Глава 1
— Стой, сука!
Я оглянулась на бегу. Метрах в двадцати увидела своих преследователей — трех человек в масках с прорезями для глаз, вооруженных помповыми ружьями.
«Уйду, — подумала я, — и не из таких переделок выпутывалась».
Расстояние между мной и преследователями не сокращалось, сзади уже стреляли и явно не в воздух. Мы мчались по пустынным улицам Тарасова. «Почему нет прохожих?» — пронеслось у меня в голове. Солнце слепило глаза. Летом в это время в центре всегда полно народа. Интуиция подсказывала мне, что из центра нужно уходить, легче затеряться в проходных дворах, город я знаю как свои пять пальцев. Свернув на Провиантскую, почувствовала опасность, потом увидела в конце улицы еще двоих, в таких же масках, вооруженных «узи». «Врете, сволочи, все равно уйду», — подумала я. Я знала: справа впереди есть дворик, через который я смогу улизнуть от этих головорезов. Те, что стояли в конце улицы, начали не спеша, в полной уверенности, что деваться мне некуда, двигаться навстречу, расстояние сокращалось, как шагреневая кожа, но спасительный двор был уже близко. И тут, что за наваждение, прямо над собой я услышала вой авиационной бомбы; две-три секунды, и мне конец. «Вот так бесславно закончится твоя, не такая уж длинная, жизнь, частная сыщица Таня Иванова», — промелькнуло в голове. Вой не прекращался, стал ближе и страшней, но уже каким-то странным, я зажмурилась, приготовившись достойно покинуть этот несовершенный мир. Вой не прекращался, но и не приближался теперь, а замер на одной ноте.
Открыв глаза, я увидела знакомый потолок и себя, лежащую на своей антикварной кровати. Зеркало вернуло мне мое реальное отражение, выводя на свет божий из сновиденческого зазеркалья. В прихожей надрывался дверной звонок, перенося меня из мира сновидений в утреннюю реальность.
Звонок заставил меня подняться. Бросила взгляд на часы — восемь. Довольно рано для визита. Интересно, кого там черти принесли. Набросила халат, прошлепала в прихожую, открыла — на пороге дивное создание, соответствующее требованиям расхожего стереотипа: 90–60—90, натуральная блондинка, идеальный овал лица, красиво очерченный рот, большие синие глаза, и только тревога, притаившаяся в них, ставила эту ундину в один ряд с простыми смертными.
— Здравствуйте, простите, вы Татьяна Иванова?
«Здрасьте, здрасьте». Даже в такой критический момент, когда на пороге появляется заплаканная, но оттого не менее ухоженная и привлекательная женщина, я не могу отказать себе в удовольствии внутренне позубоскалить. Извинение — беззлобность, генотип Эркюля или знаменитого Мегрэ. Архаичная светскость первого и снисходительная деловитость второго не раз вызывали у меня ностальгическую улыбку, которая кончиками губ нащупывала ускользающее время. Наш век требует решительных и одиозных действий, особенно если ты ведешь опасное и независимое существование частного сыщика — на все руки от скуки. Вместо цилиндра и бабочки — полный набор чувствительных инструментов, включающий кастет, иглу со снотворным, газовый баллончик, леску-удавку, двенадцатигранники, ну, и, наконец, обычный «макаров», на который у меня имеется соответствующее разрешение, — в некоторых ситуациях о-очень действенная игрушка.
— Проходите.
— Спасибо, я пришла…
Голос дрожит, подкошенный всхлипом, переходящим в сдавленное рыдание. Чтобы закрыть эти шлюзы отчаяния и горя, я, налив в стакан воду, протянула гостье.
— Успокойтесь.
Вложив эту милостыню альтруизма в ее дрожащую руку, я отошла к окну, чтобы не смущать ее назойливым участием. Услышала, как зубы стучат о непослушный стакан. Наконец она подняла заплаканное лицо, перекошенное от стыда, в живописных черных подтеках. Так-то, не любят эти тонкие создания, покрытые истиной изысканной косметики и овеянные флером дорогого парфюма, обнажаться перед публикой. Рыдания постепенно стихли.
— Возьмите себя в руки.
— Анна Грачева.
Ее рука машинально кляпом потянулась ко рту, преграждая путь очередному приступу рыданий. Справившись с ним и нервно комкая платок, гостья с трудом выдавила:
— Мой бойфренд погиб.
— Вы считаете, что я могу быть вам полезна?
— Я столько слышала о вас…
— Тогда вы знаете, что я не занимаюсь благотворительностью и при всем сочувствии к вашему горю не могу работать бесплатно.
— Да, я знаю.
— Вам это будет стоить двести долларов в день, плюс расходы. В рублях я не беру.
— Я согласна на все, деньги не главное.
— Тогда расскажите мне коротко суть вашей проблемы, а я решу, смогу помочь или нет, — начала я сухо, понуждая гостью переключиться с эмоций, может быть, и оправданных, на изложение конкретных обстоятельств дела.
— Погиб близкий мне человек, Алексей Зайцев, — начала Грачева, — но эта гибель кажется мне весьма странной. Видите ли, — она непроизвольно понизила голос, — все говорят о самоубийстве, он взорвался в своем гараже, очень сильно обгорел… Опознание проводил дядя, других родственников у него нет. Потом его быстренько кремировали…
— Почему речь идет о самоубийстве, может быть, это несчастный случай?
— Так там не только взрыв… В голове у него обнаружили огнестрельное ранение, рядом нашли пистолет.
— Вы знали, что у него был пистолет?
— Если бы он у него был, Алеша сказал бы мне!
— Официальная версия гибели — самоубийство, почему вы сомневаетесь в этом? — Я пыталась скрыть раздражение. Чего она хочет? Эта богачка готова отвалить кучу денег за то, чтобы я подтвердила ее немотивированные сомнения. — У вас есть для этого какие-то основания?
— Мы знакомы с ним два года, собирались пожениться. Он любил свою работу, хотя в последнее время, как мне кажется, он что-то скрывал от меня. Я думаю, это связано с его дядей. Алеша работал у него в агентстве «Дартур» фотографом.
— А кто его дядя?
— Игорь Сергеевич Венедиктов, директор этого агентства. Недавно я заехала к Алеше на работу в конце дня, подошла к двери его студии и услышала, как они ругаются с Игорем Сергеевичем, вернее, Игорь Сергеевич кричал на Алешу, тот выскочил всклокоченный, лицо в багровых пятнах, чуть меня с ног не сбил. Никогда его таким не видела. Как я ни пыталась выяснить у него причину ссоры, он отмахивался, говорил: «производственные трения».
— Хороши трения, если они ведут к гибели человека!..
— В том-то и дело, что это не были «производственные трения». Если бы Игорь Сергеевич был недоволен работой Алеши, он бы ему устроил взбучку или просто бы его уволил.
— И вы подозреваете Венедиктова?
— Алеша всегда и со всеми поддерживал ровные отношения, и этот конфликт с Игорем Сергеевичем не был вызван погрешностями в его работе, тем более что у него не было нареканий. Я чувствую, что в этом замешан Венедиктов.
— Хорошо, я попробую разобраться. Для начала мне нужен аванс за три дня плюс накладные расходы, телефон ваш, агентства, домашний Венедиктова и адреса.
Грачева полезла в сумочку, отсчитала десять зеленых купюр, на каждой из которой красовался портрет Франклина, и положила их на столик, вырвала лист из блокнота и, записав то, что я просила, протянула его мне.
«Занятная дамочка, — подумала я, закрыв за ней дверь, — а еще занятней то, что я совсем забыла про кофе, да и в самом деле, можно ли пить этот чудесный напиток, разговаривая о сгоревших трупах?»
* * *
Конец августа для лета всегда душеспасительное послесловие, и погожий субботний вечер уже готов был преподнести свое фирменное блюдо: пронзительную идилличность dolce far niente (ничегонеделание). Да, воздух прямо-таки неволит к лирическим отступлениям. И, что ни говори, человеку с воображением любое захолустье в эту благословенную пору покажется Провансом или Майоркой. Отдых там, на Лазурном побережье… А если взглянуть трезвым взглядом, Тарасов в это время являл собой лабиринт пыльных фасадов и стоящих в ряд вдоль тротуаров деревьев, чья листва потеряла сочный изумрудный оттенок. Скука, каменный колосс, правила этим провинциальным раем для столичных проходимцев и местной «знати». А мне вовсе не до скуки! Усилием воли заставляю себя сконцентрироваться на вчерашнем, прошлогоднем, давно прошедшем прошлом… Стой! Опять поехало…
Итак, невинный суицид — латынь даже подобному заскоку подводит вполне солидное словесное резюме. Ну, парень, жил-жил да и решил наложить на себя руки. Я на минуту остановилась, глядя в пустое пространство по-осеннему отрешенно.
Одержимость смертью! Я почувствовала, как подкатывает к самому горлу волна гадливого отвращения. Постой! А может, и твоя жизнь не что иное, как одна сплошная лихорадочная провокация на предмет судьбы, смерти и выживания. Да, осень, суицидальная осень склоняет ко зрелым, и потому малоутешительным, раздумьям. Раздумье… Слово-маятник, туда-сюда, крайние точки амплитуды: вчера-сегодня, завтра-послезавтра… Так что же тебе делать с этим несчастным недоумком, испортившим жизнь такой замечательной девушке! Всплывает образ вчерашней посетительницы.
* * *
Вечер густел, как черничный кисель, тени приобретали липкую полновесность, насыщаясь пряным ночным ароматом. Я ускорила шаг, сочтя прогулку несколько затянувшейся. Горячая ванна — это то, что сейчас меня бы устроило больше всего, да еще, пожалуй, пара таблеток аспирина. Начинало ныть и топать в висках. Надо же было так расслабиться! Ты неплохо поработала сегодня, ну, естественно, и дала себе небольшую передышку. Твой мозг, детка, и так напоминает зарвавшуюся на вираже гоночную «Феррари» в суровых условиях «Формулы-1». В юности автогонщики были моей слабостью: скорость, огромные, блестящие, точно изолирующие тебя от всех мнимых и вероятных опасностей шлемы, тела, летящие в тартарары под прессом бешеных перегрузок, и на финише усталые, потные, но счастливые лица победителей и призеров.
Я сегодня не победитель, но призер — точно. День выдался не простой, но кое-что раздобыть удалось. Странно, но Зайцев, как мне сказали в художественном училище, в котором он учился, спокойный, уравновешенный парень, не без таланта. Сложился портрет флегматика, а они не кончают жизнь самоубийством. К тому же дядя пристроил на тепленькое местечко, где можно и мастерство показать, и прилежание, и на хлеб с маслом заработать, фотографируй себе и фотографируй — найди нужный интерьер, удачный ракурс — ножку туда, ручку сюда, голову откинуть, глаза прикрыть, томную улыбку, дорогое белье, выигрышная косметика — и все на мази. Не пыльная работенка, а тут еще влюбленная красотка (мечта поэта), родственная поддержка, женская забота, если все это не лубок, то причин для суицида не видно.
Свернув на Московскую улицу, я пошла в сторону Волги, есть там небольшой, но стильный подвальчик, где можно заказать мартини, а ванна и аспирин могут немного подождать. В прохладном полумраке бара неплохо думается… Если бы еще музыку сменить. Вот и мой коктейль. Достаю из своего рюкзачка анкеты, добытые в квартире Венедиктова, не спеша перебираю — девицы как на подбор — не зря мужики тащатся от тарасовских баб. Вот, например, эта. Анфас в бикини в полный рост и в три четверти крупным планом. Соколова Виктория Владимировна. Родилась в 1978 году в селе Тепловка Тарасовской области, образование среднее, рост, вес, объемы, хобби. Родственники в деревне. Остальные девушки не менее эффектные, кое у кого есть родственники в городе. Так-так, а вот это уже интересно, на обратной стороне всех без исключения анкет написано: Камаль. Скорее всего, имя, имя восточное. Восток — дело тонкое: караван-сараи, сказочные джинны, пестрые базары, муэдзины, султанские гаремы, оазисы среди пустынь… Ну ладно, оставим это этнографам, перейдем к дяде. Многого достиг в бизнесе, свое агентство с таким замысловатым названием «Дартур» в центре города, по виду процветающее, квартирка шикарная, домработница, оказавшаяся, так некстати, у Венедиктова во время моей эскапады к нему на квартиру (пришлось ее усыпить на некоторое время и забрать оригиналы анкет — не было времени делать копии), небось и дачка имеется, наверняка есть и старший партнер, как раньше называли бандитскую «крышу» — в моей картотеке Венедиктов среди криминальных авторитетов не числится.
Грачева подозревает Венедиктова, но, если у дяди легальный бизнес, чем ему мог насолить племянник?
Шумная, веселая компания, устроившаяся за соседним столиком, вынудила меня побыстрее покончить с коктейлем и выйти на свежий воздух. Уже не было такой изнуряющей жары, которая в первые летние месяцы не спадала даже ночью и осталась в моей памяти неистребимым ощущением липнущей к потному телу одежды.
Я шла по направлению к дому по почти безлюдной улице, и мой путь, как в незапамятные времена, освещался лишь тусклой луной и звездами. Природа учит нас, что у каждого явления есть своя неосвещенная сторона, и мое дело не было исключением.
— Лезь в машину и не рыпайся, тварь!
Две тени, быстро отделившись, одна — от стоящего у тротуара «БМВ», другая — от подъезда дома, ловко заломили мне руки за спину и зажали рот. Дуло уперлось между лопаток. Краем глаза я чиркнула по двери подъезда, на лету ловя искры горящих окон. Крик, вместо того чтобы прорваться наружу, вязким комом осел в гортани. Началось! Шустрые ребятки, быстро спохватились. Меня грубо втолкнули в темный «БМВ», и я оказалась на заднем сиденье между двумя безликими исполнителями. Жирный боров, сидящий рядом с водителем, всей тучной массой повернулся ко мне, и я увидела, как дрогнул лоснящийся студень его лица и расплылся в причмокивающую улыбку.
— Че, допрыгалась?
И потом, обращаясь уже к моим охранникам:
— Держите ее покрепче. Будет дергаться — приложите пушкой по башке.
Меня всегда тошнило от подобных демонстраций превосходства. Изменив своей популярной стрижке «под ноль», гопы не смогли изменить своих физиономий, и фотографию любого из них можно было наклеить на сотню паспортов.
Машина резко стартанула. «Вот тебе и гонки», — подумала я с горькой иронией. Несмотря на большую скорость, «БМВ» плавно скользил по далеко не безупречным тарасовским дорогам, показывая чудо капиталистического автомобилестроения. Улицы быстро пустели, дома приветливо светились окнами.
Там, за окнами, — тарасовцы у телевизоров, на кухнях, в спальнях. «БМВ» сжигал город, как бензин, выбрасывая его через выхлопную трубу. Вскоре я поняла, что едем на Кумыску — веселое место, где можно спокойно разобраться с непонятливыми лохами, именно в таких местах находят обезображенные трупы, отрезанные головы и гниющие тела. Какой-нибудь замшелый, спокойный, как слон, дачник…
Но если пока еще не убили, значит, им нужны от меня какие-то сведения. Они не знают моего заказчика, значит, нужно скрывать его до последнего и искать, искать способ спастись. Только бы они вывели меня из автомобиля, а там посмотрим… Впередсмотрящий опять повернулся. Его маленькие глазки нащупали мой ужас. И тут из подсознания, несмотря на мой страх, выплыл образ этого толстяка — именно его я заметила боковым зрением, выходя из подъезда, после рейда на квартиру к Венедиктову. Видимо, толстяк шел к нему и попал в квартиру через пару минут после того, как я вышла из нее. Нашел там незапертую дверь, домработницу, лежавшую без чувств на диванчике в прихожей, и вскрытый сейф в спальне.
По описанию моей внешности они и вычислили меня — среди элиты криминального мира личность моя довольно хорошо известна. А я, вместо того чтобы быть вдвойне осторожной, расслабилась.
Резкое торможение. Грунтовка, сменившая асфальт, вывела к леску. Вдалеке на горизонте — бурая панорама тесно прижавшихся друг к другу дач.
— Выходи!
Я вскрикнула от сильного толчка пистолетом в правый бок. Тот дебил, что сидел слева от меня, вылез первым, за ним я, потом второй, толстяк выбрался последним, обошел машину спереди и присоединился к двум своим «шестеркам». Водитель остался за рулем. Я стояла спиной к машине, трое полукругом, глядя на меня. Видимо, они договорились заранее, как будут действовать, потому что один из них неожиданно наотмашь ударил меня по лицу с такой силой, что если бы я не отвела вовремя голову в направлении удара, то наверняка получила бы сильнейшее сотрясение мозга.
— Полегче, Мутный, не убей раньше времени! — заорал на него толстяк и тут же другому: — Проверь ее суму, Жорик.
Жорик рванул с меня рюкзачок так, что я еле удержалась на ногах, дернул «молнию», высыпал содержимое на пожухлую траву. Чтобы рассмотреть то, что находилось в рюкзачке, ему пришлось положить пистолет рядом с собой, в левой руке он зажал фонарь. Это было его ошибкой. Мутный держал меня на мушке, толстяк своим фонариком помогал Жорику. «Это твой шанс, не упусти его», — пронеслось у меня в голове.
Правой ногой я ударила снизу вверх по запястью Мутного, выбивая у него пистолет, легко развернувшись на левой к Мутному спиной, не опуская правой ноги, что было сил всадила пятку ему в живот. Не успел он согнуться, чтобы привести в порядок свои кишки, как я той же ногой, но уже вперед нанесла удар в поднимавшуюся голову удивленного Жорика — придется ему потратиться на стоматолога. Такой прыти они от меня явно не ожидали, а зря. Успев тыльной стороной кулака заехать по носу толстяку, я бросилась на землю, где, по моим расчетам, лежал пистолет Жорика. Вот он. Еще сохранивший тепло его руки. Откатилась в сторону, пробежала, пригнувшись, несколько метров и упала за бугорок. Как раз вовремя. Автоматная очередь разрезала ночную тишину — видимо, водитель уже выскочил из машины и стрелял мне вслед.
Я лежала в своем укрытии, пот тонкой струйкой стекал между лопаток. Выстрелы прекратились, некоторое время еще были слышны стоны и ругань из стана моих врагов. Немного посовещавшись и скорее всего решив, что преследовать меня в такой темноте бесполезно да и небезопасно, бандиты уселись в машину и укатили в сторону города.
Полежав на травке минут пятнадцать, пошла осмотреть место, где стоял «БМВ», не оставили ли чего-нибудь мои похитители, — нет, ничего, прикинув траекторию полета выбитого у Мутного пистолета — метрах в шести от машины, пошарила — там нет, пистолет тоже забрали. Ну да ладно, несколько адресов и фамилий из тех анкет, что я взяла в сейфе Венедиктова, отпечатались в моей памяти, как на лучшей пленке «Кодак».
Кто бы мог предположить, что все закружится с такой быстротой. Я шла по грунтовке, ноги мои едва не заплетались. Облизнула пересохшие губы и почувствовала знакомый солоноватый привкус крови, тонкой струйкой стекавшей из угла рта по подбородку. До шоссе, где можно было поймать машину, я добралась минут за двадцать. Надо сказать, что еще легко отделалась, всего пара ссадин на теле и разбитая губа, вот еще правая рука побаливает. Соберись, Иванова, сейчас тебе нужно быть вдвойне, втройне внимательней.
Первая же машина, белая «копейка», которой я проголосовала, остановилась. Водитель, мужчина лет сорока, полный и с обширными залысинами, спросил, куда мне.
— В центр, — бросила я.
После всех передряг цена, которую загнул мужичок, не сильно меня расстроила. Сообразительный у нас народ, в столь критических обстоятельствах, ночь, безлюдье, нужно быть дураком, чтобы не нагреть руки. Здесь, на этой ночной дороге, он оказался монополистом и мог спокойно диктовать условия. Вид у меня был не то что испуганный, но явно неординарный: далеко не безупречная прическа, распухший рот, закапанная кровью футболка. Откинувшись на спинку заднего сиденья, я почувствовала облегчение. Если бы можно было с такой же легкостью перейти от вздыбленных эмоций к трезвым размышлениям. А поразмышлять есть над чем…
Накладочка вышла с этой домработницей. Я и предвидеть не могла, что в пятнадцать минут, пока я добиралась до квартиры Венедиктова, после того как предприняла телефонную разведку, эта пожилая женщина успеет опередить меня. Именно она и открыла дверь на мой «контрольный» звонок. Конечно, бедная женщина ни при чем, но мне-то что оставалось делать? Пришлось усыпить ее, надавив на знакомую мне точку в районе шеи. Иногда пальцы сыщиков намного чувствительней пальцев пианистов. Уложила ее здесь же в прихожей на диванчике, закрыла за собой дверь.
Ковровая дорожка, ведущая из прихожей через холл в гостиную, заглушала шаги, то что нужно. Несколько взглядов, брошенных по сторонам, позволили мне оценить роскошь обстановки и вкус Венедиктова. Мягкий свет, струящийся через шторы фисташкового цвета, подчеркивал достоинства бархатной обивки дивана и кресел, придвинутых к камину, облицованному мрамором.
Присутствовало все, что могло радовать изощренное око разбогатевшего обывателя. Атласные обои, массивная дубовая мебель, множество дорогих безделушек. На каминной полке поблескивали перламутровым циферблатом старинные часы в позолоченном корпусе. Находясь в этом фисташково-бронзовом интерьере, обрамленном потолочной лепниной и согретом пушистыми коврами, не хотелось ни о чем думать, кроме шампанского «Вдова Клико» во время грандиозного приема или рюмки хорошего коньяку за дружеской беседой у огня.
Здесь для меня нет ничего интересного. Установив «жучок» при помощи липучки под крышку стола, я вышла в холл. Дверь с левой стороны вела в кабинет. Где у нас сейф запрятан? Ну конечно, в стене под картиной. Сейф оказался современным, с простейшим цифровым механизмом. С таким же успехом можно хранить документы в коробке из-под печенья. Зачем только люди ставят такие сейфы? Минута, и дверца поддалась.
В сейфе, как и положено, хранились деньги, не рубли, конечно, сплошь зеленые бумажечки, но наличность меня сейчас не интересовала, не воровка же я, а вот анкеты — это то, что надо. Сунула их в рюкзачок, рассмотрим потом. Больше в сейфе ничего не было.
Оглядевшись в поисках места для установки второго «жучка», выбрала большое кожаное кресло у рабочего стола. Ну, теперь приладить еще одного «жучка» в холле, и можно сматываться, скоро проснется домработница. Я осторожно прошла мимо диванчика, на котором она спала, и прислушалась около двери — никого, вышла на площадку и не спеша спустилась по лестнице.
Одно наслаивается на другое, сначала неожиданное появление домработницы, потом заметивший меня толстяк и некоторая моя непростительная халатность, отсутствие должной реакции в момент похищения. Я никогда не сомневалась в своей индуктивной способности, и вдруг такая оплошность. Что же мы имеем на сегодняшний день? Полдюжины адресов, которые легли многообещающими семенами в глубокие борозды моей памяти, возможно, послужат мне нитью Ариадны в лабиринте толком еще не проясненной ситуации, закинутый наугад невод «жучков», характеристики на Зайцева — не густо, если учесть мою обычную скорость расследования.
А теперь еще эта головная боль: как расплатиться с водителем? Деньги-то тю-тю. Там же, где и анкеты. Дома-то наличность имеется, и ключ от квартиры, где деньги лежат, вот только ближе чем за два квартала подъезжать не стоит, необходимо проверить, не «пасут» ли меня люди Венедиктова, а водитель, конечно, не отважится отпустить меня на такое расстояние, посему напрашивается вывод: деньги нужно найти до приезда домой.
Даже не заглядывая в записную книжку, нетрудно решить, куда податься: к Светке. К тому же у меня к ней есть разговор, ставший особенно актуальным после разборки с братвой, ведь самой мне в агентство теперь не сунуться, придется обратиться к надежной подруге, мы не раз выручали друг друга — ведь жизнь иногда преподносит странные и опасные сюрпризы.
За окном промелькнуло здание концерна «Лукойл» с освещенным квадратиком летнего кафе перед фасадом. Кое-кто еще не находил в себе сил расстаться со вчерашним днем, засидевшись допоздна под большими зонтиками на скрипучих пластиковых стульях. Отдаленные бессвязные реплики хвостами вялых воздушных змеев впорхнули в приоткрытое окно машины и вдруг, обретя неистовую силу центробежности, унеслись прочь.
— У светофора налево, — бросила я водителю. Мы свернули на Советскую улицу.
А теперь нужно убедить его подождать меня у дома, пока я не вынесу гонорар, а с другой стороны, ему ничего не оставалось делать, как согласиться на мое предложение, — предоплаты он не потребовал.
После недолгого препирательства я уговорила его подождать минут десять. Въехав в темный двор, машина остановилась у Светкиного подъезда. Я вбежала на третий этаж и, переведя дыхание, нажала на кнопку звонка. Приготовилась ждать, но дверь открылась неожиданно быстро.
Махровый халат, полотенце, свернутое чалмой, из-под которого выбивались непослушные мокрые пряди русых волос и приятно порозовевшее лицо, не оставляли сомнений в том, что Светке удалось осуществить искушавшее меня весь вечер желание — растянуться в горячей ванне.
— Светик, выручай, — не дав ей опомниться, выпалила я, — у меня внизу машина, потом расскажу, короче, нужен полтинник до завтра, сейчас отпущу человека и поднимусь к тебе, ты спать не собираешься?
Весьма наглый и риторический вопрос, ведь все указывало на то, что она как раз хотела попасть в объятия Морфея.
— Да ты себя-то видела, — Светка испуганно смотрела на меня, — что с тобой?
— Все нормально, Свет, потом, потом расскажу. Давай деньги.
В Светке мне нравились ее расторопность и сообразительность, ее совершенно не бабская способность хотя бы на время заглушать свое неумеренное любопытство.
Зажав деньги в руке, я спустилась во двор. Водитель уже, похоже, начал терять надежду, так как, увидев меня, расплылся в блаженной улыбке. Что, есть еще честные люди в Тарасове?
Получив вожделенную сумму, мужичок быстренько ретировался, а я, уже более спокойная, поднялась к Светке. Дверь была не заперта, войдя и закрыв ее за собой, я прошла в ванную.
Ну и видок — мне всегда претила беспощадная правдивость зеркал, а уж после такой потасовки ни о какой снисходительности не могло быть и речи. Скинув грязную одежду, я встала под душ, подняв лицо навстречу жестким струям, которые больно ударили по моим распухшим губам.
Вода воскрешала меня, вслед за пылью и кровью унося мою усталость.
— Свет, ты далеко? Кинь какой-нибудь халатик! — крикнула я, приоткрыв дверь ванной комнаты.
Я опустила ноги на пушистый коврик и повернулась к зеркалу спиной. Синяк между лопаток, синяк сбоку, ладно, переживу как-нибудь — в декольте мне в ближайшее время выходить не придется.
— Держи. — Светка распахнула дверь и протянула мне халат, от комментариев по поводу синяков она воздержалась, хотя иронически присвистнула. — Давай быстрее, кофе готов.
— Ладно, ладно, шесть секунд. — Я накинула халат и прошла на кухню, где кофейник мурлыкал свою ласковую песенку, распространяя терпкий аромат, а тонкие, хрустящие ломтики хлеба готовы были выпрыгнуть из тостера.
На столе янтарем поблескивала бутылка «Дербента», нарезанные аппетитными ломтиками сыр и ветчина составляли ей достойную компанию, Светка колдовала над лимоном, нарезая его тонкими прозрачными кусочками. Уютная кухня, вид накрытого стола и дразнящие запахи снеди действовали на меня успокаивающе и в то же время провоцировали мой пустой желудок.
— Ну, рассказывай, — Светка наконец отложила нож и села на угловой диванчик рядом со мной, — что там у тебя приключилось, очередное расследование?
— Очередное, — пробурчала я, вонзая зубы в бутерброд с сочной ветчиной.
— Давай-ка сперва выпьем, — сказала Светка и налила полные рюмки, не считаясь с этикетом аристократического застолья, — ну за встречу, черт тебя возьми, ты в своем амплуа.
Минутная пауза позволила оценить бархатистую прелесть напитка, который приятно обжег рот и растекся теплом по всему телу.
— Дело в следующем…
И я, чуть приглушив голос, время-то позднее, рассказала, прибегая к максимальным обобщениям, в чем заключалась суть этого «очередного» расследования.
Прием братвы, зловещая поляна, пальба, возвращение в город — вся эта ночная одиссея в разреженном свете бра представлялась не более чем шквалом кинематографических образов Тарантино. Не обвиняя никого в конформизме и нарочитом соглашательстве, я искренне дивилась цивильно-домашнему образу жизни с неизменным рабочим ритмом и регулярными пайками дозволенных развлечений.
— Видишь ли, Свет, мне ведь помощь твоя нужна. В агентство-то я не могу, как понимаешь, пойти самостоятельно. Вычислили меня, сволочи, чтоб им неладно было. — Вот только теперь почувствовала я: можно дать выход накопившимся эмоциям.
Разрядка напряженности. Весьма актуальный слоган.
Не дожидаясь ответа, я придвинула к себе опять-таки до краев налитую рюмку. Наплевать мне сейчас на хороший тон. Когда у тебя на хвосте столь решительные и быстро соображающие ребята, светские приличия выглядят как ненужная канитель.
— Ты же знаешь, Тань, я всегда за тебя горой, только вот смогу ли в данном случае быть тебе полезной? — Светка всегда принижала свои способности.
— Боже ты мой, да если не ты, то кто же? Пойдешь в агентство, разведаешь обстановку, предложишь себя в качестве начинающей модели и все такое… Приоденешься, макияж тебе забацаем, всякие прикиды да аксессуары. Девушка ты видная, держаться умеешь, не мне тебя учить.
Я действительно всегда удивлялась тому, что Светка при ее первоклассных, что называется, данных как-то тушевалась и даже ни разу не попробовала себя в качестве модели. Высокая, стройная, длинноногая, с рельефными ключицами и идеальной линией бедер и ног, не говоря уже о породистом лице, Светка благодаря своей дьявольской природной сексапильности и профессионализму фотографа могла бы украсить любую обложку.
— Может, это для тебя шанс? — хихикнула я и почти с нежностью взглянула на подругу. Не иначе как «Дербент» играет со мной в свои беспроигрышные игры.
— Только ради тебя, да зачтется мне подобное милосердие. Когда приступим?
— Чем скорее, тем лучше. Какие у тебя планы на понедельник?
— До обеда у меня прием, пара-тройка человек, а потом я в твоем распоряжении.
— Хорошо, встретимся в два у тебя, наведем марафет по полной программе — и вперед. Остальное обсудим завтра, утро вечера мудренее.
Светка утвердительно кивнула и потянулась к бутылке.
— Ну, еще по одной?
Я и не собиралась отказываться. Три рюмки коньяку и пара чашек кофе в заключение — ничего чрезмерного тут нет. Основное преимущество третьей рюмки, помимо уже перечисленных качеств, заключалось в том, что, закусывая долькой лимона, я уже не морщилась.
— Сегодня, если ты не против, я у тебя перекантуюсь, а завтра обговорим детали предстоящей операции по «захвату» агентства. Ты уже спать хочешь, вижу, вижу, у тебя глаза слипаются, — заявила я на чуть обозначившийся протест со стороны Светы. — Как у тебя на личном фронте? Или опять скромничать будешь? Колись!
— Ничего особенного. С Андреем я не вижусь. Так, случайные встречи, ни к чему не обязывающие знакомства.
Светка, несмотря на свою отзывчивость и искренность, всегда была довольно замкнутым человеком. Конечно, иногда и ее посещали приступы откровенности, но подобные «оказии» случались довольно редко.
Допив кофе, она пошла постелить мне. Я взглянула на часы, ё-моё, скоро три, ладно, завтра воскресенье, можно выспаться. А сейчас it’s time to go to bed — пора на боковую. Я не спеша встала из-за стола и направилась в гостиную.
О, мой любимый диванчик, к тебе я стремилась весь этот долгий день. Поистине, не ведаешь, где приклонить нынче голову, если ее тебе, конечно, не снесут всякие там мелкие и крупные хулиганствующие элементы. Вытянувшись под простыней, я послала последний настоятельный запрос в архивы своей весьма услужливой памяти и, подводя лаконичный итог пройденным саженям, обрывая веревочный мостик, соединяющий сегодня и завтра, рухнула в спасительную бездну забытья.
