ГЛАВА 11
Давно я не играла в рулетку, с того памятного вечера несколько лет назад, когда Сергей увозил меня в Монте-Карло в надежде, что наше путешествие «перерастет» в медовый месяц. Но я и там умудрилась найти себе работу, продемонстрировав при этом навыки в боевых искусствах. Так окончательно я похоронила наш несостоявшийся брак — Серега пришел к выводу, что меня не переделать; на том прекрасный медовый месяц и закончился. В Монте-Карло я окончательно поняла, что не собираюсь менять свой образ жизни и свою работу даже ради сказочных ночей в «Виста Палас»…
…Дома я вернулась к действительности, с тоской взирая на сантиметровый слой пыли, покрывший мою полированную мебель, которую я так и не успела сменить. Потом припрятала пакет с трофеями — часами и оружием Бориса, надеясь позже переправить все это в свой непотопляемый бункер. А пока полагалась на удачу, которая, за редким исключением, меня никогда не покидала.
И только тогда смогла расслабиться и наконец заняться собой.
Конечно, Тарасов — не Монте-Карло, но и у нас не принято выглядеть кое-как, появляясь в казино. Я постаралась с помощью косметики убрать с лица следы постоянного недосыпания. И пыталась вообразить себе живого Кустарина. Но образ получался каким-то расплывчатым, туманным, и мне пришлось оставить это занятие. Я вымыла голову и уложила свои роскошные волосы в прическу. Затем основательно и с удовольствием занялась макияжем. Через полчаса в моих ушах засверкали бриллиантовые серьги, и я облачилась в длинное черное бархатное платье от Nicole Farhi. Извлекла из шкафа вечернюю шелковую сумочку Nina Ricci и сложила в нее свою косметику; туда же отправила пистолет и крохотное переговорное устройство, чтобы в случае чего связаться с Сергеем, который уже, наверное, поджидал меня в джипе на улице.
В машине я продолжала предаваться воспоминаниям. Увы, в данный момент я находилась в ночном Тарасове, а не на знаменитой гоночной трассе «Гран-при-Монако». И впереди не маячила ставшая притчей во языцех зеленая крыша монте-карловского казино.
Впрочем, от его завсегдатаев не так уж и сильно отличалась публика «Golden rose». Здесь были припаркованы все те же «Мерседесы», «Бьюики» и «Порше».
Я вошла в бар и на минуту застыла, прислушиваясь к своим внутренним импульсам. Что-то внушало мне тревогу: может быть, я приняла за нее волнение, связанное с тем, что должна была встретить тут довольно опасного человека. И хотя при беглом осмотре не удалось обнаружить парней в смокингах и бабочках, по всему было видно, что народ в казино собрался состоятельный.
— Татьяна! — окликнул меня солидный мужчина в костюме от Лакруа и очках в тонкой золотой оправе. В руке он держал огромную дорогую сигару. Я едва узнала в нем курганского уголовника с фотографии десятилетней давности. С загорелого лица на меня смотрели блестящие умные глаза, синие, как море на Лазурном побережье. На миг я забыла, кто передо мной — он очаровывал сверкающей улыбкой плейбоя. Словно каким-то чудесным образом я опять оказалась в Монте-Карло с влюбленным в меня человеком.
— Андрей? — спросила я в замешательстве.
— Он самый, — ответил Кустарин, и с моих глаз будто спала пелена. Я вернулась в реальный мир и вспомнила наконец, зачем здесь нахожусь.
«Ну ты, подруга, даешь! — изумился внутренний голос. — Ты что, нимфоманка?!»
Я не стала с ним спорить, изучая брата миссис Визаж. И как это он допустил ее брак с Самойловым? Ведь жизнь — не фантастический роман, где пересекаются параллельные миры. Я искала в нем сходство с сестрой и практически не находила его.
— Вы напали на след бриллианта? — первым прервал он затянувшееся молчание.
— Почти, — ответила я уклончиво, пытаясь прогнозировать дальнейшие действия Кустарина, но у меня ничего не выходило.
— Ангелина обещала вам солидную сумму вознаграждения? — осведомился он.
«Будто не знаешь!» — мысленно возмутилась я, а вслух сказала:
— Конечно!
— Из меня вышел страстный коллекционер, — признался Кустарин. — Дорогие побрякушки — моя слабость.
Я в этом нисколько не сомневалась, так же, как и в том, что кражи — это его хобби, вопреки его респектабельному виду.
— Ну ведь я не волшебница, — развела я руками. — Делаю, что могу.
Андрей взял мою руку в свои и перевернул ее ладонью вверх. Я с интересом ждала, что за этим последует. Он осторожно коснулся указательным пальцем моей линии жизни и тихонечко провел по ней ухоженным ногтем. Меня охватила легкая дрожь.
— Я умею гадать по руке, — сообщил Андрей. — Тебя ожидает долгая жизнь, если ее не оборвет какая-нибудь случайность.
«Еще один экстрасенс!» — мысленно усмехнулась я.
Я вырвала руку из его цепких пальцев и резко сказала:
— Например, выстрел или удар молнии?
Кустарин продолжал улыбаться улыбкой голливудского героя. Казалось, его забавляет мой гнев. Он играл со мной в «кошки-мышки», и ему нравился сам процесс игры. Андрей Кустарин наслаждался.
— Вы красивая женщина, Танечка, — сделал он комплимент. — Но вам, полагаю, как сильной личности, этого мало. Так проявите себя в полную силу.
Андрей взял меня теперь под руку.
— Линочка так расстроилась, когда пропала наша семейная реликвия, — заявил он.
Я еле удержалась, чтобы не выложить все карты на стол, но интуиция подсказывала мне, что с этим человеком рискованно играть в открытую. Кустарин подвел меня к рулетке.
— Я ставлю на двадцать семь — это счастливое число, — сообщил Андрей, продолжая демонстрировать в улыбке безукоризненные зубы — бесплатную рекламу достижений немецкой стоматологии. Я не сразу сообразила, что он делает ставку на мой возраст. В итоге Кустарин выиграл пятьсот долларов.
— Эти деньги ваши, — объявил он. Я глядела на него, абсолютно не понимая мотивов его поведения. — Вы приносите счастье, — ответил Кустарин на вопрос, который я так и не произнесла вслух. Однако догадалась, что это — своеобразная взятка и он предлагает мне решить все проблемы мирно, по-хорошему.
«Иногда, перед тем как снять скальп, гладят по головке», — напомнил мне внутренний голос чей-то очень подходящий в данной ситуации афоризм.
Свои баксы я спрятала в дамской сумочке, поблескивающей романтическим бантиком в свете неоновых ламп.
— Ну как? — в тревоге спросил меня Сергей, когда я села в машину, все еще находясь в состоянии нервного перенапряжения, а он, как всегда, странным образом улавливал нотки моего настроения.
— Американские горки, — призналась я, едва переведя дух. Серега сжал мою руку: так обычно выражалась его поддержка. Он подвез меня к городской больнице.
К счастью, Валентина уже сменилась, но я и без ее помощи легко разыскала Владика. Пожилая санитарка недовольно прошипела сквозь зубы, что доктор в ординаторской.
— Нет, врачи — не люди! — возмущалась она. — Ни днем, ни ночью покоя нет!
— Что ты там Ольге наплела? — с ходу набросился на меня Самойлов. — Про какую-то дальнюю родственницу?
— А тебе-то что? — ощетинилась я в ответ. — Знаешь, к чему приводят случайные связи? Врач все-таки! Или у тебя все связи постоянные?
— Ладно, хватит! — скривился Владик. — Все бабы дуры, одно слово!
— Ну еще бы! — не могла не согласиться я. В ординаторскую заглянула Ольга. Она кивнула мне и сказала Самойлову, что привезли тяжелого больного. Оставив меня в одиночестве, он ушел в оперблок. На пороге тотчас возникла санитарка.
— Извини, что я на тебя так, — заговорила она. — Не знала, что ты ему родня.
Она присела за стол и принялась заваривать чай.
— Ничего, — ответила я.
— Тебя звать-то как? — спросила она, включая электрический самовар в розетку, обнаружив, что вода остыла и чай не заваривается.
— Татьяна.
— Нина Ивановна, — представилась она, доставая с полки чайные чашки.
Мы вдоволь напились чая с земляничным вареньем и уже обсуждали положение в стране, когда в ординаторскую вернулся Самойлов в светло-зеленой спецодежде, которая висела на нем, как на вешалке. Поверх нее был наброшен белый халат. Нина Ивановна заторопилась мыть полы в коридоре, и мы с ним остались одни. У Владика было очень странное выражение лица, когда он пристально меня рассматривал. И тут только я вспомнила, что забыла переодеться!
«Успокойся Татьяна, не каждый разберет, где сшит твой туалет», — заверил меня внутренний голос. Впрочем, я особенно и не беспокоилась, да и Валечки не было поблизости.
Владик подсел на край кушетки и бесцеремонно попытался расстегнуть «молнию» на моем платье. Я резко вскочила и отпрянула в сторону. Он не настаивал.
— А так тянулась, так тянулась! — произнес Владик разочарованно. От его пошлого замечания мне захотелось убежать скорее куда-нибудь подальше, но я сдержала свой порыв, потому что привыкла доводить каждое дело до конца. Мой профессионализм требовал не смешивать личное к нему отношение с расследованием.
Если на этот раз мне почему-то изменил вкус, это не значит, что я должна раскиснуть от обиды. Теперь я знала, что никакие розы не смогут скрыть истинную сущность Самойлова.
«Это вам не Монте-Карло», — мысленно усмехнулась я.
Должна была признать, что обманулась во Владике, но оправдывала себя тем, что людям свойственно ошибаться. И все же не могла забыть, как он бросился вызволять меня из заточения. Тогда это был совсем другой человек! Так или иначе, но я и впрямь была обязана ему жизнью.
— Нинка! — крикнул Владик в приоткрытую дверь. Санитарка тотчас прибежала на зов, несмотря на почтенный возраст.
— Чего, Василич? — весело спросила она.
— Водку будешь?
— Только чуть-чуть, — согласилась пожилая Нинка.
— А ты? — обратился он ко мне.
— Что-то я не в настроении, — ответила я.
— Как же так? А за встречу? — не унимался он. — Родня все-таки!
— Наливай! — зло сказала я. В ординаторскую зашла Ольга Ионова.
— Тебя не спрашиваю, — обратился Самойлов к ней. — Будешь — и без разговоров.
Ольга не стала возражать, она смотрела на него глазами затравленного зверя. В ее взгляде читалось еще что-то необъяснимое. Я определила это «что-то» как отчаяние. Похоже, что Ольга была готова на все, и меня испугала ее решимость.
Владик достал четыре стакана и бутылку.
— Благодарные больные, — объяснил он.
Ольга вынула из холодильника бутерброды с ветчиной и взялась нарезать салат. Я не решилась ей помогать, так как боялась испортить платье томатным соком. Потом она извлекла из холодильника большую бутылку фанты. Самойлов разлил напиток.
В дверь заглянула девушка из соседнего отделения.
— Королева, к телефону!
Я не поняла, кого она имеет в виду.
— Людка, идем к нам! — воскликнул Самойлов и схватил девушку за руку. Я догадалась, что за сегодняшний вечер — это не первая его бутылка. Девушка поначалу упиралась, а потом сдалась и уселась к нему на колени. Он протянул ей наполненный стакан. Я проследила взглядом за Ольгой, которая, разительно изменившись в лице, встала и вышла из ординаторской.
— Куда она? — спросила я Нину Ивановну.
— Так ее же к телефону, — объяснила та.
— А почему Королеву? — удивилась я.
— Все-то тебе надо растолковывать! — вздохнула старушка. — Это ее девичья фамилия.
«Где же я эту фамилию совсем недавно слышала?» — силилась я вспомнить.
«Что-то с памятью моей стало!» — пропел внутренний голос.
— За нас, — провозгласил тост Самойлов, и водка обожгла мое горло.
— Владик, расскажи, как ты аборты делал, — попросила уже полупьяная Люда.
— Не хочу, — помотал головой Владик. — Отстань!
«Господи! — осенило меня вдруг. — Молоденькую девочку, которая умерла во время аборта, звали Королевой Леной!»
— Ну расскажи! — канючила Люда.
Вернулась Оля Ионова и залпом опрокинула свой стакан.
— Ладно, — согласился Самойлов. — Ничего интересного. Просто из полости матки удаляется зародыш. Есть три способа, в зависимости от того, на каком сроке баба находится. Если срок беременности небольшой, то прибегают к мини-аборту. Зародыш отсасывается сильным отрицательным давлением с помощью вакуум-респиратора. Если срок больше 10–11 недель, то приходится браться за кюретку — специальный петлеобразный нож. — На лице Владика появилось выражение брезгливости. — Все равно, что щеткой зубы почистить.
— А если срок еще больший? — спросила Ольга. Она сжимала в руках стакан, но все же слегка расплескала водку.
— Ну что же ты! — воскликнул Самойлов и долил ей еще из бутылки. — До двадцати семи недель делают малое кесарево сечение. Иногда при сроках беременности больше 16 недель в околоплодные воды вводят концентрированные растворы глюкозы, и через сутки у беременной наступают роды. — Владик разошелся. — А если внутривенно ввести простагландины, стимулирующие родовую деятельность, то можно вызвать выкидыш на любом сроке беременности.
— Маловато, — заметила Люда.
— Чего? — не понял Самойлов.
— Водки, — уточнила девушка.
— У меня есть спирт в сестринской, — вызвалась Ольга, — пойду разведу.
— Да тут еще хватит, — сказал Самойлов и разлил остатки по стаканам, но на нем как раз водка и закончилась. Ольга взяла его стакан.
— Я сейчас! — воскликнула она и выскользнула из ординаторской. У меня появилось нехорошее предчувствие, что приближается страшная кульминация. Я сослалась на то, что мне надо выйти, и устремилась следом, застав ее за тем, что она опорожняет флакончик клофелина и высыпает таблетки в самойловский стакан. Я выбила его у нее из рук. Ольга закричала, как раненое животное. На ее вопль прибежали Владик, Люда и Нина Ивановна. Осколки разлетелись по всему полу. На один из них наступил Самойлов и чуть было не поранил ногу.
— Что здесь, черт возьми, происходит? — заорал он.
— Убийца! — крикнула Ольга. — Жалкий садист! — ее наконец прорвало. — Бабник проклятый! — Она залепила Владику пощечину. — Будь ты проклят!
Самойлов такого никак не ожидал, тем более от Ольги Ионовой, которая всегда преданно смотрела ему в рот. Она бросилась на него с кулаками, но он все-таки успел скрутить ей руки. Я предпочитала не вмешиваться.
— Людка, вколи ей реланиум, — орал Самойлов, — и вызывай дурбригаду!
— Какой реланиум?! — кричала Людка. — Она же пьяная!
С трудом Владику, Людке и Нине Ивановне удалось уложить Ольгу на кушетку и связать ей простыней руки. Она продолжала сопротивляться, а я оставалась сторонним наблюдателем.
— Бедненькая, — приговаривала Нина Ивановна, пока Владик привязывал Ольгины ноги к кушетке. При этом девушка сумела залепить ему в лоб туфлей, но Самойлов не перестал чертыхаться. — Тебе бы поспать, — обратилась Люда к обезумевшей подружке, по-видимому решив, что у Ольги началась белая горячка.
— Тебе мало было, что ты сестру мою на тот свет отправил вместе с ребенком, ты и мне жизнь сломал! — рыдала Ольга. Наконец она позволила себя уговорить и уложить на кушетку, но продолжала твердить одно и то же: — Ненавижу! Ненавижу!
— Врач, делающий аборт, никого не убивает, — оправдывался ошарашенный Владик. — Это как нож. По своей воле он никого зарезать не сможет.
— А я ведь тебя любила, — стонала Ольга. — Я Леночку предала. А ты… — она снова заплакала. — Тебе всегда было на меня наплевать. Мне Свиридов две тысячи баксов за тебя пообещал. Да мне и денег не надо, лишь бы от тебя избавиться и не видеть, как ты тискаешь всех подряд!
Когда Оля немного успокоилась, я спросила ее про камень.
— А с вами я не хочу разговаривать! — воскликнула она. — Ты ведь и с ней спишь, Самойлов!
Он не нашелся, что ей ответить, а я вышла на улицу, чтобы глотнуть чистого воздуха. Из машины позвонила Славке и попросила его задержать Ионову на эту ночь, боясь, что в приступе ярости она способна на все что угодно. А ее настроение в данный момент вряд ли можно было назвать благодушным. Он неохотно, но все же согласился, учитывая, что имела место попытка убийства.
— А что мне за это будет? — весело закончил Славка.
— Радуйся, что ничего не будет, — ответила я.
Чей-то темный силуэт мелькнул у меня в окошке, и я приготовилась к неприятностям, потому что опасалась, что Кустарин не будет ждать. Я отчетливо помню его прикосновение к моей ладони. Этот человек вызывал во мне странно беспокойное двойственное чувство: влечение, смешанное со страхом. Какая-то часть меня, где-то очень глубоко, на уровне подкорки, жаждала новой встречи с ним; другая — стремилась быть от него как можно дальше. Умом я понимала, что он опасен, но, возможно, я просто любила рискованные игры.
Кто-то стукнул в стекло, и я направила туда дуло пистолета. Когда мои глаза адаптировались к темноте, я разглядела, что держу под прицелом Самойлова. Сама не знаю, что я испытала — облегчение или разочарование. Я приоткрыла дверь, и Владик оказался в непосредственной близости около меня.
— Я жду объяснений, — заявил он.
Мой внутренний голос где-то в подсознании дико загоготал.
— Сбавь тон, — попросила я и спрятала «пушку».
— Ну и обращение! — восхитился Владик.
— Что тебя конкретно интересует? — спросила я.
— Все — от начала до конца.
— Хорошо, — кивнула я. — Ты до смерти надоел жене своими пьянками и гулянками, и она решила от тебя избавиться. Тут вполне подошел бы обыкновенный развод, но ты влип в историю с украденным камнем, и Свиридов убедил ее, что по-хорошему расставаться с тобой опасно.
— Ему-то это зачем? — хмуро спросил Самойлов, достал сигарету и закурил. Яркий огонек прорезал ночную мглу и осветил его лицо. Второе покушение на жизнь не прошло для него бесследно: выглядел Владик, мягко говоря, неважно.
— У него появился собственный интерес, — объяснила я. — Ему приглянулся драгоценный камешек, и он без зазрений совести положил его к себе в карман. Но понадобился козел отпущения.
— То есть я, — уточнил Самойлов.
— Молодец! — похвалила я. — Правильно мыслишь. На покойника можно свалить все, что угодно. Тогда он купил одного типа, который и должен был с тобой расправиться, когда ты выходил от Ионовой. Предварительно Юрий Михайлович навел все справки и выяснил, что милая Олечка имеет на тебя зуб, в отличие от глупышки Регины, которой ты полностью закомпостировал мозги. В прошлом твоем он тоже основательно покопался и легко догадался, какая связь существует между бедняжкой Леной Королевой и твоей любовницей, которая до своего неудачного замужества носила ту же фамилию. И Оленька ему помогла, только вот убийца облажался!
— Не ожидал от нее такого, — снова начал Самойлов.
Я усмехнулась:
— Еще бы! Уверена, что твоя Оленька за Свиридова замуж собиралась. Ты тоже такого наверняка не ожидал?
— Да уж… — Владик выглядел обескураженным, но я решила его не щадить и далее, выложив все до конца.
— Она же на все ради Юрочки готова была. Неужели ты не понял? И две тысячи баксов здесь абсолютно ни при чем. Поразборчивее надо быть в связях, — заметила я менторским тоном. — Врач все-таки. Неужели тебя не волнует угроза СПИДа, если уж тривиальной ревности ты совсем не допускаешь?
— Кто бы говорил! — Владик явно нарывался на ссору.
Я предпочла оставить его выпад без внимания.
— Неужели ты действительно думал, что Ольга простила тебе смерть сестры? — изумлялась я. — Вот наивность!
— Никогда не предполагал, что Ольга ее сестра! — воскликнул Самойлов. — Она и словом не обмолвилась. Мало ли в Тарасове Королевых?
— Незадолго до своей смерти Свиридов договорился с Ионовой, что она сама закончит начатое им дело. И ей бы это наверняка удалось, если бы не мое расследование! — добавила я без ложной скромности. — Подозреваю, что она еще не знает о гибели Свиридова. Бедная Ангелина, — посочувствовала я жене Самойлова. — Ее не только муж, но и любовник обманывал.
— С меня причитается, — произнес вконец расстроенный Владик и потянулся к двери. — Только я не понял, зачем Андрей передал бриллиант Ангелине.
— Кустарин похитил бриллиант из музея и через Стрижевского передал его твоей жене на хранение. Наверное, ему показалось надежнее хранить его подальше от Германии. А чем плох Тарасов, особенно если здесь живет родная сестра, на которую он вполне может положиться? В обмен на услугу Андрей передал ей новые технологии для ее процветающего бизнеса: с его-то средствами он вполне мог позволить себе приобрести «ноу-хау» в Германии.
…Когда Самойлов вернулся в клинику, я уже выруливала по темной проселочной дороге в направлении свиридовского особняка. Он все еще манил меня своими секретами, которые скрывал за массивными стенами из красного кирпича. Меня не покидала надежда найти наконец таинственный голубой алмаз, которым я бредила все последние дни.
Из головы не выходила история Ольги Ионовой: она по-настоящему меня взволновала. О Владике я старалась не думать, хотя должна была чувствовать моральное удовлетворение в связи с тем, что выполнила заказ и вполне могла рассчитывать на заслуженное вознаграждение. Дело оставалось за малым, обнаружить «Борнео Блю» и вернуть его незаконному владельцу.
Эта мысль мне претила. Я старалась гнать ее прочь, чтобы оставаться в рабочей форме. С детских лет в мою голову втемяшилась идея вселенской справедливости, и я до сих пор не смогла ею пренебречь. Меня только мучил вопрос: против кого за нее сражаться, если все вокруг выступают за справедливость? Свиридов ведь тоже за нее по-своему ратовал, даже партию какую-то финансировал. Я не сомневалась, что и Кустарин не против справедливости, только и у него она своя собственная. «Если справедливость существует, почему ее нет?» — напомнил внутренний голос образное выражение какого-то остряка. Я подумала, что уже смогу начать составлять краткую энциклопедию афоризмов.
К моему удивлению, дом Свиридова был пуст. Оставив автомобиль за воротами, я открыла дверь отмычкой. Естественно, «Борнео Блю» в особняке я не обнаружила. Оставалось обыскать гараж и квартиру Ионовой, иначе не миновать мне разборки с Кустариным.
Я вернулась в машину, и тут зазвонил телефон.
— Ведьма? — глухо спросил Киреев.
— Ну я.
— Плохие новости, — сообщил он. — За Ольгой твоей не доглядели. Теперь на отделе труп висит.
— Что? — ужаснулась я. Давно уже у меня не было так муторно на душе.
— Она умудрилась пронести с собой какие-то сильнодействующие таблетки.
У меня в груди словно встал какой-то кол, и я не могла вымолвить ни слова.
— Жизнь есть жизнь, — философски заметил Славка. — Так что не бери в голову. Кстати, у меня для тебя презент, — добавил он чуть веселее. — В ее вещах ребята раскопали какую-то голубую побрякушку. Ты, случаем, не из-за нее всех с ног на голову поставила?
— Ну и нюх у тебя! — поздравила я его с завидным профессиональным качеством.
— Значит, я тебя удовлетворил?! — спросил он многозначительно.
— Еще бы!
Ольга боялась держать в квартире бриллиант и поэтому носила его с собой, а может быть, она должна была передать его Свиридову, если предположить, что они успели договориться о встрече. К своему счастью или несчастью, Оля Ионова не любила смотреть телевизионные новости.
Утром я передала камень Ангелине.
