Глава 4

Резиденцией Гейгера оказался магазин в переднем крыле здания, расположенного в северной части бульвара, неподалеку от Лас-Пальмас. Дверь в него размещалась в глубокой нише за витринами. Витринное стекло предохраняла бронзовая решетка, а окна были прикрыты китайскими бамбуковыми ширмами, так чтобы с улицы нельзя было заглянуть внутрь. Кроме того, там валялся всевозможный восточный хлам, о ценности которого я не имел ни малейшего понятия, поскольку мне был безразличен любой антиквариат, кроме неоплаченных счетов. Сквозь входную дверь из толстого листового стекла я тоже ничего не мог увидеть, так как внутри магазина царил полумрак. С одной стороны магазина находился въезд во двор, с другой с ним соседствовала поблескивающий драгоценностями, вызывающий доверие ювелирный магазин. Хозяин этого магазина, слегка скучающий, стоял у его двери, покачиваясь на пятках – седовласый, красивый еврей в черном костюме, с бриллиантом в девять каратов на пальце правой руки. Легонькая догадливая ухмылка искривила его губы, когда я входил в магазин Гейгера. Я тихо прикрыл за собой дверь и ступил на толстый голубой ковер, прикрывавший весь пол от стены до стены. В помещении находилось несколько голубых, крытых кожей кресел, перед которыми стояли столики с принадлежностями для курения. На изысканном продолговатом столике были разложены несколько переплетенных в тисненую кожу томов. Подобные же книги размещались на стеклянных полках, висящих на стенах. Это были исключительно красивые экземпляры, какие метрами привыкли покупать снобы, чтобы заполнять ими полки, предварительно наклеив на них свои экслибрисы. В глубине магазина стояла деревянная перегородка с дверью посередине. Сейчас она была закрыта. В углу между перегородкой и одной из стен за маленьким столиком сидела женщина. Перед ней стояла резная деревянная лампа.

Женщина медленно встала и грациозно приблизилась ко мне покачивающейся походкой. На ней было плотно облегающее, очень черное платье, ее длинные ноги и способ передвижения совсем не соответствовали атмосфере книжного магазина. У нее были зеленые глаза, густо накрашенные ресницы и пепельного цвета волосы, спадавшие гладкой волной и зачесанные за уши, в мочках которых поблескивали две большие клипсы из черного янтаря. Ее ногти были покрыты серебрянным лаком. Несмотря на все эти внешние достоинства она не производила впечатления благовоспитанной особы. Она подплыла ко мне, излучая мощный заряд сексуальной привлекательности, способный вызвать панику даже среди обсуждающих свои дела бизнесменов, и склонила голову, вроде бы для того, чтобы поправить случайно выбившуюся прядь своих мягких блестящих волос. Ее светская улыбка ничего не выражала, хотя должна была производить впечатление дружеской.

– Чем могу служить? – спросила она.

У меня на носу были толстые роговые солнцезащитные очки. Повысив голос и вложив в него немного птичьего щебета, я пискливо спросил:

– Нет ли у вас, случайно, Бен Гура 1860 года издания?

Она не произнесла сразу же «Что-о, извините?», но была очень близка к этому. Она бледно улыбнулась.

– Первое издание?

– Нет, – ответил я. – Третье, с корректорскими ошибками на сто шестнадцатой странице.

– Боюсь, что нет...

В настоящее время у нас его нет на складе, -ответила она.

– А может есть Шевальей Одюбон 1840 года, полное собрание, естественно?

– Увы...

Пока что у нас этого нет, – промурлыкала она с явно заметным раздражением. Улыбка все еще блуждала по ее лицу, но она висела уже на самом краешке и казалось, вот-вот упадет на пол и расколется на куски.

– Ведь ваша фирма продает книги, – заметил я вежливым фальцетом.

Она окинула меня взглядом с головы до ног. Улыбка исчезла с ее лица, а взгляд стал жестким. Она сделала напышенную и компетентную мину и покрашенными в серебряный цвет ногтями постучала по стеклянной полке.

– А по вашему что это такое? Грейпфруты? – язвительно допытывалась она.

– О, эти вещи меня не интересуют, понимаете ли. Ведь это же все низкопробные дубликаты, копии, дешевые, хотя и эффектные. Заурядный ярмарочный товар! О нет, премного благодарен, нет.

– Понимаю, – она старалась снова натянуть улыбку на свое лицо. -Возможно, вам мог бы помочь мистер Гейгер, но его сейчас нет.

В ее взгляде появлялось все больше озабоченности. Во всяком случае я уже знал наверняка, что она разбирается в редких книгах не больше, чем в блошином цирке.

– А вы можете сказать, когда он придет?

– Боюсь, что поздно.

– Как жаль, – вздохнул я. – В самом деле жаль. Ладно, тогда я посижу на одном из этих прекрасных стульев и выкурю сигарету. Сегодня после обеда я не очень занят, мне нужно только обдумать свою лекцию по тригонометрии. – Понимаю, – сказала она. – Да...

Конечно.

Удобно устроившись в кресле, я закурил, воспользовавшись стоявшей на столе круглой никелированной зажигалкой. Женщина постояла немного, закусив нижнюю губу, с неопределенным выражением озабоченности во взгляде, потом кивнула и отвернулась к своему маленькому столику в углу. Она наблюдала за мной из-за лампы. Я заложил ногу на ногу и зевнул. Ее серебряные коготки придвинулись к телефону, стоявшему на столике, но не коснулись его, опустились и стали постукивать по крышке стола.

Молчание длилось минут пять. По прошествии этого времени входная дверь открылась и в ней показался высокий слащавый тип с тростью и здоровенным носом. Он нажал на ручку, игнорируя автоматический замок, прошествовал к столику, положил на него бумажный сверток, затем вынул из кармана бумажник с позолоченными краями и что-то показал блондинке. Она нажала кнопку звонка на столе. Высокий подошел к двери в деревянной перегородке и слегка приоткрыл ее – так мало, что едва протиснулся в нее. Я закончил одну сигарету и прикурил новую. Время тянулось медленно.

Сквозь закрытую входную дверь доносились отзвуки уличного шума и автомобильные гудки. Проехал большой красный автобус междугородного сообщения. Сменялись огни светофора на перекрестке. Блондинка уселась на стуле поудобнее, подперла лоб рукой и внимательно наблюдала за мной сквозь пальцы. Дверь в деревянной стене снова открылась и высокий мужчина с тросточкой выскользнул из нее. В руке у него был свежеупакованный сверток, по форме похожий на толстую книгу. Он подошел к столику и уплатил какую-то сумму. Вышел он так же, как и вошел, ступая на цыпочках и дыша раскрытым ртом, а проходя мимо, бросил на меня короткий подозрительный взгляд.

Я вскочил, махнул блондинке шляпой и пошел за ним. Он азартно вышагивал в западном направлении, помахивая тросточкой и описывая ею маленький полукруг точно возле правого ботинка. Следить за ним было не трудно. На нем был пиджак, сшитый из материала, напоминавшего конскую попону кричащей раскраски, широкий в плечах настолько, что торчащая из него шея казалась стеблем сельдерея, к которому прикреплена покачивающаяся в такт шагам голова. Так мы прошли вместе несколько сот метров. На ближайшем перекрестке я поравнялся с ним и позволил ему заметить себя. Он бросил на меня сначала рассеянный, потом короткий подозрительный взгляд и быстро отвел глаза. Когда зажегся зеленый свет, мы пересекли улицу и дошли до следующего перекрестка. Он вымахивал своими длинными ногами так, что на ближайшем углу опередил меня метров на пятнадцать. Затем свернул направо. Через сто шагов он вдруг остановился, повесил тросточку на плечо и достал из внутреннего кармана пиджака кожаный портсигар. Сунул сигарету в рот, и уронил спички. Поднимая их, он огляделся и, заметив, что я наблюдаю за ним из-за угла, выпрямился так резко, как-будто ему дали пинка. Потом поспешно двинулся дальше, почти поднимая пыль своими неуклюжими ногами и постукивая тросточкой по плиткам тротуара. Затем снова свернул – на этот раз налево. Он опережал меня более чем на пол-улицы, когда я добрался до того места, где он свернул. Я перевел дух. Это была узкая, обсаженная деревьями улица, ограниченная опорной стеной с одной стороны, и тремя бунгало с двориками -с другой.

Он исчез. Я брел вдоль улицы, озираясь на все стороны.

Я остановился возле второго имения, носящего название «Али Баба». Это было тихое место с двумя рядами маленьких деревянных коттеджей, располагавшихся в тени деревьев. Дорога, проходящая между двумя домиками, была обсажена итальянскими кипарисами, подстриженными так, что они напоминали низкие и пузатые кувшины с маслом из «Али-Бабы и сорок разбойников». За третьим кувшином я заметил плечо в материале кричащей расцветки.

Прислонясь к придорожному кипарису, я стал ждать. Где-то над взгорьями снова прогремел гром. Просверк молнии осветил нагромождение черных туч на юге. Первые капли дождя упали на дорогу, оставив на ней мокрые пятна величиной с пятицентовик. Воздух был почти так же неподвижен, как и в теплице генерала Стернвуда.

Из-за дерева снова показался цветастый пиджак, затем большой нос, глаз и русая голова без шляпы. Глаз пристально посмотрел на меня и исчез. Второй глаз словно дятел возник по другую сторону дерева. Прошло пять минут. Этого оказалось достаточно, я доконал его. Он принадлежал к типу людей со слабыми нервами. Я услышал треск спички, потом до меня донеслось посвистывание и неясная тень скользнула к следующему дереву. Спустя некоторое время он оказался на дорожке и направился прямо ко мне, насвистывая и поигрывая тросточкой. Свист звучал несколько искусственно и, видимо, давался ему нелегко. Я задумчиво поднял глаза к небу. Он прошел в трех метрах от меня, не удостоив даже взглядом. О был спокоен, так как избавился от свертка.

Я подождал, пока он уйдет, потом направился к «Ла Бабе» и раздвинул ветви третьего кипариса. Вытащив оттуда звернутую в бумагу книжку, я сунул ее под мышку и пошел своей дорогой. Никто меня не окликнул и никто не преследовал.