ГЛАВА 5

После настойчивого звонка в дверь квартиры Александра Филипповича Суслова я услышала женский голос:

– Кто?

– Я к Александру Филипповичу, по срочному делу, – официальным тоном проговорила я.

– Господи! – сокрушенно сказала женщина, принимаясь ожесточенно крутить замок.

Когда дверь открылась, я увидела миниатюрную блондинку с короткой стрижкой. Она была в свободном свитере с красно-черными полосками и черных домашних брюках. Настроена женщина была совсем нелюбезно и смотрела на меня с каким-то вызовом, уперев маленькие кулачки в бока. На лице ее была решимость защищать свой очаг намертво.

– Сколько можно трепать нервы работающему человеку, врачу! – начала она сыпать обвинениями. – Он вынужден был сам взять больничный! А у него, между прочим, куча больных! И должность, знаете ли, обязывает…

– Кто там, Мариночка? – слабо прокряхтел откуда-то из спальни знакомый мне голос с характерными сюсюкающими интонациями.

– Да лежи, лежи, это не к тебе, – тут же повернулась на зов Мариночка, после чего, понизив голос, обратилась ко мне: – Проходите на кухню. Мне, в конце концов, все это надоело, и я намерена положить конец этому. Проходите.

Я не заставила себя долго ждать и, разувшись в прихожей, проследовала на кухню. Марина проскользнула следом и плотно закрыла за собой дверь.

– Садитесь вот сюда, – кинула она взгляд на табуретку у стола, сама устраиваясь рядом со мной. – Извините, что не предлагаю чаю, разговор, надеюсь, будет коротким.

– Ничего, чаю я не хочу, – успокоила ее я. – Мне действительно важен разговор. Скажите, вы в курсе, по какому поводу вашему мужу так… надоедают в последнее время?

– Я не знаю, по какой причине это происходит, – раздраженно отмахнулась Марина, – этого как раз никто не объясняет. Но я знаю, что от него требуют сказать, где он был в конце мая. А я вас заверяю, что он находился в изолированном месте и не мог свободно раъезжать по городу. Я заверяю вас! – подчеркнула она. – Надеюсь, вы удовлетворены?

– Боюсь, что нет, – покачала головой я. – Мне бы все же хотелось узнать от вас конкретное место пребывания вашего мужа.

Марина всплеснула руками.

– Ну хорошо, он находился на лечении. В одной клинике.

– Что за клиника? – не отставала я.

Марина вздохнула и как-то безвольно опустила руки. Она задумчиво смотрела в окно, и выражение лица ее становилось все более хмурым.

– Ну хорошо, – проговорила она, поднимаясь со своего места. – Короткого разговора, наверное, все-таки не получится, поэтому я поставлю кофе. Мне многое придется вам объяснить, хотя я по-прежнему не понимаю, почему моим мужем так заинтересовались правоохранительные органы…

Мне на руку было то обстоятельство, что проверкой Александра Филипповича Суслова занимался бравый капитан Арсентьев, обладавший соответствующими документами, которые он наверняка показывал семье Сусловых. По этой причине Марина, видимо, и не сомневалась, что я являюсь его коллегой, поэтому была избавлена от необходимости объяснять, кто я такая.

Пока Марина варила кофе, она даже не смотрела в мою сторону и молчала, сосредоточенно что-то обдумывая. Наконец она поставила на стол две чашки с кофе и банку сгущенного молока и, сделав пару глотков, принялась рассказывать.

– Начну сразу с главного, – закуривая сигарету, сказала она. – Мой муж лечился в частной клинике от одного заболевания… весьма щекотливого характера. Проще говоря, от алкоголизма, – усмехнувшись, посмотрела она мне прямо в глаза. – По нему, наверное, не скажешь, что он склонен к пьянству… Так оно и было поначалу. Но, сами понимаете, медицинская среда… Потом, он человек очень мягкий, слабовольный. Он не может отказать в резкой и твердой форме, постоянно боится кого-то обидеть, даже если этот человек и не является его другом. У него много знакомых врачей, большинство из них работают в стационаре… Он, кстати, и сам работал там до недавнего времени. Нервная, напряженная обстановка, ночные дежурства, когда хочется расслабиться… Вот все эти обстоятельства и привели к тому, что он стал хроническим алкоголиком. Нет, он всегда вел себя прилично, никогда не буянил, не дрался, но все равно – он стал полностью зависим от бутылки. И даже после того, как по моему настоянию бросил стационар и перевелся в поликлинику…

– Как же он мог стать главным врачом, будучи алкоголиком? – перебила я женщину.

Марина усмехнулась:

– Ну, у него же на лице не написано, что он алкоголик. К тому же он всегда вел себя прилично и тихо. Как врач он оставался на должном уровне, навыков своих не терял. И о том, что он лечился, практически никто не знает. Ну, так вот… Я надеялась, что в поликлинике у него не будет привычной обстановки и он сам остановится. Но было уже поздно, привычка стойко укоренилась, и он ни дня не мог прожить без спиртного. На работу, правда, ходил трезвым, зато уж после работы… – Марина горестно махнула рукой. – Он очень страдал от этого сам, хотел избавиться. Я устала смотреть на это и решила обратиться в частную клинику, там, кстати, работает его бывший однокурсник. Поначалу Саша и слышать не хотел, боялся, что кто-нибудь узнает о его заболевании. Как будто лучше, если его будут каждый день видеть пьяным! – воскликнула Марина.

Она затушила сигарету и снова закурила. Я внимательно слушала.

– Но в конце концов мне удалось его убедить, – продолжала тем временем Суслова. – Он сходил на прием, ему была обещана полная конфиденциальность, и он согласился. В поликлинике взял отпуск за свой счет, сказав, что хочет отдохнуть. В середине июня вышел и благополучно приступил к работе. Вот и все…

Марина закончила свой рассказ, но выпроваживать меня не спешила. Она посмотрела на меня и продолжила:

– Я могу дать вам адрес той клиники. Там вам могут подтвердить, что он никуда не выходил за весь период лечения. Таково непременное условие – полная изоляция. Там есть все: и душ, и телевизор, и пресса, и столовая… Так что он ни в чем не нуждался. Там все задокументировано. Они вообще-то соблюдают конфиденциальность, но милиции, наверное, обязаны будут сказать? Или нет? Если нет, то я могу сама позвонить и сказать, что не возражаю, чтобы вам показали его медицинскую карту. Но вот о чем, самом главном, я хочу вам сказать… С тех пор мой муж ни разу не пил. Я даже не говорю о тех деньгах, которые мы потратили на лечение – а сумма, поверьте мне, немаленькая. Но гораздо важнее нервы, а также душевный покой и семейное благополучие. Так вот, мне бы очень не хотелось, чтобы после этой нервотрепки мой муж запил. Я уже говорила, что он человек слабовольный. Он уже на грани срыва. Сегодня он слег в постель, у него депрессивное состояние, лежит обложенный подушками и компрессами, пьет какие-то пилюльки, стонет и охает. Мне бы не хотелось, чтобы завтра он пошел и напился.

– Не волнуйтесь, – серьезно ответила я, понимая состояние Марины и ее тревогу за будущее семьи. – Я вас уверяю, что, во-первых, наш с вами разговор не станет предметом ничьего обсуждения, так что тайна лечения вашего мужа будет сохранена. Это я гарантирую. И во-вторых, больше ему никто не станет трепать нервы. Пускай успокаивается, берет себя в руки и выходит на работу. Все нормально.

Я поднялась с табуретки и пошла к двери.

– Вы меня извините за резкость в начале встречи, – заговорила Марина, поднимаясь следом, но тут дверь на кухню открылась, и на пороге появился сам Александр Филиппович Суслов.

Вид у главы семейства был весьма плачевным, жалким и одновременно смешным. На голове главного врача колыхался большой ночной колпак, сам он был облачен в мягкую полосатую пижаму, на ногах меховые тапочки с загнутыми носами. В эту минуту он был похож на доброго сказочника, обиженного книжным злодеем. Кроме того, на лбу Александра Филипповича красовалась белая повязка, которую он придерживал обеими пухлыми руками, так как она постоянно сползала ему на очки.

– Боже мой, Мариночка, если бы ты знала, как мне плохо, – чмокающе проговорил он. – Сделай мне, пожалуйста, кофе…

Тут взгляд его упал на меня, и бедный Суслов медленно и бессильно опустился на табуретку, уронил повязку и, хлопая глазками, обреченно проговорил:

– Я этого не вынесу…

– Сашенька, успокойся, – тут же метнулась к нему Марина. – Я тебе сейчас все объясню. Все хорошо, все закончилось, тебя больше никто не побеспокоит и никто ничего не узнает. Ну, успокойся, пупсик, пойдем, я тебя уложу и принесу тебе кофе в постель. Пойдем, пойдем…

Эта маленькая женщина легко подняла огромную тушу своего супруга со стула и, обняв его, повела в спальню. Суслов всхлипывал и что-то жалобно причитал, обращаясь к жене. Заботливая Марина гладила его по голове и успокаивала, как маленького ребенка.

Я, выйдя в прихожую, обулась и покинула квартиру Сусловых.

Сев в машину, я обнаружила, что мне очень хочется есть. Подумав, я решила не ехать к себе домой, а направиться в кафе к Галине – чем подогревать полуфабрикаты в микроволновке, лучше съесть полноценный обед. Все-таки здорово бесплатно питаться в хорошем кафе, пусть даже и временно, только на период расследования!

Когда я подъехала к «Венеции», меня словно током ударило. Около подъезда стояла «Ланчия». Красного цвета. С помятым крылом. Та самая, про которую, видимо, говорил Костров. Та самая, которую Пивоваров одолжил неизвестно у кого и на которой уехал в командировку.

Из этого можно было сделать только один положительный вывод: Анатолий вернулся из командировки, и представилась отличная возможность поговорить с ним.

Я буквально влетела в двери и тут же столкнулась с Пивоваровым, который выходил из кафе и с кем-то говорил по мобильному телефону. Анатолий, видимо, был в отличном настроении, добродушно улыбался. Он на ходу поздоровался со мной и хотел пройти мимо, но я решительно остановила его.

– Анатолий, нужно поговорить!

– Я сейчас приеду, – бросил он мне. – Надо машину отогнать владельцу.

– Нет, сейчас ты не будешь ее отгонять, – заявила я.

– Почему? – опешив, вытаращил глаза Пивоваров.

– Я тебе все объясню. Давай пройдем внутрь.

– Но я опаздываю! – Анатолий никак не хотел внимать моим словам.

– Анатолий, дело очень серьезное! Эта машина может быть замешана в тяжком преступлении!

Пивоваров от неожиданности приоткрыл рот и позволил мне впихнуть его внутрь кафе. Галины на месте не было, но меня это обстоятельство не очень расстроило: меня волновал разговор с ее супругом. Мы поднялись в директорский кабинет и сели в кресла. Когда я закончила излагать суть дела Гели Синицыной, Пивоваров еще больше нахмурился.

– Ну, я тебе могу сразу сказать, что тот человек, у которого я взял машину, совершенно ни при чем. Это просто ерунда.

– Кто он? – прямо спросила я.

– Это один мой сотрудник… Совершенно нормальный человек. Отличный семьянин, между прочим, – подчеркнул Пивоваров.

– Так ты назови мне его имя.

– Понимаешь… – Пивоваров замялся. – Я только прошу тебя, не воображай бог знает что, а то ты сейчас подумаешь…

– Короче, кто это?! – потеряла терпение я. – Что за сотрудник?

– Дело в том, что это не сотрудник, а сотрудница. Но я еще раз прошу тебя не воображать того, чего нет. Это действительно просто сотрудница! А то ты еще расскажешь Галине, а мне потом предстоит скандал, причем на ровном месте.

Пивоваров выглядел смущенным, но не испуганным.

– Как ее зовут? – спросила я. – Не волнуйся, я ничего не стану говорить Галине. Я не хочу потерять приятельницу.

– Жанна Анатольевна, – нехотя ответил Пивоваров. – Но ты же не думаешь, что это она изнасиловала и изуродовала ту девушку?

– Она-то, наверное, нет, – усмехнулась я. – Но это не значит, что в деле фигурирует не ее машина. Эта Жанна Анатольевна замужем?

– Да, – тут же ответил Пивоваров. – Замужем, прекрасная семья, двое детей, муж – стоматолог… Я тебя уверяю, Таня, что здесь все чисто.

– Как ее фамилия?

– Коростылева, – буркнул Пивоваров.

– А почему она дала тебе свою машину? – спросила я, вспомнив, что эту фамилию называл Мельников, когда сообщал, какие из «Ланчий» за последнее время попали в аварию.

– Потому что я попросил. Просто попросил как свою сотрудницу, вот и все! И если ты думаешь…

– Я совсем не об этом сейчас думаю, – прервала я защищающего свою честь Пивоварова. – Почему ты взял именно у нее?

– Потому что больше не у кого было, – признался Пивоваров. – Друзья отказали, родная жена, между прочим, тоже… Что мне оставалось делать? А у Жанны Анатольевны я и раньше брал ее «Ланчию», когда срочно нужно было куда-нибудь съездить, а джип гонять не хотелось. Она не возражала никогда. Я ей за это доплачивал, разумеется, вот она и не возражала. – Пивоваров говорил быстро и суетливо. – К тому же я всегда обращался с машиной аккуратно, она знает меня как грамотного водителя, – важно добавил он.

– Который разбивает свои и чужие машины, – съехидничала я. – Так, мы сейчас поедем вместе.

– Ты что? – изумился Пивоваров. – Таня, ты понимаешь, в какое положение меня ставишь? Как я потом стану ей в глаза смотреть? Я ведь уже не смогу к ней обратиться! Человек идет мне навстречу, а я ему такую свинью подкладываю!

– Ну, ты же уверен, что она ни при чем, – напомнила я. – В чем же здесь свинья? Не волнуйся, мне просто нужно узнать, не давала ли она еще кому-то свою машину в конце мая. Она же вполне могла дать «Ланчию» еще какому-нибудь знакомому. Кстати, ты сам не брал ее в конце мая?

– Ну, если ты своих друзей начнешь подозревать! – вспылил Пивоваров. – Говоря языком Кострова – ты сбрендила!

– Так или иначе, мы сейчас едем вместе.

Пивоваров хотел было что-то возразить, но махнул рукой и направился следом за мной.

…Жанна Анатольевна оказалась жгучей брюнеткой с соблазнительным бюстом и очень миловидным лицом. Она сделала большие глаза, когда увидела рядом с Пивоваровым незнакомую женщину.

– Жанна Анатольевна, добрый день, вы уж извините за вторжение, позвольте представить вам нашу с супругой приятельницу… – затараторил Пивоваров, галантно припадая к руке женщины.

– Татьяна, – представилась я. – Извините, нельзя ли задать вам несколько вопросов по поводу вашей машины?

Удивление в глазах женщины не исчезло, но она приветливо улыбнулась и сказала, широко поведя рукой в сторону комнаты:

– Проходите, пожалуйста.

Мы с Пивоваровым, принявшим какой-то нарочито небрежный вид, прошли в комнату. Там на диване перед телевизором сидел довольно молодой мужчина. При нашем появлении он тут же щелкнул пультом и вопросительно посмотрел на всю компанию. Узнав Анатолия, он поднялся и подал ему руку. Из соседней комнаты доносился детский смех.

– Привет, привет, – улыбаясь, говорил Пивоваров, хлопая мужчину по плечу. – Семейный досуг, как это замечательно! Извините, что нарушаем, мы ненадолго, по важному делу…

– Вы садитесь, – пригласила Жанна Анатольевна. – Хотите кофе?

– Мы действительно ненадолго, – остановила ее я. – Вы уж не удивляйтесь, но меня интересует ваша машина, как я уже сказала. И даже не она как таковая, а в чьих руках она находилась двадцать восьмого мая? Я понимаю, что вам трудно вспомнить… Но вы все-таки постарайтесь, это очень важно.

– Крайне важно, – приняв чрезвычайно серьезный вид, кивнул Пивоваров.

Он неловко чувствовал себя в сложившейся обстановке и посему пытался напустить таинственности и придать ситуации максимум значимости.

Коростылева ничего не понимала, и мне пришлось объяснить:

– Дело в том, что я частный детектив, в данный момент расследую одно дело, в котором фигурирует красная «Ланчия». Вот поэтому нас интересуют все красные «Ланчии» в городе. А особенно те, у которых помято крыло. Вы наверняка не имеете к этому делу отношения, правда? Так что не волнуйтесь и скажите, где находилась ваша машина двадцать восьмого мая.

– Но я… Я действительно не помню, – развела руками женщина и обезоруживающе улыбнулась.

– Скажите хотя бы, вы ее даете кому-нибудь, кроме Анатолия Алексеевича?

– Ну… Мужу периодически, – скосила она глаза на супруга. – А больше, пожалуй, никому.

– Ну что ж, – вздохнула я. – Все понятно…

– Так пойдем? – поднялся с дивана Пивоваров.

Мы уже готовы были уйти, как вдруг подал голос муж Жанны Анатольевны, молчавший все это время. Он обратился к своей супруге:

– Может быть, посмотреть в моем ежедневнике?

– Посмотри! – обрадованно проговорила та.

Видимо, ей либо хотелось угодить своему шефу, либо Жанна Анатольевна не лишена авантюрной жилки, и ей приятно было принять хоть какое-то участие в неведомом ей расследовании.

Ее супруг вышел из комнаты и вскоре вернулся с ежедневником в руках. Он начал листать его, сосредоточенно всматриваясь в страницы.

– Вот, – наконец сказал он. – Двадцать восьмое мая, вы говорите? Вот у меня записано: с восьми до двух – дежурство в клинике, потом телемастер, вечером – Жигуновы… Что с Жигуновыми, ты не помнишь?

– Ах, ну конечно, – кивнула Жанна Анатольевна. – Мы же ходили к ним в гости, на день рождения Алены. У нее вообще-то двадцать седьмого, но отмечали они двадцать восьмого, я сейчас вспомнила. Так, мы поехали на машине, за рулем была я… Во время вечеринки она стояла во дворе, а потом мы вышли, я села за руль, и мы поехали домой. Вот и все.

– А во сколько вы поехали домой? – уточнила я.

– Ой, ну точно я, конечно, не помню… – Женщина повернулась к своему супругу, но тот только пожал плечами. – Но я могу сказать, – продолжала она, – что никак не позже одиннадцати. У нас же дети, нам их нужно было еще забрать от моих родителей. Так что где-то в районе одиннадцати мы оттуда вышли.

– А после того как съездили за детьми?

– Поставили машину в гараж до утра. Утром я поехала на работу.

– Что ж, спасибо вам огромное, – поблагодарила я. – И еще раз простите за вторжение.

– Да что вы, мне даже лестно, что из-за моей машины такой переполох.

– К сожалению, это не из-за вашей машины, – вздохнула я и добавила: – Точнее, к счастью.

– А можно узнать, в чем дело? – все-таки полюбопытствовала Жанна Анатольевна.

– В деле, которое расследует Татьяна, – выступил вперед Пивоваров, – тоже фигурирует похожая «Ланчия». Это просто отработка версии, чистая формальность, – важно заявил он. – Так что не волнуйся, Жанна! Спасибо тебе.

И он снова припал к ее руке, а затем увлек меня за собой на лестничную клетку.

– Ну что? – с облегчением переводя дух, обратился он ко мне. – Ты довольна?

– Да, эту «Ланчию» можно отбросить, – вздохнула я. – Что ж, по крайней мере, одна версия отработана до конца…

– Я же тебе говорил! – радостно сказал Пивоваров. – Так что ищи своих преступников в другом месте. Только… – он понизил голос, – ты Галине все-таки ничего не говори, ладно? А то ты же знаешь, какая она резкая, подумает еще бог знает что!

– Ладно, – улыбнулась я. – Вот посмотришь на тебя, Анатолий, и порадуешься, что есть на свете примерные мужья!

– А то! – гордо приосанился Пивоваров. – Галина знала, за кого выходит! А то была бы сейчас женой… непонятно кого!

Самое обидное, что пообедать мне так и не удалось, а теперь уже было некогда: я направлялась к переводчику-разведчику Шумилкину. Он оставался главным свидетелем в этом деле после смерти Тамары.

Звонить мне пришлось долго. Сразу же после того как я нажала на кнопку звонка, свет, горевший у Шумилкина, погас. И вообще внутри словно все вымерло.

«Боится, – подумала я. – Трус несчастный!». И продолжила звонить и стучать в дверь. Наконец, я, приблизив губы к замочной скважине, громко сказала:

– Виталий Георгиевич! Виталий Георгиевич, это я, Татьяна. Вы мне очень нужны.

Некоторое время за дверью не было слышно ни звука. Потом вдруг дверь резко открылась. На пороге стоял переводчик Шумилкин, с трудом держась на ногах. Было видно, что он пьян. В руках у него была какая-то палка.

– Вы защищаться этим думали? – насмешливо спросила его я.

– Нет-нет, – тут же засуетился Шумилкин, на всякий случай вглядевшись в темноту за моей спиной, – не кроется ли там какая-нибудь опасность.

Я прошла внутрь, включила свет, отметив, что в комнате все по-прежнему.

– Это я… Уборку генеральную провожу… Паутину сметаю, – начал объяснять Шумилкин, помахивая дрыном. – Давно не убирался. Вот и решил, так сказать…

– В темноте уборку проводите? – хмыкнула я.

– Так это я… Я уже отмечал, что вы – умная леди, – захихикал Шумилкин. – Садитесь, проходите…

Он снова принял самоуверенный и даже резонерский вид, хорошо знакомый мне по первой встрече с ним.

– Так чего вы боитесь, Виталий Георгиевич? – спросила я, устраиваясь на стуле.

– Ничего, – бодро ответил Шумилкин. – Мне скрывать нечего. Вы пришли, я рассказал… Нормально? Нормально! А что там Тамара, так я тут при чем?

– Вы в курсе того, что случилось с Тамарой? – строго спросила я.

– Йес, май леди! – взмахнул рукой Шумилкин. – Ит-с со бэд… Ит-с вери сэд!

Громко и театрально проговорив эти фразы, Шумилкин покачал головой.

– Что? – не поняла я.

– Вы какой язык изучали? – насмешливо спросил «англичанин».

– Английский, – покраснела я.

– У вас были плохие преподаватели, – категорично заявил Виталий Георгиевич. – Знания – никуда не годятся! Никуда! В общем, так, – сделал он решительный жест. – Садись! Слушай! Пиши!

– Что писать? – не поняла я.

Шумилкин посмотрел на меня снисходительно.

– Начнем с азов! – щелкнул пальцами переводчик. – Вот-с е нэйм?

– Май нэйм из Таня, – чувствуя себя круглой дурой, ответила я, как нерадивая ученица. – И у меня есть к вам пара вопросов. Важных вопросов. Гораздо более важных, чем мое знание английского.

Шумилкин остался глубоко обиженным таким пренебрежительным отношением к его любимому предмету, но возражать не стал, только покосился на мои руки. Увы, в них не было пакета. А в маленькой сумочке бутылка водки не могла уместиться. Это обстоятельство никак не порадовало бывшего разведчика, он сразу потерял интерес к дальнейшему развитию событий.

– Что за вопросы? – спросил он, вяло теребя край скатерти на столе.

– Во-первых, скажите мне, только честно, кому вы рассказали о нашем с вами разговоре?

– Никому! Я вообще не рассказываю… о таких вещах. Я много лет работал в разведке, это школа! Я таких вещей не рассказываю, – кривя губы, бросал Шумилкин.

– Тогда как вы объясните тот факт, что Тамару убили практически сразу после нашего с вами разговора.

– А никак! – спокойно отреагировал Шумилкин. – Это ваше дело – объяснять такие вещи. Вы детектив! А я… уже на пенсии. Я, конечно, помогу… Чем смогу. Если нужно, я позвоню другу, – вскинул он кисть. – Отличный человек, фамилия у него… Лавров.

– Я прекрасно знаю этого человека, – несколько удивленно призналась я. Майор ФСБ Олег Лавров был моим давним приятелем, и мне не раз приходилось обращаться к нему в сложных ситуациях.

– Ноу проблем! Тэйк ит изи! – Шумилкин заметно повеселел. – Как он? Давно его не видел… Раньше помню, придешь к нему, он мне – Виталь, привет! Проходи! Садись! Сейчас все будет! Хочешь – гриль, хочешь – шашлык! Вино, коньяк, водка – что угодно! Уважал меня! Советовался со мной всегда! Сколько дел с моей помощью раскрыл!

– Все это, конечно, очень интересно, – вздохнула я. – Но о Лаврове мы поговорим в другой раз. Он этим делом заниматься не будет.

– Если я попрошу… – пьяным голосом продолжал бахвалиться Шумилкин, – все сделает! – И он так стремительно выбросил руку вперед, что едва удержался на колченогом стуле.

– Не стоит, я думаю, здесь можно справиться и без него, – остановила я разошедшегося хвастуна. – Значит, вы точно никому не говорили?

– Точно! Ноу проблем! Тэйк ит изи! – заплевал английскими фразами Шумилкин.

– Может быть, к вам приходил кто-то после моего визита? – уточнила я.

– Никто! – коротко бросил Виталий Георгиевич. – Никто. Потом только приходили… Из милиции. Про Тамару спрашивали. Ее отравил кто-то. Я честно все рассказал – выгнал, давно не видел, знать не знаю. Про вас – ни слова! Ни слова! Соседки говорили, правда, болтушки эти… Что вы ко мне приходили. Милиционерам, в смысле. Они спрашивали – кто, что. Я сказал – родственница моя! – Шумилкин с победным видом взмахнул рукой и поджал губы. – Они – к соседкам. Те говорят – дома был! Никуда не ходил! Полное алиби!

И Шумилкин гордо вздернул свой шустрый нос.

– Еще вопросы есть? – подмигнув мне, спросил он, явно рассчитывая на ответ «нет».

– Есть, – разочаровала его я. – Вы в прошлый раз говорили мне про одного клиента. На «Ланчии». И советовали обратиться к Тамаре по этому вопросу. Но Тамары больше нет, поэтому я обращаюсь к вам. Вы должны постараться вспомнить этого человека. Особенно его лицо, как можно четче.

– Так это… Я ведь… Не Ломброзо, – снова захихикал спившийся переводчик. – И потом я… рисовать не умею.

– Этого и не нужно. Мы с вами составим фоторобот. В милиции, – сказала я.

Шумилкин нервно засуетился.

– М-мы так не договаривались! – погрозил он мне пальцем. – Не договаривались! Это насилие! Я… никуда не поеду!

– А чего же вы все-таки боитесь? – холодно спросила я.

– Так это… Тамару-то… Отравили. Могут и меня… чего доброго… Укокошить.

– А вы не предполагаете, кто это мог сделать? – вкрадчиво спросила я.

– Увы, май леди… Увы! – широко развел руками Шумилкин.

– Интуиция разведчика вам ничего не подсказывает? – подстегнула я его.

– Подсказывать, может, и подсказывает… – неопределенно сказал Виталий Георгиевич. – Но зачем вешать тень на плетень? Может, это и не он вовсе?

– Кто – он?

Шумилкин вытянул губы трубочкой.

– Ну, вы ж не зря про того… На «Ланчии» спрашиваете. Вот он, наверное, и догадался.

– Как же он мог догадаться, если вы, по вашим же словам, никому не говорили о нашей беседе?

– Так, может… Следил он. За вами, – сказал Шумилкин.

– А вы что, видели его?

– Ноу, ноу! – замотал головой Шумилкин. – Просто… подумал… как разведчик. Кстати, вы не замечали за собой «хвост»?

– Вроде бы нет, хотя и не заостряла на этом внимание, – призналась я.

– Это очень плохо! Очень плохо! – поджав губы, завертел головой Шумилкин, получивший возможность хоть в чем-то доказать свою значимость. – В нашем деле об этом нельзя забывать! Вам нужно учиться! Я могу… дать вам несколько уроков. Садитесь, пишите… Азы сотрудника наружного наблюдения, – продиктовал он, видимо, заглавие лекции.

– Знаете что, давайте все же теорию оставим на потом, – остановила я его, – а сейчас займемся практикой. Собирайтесь. Мы с вами едем в милицию. Составлять фоторобот. Заодно как опытный разведчик проследите, нет ли за нами «хвоста».

…Через два часа после того, как я привезла Шумилкина в городское управление внутренних дел, фоторобот был составлен. Правда, Виталий Георгиевич измотал все нервы мужиковатой женщине-сержанту, которая сидела за компьютером. У нее, видимо, и так жизнь была не сахар, а здесь еще этот потрепанного вида мужик, строящий из себя умного. Я заслужила скептический взгляд Мельникова, который уже собирался уезжать домой, и тут я его снова напрягла.

– Свидетель, конечно, надежный, нечего сказать, – хмыкнул подполковник, оглядев Шумилкина. – Кстати, почему ты не занимаешься Горобцом?

– А я что, уже в твоем подчинении? – не осталась в долгу я.

– Нет, просто мне кажется, что эта версия наиболее реальна.

– Может, ты и прав, но я буду действовать последовательно. Хотя Горобцом обязательно займусь после отработки нынешней версии. Если она окажется несостоятельной или если дело зайдет в тупик. А ты пока, пожалуйста, дай мне дополнительные сведения об этом Горобце.

– Что ты подразумеваешь под дополнительными сведениями? – сдвинул брови подполковник.

– Его образ жизни, привычки, характер, – стала перечислять я.

– Ну, этого я не знаю. Я сообщил тебе все, что знал.

– А с женой он живет сейчас? И где он вообще живет?

– Живет в районе Соколовой горы, адрес могу достать, если хочешь. Насчет отношений с женой не в курсе.

На этом разговор закончился. На фотороботе, составленном с помощью Шумилкина, лицо выглядело неживым. И вообще ничем не примечательным. Но Виталий Георгиевич, всмотревшись в лист бумаги, безапелляционно заявил, бросая короткие резкие фразы:

– Он! Прямо как живой! Вылитый! Вы не волнуйтесь, у меня все как в разведке! Все чисто! Ноу проблем!

Мне ничего не оставалось делать, как поверить Шумилкину. Конечно, по такому портрету очень трудно найти человека, да и не станут его объявлять в розыск по моему желанию! Возможно, этот портрет и не пригодится, но все же это было хоть что-то конкретное в отношении этого владельца «Ланчии»… Что, если попробовать уговорить Мельникова достать фотографии всех владельцев «Ланчий» и сравнить их с этим фотороботом? Их всего, кажется, около десяти. Не так много. И насколько это может сократить поиск…

Я уже прокручивала в голове этот вариант, когда почувствовала, что кто-то тянет меня за рукав. Обернувшись, увидела Шумилкина, о котором уже почти забыла, а он, оказывается, не спешил уходить домой, дожидался меня. По заискивающему взгляду переводчика-разведчика я поняла, что он хочет попросить денег на выпивку…

– Молодец, Виталий Георгиевич, – улыбнулась ему я, открывая свою сумочку и без лишних слов доставая полтинник.

Шумилкин суетливо поблагодарил и, быстро спрятав полтинник, направился в ближайший магазин.

Было уже слишком поздно для того чтобы предпринимать что-либо еще, поэтому я поехала домой. Наконец-то у меня появилась возможность спокойно поесть. И пусть это был не ужин в «Венеции», но горячая курица-гриль, политая соусом, очень аппетитно выглядела на белой тарелке, и я быстро принялась утолять голод. Выпив две чашки кофе, сытая и довольная, я растянулась на диване и стала обдумывать план на завтра. Я чувствовала, что пока еще не готова приступить к отработке Горобца, поскольку не имела достаточной информации о нем и не знала, с какого боку подступиться. Для этого нужен был кто-то, обладающий такими сведениями. И единственный, кто пришел мне на ум, это упомянутый сегодня Шумилкиным контрразведчик Олег Лавров.