Глава 1
Трупы смотрели мне прямо в лицо.
Я стояла в центре смотрового зала и не могла избавиться от ощущения, что нахожусь среди мертвецов, которых эксгумировали, наложили на лица «штукатурку», прошлись щеткой по одежке и выставили для всеобщего обозрения. Надо сказать, что покойнички очень неплохо сохранились и напоминали собой персонажи спящего царства. Оставалось только дождаться пробуждающего или, скорее, отрезвляющего поцелуя, после чего восковые истуканчики начнут прыгать от счастья и лапать друг друга.
Эта мысль заставила меня передернуться от брезгливости, словно молоденького бычка, которому только что перерезали горло.
Все шахматные фигуры с лицами исторических деятелей объединяло одно: они оставили свой единственный и неповторимый след на Млечном Пути нашей забрызганной кровью истории.
Я находилась в так называемом Музее восковых фигур, или театре, или паноптикуме – уж как кому понравится. Небезызвестный узкому кругу людей Вильям Шекспир выразился бы именно так. Современники, будь на то божья воля, с удовольствием подтвердили бы, что Вилли был большой оригинал по части ироничного отношения к собственному зрителю. Кстати, во времена Шекспира не было музеев восковых фигур, не было! Мари Страсбург-Тюссо познакомила англичан со своей парижской коллекцией только в начале девятнадцатого века.
Что и говорить, экспонаты и впрямь походили на трупы. Во всяком случае, мне так показалось. Не знаю, на что похожи фигуры, выставленные в лондонском паноптикуме, только я уверена, что одежка на них несколько иная и взгляд не такой дебильный.
Чем больше я смотрела в глаза героям пародии на сериал «Байки из склепа», тем больше ловила себя на мысли, что во мне поднимается непонятная возбуждающая волна и хочется вцепиться кому-нибудь в горло.
Мимо продефилировал молодой человек с пучком волос, стянутым на затылке резинкой от бигуди, и бросил на меня кровожадный взгляд. Чутьем пса я поняла, что он испытывает точно такое же чувство.
Это было неспроста.
Я попыталась сбросить с себя оцепенение, которое прицепилось ко мне, как надоедливая оса, оккупировавшая кусок арбуза и не желающая расставаться с неограниченным количеством бесплатной сахарозы. Удалось. Главное – не поддаваться чувству, притягивающему твое сознание, как реклама колготок «Filodoro».
Паноптикум разместился в зале, принадлежащем Художественному фонду. Стандартное помещение, более напоминавшее фойе деревенского клуба, чем специально предназначенный для подобных целей зал. Тяжелые шторы синего цвета падали до самого пола, щепетильно прикрывая окна-витрины. Так что любой проходящий по улице представитель рода человеческого мог углядеть хотя бы ничтожную часть композиции.
Предприятие открыло себя для показа три дня тому назад, поэтому любопытных посетителей было вполне достаточно.
Меня привело сюда более чем любопытство. Образ ведьмы, все более упрочивающий свои позиции, как говорится, обязывал. Вышеупомянутое зрелище было интересно мне с профессионально-психологической точки зрения. Действительно ли то, что мы видим перед собой, всего лишь изображение или же это некая субстанция, наделенная определенной энергией, доставшейся в «наследство» от ее прототипов.
Интересно было бы разобраться в этом.
Что действительно произвело на меня неизгладимое впечатление, так это восковая статуя Григория Распутина. Он выплывал из мрака, приподняв правую руку и сомкнув пальцы. Левая лежала поперек живота, будто ее владелец маялся болью в толстой кишке и старательно зажимал некий болезненный узел в правой ее части. Свободного покроя одежда, вверху напоминавшая френч, придавала образу скромность и налет аскетичности. Я обратила внимание на две прошитые строчки с левой стороны туловища до пояса, переходящие в одинарную далее до самого края подола. Что бы сказала знаменитая кутюрье Алла Будницкая по этому поводу?
Мне понятен жест благословения, заключавшийся в приподнятой правой руке старца. Он был как бы со мною заодно. Таинственный святоша начала нашего века и детектив-мистик его конца. Дяденька шагнул из одного века в другой и натворил тут дел. Я же собираюсь поступить покруче – шагнуть из одного тысячелетия в другое, оставляя за собой фейерверки раскрытых криминальных тайн.
Господи, о чем я!
Другой не менее зловещей фигурой на выставке был Иосиф Сталин в своем неизменном кителе с погонами генералиссимуса. Создатели фигуры ухитрились изваять отца народов так, что он выглядел как бы с утреннего похмелья. Восковой цвет лица контрастировал с ярким румянцем, наложенным на скулы.
А вот и Михаил Горбачев. Его серый отутюженный костюм произвел на меня большое впечатление. А вот очки, по всей видимости, были куплены в комиссионном магазине.
Вокруг терлись друг о друга локтями посетители. Они вполголоса обсуждали каждый из персонажей, не стесняясь в суждениях. Кто-то толкал меня плечом, но я не сходила с места – смотрела на благословляющий жест Григория Распутина, который как бы говорил мне: правдив и верен твой путь; все получится, чего бы ты ни захотела. Только не кушай пирожные и не запивай их вином. Это вредно для фигуры. Особенно если в виде начинки используется цианистый калий.
Если бы я только знала, какую зловещую роль сыграет в моей жизни Музей восковых фигур! И случится это довольно скоро.
У входа возникла легкая перебранка. Я обернулась и посмотрела, что происходит.
Вот оно и началось.
Подвыпивший мужчина в легком плаще, несмотря на теплую сентябрьскую погоду, и с обширной лысиной, на вид ему было около пятидесяти лет, желал посетить достопримечательность. Девушка в круглых очках, с верхней заячьей губой, распространявшая билеты среди любопытствующего населения, безуспешно пыталась втолковать веселому посетителю, что несколько нетрезвым людям противопоказано посещать подобные места. Это может расстроить их нежную, как женская яйцеклетка, психику.
И вообще, пьяным тут делать не хрен.
– Кто пьяный? – изумлялся посетитель. – Я пьяный? Это ты пьяная, а я выпил совсем малость. Чуть-чуть, если хочешь знать.
Девушка часто-часто заморгала глазами, видимо, понятие «чуть-чуть» для нее было непостижимо, и кинулась в подсобное помещение. Через восемь с половиной секунд (я засекла по своим часам) она вернулась в сопровождении молодого человека, главным украшением которого было подобие бороды, которую он начал отращивать три дня назад, ровно в семь утра. На представительской карточке товарища парня было отмечено, что он едва ли не законный владелец музея, чем лично немало гордился.
– В чем дело, гражданин? – строго спросил он, глядя на подвыпившего мужчину сверху вниз.
Тот икнул, клацнув при этом зубами, как защелкивающийся английский замок, и начал выкладывать причину:
– Я хочу культурно обогащаться, а она меня не пускает, – и показал пальцем на девушку.
Та начала оправдываться:
– Да он пьяный! Ворвался сюда и стал требовать билет!
– Я же не бесплатно! – недоуменно произнес дядя, протягивая смятую десятку. – Отдаю последние финансы, так сказать. Мне вот зарплату не платят, а я к вам иду, деньги предлагаю. И никуда я не врывался. Спокойно вошел и вежливо попросил билет.
– Водку пить – зарплата есть, – ехидно вставила заячья губа.
Лысенький радостно кивнул:
– Подкалымил немного! Имею полное право, подтвержденное российской Конституцией! Глава не помню какая, часть первая, восьмая строка сверху.
Собравшимся вокруг посетителям стало стыдно за то, что они понятия не имеют о существующей главе, ее части первой, и о том, что на свете существует Основной Закон Российской Федерации.
Я подошла поближе.
– Пусть пройдет, неужели вам жалко? – сказала я.
Молодой человек начал чесать обросшую щеку.
– Почему вы его защищаете? Родственница, что ли?
– Ага! – заявила я. – Это мой опекун. По материнской линии!
Представитель царства покойников начал соображать, что такое опекун по материнской линии, но я прервала его тяжкие размышления.
– Если вы чего-то боитесь, то поставьте охрану. Сейчас куда ни зайдешь – везде охрана. Там, где надо, и там, где не надо.
Молодой человек начал дергать давно не мытой головой.
– Больно вы умная! Мы сами охрана. Все вопросы решаем без постороннего вмешательства. Вам ясно?
Ясно было, что на мальчиков в камуфлированной форме у музея просто не было денег. Что ж, еще один способ заработать – это сэкономить.
– Что делать-то? – нетерпеливо спросила девушка. – Пускать или не пускать?
Непримиримый противник лезвий фирмы «Жиллет» долго и упорно думал, а затем махнул рукой.
– Да пусть идет. Продай ему билет, и пускай наслаждается зрелищем.
– Очень разумное решение, – процедила я сквозь зубы. – Спасибо вам большое. Ваше имя запишут красивым женским почерком в белоснежную страницу истории нашего города.
Молодой человек долго смотрел на меня, словно зять на тещу, но не нашелся что ответить. Он ушел прочь, а заячья губа бросила на меня укоризненный взгляд.
Мне стало очень стыдно.
Тем не менее билет мужчине был продан, и счастливый обладатель клочка бумаги, зажатого в кулаке, кинулся «наслаждаться зрелищем».
Я наблюдала за ним издали. На скульптуры я насмотрелась достаточно, гораздо интереснее было наблюдать за живыми людьми. Ведь что интересно: только истинно русский может, потом и даже кровью с пониженным содержанием гемоглобина заработав немного денег, тут же их пропить и отправиться искать зрелищ.
Дядя в плаще мотался от экспоната к экспонату, вглядывался в лица восковых скульптур и бормотал что-то себе под нос.
Затем он остановился у фигуры, изображавшей Бориса Ельцина.
Президент стоял прямо, немного выставив правую руку вперед, и смотрел прямо перед собой безразличным взглядом.
И тут произошло то, чего никто не ожидал. Никто, кроме меня. Я почувствовала, что на представителя лондонского клуба лысых джентльменов подействовала непонятная, но чрезвычайно мощная энергия музея. Видимо, пары алкоголя усиливают ее в несчетное количество раз.
Подвыпивший посетитель полез под плащ и вытащил на свет молоток средних размеров с красной истертой ручкой, на которой было вырезано нецензурное слово.
– Боря, блин! Довел до ручки рабочий класс! Гад! – послышался пьяный возглас.
Посетители замерли. Они ждали, что будет дальше.
Мужчина размахнулся, бросил молоток в голову президента и…
…и промахнулся.
Инструмент, временно выполняющий функции метательного оружия, пролетел мимо уха Ельцина и шмякнулся об стену, задрапированную таким же синим материалом, из которого были изготовлены шторы.
– Блин!
Это было единственное ласкающее слух слово, вырвавшееся из глотки подвыпившего дяденьки.
Публика зашлась безудержным смехом. Присутствующие фамильярно переглядывались между собой, будто каждый день ходили сюда, успели перезнакомиться и даже создать родственные отношения. Короче, ржали они от души, словно на представлении мистера Бина с билетами по сто фунтов стерлингов.
Девушка с заячьей губой бросилась за подмогой. В зале снова показался тот самый небритый молодой человек, но на этот раз не один, а в сопровождении товарища – высокого парня с крупным носом и черным галстуком, болтавшимся на индюшачьей шее.
– Держите его! – взвизгнула заячья губа.
Парни двинулись к мужчине, который до их появления прикидывал, как выручить свой молоток и повторить попытку покушения на воскового Бориса Ельцина. Увидев крестных отцов паноптикума, он оторопел и кинулся к выходу, поняв тщетность своих дальнейших действий. Пробежав ползала, он споткнулся и растянулся на скользком полу во весь рост. Молодые люди чуть было не настигли мужичка, явно намереваясь сомкнуть клыки на загривке жертвы, но тот умудрился столкнуть на пол еще двоих посетителей, что задержало преследователей, и на карачках добрался до двери. Причем проделано это было со скоростью постельного клопа.
Молодые люди махнули рукой, увидев, что ничего страшного, впрочем, не произошло. Они принялись осматривать Бориса Ельцина с тщательностью закройщика, работающего у Кардена и получающего благословенные доллары за каждый наклон головы. Они обнаружили упавший молоток и забрали его как вещественное доказательство ненависти рабочего человека к власть имущим.
Это было только начало. Юмористической прелюдией к тому, что произошло дальше.
«Девятка» цвета «мокрый асфальт» остановилась неподалеку от здания Художественного фонда. Поставить машину ближе не было никакой возможности из-за большого скопления автомобилей, поэтому шумная компания, прибывшая с целью посетить Музей восковых фигур, была недовольна. Особенно суетились две девицы, одна из которых была затянута в кожу, словно инопланетный астронавт, и несла на голове тонкий серебристый ободок, не дававший разлетаться в резко диаметральные стороны светлым волосам до плеч. Другая нимфа по случаю посещения паноптикума надела суперкороткую юбку, напоминавшую собой набедренную повязку Тарзана, от которой аллигатор отхватил в порыве злобы внушительный кусок. Взору знатоков женских прелестей открывались массивные ляжки, от коих первые полчаса очень трудно было оторвать взгляд. Колготки цвета перезревшей сливы обтягивали перекачанные икры. В густо подведенных глазах цвета дешевых болгарских обоев сероватого оттенка явно читалась любовь ко всякого рода скандалам. Причем к тем, которые имеют в особенности большой размах.
Третья девица, перед которой открыл дверцу молодой человек с крутым шнобелем, по которому регулярно проходились кулаками (к тому же покрытым прыщами, словно собачий хвост репьями), носила узкие джинсы фирмы «Wrangler» и дамскую куртку из такой же ткани. Поверх воротника была повязана ярко-красная косынка, что делало девушку похожей на стахановку времен развернутого строительства социализма в СССР. Она вышла из машины, улыбаясь, словно героиня-трактористка, и слушала претензии своих подруг на свободное пространство вдоль обочин.
Молодой человек с прыщавым носом и короткой гоблинской стрижкой радостно лыбился, слушая излияния девок. Водитель же, угрюмого вида парень с темным землистым лицом и такой же короткой прической а-ля уголовник, ничего не говорил. Он запирал дверцы автомобиля и включал сигнализацию.
По всему было видно, что компания молодых людей решила устроить себе культурный поход в Музей восковых фигур. Уже треть города успела налюбоваться на это зрелище. Жители провинциального городка никогда в жизни не видели ничего подобного, поэтому спешили насладиться созерцанием диковинных скульптур.
Еще двое парней спешили в том же направлении. Один из них был полного телосложения, с крутым животиком и лунообразным лицом Санчо Пансы в молодости. Следовавший за ним молодой человек являл полную противоположность своему товарищу. Он напоминал Кису Воробьянинова после ночного хождения по девочкам, но даже отцу русской демократии никогда не приходилось появляться при народе с таким страдальческим выражением на изможденном лице. Парень был настолько худ, что наверняка смог бы просочиться в любую щель, и этого бы никто не заметил.
Толстяк же принадлежал к тому типу людей, которые явно не в ладах с окружающим их пространством. За свою жизнь он, наверное, уронил на землю немало проходящих мимо людей. Таким персонажам более всего подходит работать в рыночных рядах, толкать перед собой тележку с перевозимыми в ней продуктами и орать: «Дорожку! Дорожку, мать вашу за то место, через которое она вас родила!..»
Компания была в сборе. Все семеро обменялись приветствиями и направились ко входу в музей.
Молодые люди приобрели билеты у девушки, которая никак не могла прийти в себя после происшествия с молотом ведьм, чуть было не снесшим голову ныне действующему президенту. Расплачивался за всех водитель автомобиля.
Компания тут же направилась к фигуре Бориса Ельцина. Видимо, образ любимого президента действовал на молодежь особенно притягательно.
– Смотри, смотри, культяпый! – заорал на весь зал длинноносый гоблин. – Во, блин, рожа!
Толстяк радостно заржал, поддержав приятеля. Девочки также приняли участие в обсуждении, гадливо хихикая.
– Чего ты хочешь, Толян! – высказал свое веское слово владелец «девятки». – Это главный пахан всей страны.
Толстяк повернулся и показал жирным пальцем на очередной персонаж:
– Смотри, смотри, Жирик!
Фигура Жириновского в армейском кителе и фуражке с генеральской «капустой» находилась на безопасном удалении от статуи президента.
– Однозначно! Однозначно, братва! – орал прыщавый Толян, широко разевая рот, словно рекламируя фильм «Челюсти». Он принялся кривляться перед фигурой, очевидно, полагая, что именно так ведет себя на заседаниях парламента лидер ЛДПР.
У многочисленных посетителей было порядком испорчено настроение. Их бесцеремонно толкали, оттесняли от подиума и хамили прямо в лицо.
Досталось всем персонажам: Григорию Распутину, Ивану Грозному, Ленину, Екатерине Великой и другим. Пожалуй, только величественный Петр Первый подвергся меньшим издевательствам, чем другие.
Наконец администрация театра не выдержала, и в зале появились трое с представительскими карточками на левых лацканах строгих пиджаков. Диалог с буйными посетителями начал высокий человек лет сорока с темными, немного курчавыми волосами. На принадлежащем ему кусочке ламинированного картона можно было прочесть: «Андрей Владимирович Прохоренко, директор Музея восковых фигур».
– Прекратите немедленно, – твердым спокойным голосом заявил он. – Вы находитесь в музее, и не надо разводить здесь базар.
Первым отозвался владелец «девятки». Надо сказать, что он вел себя довольно корректно, не в пример своим дружкам.
– Все нормально, брат. Мы немного расслабились, отдыхаем.
– Отдыхайте, только тихо, – по-прежнему твердо произнес директор.
Он собирался было уйти вместе со своими коллегами, которые наблюдали за происходящим, не произнося ни слова, как вдруг в разговор вклинился прыщавый Толян.
– Какие проблемы, мужик? – вызывающе заявил он. – Мы купили билеты, имеем право смотреть.
– Вы правы, молодой человек, – ответил Прохоренко, оборачиваясь. – Смотрите. Только так, чтобы не оскорблять людей.
Толян начал заводиться еще больше. Девица с крупными бедрами пыталась дернуть его за рукав, но он огрызнулся.
– Отстань! – И снова в адрес директора: – Кого мы оскорбляли?
– Нас, в первую очередь.
– Кого это – вас?
– Работников музея.
– И чем это мы вас оскорбили?
– Издевательством над произведениями искусства!
Толян отклячил нижнюю челюсть, обнажив прокуренные зубы, и заржал, обводя всех присутствующих диковатым взглядом.
– Где ты видишь произведения искусства, мужик?! Этих мудаков из воска? Да я тебе по пьянке лучше сляпаю! Из пластилина!
Странно, но никто не смеялся. Директор музея начал багроветь.
– Ты – придурок, – заявил он, стискивая зубы. – Козел.
Глаза Толяна завращались с бешеной скоростью. Он явно не ожидал, что его будут оскорблять.
Владелец «девятки» вышел вперед. Он решил вступиться за дружка.
– Кого это ты козлом называешь? Ты че, мужик, неприятностей захотел?
Толян отстранил приятеля.
– Погоди, Витек! Ты че, голубой! – обратился он к Прохоренко. – Давай выйдем побазарим!
Девица в коже пискнула:
– Толик, не надо!..
Гоблин уже завелся:
– Че не надо? Он меня козлом назвал, пусть ответит!
Директор музея держал себя в руках.
– Хочешь говорить – говори здесь. Далеко ходить не будем.
Внезапно полубезжизненный глистоватый парнишка выбросил вперед свое тщедушное тельце и закричал визгливым голосом:
– Че ты на него смотришь, Толян! Мочи козла!
Это было «сигналом к атаке». «Голубые мундиры» перестроили свои ряды и пошли на противника.
Толян бросился на директора музея, который не успел отреагировать и получил удар чуть ниже левого глаза. Двое, сопровождавшие Прохоренко, бросились защищать шефа. В драку тут же ввязались пузатый Леха, Витек и, конечно же, не обошлось без анемичного дружка, который суетился больше всех.
С ним как раз было покончено быстрее всех. Один из работников музея, плотный мужчина с мощным затылком, который поначалу старался не привлекать к себе внимания, с силой отшвырнул Леху к подиуму.
– Фраер, твою мать… – злобно рявкнул он.
Или бросок был слишком силен, или же болезненный малыш обладал слишком легким весом, но отлетел он довольно далеко, свалив с подиума фигуру Григория Распутина с поднятой кверху правой рукой.
Таинственный монах свалился прямо на незадачливого юнца, отчего тот резко дернул головой и довольно сильно стукнулся затылком. Через несколько долгих секунд Леха выполз из-под останков упавшего Распутина и, сморщившись, начал ощупывать голову. Другой помощник, тот самый парень, который успел лопухнуться с пьяным дядькой, схватился с пузаном.
Девицы визжали, безобразное зрелище продолжалось. Посетители торопливо покидали паноптикум, разочаровавшись в увиденном. Девушка, продававшая билеты, торопливо собрала кассу и испуганно прижалась к стене.
Пышная девица с энергией атомной бомбы с визгом бросилась на мужчину с комплекцией Тараса Бульбы. Она решила встать на защиту Толяна, которому пришлось плохо.
– Убери руки, скотина! Отпусти его! – заорала она, молотя кулачками по груди мужчины.
Тот, недолго думая, залепил дюймовочке пощечину громкостью в двадцать децибел. Та оторопела и осталась стоять в позе оскорбленной воспитанницы института благородных девиц.
На выручку подруге кинулась девушка в джинсах:
– Женщин избиваете?
Она встала в стойку опытного каратиста и нанесла мужчине сильный удар ногой, который он едва успел парировать. Судя по всему, мужчина был опытным и циничным бойцом, потому что схватил девицу за красную косынку и сильно дернул к себе, повалив девушку на пол. Я поморщилась. А вдруг девушка задохнется.
Никто не может сказать, что детектив Татьяна Иванова чужда человеческих чувств. Я решительно шагнула вперед и перехватила руку дяди, который, по всей видимости, собрался продолжить экзекуцию поверженной стахановки.
– Придержите фонтан, – сказала я. – С девушками так нельзя обращаться.
Бульбоватого мужчину это немного отрезвило. И это правильно, как сказал бы Михаил Горбачев, если бы не стоял в виде восковой статуи, безучастно взирая на то, что происходило в отдельно взятом музее.
Если бы дядя с затылком Ивана Поддубного поднял руку на меня, то ему пришлось бы менять нижнюю челюсть. Я была готова к схватке и сумела бы постоять за нас двоих. Имею в виду себя и эту девушку, которой я тут же помогла подняться на ноги.
– Спасибо… – прошептала она чуть слышно, что напоминало шорох ветерка в июльскую сушь.
Внезапно в руке Толяна оказалась остро заточенная финка с перламутровой рукояткой. Он взмахнул ею, и директор музея Прохоренко отпрянул назад.
Точно такой же ножик появился в руке парня с землистым цветом лица. Пузан также полез в карман, но не торопился вынимать руку.
– Мы вас, козлов, сейчас порежем! – взвизгнул Толян. – Если не сейчас, то потом! Вернемся и порежем!
Гордые римляне, пытающиеся сдержать натиск остервенелых варваров, молчали. На их лицах была написана железобетонная решимость не сдавать город неприятелю.
– Покиньте помещение, – потребовал директор. – Немедленно.
– Тебе не жить больше, козлу! – прошипел гоблин и спрятал финку.
Парни развернулись и пошли прочь, подхватив своих девиц. Девушка, за которую я вступилась, оглянулась и подарила мне взгляд влюбленной бабочки. Во всяком случае, мне так показалось.
Компания в количестве семи человек успела забраться в «девятку», которая спешно вырулила на проезжую часть, чуть было не столкнувшись с бежевыми «Жигулями», водитель которых явно опаздывал на свои собственные похороны. Он отчаянно засигналил и вовремя успел затормозить. «Девятка» юркнула в образовавшийся проход и молниеносно набрала скорость.
На улицу выскочил дядя, который успел поручкаться со мной. Он смотрел вслед удалявшейся «девятке» и что-то шептал про себя.
Наверное, запоминал номер.
Если бы я только знала, что вскоре мыльная опера с кровавой пеной, начало которой я только что видела, будет иметь продолжение…
