидесятой квартиры — иначе она, конечно, проявила бы больше осторожности.
Словом, я убеждала себя, что дело сделано и что я могу с чистой совестью забыть о нем до тех пор, пока мой «старший коллега» с Московской не позвонит мне сам или хотя бы не соизволит починить свой мобильный телефон. И моя детективная сущность на пару с женским началом уже готовы были праздновать победу, но… Проклятущее «альтер эго» так затравило меня своими бесконечными моралями, так доняло сказками про чувство долга и социальную ответственность, что я, кажется, совсем разучилась бездумно откликаться на зов простых радостей жизни. Мысли против моей воли все время возвращались к тому, что вчера Джафаров получил от Милочки информацию, которая может заставить его действовать быстрее и решительнее. И эта информация — я сама! Если он не полный кретин, он обязательно сопоставит частного сыщика Таню Иванову с инспектором пожарного надзора Тамарой Николаевной, побывавшей у него дома. А сопоставив, испугается еще больше. Может быть, даже найдет «жучок» под кроватью. А тут еще эта дурочка Ирка может наломать дров, я не очень-то верю, что ей удастся долго держать себя в руках…
Нет, Таня дорогая: выходит, отдыхать да праздновать тебе рановато. Нету Гарика — и черт с ним! Придется самой наведаться в это логово на улице Полевой. Бог не выдаст — Джафаров не съест. В конце концов, он сам мечтал о встрече со мной еще разок, так зачем же отказывать человеку!
К тому же… К тому же очень хочется увидеть знаменитый «Поцелуй розы» — фамильную драгоценность Галицких. А другого случая может не представиться!
* * *
Было около половины третьего, когда, миновав длинную дорожку, ведущую от калитки, я нажала кнопку звонка на крылечке гаджиевского дома. Но ответом мне стал только мелодичный отголосок трели внутри. Я повторила эту процедуру еще несколько раз, но все с тем же результатом. Дома никого не было.
Это меня не смутило, хотя я рассчитывала на присутствие Ирки Гаджиевой. Где черти носят эту козу? Давно пора бы ей явиться из школы… Я хотела предложить ей одно дельце, которое в дальнейшем можно было бы квалифицировать как помощь следствию, но увы! Ладно, постараюсь обойтись сама.
Что касается «хазарского хана», то его появления можно было не опасаться в ближайшие часов шесть. Мне не составило труда выяснить, что сегодня он стережет свою «купи-продайку» с восьми утра до восьми вечера. Надо бы до тех пор добиться какой-никакой конкретики с бабушкиной брошкой и крадеными долларами. Возможно, придется позже привлечь к поискам и Римму Евгеньевну — если, конечно, она не будет возражать.
Жильцы соседних домов могли видеть, как молодая женщина в богатой шубе, не добившись толку от дома номер тринадцать, села в свою «девятку» и уехала восвояси. Но когда примерно минут через двадцать с противоположной стороны усадьбы через кошачий лаз в прохудившемся заборе проник некто непонятный в одеянии, напоминающем усовершенствованный маскировочный халат, — видеть этого не мог никто. Я загодя проверила все подходы и подъезды к этой берлоге и убедилась, что в узенький и кривой переулок без названия, благодаря прихоти «генерального застройщика» Комсомольского поселка, выходят одни глухие заборы и такие же глухие, безоконные стенки сараев и курятников. Поэтому случайного соседского любопытства я могла почти не опасаться.
С тех пор, как тайна хазарского хана Тимурчика перестала быть для меня тайной, я много раз задавала себе сакраментальный вопрос: куда он спрятал награбленное? То, что он не доверил Людочке Прохоровой хранить «Поцелуй розы», не вызывало у меня сомнений. Такой хитрый, наглый, самоуверенный, но, в сущности, слабохарактерный и примитивный негодяй не доверяет никому. Я больше чем уверена, что он собирается «сделать ноги» и оставить всех своих «сладких девочек» с носом и с разбитыми надеждами. Непредвиденная задержка вышла только из-за неудачи со скупщиком краденого, которого раскололи ребята с Московской. Но Джафаров наверняка не сидит сложа руки, ищет новые ходы-выходы. И в любой момент, при малейшей опасности готов исчезнуть со всем своим добром. Так неужели же он станет держать его, скажем, в своем офисе или отнесет к какому-нибудь дружку или подружке? Да ни в жизнь!
Значит, деньги и брильянты здесь — на улице Полевой. Но где? Наверняка в таком месте, где их не смогут найти бабы. Или, по крайней мере, там, где, как думает Джафаров, они не смогут найти… Я попыталась представить себя на месте восточного мерзавца и стала соображать. За стенку кухонного шкафа? Под половицу на веранде? Под матрац кровати или в кадку с бегонией?.. Мура собачья: проследят, найдут, выкрадут. Дом — это бабское царство, в нем хозяйничают они, им здесь знаком каждый закоулок, и нет никакой гарантии, что кто-нибудь, мать или дочь, не залезет в твое отсутствие в тайник — хотя бы по глупой случайности. К тому же местечко должно быть такое, чтоб в любую минуту дня или ночи туда можно было забраться незаметно, не привлекая внимания…
Есть в усадьбе такое место? Думаю, есть: те самые надворные постройки, которые Джафаров не хотел мне показывать. Точнее — деревянный сарай с погребом, небольшой, но добротный, и примыкающий к нему курятник. Там зимой холодно, там банки, ведра с картошкой и капустные кочаны, которые надо таскать из погреба. Там, наконец, мыши! Пойдет женщина в такое место без крайней нужды? Да нет, конечно!
Я бросила последний осторожный взгляд на дом, который по-прежнему не проявлял никаких признаков жизни, и, припав к стенке сарая, тихонько двинулась вдоль нее к двери.
С амбарным замком я провозилась не больше двух минут. Это, конечно, не работа для взломщика, но все равно я амбарные замки не люблю: после того, как ты оказался внутри, нет никакой возможности сделать вид, что «все так и было». Что ж, будем надеяться на лучшее.
Внутри — как обычно в сараях — запах пыли, мышей и старья; полки, заставленные какой-то дребеденью — которая скорее всего никогда больше не понадобится в хозяйстве, мотки старых веревок и вожжей на крюках, бесконечные ящики и коробки, бесформенная куча садово-огородного инвентаря в углу — с засохшими комьями земли… Ох, до чего же ясно говорил этот безмолвный запущенный сарай, что в доме нет настоящего мужика, хозяина! Если бы только Джафарову было нужно все это: семья, домашний уют, достаток, ласка женщины, согласной стать ему доброй женой… Ведь это само плыло к нему в руки! Но нет: подонок и извращенец, он пришел в этот дом, чтобы разрушить в нем уют и покой.
Одолеваемая такими черными мыслями, я обследовала содержимое сарая пядь за пядью, по ящичку, по коробочке. И не забывала поглядывать в сторону хозяйского дома через крохотное мутное окошко. Но там по-прежнему было тихо и безлюдно. Ирка все еще не появлялась. Неужели опять ушла в загул?! Не оставляла я и попытки дозвониться Папазяну по своему мобильнику, но и тот, по-видимому, «загулял» крепко.
Когда я убедилась, что в самом сарае ничего нет, дневной свет уже почти не проникал сквозь грязное стеклышко. Я взглянула на часы: ого, уже четыре! Скоро совсем стемнеет… Хорошо, что в погреб проведено электричество: под землей можно и свет включить, большого убытку не будет.
Перед тем, как нырнуть в темную сырую пасть погреба, я в последний раз присмотрелась и прислушалась к происходящему во дворе. Но там, похоже, вообще ничего не происходило. Только за стенкой сонно квохтали куры. Хорошо бы, конечно, и у вас порыться, голубушки, только ведь разоретесь на всю округу… Ладно, оставлю вас на потом.
В просторном погребе порядку было чуть побольше, чем наверху: может быть, потому, что забит он был в основном плодами женских трудов. В другое время я бы вдосталь поглазела на банки с румяными помидорами и крохотными огурчиками в пупырышках, разноцветными салатами, компотами и вареньями: искусство домашнего консервирования — которым я не владею ни в малейшей степени — всегда повергает меня в состояние почти что экстаза. Но сейчас мне было не до этого плодово-ягодного войска, выстроенного на полках, как на параде. Тем более что в уголочке, рядом с кучей картошки, под тряпьем, которым ее укрывали от морозов, я довольно быстро обнаружила маленький участок свежевскопанной и тщательно утрамбованной земли.
С азартом заправского кладоискателя я принялась орудовать саперной лопаткой, которую предусмотрительно прихватила сверху. И вскоре мое орудие отчетливо звякнуло обо что-то металлическое и явно полое внутри. Сердце забилось учащенно, я отбросила лопатку и, встав на колени, принялась обеими руками разгребать землю с крышки большой круглой коробки из-под печенья. Я уже отлично видела ее в ямке под землей, но достать пока не могла. Еще немножко, ну…
И в эту минуту над моей головой раздалось отвратительное хихиканье! Сначала в голове пронеслась запоздалая мысль, что сильное увлечение — вовсе не причина забывать об осторожности, и только потом я ее подняла. Чтобы увидеть в квадратном проеме погреба гнусную харю Теймури Джафарова. Он улыбался. Но это бы еще ничего, хуже было другое: на переднем плане маячило темное дуло пистолета Макарова.
— Какая встреча, Тамара Николаевна! Виноват: Танечка. Танечка Иванова — кажется, так вас зовут по-настоящему? Я же вас предупреждал, что все равно узнаю ваше имя, хи-хи-хи!
— Привет, Джафаров, — я тоже заставила себя ухмыльнуться. — Я обещала, что мы еще встретимся. Вот шла мимо, решила забежать…
— Отлично! Только как-то странно у нас получается, согласитесь: хозяев дома нету, а вы в чужом погребе… Ай-яй-яй, Танечка! Это, знаете, как называется? Это воровство называется, дорогая!
— Так, может быть, милицию вызовете? Я не буду возражать. — Я подарила прохвосту еще более милую улыбку.
Шутка понравилась, Джафаров расхохотался.
— А вы, я вижу, большая шутница, Танечка-Тамарочка! Ладно, вылезайте, тут поглядим, продолжать наши шутки или поговорить серьезно. А коробочку-то оставьте, оставьте. Не вы ее туда положили, не вам и брать.
— Ах, Джафаров, чья бы корова мычала, а твоя бы молчала… — со вздохом ответствовала я, поднимаясь по ступенькам лестницы.
Как только моя голова показалась над уровнем пола, я поняла, что дела мои обстоят гораздо хуже, чем я думала. За спиной Джафарова, который отступил от погреба, маячили еще два темных силуэта — ближе к двери. И оба незнакомых мне типа тоже были не с пустыми руками.
— Тьфу ты… — сплюнул тот, что повыше, с облегчением опуская пушку. — Баба! Я уж думал, ты нас к мусорам привел, корешок! Что будем с ней делать, однако? Договор был на цацки, но не на бабу, Джафар!
— Договор был, что все проблемы, связанные с цацками, — ваши. Я предупреждал Рябого, что вокруг моей хаты вьется одна любительница приключений, — «хазарский хан» бросил на меня взгляд, полный иронии. — Но он сказал, что это дело плевое. Так что гоните бабки — половину, как договаривались, — и я умываю руки.
— Что скажешь, Буба? — высокий крутнул головой и дулом в сторону коренастого коротышки в черном пальто до пят.
— Что скажу?..
Буба демонстративно спрятал свой пистолет под мышку, вооружился вместо этого пачкой курева, щелчком вышиб сигарету и картинно прикурил, зашвырнув спичку в угол. Выпуская облачко дыма, он смерил меня многозначительным взглядом и начал приближаться мелкими шажками.
— А я скажу тебе, Топор, что такую классную бабу грешно замочить, не попользовавшись. Верно я говорю, детка?
Выглядел он настолько уморительно и при этом так раздувался от сознания собственной неотразимости, что в другое время я покатилась бы со смеху. Но сейчас было явно не то время!
— Гляди, пупок надорвешь, прыщ! — прошипела я.
— Топор, она мне грубит! — Буба обиженно поджал слюнявые губы и обернулся к приятелю за поддержкой. — Топор, я не могу этого так оставить!
— Хватит! — рявкнул Топор. — Мы сюда не с бабой тешиться пришли, ты!
И распорядился:
— Ладно, гони цацки, Джафар. Я ее на мушке подержу, не дрейфь. А ты, Буба, готовь бабки.
— Давно бы так. Только без шуток, Топор, а то я шутить тоже умею.
— Да пошел ты!.. — высокий пятиэтажно выругался. — Только мне и дела, что тебя, фраера поганого, мочить.
Джафаров, не опуская пистолета, медленно отступил к погребу и стал спускаться по ступенькам. Видно было, что его обуревают сомнения, но вряд ли причиной их была я одна…
Только Буба между тем явно не оставлял надежды со мной поквитаться — тем или иным способом. Не обращая внимания на окрики Топора, размахивавшего пушкой, он продолжал медленно, но верно приближаться ко мне. Чтобы его подзадорить, я приняла вид затравленного зверька и отступила на несколько шагов.
— Ну что, детка, поиграем напоследок? А то времени мало…
— Гораздо меньше, чем ты думаешь, козел!
Еще не закончив этой гневной отповеди, я вырубила игривого Бубу хорошим двойным ударом в челюсть и солнечное сплетение, а затем — швырнула его обмякшую тушу прямо на Топора. И одновременно метнулась в сторону, уворачиваясь от выстрела, прогремевшего над головой. В следующую секунду мы со «старшим группы», визжа и пыхтя, покатились по грязному полу сарая в схватке за его пистолет. «Это конец, Таня дорогая…» — прошила мозги неутешительная мысль. Слишком разные весовые категории! Если даже в ближайшие секунды не подоспеет из подвала Джафаров, то этот боров меня просто задавит своей массой…
Но в ближайшие секунды произошло то, чего я ожидала меньше всего. Дверь сарая распахнулась от страшного удара, и вместе с клубами морозного воздуха в него ворвался крик, который мое смятенное сознание восприняло как самую сладкую, чарующую музыку:
— Милиция!!! Бросай оружие, все на пол!
Я забыла упомянуть еще об одном замечательном качестве моего друга капитана Папазяна: он всегда появляется вовремя. И вот сейчас я имела блестящую возможность убедиться в этом снова!
— Гарик, черт! Как же я тебя люб…
Но он не услышал моего запоздалого объяснения. Рукоятка пистолета, которую проклятый Топор успел-таки приложить к моей голове, поставила преждевременную точку.
* * *
…В первые мгновения, очнувшись, я ничего не поняла. И вообще состояние такое, которое я называю «танк переехал»… И где это я, собственно говоря, нахожусь? И почему эта рыжая девчонка в мелких кудряшках ревет, уронив голову на стол?.. Ах, кажется, я ее знаю: это же Ирка Гаджиева, дочка Риммы!
Я сделала попытку обвести глазами помещение — и застонала от нестерпимой боли. Зареванная девчонка встрепенулась и подскочила ко мне, опустилась на колени перед кроватью.
— Ой, слава богу! Вы очнулись…
— Если это можно так назвать… Где я?
— У меня в комнате. Вас очень сильно ударил тот бандит… Мне сказал капитан. Велел с вами посидеть пока. Я им все рассказала, милиции. А они говорят, потом все запишем, посиди.
— Молодец, что рассказала. А где они… все?
— Кто? Б…бандиты? Там все, в столовой, в наручниках. Скоро уже увезут, сказали. И Тимурчика тоже…
Она ткнулась лицом в край постели и опять захлюпала.
— Перестань, хватит. Я тебя предупреждала… что он такой же бандит. Все живы-здоровы?
Она кивнула, не глядя на меня. Только теперь, когда у меня получилось по-настоящему открыть глаза, я обратила внимание на странное освещение комнатки: по стенам и потолку плясали словно отсветы пламени.
— Ирка… Что это?
— А-а… Это сарай наш сгорел.
— Что?!!
— Ага. Дотла! Говорят, кто-то из бандитов спичку бросил, когда их схватили. Там ведь столько хлама было… Загорелся враз, как свечка! Мы к дому подошли, а тут такое! Милиция, пожарные… Хорошо хоть, кто-то курятник успел открыть, куры разбежались. А то бы поджарились все, жалко…
В эту минуту дверь приотворилась, и на пороге появился лучший сыщик нашего времени. Видуха у него была, словно он только что вернулся из боя; собственно, так оно и было на самом деле. Физиономия Гарика Хачатуровича, закопченная и обросшая, на которой сверкали только угольки глаз, осветилась белозубой улыбкой.
— А-а, очухалась, старушка! Привет, привет. Твое счастье, что лежачих не бьют, а то бы я тебе врезал похлеще Топора! Но это еще впереди, дорогая. Ты у меня узнаешь, как соваться в пекло поперед батьки Гарика!
— Папазян, ты самый грубый, самый ужасный, самый отвратительный и самый лучший мент на свете! И ты, как всегда, прав. Но ради всего святого, как ты здесь оказался?! Ведь я не могла тебе дозвониться двое суток…
Гарик покосился на Ирку.
— Да пасли мои ребята одного бугорка средней паршивости, Колю Рябого. А тут у него нежданно-негаданно появляется твой Джафаров с клевым коммерческим предложением… Дальше — сама понимаешь.
— Гарик! — не сдержала я своего горя. — А брильянты-то — тю-тю… Испарились! В погребе они были, ты уже знаешь? Боюсь, не уцелели.
— Да уж, не повезло твоему клиенту, Таня-джан. Кстати, он тоже здесь, вместе со своей невестой. Ирина их притащила, в подмогу для решительного объяснения с Джафаровым. Только поспели к шапошному разбору…
— Постойте, да не было там никаких брильянтов, в сарае! — вклинился торжествующий голос Ирки.
— Как это не было? Что ты несешь?!
Но она уже выскочила из комнаты, оставив нас с капитаном ошарашенно переглядываться. А через две-три минуты вернулась сияющая, держа в руках бело-голубую коробку из-под печенья, которую я сегодня откопала в гаджиевском погребе. Продемонстрировала ее нам — так, как иллюзионист предлагает зрителям познакомиться с реквизитом предстоящего фокуса, — и сдернула блестящую крышку.
— Глядите!
Мне показалось, что в комнате полыхнуло северное сияние — и рассыпалось на тысячи сверкающих сосулек. Или солнце неожиданно «зашло на чай», как к лирическому герою Маяковского. Словом, мои глаза, еще не оправившиеся от удара, не вынесли такого испытания. С закрытыми глазами я услышала, как Гарик тихо и восхищенно выругался по-армянски.
— Вай-вай-вай… Но как тебе удалось, Иришка? Ведь Джафаров сказал, что коробка осталась там!
— Там осталась другая коробка. Я подменила ее вчера. После нашего разговора, — Ирка посмотрела на меня, — я много думала. И решила, что должна подстраховаться. Ну, на случай, если Тимурчик и правда такой козел, как вы говорили. Обыскала весь дом, но ничего не нашла. Зато заметила, что исчезла коробка из-под печенья, в которой он хранил разную дребедень. Я сама дала ему ее месяца три назад, а у меня осталась еще одна, точно такая же. Тогда я и подумала, что он скорее всего закопал деньги Карена где-нибудь в сарае: на улице-то везде снег!
Мы с капитаном переглянулись: голова у этой девки работала!
— Ну вот: искала-искала — и нашла коробочку, зарытую в погребе. Только оказались там совсем не деньги, а вот это. Я не знала, что и думать, перепугалась — страх! Еле дождалась сегодня и вместо школы рванула к Веронике на работу. Мне надо было кому-то все рассказать, понимаете? Ну, а Вероника, как только про эти розочки услышала, сразу побелела вся и побежала за своим другом, Андреем. Мы пытались до вас дозвониться, но что-то было со связью… В общем, не дозвонились. Оказывается, эту брошку украли у бабушки Андрея, которая умерла.
— Которую убили, — поправила я. — Этот фраер уже раскололся, капитан?
— Насчет медсестрички, Прохоровой? А то! Сразу запел, что старуху не он на тот свет отправил, козел. За ней уже поехали. Собирайся и ты, Ирина, — по-деловому добавил Папазян. — Придется съездить к нам в гости, пообщаемся. Только вот мать дождемся… Подумай пока, что ей скажешь. А неоценимая помощь следствию тебе, конечно, зачтется.
Девчонка, низко опустив голову, выскользнула из комнаты. Драгоценная коробка осталась в руках капитана. Прищурившись, я осторожно, двумя пальцами взяла «Поцелуй розы».
— Выходит, брильянты вечны, кэп? — вспомнилось название какого-то давным-давно читанного детективчика.
— Насчет вечности не скажу, старушка, а что не горят — это точно. Как и рукописи!
Неожиданно Папазянчик швырнул пустую коробку на кровать, где еще недавно лежала я, и крепко обхватил меня обеими лапами.
— Скажи-ка, Таня-джан: а что это ты там вопила, катаясь по полу в обнимку с Топором? Не хочешь повторить мне с глазу на глаз?
— Штабс-капитан, вы…
Но мне опять не удалось договорить. Правда, совсем по другой причине… Влюбленные брильянтовые розочки мягко скользнули из моих ослабевших пальцев на кровать.
Вынуждена признать: поцелуй Гарика по своей убойной силе был ничуть не слабее удара пистолетной рукояткой по голове.