Глава 4
На следующий день около четырех часов дня в моей квартире раздался телефонный звонок, и добрый Алексей Петрович сообщил мне, что мы можем встретиться на набережной, куда обещали подойти и те самые «люди из окружения потерпевшего», встречу с которыми он мне вчера пообещал.
Признаюсь, назначенное место встречи меня несколько удивило. Ведь, как предполагалось, потерпевший имел дело с самыми низкими социальными слоями, и, следовательно, люди из его окружения должны иметь свое пристанище где-нибудь в трущобах, а набережная – довольно цивильный и даже престижный район, место отдыха горожан… А точно ли, что эти самые «люди» действительно из окружения потерпевшего?
Но оказалось, что беспокоилась я напрасно. Когда я встретилась с адвокатом в условленном месте около кафе, выяснилось, что для того, чтобы достигнуть непосредственного места встречи с самими «людьми», необходимо еще немного пройти: «Во-о-он туда».
В укромном местечке под мостом, соединяющим Тарасов и Покровск, среди мусора и стекающих отовсюду грязных ручейков, уютно устроилась группа товарищей, внешний вид которых вполне соответствовал месту их обитания. Двое из них оживились при нашем появлении и, заметив, что адвокат кивнул им, подошли.
– Вот этой даме расскажете все, что ее заинтересует, – дал указание адвокат. – Ну а там… как договорились.
О чем они договорились, мне было неизвестно, но вероятно, о чем-то очень приятном, потому что сладкая парочка, с которой мне предстояло беседовать, оживленно закивала и с готовностью уставилась на меня, видимо, в ожидании вопросов.
– Вам уже сказали, о чем я хочу поговорить?
– Да-да, – снова закивали они, – про Олежку.
– Ну да. Вы знаете, что его убили?
– Знаем, как не знать.
– Как думаете – кто?
– Так ведь милиция нашла кого-то…
И какой же это дурак проболтался? Уж не адвокат ли?
– А у вас в милиции осведомители есть?
Ребята оценили шутку и весело заулыбались, показывая наполовину сточенные черненькие зубки.
– Не-ет, нету. Откуда у нас осведомители, – сказал один. – Так, слухи ходят…
– А все-таки – откуда узнали? – не отставала я.
– Да кореша сказали… которые тоже на Олега работали… в центре. А те уж от большого папы скорее всего знают.
– От какого большого папы?
– Ну, от главного. На него и Олежка работал, и еще там… некоторые.
– Кто такие?
– Да не знаем мы, мы – с Олежкой…
– Только с ним работали?
– Ну да.
– Что делали?
– Да разное… а вы из милиции, что ли?
– Нет, не бойтесь, не из милиции. Можете говорить все. Наркотики продавали?
– Нет, это редко… разве когда специально кому-нибудь надо… так заказывали.
– А что же делали-то?
– Да разное… могли водку продавать, ну – такую…
– Понятно.
– Ну вот… могли человека найти, если надо.
– Какого человека?
– Ну там, сделать что-нибудь… если надо.
– Сделать… погоди-ка, сделать – это убить, что ли?
– Да ну ты прямо… сразу и убить. Зачем убить? Так… сделать что-нибудь…
– Да говори ты толком!
– Ну, подбросить, например, что-нибудь…
Ясно. То есть какой-нибудь синюшный братец подсовывал нужному господину нужную вещь, а Олежка потом легко мог господина в нужном русле шантажировать. Шик, блеск и красота. Мой собеседник между тем продолжал:
– Девушку могли найти… ну там, для свидания…
Представляю себе, что за девушка…
– …или детишек вот еще они фотографировали, тоже… часто мы им находили…
Дальше мне слушать уже не хотелось.
– Ладно, хватит, мне понятно.
– А что, они не обижали… Сфотографируют – денег дадут… или там конфет, пряников…
Пряников… Ах ты, черт! Да я бы сама его убила бы своими руками, эту сволочь.
Хорошо представляя себе, чем именно занимался потерпевший, я начинала чувствовать настоящее отвращение к его персоне. Порносъемки, детская проституция, шантаж и в качестве гарнира ко всему этому – торговля наркотиками и нелегальной водкой. Сколько еще потравили этой водкой… не говоря уже о наркоте.
Нет, все-таки профессия сыщика имеет свои издержки. Ну будь я домохозяйкой, разве пришлось бы мне окунаться с головой в эту мерзость и выслушивать эти рассказы?
– …а карточки всегда разбирали с удовольствием, – увлеченно продолжал разговорившийся бомж.
– Хватит, я сказала. Кроме этого, еще какие-нибудь поручения выполняли?
– Ну, вот иногда еще если что-то передать нужно, тогда дадут тебе и скажут, куда идти, ты приходишь – там забирают…
– Что дадут?
– Ну, сверток там какой-нибудь или пакет.
– А в свертке что?
– Да откуда нам знать, мы внутрь не заглядываем. Меньше знаешь – лучше спишь. – Бомжи опять заулыбались.
– Да уж, это точно, – искренне подтвердила я, чувствуя, что после того, что я узнала сегодня, навряд ли буду спать лучше. – Олег всегда работал один?
– Ну да… хотя постой… в последнее время говорили, что они стали вместе с кем-то… с каким-то… как его, Гога, что ли…
– Ну да, Гога или Гоша, – подтвердил второй товарищ, который говорил мало, а все больше кивал.
– Что за Гога?
– Не знаю, мы его ни разу не видели.
– А вообще какие отношения были у Олега с боссом, например, или с приятелями? Не было конфликтов, ссор?
– Да нет, нормальные были отношения…
– С боссом кто же ссориться будет, – снова вставил реплику второй.
– Да, это точно, – подтвердил первый, – с боссом ссориться – это…
– Платил он хорошо, не обижал вас?
– Нет, не обижал, зачем обижать? Мы всегда к нему с уважением, что скажет – всегда сделаем, ну и он тоже…
В общем, было понятно, что, как и в разговоре с обвиняемым, многого я здесь не добьюсь. Ребята, очевидно, находились на самой низшей ступени иерархии и просто по своему положению не могли иметь никаких интересных и уж тем более эксклюзивных сведений. Чтобы такие сведения добыть, требовалось подняться хотя бы на одну ступень выше.
Я закончила интервью, и мои собеседники с радостными лицами побежали к адвокату, который стоял неподалеку в ожидании, когда мы закончим беседу.
Увидев, что он отдал им поллитровую бутылку, я сразу поняла, о чем они договаривались, и посетовала, что не догадалась сделать это сама.
– С меня неустойка, – сказала я, кивком головы указывая на повеселевших ребят, которые заботливо хлопотали вокруг бутылки, устраивая ее на расстеленной газете.
– Ну что вы, какие пустяки, – улыбался адвокат. – Узнали что-нибудь интересное?
– Да как вам сказать. Узнала, чем именно занимался покойный.
– Да, тип еще тот…
– Кстати, что это за Гога, о котором они говорили?
– О, это личность весьма загадочная. Известно только, что в последнее время он работал практически в паре с Олегом, но сам почти нигде не засветился, всегда от его имени выступали либо подставные лица, либо сам Олег.
– Осторожничает?
– Возможно. А может быть, просто недавно в деле, не надеется пока на свой авторитет.
– А он не мог убить?
– Вопрос интересный, но – мотив. В чем мог заключаться мотив? Если Гога в деле недавно, то он, наоборот, скорее был заинтересован в Олеге, во-первых, как в консультанте, а во-вторых, как в человеке, повышающем его, Гогин, пока еще невеликий авторитет. Впрочем, надо признать, что для обоснованных предположений по этой линии информации у нас явно недостаточно.
Да, вот это ты верно подметил. Что ж, видно, не стоит вам, Татьяна Александровна, надеяться ни на расторопность адвокатов, ни на манну с неба, а нужно вспомнить старые добрые партизанские методы и самой попытаться внедриться в ту среду, где обитал потерпевший.
Мы медленно шли по направлению к кафе, возле которого встретились некоторое время назад.
Проходя по аллеям парка, что ступенями спускался к самой воде, я сделала для себя много открытий. Моя незыблемая уверенность в чрезвычайной цивильности этого места серьезно поколебалась. Хотя и можно было увидеть на лавочках и молодых мам с колясками, и вполне приличные пары, но наряду с ними то и дело возникали то там, то сям колоритные личности вроде тех, с которыми я только что беседовала под мостом. Они шныряли между кустов с какими-то авоськами в руках и, по всей видимости, занимались очисткой парковой зоны от пустых бутылок.
Но настоящей неожиданностью для меня оказалось то, что среди этой своеобразной публики я встретила знакомого.
– Эй! Она звалась Татьяна! Как ваше драгоценное здоровье?
В самой непосредственной близости на одной из аллей парка нарисовался мой недавний знакомый – Паша собственной персоной. Видимо, он был большим поклонником природы, поскольку и первая наша встреча произошла под деревьями в скверике возле ресторана, и сейчас Паша вынырнул откуда-то из кустов.
По-видимому, его абсолютно не беспокоило, что в настоящий момент я не одна, и он обращался ко мне, совершенно не замечая моего спутника.
– Ничего, ничего, вашими молитвами.
– Ну как, ты подумала?
– О чем?
– Здрасте!
Паша снова был непоколебимо серьезен. Ему, кажется, и в голову не приходило, что как кавалер он может иметь какие-то недостатки.
– Ах, об этом… да вот, собиралась было, да все времени нет. А ты тут чем занимаешься?
– Работаю.
– Работаешь?
– Ну да. Вот сейчас наберу – отнесу на точку… потом опять приду. А ты как думала – деньги сами собой в карман не вскочат. Как говорится, без труда… и говно из проруби не выловишь.
– Это точно.
– Вот так… У меня и другие разные доходы есть… – многозначительно скосил глаза в сторону Паша. – Так что в случае чего – не волнуйся, голодом сидеть не будем.
– Ну, если так, то конечно… Тогда не буду волноваться.
– Вот так… Ну, я пойду, некогда мне тут с тобой. А ты давай, не тяни, решай скорее. Мужики сейчас нарасхват, так что смотри – ждать больно-то никто не будет.
Паша был великолепен. Наконец, видимо решив, что настращал меня уже достаточно, он повернулся и пошел своей дорогой.
– Поклонник ваш? – с интересом спросил адвокат, наблюдавший эту сцену.
– Дружбан.
– Завидный парень.
– А что же делать, Алексей Петрович, остальные кандидаты и вообще ничем себя не проявляют…
Тут я хотела было добавить, что если и проявляют, то как-то совсем наоборот, но не стала делать двусмысленных намеков.
– …а тут хоть какое-то внимание к нам, слабым женщинам…
– А я не подхожу? В кандидаты?
– Что?!
Я просто опешила.
Первой моей мыслью было – «надо же какой наглец – сам голубой, а туда же…». Но вторая мысль была уже гораздо более спокойной и разумной. Я вдруг поняла, что вот уже несколько дней подряд я большую часть своего времени провожу в обществе Алексея. Что это он организовал для меня и встречу с обвиняемым, и беседу с товарищами из-под моста, не говоря уже о мелких деловых свиданиях в ресторанах и кафе. То есть практически мы с ним все время вместе, и причем по его инициативе, и если бы я, как последняя идиотка, с самого начала не вбила себе в голову, что он голубой…
О черт!
Вероятно, все эмоции, которые бушевали в сердце, отразились на моем лице, потому что Алексей посмотрел на меня с некоторым испугом и спросил:
– Я сказал что-то не то?
– О, нет, нет, нет…
«Наоборот, самое то!»
– Просто… просто…
– У тебя кто-то есть?
– Да нет. Нет, не в этом дело…
Не могла же я сейчас сказать ему, в чем на самом деле было дело. Чтобы никого не обидеть, да, кстати, и не выставить себя полной дурой, я решила прибегнуть к стандартной схеме:
– Дело в том, что я думала, что это у тебя кто-то есть…
Впрочем, это-то как раз было правдой.
– Такой мужик… я даже и не сомневалась, что ты не один, поэтому и…
– Какой – такой?
– Ну… красавец.
Алексей расхохотался.
– Значит – красавец? – сказал он, когда приступы смеха прошли. – Поэтому ты всегда смотрела на меня как Ленин на буржуазию?
– Как это я смотрела? Нормально смотрела.
– Да уж – нормально. Вся напыжится, нахохлится, брови сдвинет – того и гляди двойку поставит.
– Неправда.
– Правда, правда. А я-то все в догадках теряюсь – и чем же это я так девушку обидел?
За разговором мы незаметно дошли до кафе, оказались за столиком и… как-то уж совсем невзначай на следующее утро проспали на работу. Точнее, это Алексей проспал, мне-то было все равно.
Я сидела на кровати, с блаженной улыбкой наблюдая, как он бегает из угла в угол в поисках рубашки и галстука, которые вчера вечером были разбросаны в некотором беспорядке.
– А этот светленький, с ресничками, – он правда твой двоюродный брат? – поинтересовалась я.
– С какими ресничками?
– Ну помнишь, когда я пришла к тебе в контору… вы еще обнимались там, в кабинете?
– Кто обнимался? Чего ты ерунду-то говоришь? Кто это в моем кабинете будет обниматься? Да где же они… черт… Не помнишь, где я носки бросил?
– Не знаю, посмотри на телевизоре. А обнимался ты сам в своем кабинете с каким-то парнем, он еще приехал откуда-то… то есть это ты так сказал…
– А, вот они, наконец-то. Откуда приехал? Кто приехал?
– Блондин с ресничками приехал. И вы обнимались…
– Это Илюшка, что ли? Ну и что – приехал? Он все время ездит, то приезжает, то уезжает. Надоумил его кто-то филиал в Иркутске открыть, вот и мотается теперь… не было у бабы хлопот. А пиджак не помнишь где?
– Он правда твой двоюродный брат?
– Ну да, брат, а что?
– Да так… нет… нет, ничего. Пиджак в прихожей на вешалке.
Я была на вершине счастья. Мой адвокат (как оказалось, совсем не голубой), наскоро чмокнув меня в щечку, умчался по своим адвокатским делам, а я неторопливо совершала утренний туалет, снова и снова прокручивая в памяти события предыдущего вечера и ночи и совершенно забыв о том, что в настоящий момент я нахожусь на самом пике расследования очередного дела.
Однако раздавшийся телефонный звонок сразу развернул мои мысли в деловом направлении. Звонила Алевтина Прокофьевна.
– Алло, могу я поговорить с Татьяной Ивановой?
– Да, слушаю вас.
– Это Звягинцева вас беспокоит, Алевтина Прокофьевна. Нельзя ли узнать, как продвигается расследование? Вы нашли что-нибудь, доказывающее невиновность моего сына?
Вот даже как! В деле, в котором сам Шерлок Холмс не нашел бы ничего даже намекающего на невиновность ее сына, она хочет, чтобы я за два дня нашла нечто ни больше ни меньше как «доказывающее» это. Однако же и аппетитец у вас, мадам! Но вслух я, разумеется, этого не сказала.
– В настоящее время я занимаюсь проверкой официальной версии, поскольку, прежде чем выдвигать какие-либо собственные теории, я должна точно знать, что версия милиции имеет слабые места и может вызывать сомнение. К сожалению, это занимает много времени, но без этого не обойтись. Кстати, изучая материалы дела, я пришла к выводу, что расследование велось весьма тщательно и профессионально и со стороны официальных органов не было ни малейшей предвзятости по отношению к вашему сыну. Обстоятельства в действительности складываются слишком не в его пользу, и это создает дополнительные трудности уже для меня лично. Поскольку версия обвинения выстроена вполне логично, мне очень трудно найти какие-то отправные точки для проведения дополнительного расследования. Проще говоря, там практически не к чему придраться.
– То есть вы хотите сказать, что мой сын виновен? – на последнем слове голос ее заметно задрожал.
– Алевтина Прокофьевна, не стоит расстраиваться раньше времени. Моя работа еще не закончена, и сейчас я не хочу сказать ни того, что ваш сын виновен, ни того, что он невиновен. Я хотела сказать только о том, что милиция хорошо поработала и не так-то просто найти в этой работе какие-то пробелы и огрехи. Но тем не менее я уже наметила для себя несколько фактов, которые мне хотелось бы перепроверить, и, собственно, этим сейчас и занимаюсь. Если вы желаете, я буду составлять для вас ежедневный отчет своих действий, но, занимаясь этим видом деятельности достаточно давно, могу сказать вам по опыту, что далеко не каждый день расследования оказывается результативным. Иногда для того, чтобы получить какую-то достоверную информацию, требуется несколько дней напряженной работы.
На том конце провода возникла небольшая пауза, после чего в трубке прозвучало следующее:
– Я вовсе не собиралась подгонять вас, Татьяна Александровна, и не знаю, почему вы именно так восприняли мои слова. Но надеюсь, вы понимаете, что каждая минута, которую мой сын проводит в тюрьме, для меня вдвойне тяжела, и, конечно, мне хочется увидеть хотя бы какой-то просвет в этой тьме, которая сгустилась над нами… – Голос ее снова задрожал.
– Думаю, пока еще рано терять надежду. Как я уже сказала, в деле имеются некоторые мелочи, которые вызывают у меня вопросы, и хотя это мелочи, но я знаю много случаев, когда именно какая-нибудь незначительная деталь направляла поиск в совершенно другое русло и в итоге позволяла найти настоящего преступника. Наберитесь терпения.
– Ах, это проще сказать, чем сделать…
– Насчет графика отчетности – вы не сказали, как вам удобнее – получать ежедневный отчет или вы предпочтете получить информацию тогда, когда обнаружатся какие-либо достоверные факты, что-то доказывающие или опровергающие?
– Разумеется, для меня предпочтительнее будет узнавать факты, Татьяна Александровна. В особенности опровергающие…
– В таком случае вам придется смириться с тем, что эти самые факты я буду сообщать вам не каждый день, а по мере поступления.
– Ну что ж, по мере поступления так по мере поступления…
– И еще одна просьба.
– Да?
– Вы не могли бы называть меня просто Татьяна?
– О… да-да, конечно… разумеется, я с удовольствием буду обращаться к вам по имени.
– Ну вот и прекрасно. Надеюсь, что уже через несколько дней смогу сообщить вам что-то конкретное.
– Ах… хотелось бы.
– Всего хорошего.
– До свидания.
Хотя мне, по всей видимости, и удалось убедить свою клиентку в том, что даром времени я не теряю, но в глубине души я сознавала, что это не совсем так. Не знаю, была ли тому причиной усталость от предыдущего дела или постоянное присутствие разных адвокатов отвлекало меня от основной деятельности, но на сей раз расследование шло несколько медленнее, чем обычно.
Что ж, придется вам, Татьяна Александровна, изыскать внутренние резервы и активизировать свою деятельность. Ведь каких-то реальных фактов, о которых я сама могла бы с уверенностью сказать: «да, это так» или «нет, это не так», и в самом деле не было. Есть улики, которые нашла милиция и в которых я обнаружила некоторые странности, но нет ничего такого, что наверняка доказывало бы, кто из нас прав, а кто ошибается.
Кстати! Я ведь хотела попробовать пронзить кинжалом наполненный водой целлофановый пакет, чтобы узнать, могли ли попасть брызги на рукав рубашки при ударе ножом в спину. Вот этим экспериментом мы сейчас и займемся.
Я наполнила водой пакет так, что он раздулся, как шар, и, держа его над ванной, проткнула кухонным ножом, напряжено следя за тем, куда же полетят брызги.
Увы! Брызги не полетели никуда. Их просто не было. Нож вошел в пакет, и из дырочки просто полилась водичка. Сначала, в тот момент, когда нож проткнул целлофан, она выплеснулась сильной струей, а потом потекла спокойнее, сохраняя примерно одинаковый напор, но никаких брызг не было.
Я повторила действие несколько раз, испортив кучу целлофана, но результат все время был одинаковый. Брызг не было. А если учесть, что спина человека – это не пакет, наполненный водой, и основные артерии там находятся не близко, то в момент реального убийства скорее всего не только брызг не было, но и никаких ручейков не наблюдалось.
Н-да-с… Задачка… И как же, по-вашему, кровь попала на рукав? Хм… как же по-нашему… По-нашему, здесь возможны два варианта: либо рукав кем-то испачкан специально – и тогда мальчик однозначно невиновен, либо рукав нечаянно макнули в кровь, когда что-то делали над трупом. Ведь сколько-то крови из раны все равно вытекло, хотя и не ручей, и вполне возможно, что, протянув руку, например, для того, чтобы вытащить нож… Кстати, вот еще вопрос – нож. Где он? Как-никак, орудие убийства. При обыске в квартире Андрея, конечно, находили ножи, но как угадать – было ли одним из них совершено преступление или все они использовались только для резки хлебобулочных изделий?
А если убийца не он? Если убийца не Андрей, то вполне вероятно, что нож и до сих пор находится в руках настоящего преступника.
Между прочим, интересная вещь: человек совершает убийство и уносит с собой главную улику – нож, наверняка понимая, что это риск. Значит, эта улика ему дорога, имеет для него какую-то ценность… Надо будет над этим подумать.
Впрочем, конечно, все это имеет смысл, если орудие преступления не закопали где-нибудь неподалеку от места убийства или не выбросили в какой-нибудь водоем.
Кстати, вот и на месте преступления я до сих пор еще не побывала… Расслабилась, расслабилась… Ну, ничего, это мы наверстаем.
В это время раздался звонок в дверь. На пороге стоял Алексей.
– Обедом покормишь?
– А что, уже обед?
– Еще бы! Я бы сейчас, кажется, слона съел.
Я осторожно заглянула в холодильник. Увы, но ничего, кроме непрезентабельных котлетных полуфабрикатов да пачки сока, там не было.
Выглянув из-за моей спины и увидев содержимое холодильника, мой рыцарь снисходительно улыбнулся и сказал:
– Ладно, пойдем в ресторан. Давай одевайся живее, я только руки помою.
– Ой, не надо руки…
Но Алексей уже заходил в ванную. Увидев устроенный мною целлофановый хаос и лежащий неподалеку нож, он уставился на меня в немом удивлении.
– Ну и чего ты смотришь? Я проводила эксперимент… следственный.
– Следственный?
– Ну да.
– Понятно.
Я начала сгребать целлофановые клочья в кучу, но снисходительный рыцарь меня остановил:
– Ладно, потом уберешь, иди одевайся, а то так и не пообедаем сегодня.
Бросив целлофан, я последовала этому мудрому совету, и через некоторое время мы снова сидели за столиком в «Волге».
– Так чем это ты занималась там, в ванной? – спросил Алексей, когда мы перешли к десерту.
– Я же сказала тебе – проводила эксперимент. Хотела выяснить, куда брызнет кровь, если ударить человека ножом в спину.
– О боже!
– А что тут такого? Я – следователь, я должна знать все точно.
– Ну и куда же она брызнула?
– Да в том-то и дело, что никуда.
– Как, совсем никуда?
– Совсем.
– А откуда же на рубашке кровь?
– Вот в том-то и дело – откуда?
– А может, кровь брызнула, когда он нож вытаскивал?
– Может быть, но на пакете этот опыт не получится – слишком уж быстро вода вытекает… Придется попробовать на тебе.
– Я знал, что этим кончится.
После прекрасного обеда в ресторане, сытая и довольная, я готова была горы свернуть. Поэтому, не откладывая, я решила отправиться на осмотр места преступления.
– Поедешь со мной? – с надеждой посмотрев на Алексея, спросила я.
– Увы! У меня через полчаса встреча с клиентом.
Вот так всегда. Я знала, что так случится, – разве бывает бочка меда без ложки дегтя?
Мы попрощались и отправились каждый по своим делам, я – на глиняный пустырь, а мой адвокат в свою контору.
Месторождение голубой глины, где произошли все трагические события, находилось действительно довольно далеко от города, и завлечь сюда человека так, чтобы он ничего не заподозрил, было бы весьма и весьма затруднительно. Думаю, единственный вариант, которой не вызвал бы никаких вопросов ни у какой стороны, – это предварительная договоренность встретиться именно здесь. Но с какой целью встретиться? Разобраться насчет девушки? Или зачем-то еще?
Накатанная дорога, о которой говорилось в протоколе осмотра, приводила к небольшой площадке, тоже довольно утоптанной, за которой начиналось уже непосредственно само месторождение – весьма неэстетично разбросанные где попало ямы и более глубокие котлованы светло-серого сухого грунта, который, по всей видимости, и был той самой целебной голубой глиной.
Немного походив туда-сюда, я посмотрела на подошву своих кроссовок, желая определить, каким образом прилипает к ней глина – сплошным серым комком или вперемешку с землей. Но к подошве вообще ничего не прилипло – грунт был сухой.
Тогда каким же образом глина оказалась на кроссовках Андрея? Испачкали специально? Но зачем? Кому понадобилось лепить улику, которая на самом деле в естественных условиях никуда не прилипает?
Хотя… минуточку… Ведь события произошли в начале июня? А в начале июня, помнится, были дожди. Да, тогда эта глина, по всей видимости, была влажная. Ну да, конечно, иначе откуда бы здесь оказались следы, которые нашли следователи.
Итак, глина вполне могла прилипнуть к подошве кроссовок, но как именно – вперемешку с землей или нет, – мне пока установить не удалось.
Я решила осмотреть повнимательнее само место преступления. Точных указаний, где произошло убийство, я не имела, но, если верить протоколу, поблизости должна быть трава, примятая протекторами легкового автомобиля.
Трава и чахлые деревца росли повсюду, где не было ям. Но если учитывать удобство подъезда с дороги, то было только одно место, наиболее подходящее под описание. С правой стороны утоптанная площадка плавно переходила в негустой газон, немного пройдя по которому можно было оказаться на глиняной почве. Ямки здесь были небольшие – видимо, именно сюда приходили желающие набрать глину.
На земле и до сих пор еще сохранялось много следов, но, разумеется, определить, какие из них принадлежали убитому и его убийце, сейчас было уже невозможно. Зато я обнаружила довольно заметную вмятину, которую, вне всякого сомнения, оставило упавшее тело потерпевшего. Вмятина говорила о том, что тело лежало в скрюченном состоянии, а не было, так сказать, распростерто.
Я присела на корточки над этой вмятиной и задумалась о событиях, случившихся здесь так недавно. Автоматически, по давно уже укоренившейся привычке, я изучила глазами каждый изгиб и выпуклость находящегося передо мной клочка земли.
Не знаю, что я хотела найти там, тем более после того, как на месте преступления поработала следственная бригада. Скорее всего – ничего. Однако вскоре, присмотревшись повнимательнее, в одном месте я обнаружила, что из засохшей глины, чуть заметно выдаваясь, торчит какой-то малюсенький предмет. Поковыряв пальцем глину вокруг этого предмета и сломав ноготь, я извлекла на свет небольшую резиновую штучку, которая оказалась крышечкой от аптечного пузырька.
Такие крышечки были знакомы мне еще с детства: когда мама покупала в аптеке какой-нибудь порошок «от живота», он обязательно был насыпан в маленький продолговатый пузыречек, закрытый такой крышечкой, а сверху еще накрытый бумажкой и обвязанный ниткой.
Крышечка вызвала у меня двойственные чувства. С одной стороны, такой необычный предмет, обнаруженный непосредственно под трупом, вполне мог о чем-то свидетельствовать. Хотя о чем – вот вопрос! С другой стороны, учитывая, что и во всех прочих местах глиняного месторождения был разбросан всякий мусор, данная находка могла не иметь никакого отношения к делу.
А не обратиться ли вам к врачу, Татьяна Александровна? К психотэрапэвту? А то так ведь и до глюков недалеко.
Но крышечку я все-таки выбрасывать не стала. Во-первых, это был мой единственный трофей, а во-вторых – мало ли что? Может, это вовсе и не глюки. Может, это даже очень серьезная улика, кто его знает. Может, ее убийца потерял.
Между прочим, последнее предположение было небезосновательно. Крышечка была темно-серого цвета и на высохшей светлой глине была довольно заметна, а вот когда глина была влажная, то есть в момент совершения преступления… не знаю, не знаю… Не найдя лучшего способа проверить свое предположение, я просто плюнула на эту самую глину, отчего она сразу потемнела. Приложив крышечку к увлажненному месту, я обнаружила, что по цвету глина и крышечка стали абсолютно идентичны.
Так-то! А вы говорите – глюки. Только вот за каким дьяволом могла понадобиться убийце крышечка от аптечного пузырька? В глаз кому-нибудь запульнуть?
Но спросить было не у кого, и, упаковав в сумку свою находку, аккуратно завернутую в бумажку, я поехала домой.
Дома меня ждали неприятные известия. Во-первых, позвонил Алексей и сообщил, что завтра мы не сможем увидеться, так как он уезжает куда-то по делам, а во-вторых, он же сообщил мне, что через две недели состоится суд по делу моего клиента и что, если я хочу найти доказательства его невиновности, мне стоит поторопиться.
Расстроенная, я засела на кухне, в качестве ужина положив перед собой пачку сигарет и поставив чашку кофе.
Поторопиться… Хорошо ему говорить. Я бы с удовольствием поторопилась, если бы хотя бы приблизительно представляла себе – в какую сторону двигаться. Несмотря на некоторые мелочи, вызывавшие у меня вопросы в этом деле, по большому счету серьезных зацепок и сейчас не было, так же как и в самом начале расследования. Я даже не удивлюсь, если окажется, что этот молчаливый Андрей и в самом деле виновен.
Но – не будем падать духом. Попробуем подытожить то, что сделано, и составить план того, что нужно будет сделать.
Итак, с документами и основными уликами мы ознакомились – это раз. С обвиняемым побеседовали – это два. Кое с кем из окружения потерпевшего тоже побеседовали – это три. На месте преступления побывали – это четыре. Что мы имеем в итоге по этим четырем пунктам? По первому – практически безукоризненно проведенное расследование, не считая небольших странностей в расположении улик на тех предметах, где они были обнаружены. По второму – загадочный и скрытный мальчик, очевидно, с весьма твердым и упрямым характером, который как будто специально ведет себя так, чтобы все подозрения упали на него. По третьему – отвратительная, мерзкая среда, в которой как рыба в воде чувствовал себя потерпевший. Ну и по четвертому – крышечка от аптечного пузырька.
Да, не густо.
Теперь о планах. Встретиться со старым другом и бывшей девушкой – обязательно. Между прочим, не мешало бы поговорить и с родственниками потерпевшего. Хотя тут, конечно, нужно будет действовать весьма и весьма осторожно. Да – и навестить квартиру Андрея на Соборной.
Ну вот, для плана на ближайшие двое суток, думаю, вполне достаточно.
Я докурила последнюю сигарету и в отвратительном настроении и полном одиночестве легла спать.
