Глава 4
Первое, что я увидела перед порогом собственной квартиры, — был Игорь. Он сидел на ступеньках, сжавшись в комочек, словно замерзший щенок. Когда я возникла перед его очами, он почти дремал.
— А, Таня, привет, — пробормотал он полусонным голосом, — А я тебя жду…
Он сделал попытку встать, но слегка покачнулся и ухватился за мое плечо. Нельзя было назвать это движение продуманным. Поскольку Игорь не отличался излишней субтильностью, я пошатнулась под свалившейся на меня тяжестью, и мы чуть не рухнули в лестничный пролет.
Спасло нас только чудо. Я смогла удержаться. Конечно, он был нетрезв. От него несло целым букетом спиртных напитков.
Может быть, раньше я бы на него разозлилась. Но не сейчас. Сейчас мне самой не помешало бы расслабиться. Я открыла дверь, и мы прошли в квартиру. Вернее было бы сказать, прошла одна я, втащив с собой моего гостя, который отказывался держаться на ногах.
Он плюхнулся на стул и достал из внутреннего кармана бутылочку джина с тоником.
Наверное, я должна была бы обрадоваться. Но тратить необходимую энергию на распитие спиртных напитков я не имела права.
Поэтому я осталась стоять, не выказывая ровным счетом никакой радости.
Игорь обиженно взглянул на меня и протянул:
— Таня, давай помянем мою жену…
Его глаза мне не нравились. Несчастные и злые… Такие глаза бывают у людей, готовых совершить дикую глупость. Поэтому я сдержала приступ раздражения, села напротив и, вздохнув, согласилась:
— Хорошо. Давай…
Он обрадовался. Кажется, его что-то беспокоило. Он старался растопить свое беспокойство в спиртном, но я-то знала, насколько это бесполезно… Так же бесполезно, как читать лекцию о вреде алкоголя. Поэтому я достала фужеры. Что еще можно было поделать? «In vino veritas…»
Мы выпили. Не нарушая молчания. Никто из нас не спешил начинать разговор. Хотя я понимала, что именно для разговора со мной Игорь и появился у моего порога.
Тем не менее мы просидели в тишине еще минут десять. Наконец Игорь посмотрел на меня и сказал:
— Танюха, я не верю, что Анька покончила с собой…
Я кивнула.
— Ну?
— Не могла она этого сделать.
— Я это поняла раньше тебя, — улыбнулась я. — Только нашего с тобой понимания мало.
— Что надо сделать? — Игорь смотрел на меня, как на Дельфийского оракула. Сейчас Таня прикроет глаза, вопросит Зевеса о том, о сем и даст точный ответ.
— Во-первых, доказать, что Анька не покончила с собой, — пожала я плечами, — во-вторых, найти гада, который это сделал…
Он посмотрел на меня с тоской.
— Как мы его найдем? — почти прошептал он. — Я же тебе говорил… Либо Анька обладала партизанским характером, во что я плохо верю, либо… Во всяком случае, чтобы что-то искать, нужен хотя бы слабый ориентир. А мы с тобой сейчас напоминаем идиотов, пытающихся обнаружить черную кошку в темной комнате.
— У кошки глаза светятся, — меланхолично высказала я давно полюбившуюся мне мысль, — так что найти ее можно.
— Но здесь-то ничего не светится… — Игорь даже чуточку протрезвел от волнения, — здесь полная темнота!
— Полной темноты не бывает, — опять возразила я. — Темнота глубоко спектральна. В любом виде темноты — даже в кромешной темноте — можно найти маячок…
— И у тебя, конечно, этот маячок имеется, — недоверчиво протянул Игорь.
В ответ я подробно рассказала ему все, что узнала от Вощинова.
— И какая же тут зацепка? — спросил Игорь, выслушав мой рассказ.
— Например, милицейская машина, — задумчиво проговорила я, — странный какой-то оперуполномоченный…
— Что в нем странного? Он дежурил.
— Нужно выяснить, кто в этот вечер там тусовался, — сказала я, — и почему, когда поступил сигнал о происшествии, он не подъехал, а вышел из машины и подошел на своих двоих.
— Может, ему лень было ехать? — предположил Игорь с потрясающей, свойственной только мужчинам логикой.
— Может, у него колес не было? — передразнила я его. — Может, у него возникли проблемы с бензином? Он был обязан подъехать на машине. Оставлять машину без присмотра даже опер не станет. А это означает только одно… Что машину он бросил не одну. А с кем-то. То есть машина не страдала от одиночества…
— Ну и что? — Игорь вытаращил на меня глаза. — В этом есть что-нибудь подозрительное?
— Есть, — кивнула я, — почему он подошел один? И что скрывал в своей машине?
— Может, там была проститутка, — вслух подумал плохо о родной милиции Игорь.
— Ну да, — я засмеялась, — и он оставил машину с рацией, оружием и Бог еще знает чем на неизвестную проститутку?
— Она могла быть его знакомой…
Я поняла, что помощник из Игоря никудышный. Он придумает столько возможных вариантов оправдания загадочного поведения милиционера, что расследованию обстоятельств Анькиной гибели нам придется посвятить остаток дней. И еще неизвестно, какие у Бога планы относительно сроков наших жизней. Можно и не уложиться.
— Хорошо, хорошо, — милостиво согласилась я, — пусть будет по-твоему. Там осталась знакомая проститутка, опер подошел, посмотрел и жутко, по словам Вощинова, разозлился… Разозлился, когда увидел, что Анька разбилась. Заметь — не удивился. Не опешил. Не огорчился… А разозлился. Как будто Анька сделала это умышленно. Чтобы ему насолить…
Игорь молчаливо смотрел на меня спокойным, жалостливым взглядом. Наверное, подумал, что я немножко не в себе.
— Это Вощинову могло показаться, — терпеливо объяснил он. — Не забывай, какое у него было состояние. И у твоего опера могла возникнуть эмоция злости на нарушение покоя. На участке же было все в порядке! И вдруг — несчастный случай!
— Я не предлагаю тебе писать работу о психических последствиях стрессов, — разозлилась я, — и если ты собираешься всех оправдывать, тогда я попробую разобраться во всем сама. Я — всего лишь детектив, сыщица. У меня с познаниями в практической психиатрии не так круто, как у тебя.
— Ладно, не злись, — попросил он.
— Никто ничего не слышал. И не знает, — вздохнула я.
— Может, тетя Шура? — предположил он. — Только мне она ничего не скажет. Она меня терпеть не может.
Тетя Шура, волошинская соседка, одна из тех соседок, которые все про всех знают. Эта черта ее характера и послужила причиной ссоры четы Волошиных с данной особой. Поскольку они любили прикалываться над тети Шуриными КГБистскими способностями. И не просто отпускали неуместные шуточки в ее адрес, но и непредусмотрительно пытались спрятать свою личную жизнь от ее зорких глаз.
А этот грех в глазах достойной леди был совершенно непростительным. Стоп. А ведь именно тетя Шура с восторгом заимела бы какой-нибудь секрет из частной жизни семейства Волошиных! И уж не стала бы рассказывать о нем первому встречному… Я щелкнула пальцами. Порядок, детка! Завтра… Завтра надо будет посетить двух особ женского пола, одну — мужского, и, может быть, мы медленно начнем продвигаться в нужном направлении…
А сейчас мир обволакивала ночь. Несчастный Игорь, не дождавшийся от меня вразумительных речей, мирно уснул в уголке кухни. Я накрыла его теплым пледом. Будить его не хотелось. Если проснется, сам переберется на диван… Я потянулась.
Ужасно хотелось спать. Глаза налились тяжестью. Им не хватало отдыха. Почти не раздеваясь, я плюхнулась на мягкое лежбище и блаженно вытянула ноги. Боже, как хорошо, что у человека есть возможность спать не в каком-нибудь стойле или на насесте, а в мягкой кровати!
* * *
Анька сидела на цветущем лугу и задумчиво бросала мои магические кости… Ее лицо не было печальным. Немножко озабоченным, но не грустным. Рядом с ней ползал прелестный младенец, толстенький, розовощекий и рыжий. Как сама Анька. Заметив меня, младенец потянулся ко мне и, весело мурлыкая, пополз в мою сторону. Анька подняла недоуменно-рассеянный взгляд и протянула:
— А, это ты, Танька… Привет.
— Привет, — довольно глупо улыбнулась я в ответ, не понимая, что Анька делает с моими магическими косточками в моем собственном сне.
То есть к тому, что в моих снах вечно происходит нечто аномально-кретинское, я привыкла. Но Анька играла в мои любимые игрушки. Не то чтоб я имела что-нибудь против, но это было странно…
— Что ты делаешь? — рискнула спросить я. Анька подняла на меня удивленные глаза:
— Как это — что?! Пытаюсь понять, как он мог меня убить…
И тут налетел жуткий ветер, небо потемнело, и Анька, подхватив на руки прелестное дитя, побежала с лужайки. Я осталась, потому что туда, куда так быстро рванула моя подруга, мне было никак нельзя. Я знала это и поделать с этим ничего не могла.
* * *
Проснулась я в раю. По квартире разносился, обволакивая и маня, запах прекрасного, сваренного, а не растворимого кофе… Боже мой, где я? Неужели в моей холостяцкой квартире появился некто, спешащий проявить заботу обо мне? Я сладко потянулась. Вставать и хотелось, и не хотелось. За окном моросил расслабляющий дождь, одеяло было теплое, телевизор, поставленный со вчерашнего вечера на будильник, мирно болтал в углу.
Но запах кофе… От этого запаха щекотало под ложечкой.
Этот запах манил, притягивал, звал. Я чувствовала себя ребенком, которого тянет за собой флейта крысолова из Гаммельна. Дверь в комнату приоткрылась.
Мой «крысолов» заглянул осторожно, но с немеркнущей надеждой поймать мой проснувшийся взгляд.
Я решила его не мучить.
— Доброе утро, — обрадовался Игорь, — Я сварил кофе и сделал тосты.
— Спасибо, — улыбнулась я. — Стоит оставить тебя здесь на более долгий срок.
— Я бы с радостью, — кивнул он, — совсем не хочется домой…
Я прекрасно его понимала. Дом Волошиных сейчас оглушал безжизненной пустотой. А человеку нельзя все время испытывать боль.
— Ты скоро встанешь? Или тебе принести кофе сюда? — Игорь был готов на все. Лишь бы я разрешила ему остаться еще на некоторое время…
Конечно, я ничего не имею против. Анька была бы мне благодарна.
Все равно ведь нам надо работать вместе…
— Я встану, — вздохнула я. — Ненавижу пить кофе в постели. В этом есть нечто противное природе. Представляешь, каково это — неумытой и непричесанной леди потреблять сей божественный напиток?
Он радостно кивнул. Я жестом приказала моему вассалу испариться на момент облачения в королевские одежды. Он исчез, осторожно прикрыв за собой дверь. Я спустила ноги, постаравшись попасть в тапочки. И остолбенела… На полу, разбросанные по ковру, валялись мои кубики!
* * *
Я прекрасно помнила вчерашний вечер. И была готова отдать руку на отсечение, что я не брала в нее костей! Тогда кто? Кто играл в Танины игрушки? Неужели…
— Игорь! — закричала я. Он влетел в комнату. Наверное, в моем голосе явно прозвучал страх, поскольку его лицо было отражением моего настроения.
— Ты не заходил вчера в комнату?
Он обиделся.
— Нет, — покачал он головой.
— Тогда откуда это? — простонала я, указывая на кубики.
Он посмотрел вслед моему жесту. Пожал плечами.
— Ну, кубики валяются… А что?
— Это не кубики, — объяснила я, — это магические кости. И они не должны вот так валяться!
— А как же они должны валяться?
Нет, он не въезжал в ситуацию. А объяснять ему что-либо я не хотела. Я подошла к кубикам и взглянула на открывшиеся цифры.
— «30+ 16+ 11», — прочла я вслух и задумчиво посмотрела в окно. Игорь терпеливо ждал пояснений. Поняв, что я сама не заговорю, осторожно спросил:
— Ну, и что?
— «Ждите незваных гостей. Неплохо бы им знать: гость хорош тогда, когда вовремя приходит и не забывает вовремя уйти», — продекламировала я.
Он продолжал непонимающе молчать, хлопая ресницами. Мне стало его жалко. Наверное, для непосвященных мои речи напоминают филькину грамоту. Неясно и непонятно. В размытых очертаниях трудно уловить абрис идеи. Но не пускаться же в пространственные рассуждения о сути гадания на магических костях?
— Ладно, — вздохнула я, — пойдем распивать твой кофе. Вдруг это поможет мыслительному процессу.
* * *
По причине пробуждения мыслительных процессов кофе мы пили молча. Я пыталась понять, каких «гостей» пророчили мне ставшие самостоятельными косточки. Или? Догадка потрясла меня своей невероятностью. Я присвистнула. Игорь посмотрел на меня с плохо скрываемой надеждой, что наша игра в молчанку закончится. Но я только взглянула на него мечтательным взором отрешенного пиита и продолжила разговор с собой.
Да уж, старикан Зигмунд запрыгал бы на одной ноге от восторга!
Вот она я — живое подтверждение его великих идей о том, что человек проживает в снах вторую жизнь…
Жаль, что он не дожил до этого светлого момента! Ежели моя ночная посетительница имела в виду свои приходы, это одно.
Слишком просто, Таня! Нет. Анька намекала на другое…
«Ждите незваных гостей…» Анька, даже в амплуа призрака, не могла называться незваной… Кто-то другой собирался заявиться, забыв о том, что может стать «хуже татарина»… Значит, это предупреждение?
Или… Я подскочила. Бедный Игорь от неожиданности чуть не пролил на себя кофе.
— Что с тобой?
— Потом, — нетерпеливо махнула я рукой. — Допивай быстрее. Надо бежать.
— Куда? — рискнул поинтересоваться Игорь.
— К тете Шуре, — сообщила я, напяливая свитер. — И как можно быстрее!
* * *
До волошинского дома мы добрались довольно быстро, благодаря моей славной машине, способной развивать аэродинамическую скорость.
Игорь до последнего сопротивлялся, пытаясь объяснить мне, что тетя Шура — страшнейшее чудовище, которого он боится больше, чем привидений.
Наверное, мне пришлось бы долго тащить несчастного за руку почти волоком по лестнице, но около скамейки, на которой задумчиво восседала вполне симпатичная и смирная на вид женщина, мой спутник затрясся и задергался, из чего я заключила: дама приятная во всех отношениях — и есть та самая особа, которую так боится Игорь. Сам Игорь вдруг вспомнил, что срочно нуждается в «хлебе насущном», и исчез в булочной раньше, чем я успела проявить бульдожью хватку. Мне оставалось только проводить его удаляющуюся фигуру недоуменным взглядом. Бросить меня одну в такую трудную минуту! Ну и ладно. Отступать некуда. «За нами — Москва!»
Поэтому я изобразила на лице самую обаятельную улыбку и приблизилась к тете Шуре.
Та смерила меня оценивающим взглядом.
— Доброе утро, — рискнула обратиться я к ней. Она благосклонно кивнула в ответ. Боже мой, как же круто у нее это получилось! Будь моя воля, я отправила бы к ней на обучение королеву Елизавету, короля Олафа, а уж про наших ныне здравствующих членов императорской фамилии и говорить не стоит.
Столько в ее жесте было величественности! Столько царственной грации!
Я почувствовала себя фрейлиной на балу у императора. В горле мгновенно пересохло, и я забыла, с чего я, собственно, намеревалась начать нашу беседу.
— Меня зовут Таня, — наконец представилась я, — и я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Анны Волошиной.
— Вы из прокуратуры? — поинтересовалась тетя Шура. Я догадалась, что с представителями прокуратуры тетя Шура разговаривать не хочет. Это показалось мне нормальным. Может, у бедной женщины сложные воспоминания молодости связаны с достославными «прокураторами». Признаюсь, не все они отличаются доброжелательностью и кротким нравом моего друга Мельникова. Есть и нерадивые, нечестные, а порою и вообще полные поганцы…
— Нет, — поспешила я отмежеваться от этого органа власти, — я — частный детектив.
Наверное, частного детектива тетя Шура видела первый раз в жизни. Она с величайшим вниманием изучила мою лицензию, даже очки надела, потом взглянула на меня и, наконец поверив, что означенная лицензия принадлежит именно мне, кивнула:
— Что ж, пойдемте…
С этими словами добрейшая леди по-мужски крякнула, поднялась со скамейки и прошествовала в подъезд. Мы поднялись на лифте до девятого этажа, где тетя Шура, бормоча, что ей не повезло как с этажом, так и с соседями, немного повозилась с ключами. И вот мы оказались в ее квартирке.
Для элитного дома квартирка тети Шуры выглядела слишком странно. На комоде стояли непонятно как сохранившиеся слоники. Сама комната являла собой реликтовый образец, бережно сохранивший атмосферу шестидесятых годов. На стене висела тогдашняя фотография самой хозяйки, довольно миловидной в ту пору особы. Я не преминула выразить восхищение ее красотой. Этим мне удалось окончательно растопить сердце тети Шуры. Она улыбнулась одними губами и кивнула. В комнате было очень тепло и уютно. Я почувствовала себя в гостях у собственной бабушки. Не хватало только пирожков с капустой и домашнего вина…
Тетя Шура пригласила меня присесть. Я почувствовала, как под моим весом скрипнули пружины старого кресла.
«Боже мой, — со страхом подумала я, оглядев грузную фигуру пожилой леди, — А как же они скрипят, когда в кресло садится законная владелица?»
Впрочем, судя по всему, садилась она очень осторожно. Возможно, задерживала дыхание.
— Чаю хотите? — поинтересовалась хозяйка. Я отказалась.
— Так что вас интересует?
— Понимаете, — начала я, — смерть Ани выглядит очень подозрительно. Я никак не могу понять, что подтолкнуло ее к такому шагу?
— Да ведь жизнь пошла какая, — поморщилась тетя Шура, — сейчас за копейку удавят, сами знаете по работе…
Она опять замолчала. Но меня удивило ее «удавят». Похоже, Анькина соседка тоже не верила в самоубийство. Или…
— Скажите, вы в ту ночь не слышали ничего подозрительного?
— Не только слышала, — кивнула тетя Шура, — Но и видела!
Я подпрыгнула в кресле. Пружины тут же ойкнули и мстительно подбросили меня еще раз.
Тете Шуре мои разнузданные прыжки не понравились. Она нахмурилась. Я перепугалась, что мое фривольное поведение может отвратить от меня эту симпатичную женщину.
— Простите, — пролепетала я в ужасе. Я зависела от настроения этой доброй леди.
— Ничего, — смилостивилась она.
— А что вы видели? — осторожненько спросила я, боясь спугнуть птичку удачи. Тетя Шура вздохнула и начала свой рассказ.
* * *
Той проклятой ночью бедной женщине не спалось. Она долго смотрела телевизор. Потом попыталась почитать детектив, чтобы поскорее заснуть. Даже закрыла глаза и начала привычно подсчитывать белых слонов. Но в голову лезли печальные мысли о нынешних ценах, окончательно упавшей нравственности и бренности жизни, и она ворочалась с боку на бок, тщетно пытаясь отойти в иллюзорный мир ночных сновидений.
Наконец ей это почти удалось. Почти — потому что как только сон начал опускать на тетю Шуру свое благословенное покрывало, она услышала голоса на лестничной площадке.
Сначала она хотела плюнуть на мешающие сну обстоятельства. Но любопытство одержало вверх, и к тому же… К тому же бедной даме показалось, что в ее дверь постучали.
Она взглянула на часы. Время было столь позднее, что ночные шевеления на лестничной площадке начали ее беспокоить. Поэтому она тихонечко подошла к двери и поглядела в глазок. Увиденное там ей совсем не понравилось. Поскольку прямо напротив волошинской квартиры в угрожающем каре выстроилась группа молодых дюжих парней, одетых в черные кожанки. За их спинами мельтешил неприятный карлик, совершенно не отвечающий тети Шуриным представлениям о мужской красоте. Карлик явно был руководителем преступной группировки. Он отдавал приказания, и добры молодцы смиренно склоняли перед ним головы. Карлик показал рукой на дверь Волошиных, что-то проронил и вскоре исчез.
Выйти тетя Шура не осмелилась. Телефона у нее не было. Поэтому она перекрестилась и отошла от двери, опасаясь даже вздохнуть. Но через какое-то время рискнула выглянуть опять. И убедилась, что на лестничной площадке уже тихо и спокойно. В голову пришла мысль, что надо бы пойти к Волошиным, узнать, все ли у них в порядке. Но когда она уже почти решилась открыть дверь, в глазок опять увидела карлика. Карлик выходил из волошинской квартиры совершенно один. Кажется, он был чем-то озабочен. Он огляделся и что-то сказал хозяйке квартиры…
— Он с ней разговаривал? — встряла я. — Вы это видели?
— Он обернулся и что-то сказал… Кажется, там кто-то был. Мне показалось, Аня. Но, может, я ошиблась?
Женщина расстроилась. Но я попросила ее продолжить рассказ.
* * *
Заснула она с трудом. Сама не помнит, как. Ей все время мерещилось, что в ее дверь стучат, беспокоили звуки из соседней квартиры… Она поднялась и снова выглянула в глазок. За дверью никого не было. Должно быть, почудилось, — решила она, приоткрыв дверь. В подъезде царила ночная тишина, да и у соседей тоже было тихо. Возможно, поганцы в коже просто перепутали двери. Твердо порешив наутро узнать все о таинственном происшествии, тетя Шура выпила успокоительного и заснула.
А утром ей сообщили об Анькином «самоубийстве»…
* * *
Вот, собственно, и все, что она смогла нам рассказать.
— И никто не выходил из дома? — робко поинтересовалась я. Тетя Шура смерила меня недоуменным взглядом:
— Как это — никто? А эти, в коже? Они что, вылетели?
— Но ведь Вощинов их не видел…
— Правильно, — кивнула она, — он и не мог их увидеть… Они ж вышли до того, как он появился… Я тогда еще в окно смотрела. Они вышли и скрылись в арке…
— А куда они свернули потом? — задохнулась я.
Тетя Шура покачала головой:
— Вот этого я не знаю… Темно было. Там машина, кажется, стояла. Желтая. Милицейская…
Ого. И милиционер их не видел?
Больше тетя Шура ничего припомнить не смогла. Как ни старалась. Впрочем, и этого было достаточно. Женщина оказалась важным свидетелем. Попрощавшись, я вышла от тети Шуры. Передо мной была волошинская дверь. Очень захотелось войти в дом и почувствовать Анькино дыхание. Хотя мне было очень неловко, но пришлось воспользоваться отмычкой.
В квартире ничего не изменилось. Кроме идеального порядка, который никогда не был присущ этому жилищу…
Его хозяйки теперь нет. И больше никогда здесь не будет. Осиротевшие вещи смирились с внезапным идеальным порядком. Им было все равно.
Я погладила по гладкой полированной крышке пианино. Взгляд наткнулся на знакомый томик «Английской поэзии абсурда». Сразу вспомнился детский восторг Аньки по поводу моего дара… Я поняла, что не хочу расставаться с ним. Прижав книжечку к груди, я посмотрела на Анькину фотографию. Мне показалось, что подруга согласна со мной. Более того — ее взгляд приказывал мне взять себе лимерики…
Как часть наших с Анькой воспоминаний. Как часть Анькиного присутствия в этом мире…
* * *
Выйдя из подъезда, я посмотрела на часы. Потом огляделась вокруг. Игорь сидел на лавочке. «Насущный хлеб» торчал из кокетливого пакета с изображением прелестной девы.
О, черт! Опять белая «девятка»! Кажется, я выругалась вслух. Потому что Игорь посмотрел на меня удивленно и с испугом. Его уже начинал немного напрягать мой загадочный менталитет.
Я пожала плечами. Все равно он не поймет высокой мистики момента.
