Глава 1
Аню Волошину нашли в два часа ночи. Она лежала на тротуаре, прямо под окном собственной квартиры. Руки ее были раскинуты. Лицо Ани Волошиной выражало крайнюю степень изумления.
Казалось, сам факт собственной смерти вызвал у Ани шок. Не более того. Сейчас она обдумает случившееся с ней, отряхнется, встанет и пойдет домой… Так часто бывает с людьми не от мира сего, которым принадлежала и Аня.
Приехавшая на место происшествия милиция вкупе с бригадой «Скорой помощи» пришли к устраивающему обе стороны мнению, что актриса местного театра Анечка Волошина покончила с собой.
И никто не пытался разуверить их в этом. Так бы и жили служители закона и медицины в состоянии незамутненного покоя, если бы…
Если бы у Ани Волошиной не было склочной подруги, по имени Таня Иванова.
Настолько склочной, что за свою скромную двадцатишестилетнюю жизнь я нажила гораздо больше врагов, чем богатств. А жаль. Богатства приятнее. Но так уж получилось. Такой у меня характер. И ничего я с этим фактом поделать не могу. Скверная я девчонка. Когда вижу, что не все в порядке в датском королевстве, сую свой хорошенький носик в чужие темные дела. Иногда, признаться, бываю сама не рада этому. Такая грязь обнаруживается и выползает на Божий свет, что делается не по себе. Бр-р-р… Люди — они ведь бывают разные. Одних и не поймешь сразу, чего они хотят от жизни, а другие… За других я готова встать стеной.
Так вот, Аня Волошина была в числе очень немногих людей, за которых я готова была перегрызть глотку кому угодно. Аннушка обладала редкими в нашем нынешнем обществе качествами. Она была талантливой. Это раз. Простодушной и немного наивной. Это два. Необыкновенно чистой и доброй. Это три. Поэтому известие, полученное мной этим треклятым утром, заставило меня схватиться за сигарету, едва я услышала потерянный голос ее мужа Игоря.
* * *
Телефон зазвонил в самый беззаботный момент. Я преспокойно принимала душ, и жизнь казалась мне в этот серый день абсолютно безоблачной. Так иногда бывает — невзирая на любые обстоятельства, ты, даже если на тебя сегодня должен обрушиться дом, выключаешь внутри себя все сигнальные лампочки тревоги. Потому что ты утомлен.
Только что я облазила весь Тарасов в поисках очередного навороченного маньяка. Собрала на себя всю пыль и грязь этого благословенного города. А так как чего — чего, а пыли в нем предостаточно, меня стало потихоньку подташнивать. А в такой ситуации любой человек начинает обращать внимание на мелочи. Если, например, до этого тебя не беспокоили политические игры, то теперь ты смотришь на экран и замечаешь, что тебя трясет… Это самый плохой симптом. Лучше в этот момент переключить телевизор. Потому что у большинства политиков, как это ни странно, лица аналогичны физиономиям разыскиваемых тобой маньяков. От этого сходства спасительная соломинка природного оптимизма тихо тает в воздухе. Безнадега…
И в такой вот момент никто нам с вами, братцы мои, не поможет. Разве что Господь. Но так как мы только и делаем, что гневим его, значит, уповать на его внимание в высшей степени безрассудно. К тому же я уверена, что у Него и так полно дел. Так что с нашим дурным настроением приходится управляться самим. Что я успешно и проделываю.
Как говаривал любезный русскому сердцу Александр Сергеевич: «откупори шампанского бутылку иль перечти „Женитьбу Фигаро“».
Для тех, кто лишен возможности откупорить бутылку означенного напитка и по неизвестным причинам не научился читать, могу рекомендовать более простецкий способ: ложитесь на диван, желательно мягкий, закрываете глаза и внушаете себе, что вы недавно вернулись из успешных странствий по парижским бутикам.
Правда, куда подевалось все, что вы там накупили? Да, здесь, увы, незадача… Ничего из подобных мечтаний с собой не принесешь. Кроме божественного аромата беззаботности…
Но это мелочи. Может быть, вы и не нашли там того, что искали. Главное — аромат. Главное — настроение. Оно у вас улучшается, и вы тихо радуетесь жизни.
В этот проклятый день я как раз безмятежно испила прекрасного напитка, упомянутого солнцем русской поэзии, и по фатальному стечению обстоятельств вспоминала нашу с Анькой вчерашнюю встречу. И улыбалась.
Причиной моего отличного самочувствия являлось не шампанское, а вчерашний разговор с моей подругой… Анечкой Волошиной.
* * *
Аньку Волошину я знала с чудесного подросткового возраста. В далеком сентябре она вошла в класс и села за одну парту со мной. Я сразу поняла, что это — на всю жизнь. Мы продолжали общаться и после школы. Может быть, реже виделись. Но расставаться навсегда не собирались.
С Анькой можно было болтать о чем угодно. Начиная с Джеймса Джойса, которого она обожала. Причем — без дураков. Она, видите ли, откопала в его творениях необыкновенные образы. А что до крайней витиеватости изложения и необходимости постоянно нырять в словарь терминов, это ее не пугало. По глубочайшему убеждению Аньки, наличие словаря в джойсовском тексте рассчитано на снобов. А простому человеку все знать и не обязательно.
Но это — к слову.
Начать можно было с Джойса, а закончить ценами на сигареты и отношениями с супругом. Впрочем, там говорить было не о чем. В отличие от цен, с мужем у Ани все было в порядке.
Игорь отличался добродушием и надежностью.
Анька шутила, что вышла за него замуж корысти ради. Актрисе рано или поздно понадобится помощь психоневролога. А ее супруг как раз им и являлся.
Игорь Волошин был лучшим спецом по части предотвращения суицида. Даже организовал телефон доверия в своей больнице.
На этом самом телефоне никто не хотел сидеть, поскольку платили гроши.
Игорь сидел. Почти каждую ночь.
Волошин разработал целую теорию причин самоубийств. Теория была так хороша, что мистером Волошиным заинтересовались в Америке. Поскольку на сытом континенте, как ни странно, вопрос суицида стоял еще более остро.
Волошиным предложили райские кущи. Их так завлекали на ранчо в Техасе, что мне захотелось в голос завыть, когда неподкупный Игорь Андреевич холодно ответил коварным акулам капитализма, что он, мол, нужен Родине.
Сказал — будто отрубил. И продолжал сидение на пятистах деревянных. Как в том анекдоте: «Да, сыночек, но здесь — твоя Родина…»
Анька его поняла сразу. Остальные покатывались со смеху и вертели пальцем у виска. Я смотрела жалостливо, но с пониманием. Таковы были Волошины. Романтики, последние в своем роде… Но именно на таких вот Волошиных, по моему строгому убеждению, держится мироздание.
Игоря бытовые проблемы не колыхали. Конечно, иногда от отсутствия наличности им обоим становилось грустно. Но каждый из Волошиных знал, для чего он явился на эту грешную землю. У Волошиных были дела. Вот и теперь Игорю было не до меркантильных предложений. Он был занят другой проблемой. И, как нарочно, эта проблема касалась суицида.
Пока он предпочитал молчать о своих поисках. Только однажды, посмотрев на меня рассеянным взглядом, задумчиво спросил:
— Тань, ты ведь училась в Московской школе экстрасенсов?
Я вылупилась на него, как баран на новые ворота. О факте моего обучения там знала только моя мама. Поскольку я тогда училась еще и в девятом классе.
Именно это помешало моему продвижению по тамошней иерархической лестнице. А то бы сейчас, возможно, затмила Джуну.
Но мама была непреклонна, она не считала профессию биоэнергетика серьезной. Простая средняя школа казалась ей важнее.
Но об этом никто не знал!
Может быть, Аньке что-то было известно? Спросить ее об этом я тогда так и забыла. На вопрос Игоря честно ответила, что училась, но недолго. Особых высот достичь не удалось.
Он кивнул и сказал:
— Когда мне будет нужна твоя помощь, поможешь…
И отошел.
Чисто психоневрологический ход. Ему это нужно, и любое сопротивление бесполезно…
Потом мы к этому не возвращались. Недосуг было. Я искала убийц, а Игорь спасал самоубийц.
Анька же играла на сцене маленьких девочек, мальчиков и ежиков, и все текло, как надо…
Пока не нашли ее безжизненную. Под окном девятиэтажки.
* * *
Я сидела и улыбалась, потому что мне было хорошо. Завтра я пойду на Анькин спектакль, а потом намечается маленькая тусовочка. Я очень люблю этих людей. И Аньку, и ее мужа, и их будущего бэби.
Именно в это мгновение и зазвонил телефон. Как «сумасшедший, с бритвою в руке».
— Алло? — подняла я трубку.
— Таня? — голос Игоря был напряженным. Я подумала, что Аньку увезли в больницу. Мало ли что может случиться с женщиной на четвертом месяце беременности…
— Да, Игорь, я слушаю…
— Танюша, Аня покончила с собой.
Нет. Этого не может быть. Я сплю. И вижу страшный сон. Или это чья-то глупая шутка.
— Так не шутят, — мрачно произнесла я.
— Таня, я не шучу. Аня покончила с собой. Выбросилась из окна.
Черт… Черт, черт, черт!
Я начала задыхаться.
Анька покончила с собой… Бред. Она вчера была такой веселой.
Или я не поняла чего-то?
Нет. Моя интуиция никогда меня не подводила. Я умею чувствовать людей. Не зря же меня именуют Ведьмой… Нет…
Я сжала виски руками. Трубка казалась мне сейчас воплощением мирового зла, обрушившегося на мою голову.
— Таня?
Игорь пытался говорить с пустотой, в которую я превратилась. Мне хотелось сейчас скулить, как щенку. Но Игорь сам в таком же состоянии. Я должна быть сильной.
— Таня!
Я подняла трубку и старательно проговорила — каждую букву.
— Да, Игорь…
— Танечка, ты только держи себя в руках!
Весь Игорь — как на ладони. Сам в состоянии глубокого стресса — и пытается оставаться психоневрологом…
Так же, как во мне постоянно живет сыщица. И сейчас — тоже.
— Игорь, как это произошло?
— Ночью. Я был в больнице на дежурстве. Не знаю, почему… — его голос на мгновение сорвался. Но он взял себя в руки. — Мне позвонили и сказали, что моя жена погибла. А потом, когда я приехал… Таня, почему она это сделала?
«Она этого не делала!» — хотелось заорать мне. Потому что я не верю. Анька никогда не покончила бы с собой. Даже если все вокруг обрушится.
Но сейчас реальность говорила голосом Игоря. Устало и беспросветно. Не оставляя надежд. Проклятая реальность!
* * *
Я чувствовала себя мерзко. В такие моменты у меня во рту появляется привкус металла. Я схватила сигарету. Сигарета в моих руках дрожала. Руки вообще жили собственной жизнью.
Если с психикой я еще могла справиться, то руки отказывались подчиняться моим приказам.
Закрыв глаза, я вспоминала весь позавчерашний и вчерашний день… Мою прострацию, когда было невмоготу двигаться и хотелось временно прекратить свое существование в данном пространстве. Усталость перебарывала меня.
Именно поэтому позавчера я набрала Анькин телефон.
Помочь мне справиться с собственной немощью могла лишь она. Ее веселый голос всегда наполнял меня жизненной силой.
Ах, Анька! Что же с тобой случилось?
Стоп. Опять у вас, Татьяна, начинается истерика. А не мне вам объяснять, что состояние излишнего нервного возбуждения ничем вам в данном конкретном случае помочь не сможет. Помешать — сколько угодно. Потому берите-ка вы себя в ваши прелестные ручки, подойдите к зеркалу…
Я подошла. На меня смотрела совсем не привычная Татьяна Иванова. Уверенная. Храбрая. Умная.
Нет.
Там растерянно улыбалась какая-то размазанная колесами жизни девица, в глазах которой застыла вселенская печаль и боль за все человечество.
Ох, как я себя ненавижу в такие моменты!
Потому что именно в эти долбаные моменты кто хочешь возьмет тебя голыми руками. И никаких трудов ему это не составит… Лучше найти стержень. Вытащить проклятую боль, посмотреть на нее, как на изрядно пошатнувшийся зуб. И сообразить, что слезами ты ничем не поможешь. Самое худшее уже совершилось. Остается смириться с этим. И попытаться найти виновников…
Виновников. Даже если человек кончает с собой, кто-то в этом виноват. Любое самоубийство отчасти является убийством. И я не склонна вешать на несчастных больше вины, чем они заслуживают. Потому что кирпич ни с того ни с сего на голову не упадет. И самоубийца просто за так не решится на прыжок из окна.
К тому же… Я была абсолютно уверена, что АНЬКА ВОЛОШИНА С СОБОЙ НЕ КОНЧАЛА!
Можете сжечь меня на костре. Можете расстрелять… Четвертовать. Что угодно, мессиры, что угодно… Но Аньке явно помогли упасть из окна. Не тот она была человек.
Анька никогда не кисла. Даже в самые трудные моменты. Эта женственная девочка обладала таким запасом прочности, которому позавидовали бы крутые мужики. Она с завидным спокойствием смотрела в лицо любым трудностям и передрягам. С чего бы теперь ей вдруг решиться на такое? Причины-то должны БЫТЬ?
Деньги? Анька плевать на них хотела. Она могла прожить без денег сколько угодно. Зависеть от этакой мелочи было ниже ее достоинства.
Работа? Опять нескладушки. А съемки в сериале? Она ждала их с нетерпением школьницы. Дождалась. И была счастлива.
Что еще? Какие еще причины могли быть у благополучной, любимой и любящей, ожидающей ребенка, талантливой Аньки?
Значит, нашлись милые ребятки, приложившие к ее прыжку максимум усилий.
И я найду этих милейших ребятишек, уж будьте спокойны!
Кажется, злость и жажда мести сделали свое дело. В моих глазах зажегся огонь. Я перестала напоминать засохший абрикос. Я стала прежней. Каждая клетка моего тела начала наливаться энергией.
И не приведи Господи попасться в такой момент мне на дороге!
* * *
Я сама боюсь подобных приступов ярости. Меня нельзя сильно злить. Не знаю, как это происходит, но внутри меня начинается движение энергии, которую я не в силах сдержать. Эта энергия образует множество черных атомов, они сначала движутся медленно, затем разгоняются, разгоняются, и…
Последнее время я еще как-то справляюсь с подобным состоянием. Анька помогла. Именно Анька, когда я рассказала ей об этом явлении, принесла мне «Воспламеняющую взглядом» Кинга.
И научила меня загонять эту энергию назад. Или отправлять ее в надлежащее место. Чтобы потом не нести ответственности за чье-то физическое увечье.
Чаще всего надлежащим местом оказывалась раковина умывальника в ванной комнате. Я просто выругивалась туда, а потом смывала водой. Сразу становилось легче. И никому не было плохо.
Анька очень смеялась, когда я ей рассказала об этом. Она вообще была…
Черт! «БЫЛА»… Анька не выживет в прошлом времени. Она просто не умеет оставаться тенью.
Я опять почувствовала в руках предательскую дрожь. Кажется, сейчас начнет трясти.
Стоп. Используй свою энергию в мирных целях, Таня. Вспомни. С ее помощью можно сделать многое.
Например, отыскать Анькиного убийцу. Отыскать — и…
Я включила холодную воду. Подставив под обжигающе ледяную струю ладони, почувствовала, как становится легче. Холодная вода отрезвила мой мозг. Теперь я могу начать поиски. Кипящее бешенство превратилось в холодный гнев.
Я вытерла руки мягким полотенцем. Стало чуть легче. Посмотрев в зеркало, я убедилась, что почти успокоилась. Теперь я уже смогу держать себя в руках.
Я прошла в гостиную. С чего начать? Я задумалась. Ах, да! Сначала я должна вспомнить все наши разговоры. До мельчайших подробностей. Постараться ничего не упустить. Возможно, Анька говорила что — то такое…
Я легла на диван. Закрыла глаза. Сосредоточилась на вчерашнем дне.
Окружающий мир наконец-то оставил меня в покое.
* * *
— Ах, какая жалость!
Анькино хорошенькое лицо сморщилось. Она разглядывала эту тоненькую книжку с восторгом дикаря, увидевшего пестрые фенечки.
— Что это? — поинтересовалась я.
— Смотри, — она протянула мне белый томик.
«Английская поэзия абсурда».
— Ну и что?
— Это же лимерики! — В Анькиных глазах было столько восторга, что я сразу доперла: лимерики эти вещь бесценная. Анька просто за так сиять вам не станет.
— «Джентльмену из города Галле
Ребятишки порой досаждали:
То посадят в ведро, то сломают ребро —
Шалунишки из города Галле…»
— продекламировала Анька.
Я засмеялась.
— Анька, ну купи ты себе эти свои лимерики…
— Фу, — наморщила Анька вздернутый нос, — ты, Иванова, временами страдаешь отсутствием чуткости. Взгляни на цену…
Я взглянула. Ни фига себе… Сия тоненькая книжуля стоила тридцатник!
— И где же нам, простым труженицам театра, насшибать такие башли? — вздохнула Анька. Она положила книжечку на место. Как ребенок, понимающий невозможность чуда. Смирившийся с его отсутствием.
Этого я допустить не могла. Ежели наша феечка перестанет верить в чудеса — на что ж рассчитывать нам, простым смертным?
Я достала из кармана тридцатку и протянула продавщице. Анька немного обиделась.
Это было видно по выражению ее чуть раскосых зеленых глаз.
— Ань, я же купила себе, — попыталась я оправдаться, — а тебе даю ее только почитать. На неограниченное время…
Она решила, что сердиться не стоит. Схватив бесценные лимерики в ладошки, чмокнула меня в щеку и изрекла:
— Ты, Танька, вовсе не Ведьма. Ты — волшебница. А я — Золушка.
— Пошли, Золушка, — усмехнулась я, — насколько я помню, ты и готовить толком не научилась…
— Не-а, — согласилась Анька, — и в квартире у меня черт знает что творится…
Мне было хорошо рядом с ней. Так хорошо, как никогда ни с кем не было. И не будет… Теперь — никогда не будет!
* * *
Я открыла глаза. В голову лезла всякая муть, не относящаяся к делу… Что еще Анька тогда говорила?
Ах, да… О ребенке. Какие у него ручки и ножки. Поскольку Анька только что побывала на УЗИ. Вот только выяснить пол младенца она не успела. Забыла? Какая разница?
Господи… Анечка, ведь вас было — двое?
В носу защипало. Я не плакала уже миллион лет.
Нет. Плакать я не собираюсь. Не дождетесь. Вместе со слезами уходит энергия. А она мне необходима. Для мести.
За двоих людей, которых я любила. И неважно, что со вторым я еще не успела познакомиться. Думаю, он был куда лучше вас. Я сдержала слезы.
Анька Волошина не покончила с собой. Где вы видели беременных женщин, бросающихся с девятого этажа?
Аньку Волошину убили. И я найду того, кто это сделал.
* * *
Электрический свет резал глаза. Они и так болели оттого, что я отказывалась дать волю слезам. Повернув выключатель, я оказалась в кромешной темноте. Стало не по себе. Тоскливо и страшновато. Я поежилась. Где-то должны быть свечи…
Я вспомнила. Достала их из кухонного шкафа. Теперь освещение комнаты было мягким и призрачным. Самое время побродить здесь Анькиной душеньке.
Она так любила запах свечей!
Хватит, Танюха. Не позволяй себе расслабляться.
Рука потянулась к замшевому мешочку, где ждали своего часа мои магические кости.
«13+ 30+ 10».
«Держите под контролем свое настроение».
Даже не совет. Приказ. И ведь они правы как всегда! Если я не буду держать себя в руках… Нет! Это уж вам фигушки с маслицем!
Анька, ответь же мне, что с тобой произошло?
«17+ 3+ 30».
«Чтобы быть любимой, сами любите чисто и светло. Чистота души неразделима с ее святостью».
Загадочная фраза. Во-первых, святость относится явно к моей подруге. Но — любовь?
Неужели у Аньки была некая тайна, которую она скрывала от всех? Даже от меня?!
И еще — слишком часто выпадает тройка. Число Бога. Семерка — число судьбы. Если это сопоставить, то получается, что происшедшее с моей Анькой — фатальный случай?
А это означает, что Анна Волошина не покончила с собой…
Но — кто может привести меня к разгадке?
«13+ 2+ 25».
«В поисках счастья вам предстоит отправиться в необычное путешествие».
Наверное, мои мудрые друзья устали. Или им хочется отвлечь меня от грустных мыслей…
Какое путешествие? Какое, к чертовой бабушке, счастье?
Я вздохнула, сложила кости обратно в мешочек и посмотрела на свечу. Ее пламя было зеленым! Представляете?
По поверью, пламя свечи становится зеленым, если душа умершего рядом с вами!
Я оглянулась. Где-то рядышком со мной была моя Анька. И я улыбнулась в пространство, надеясь, что она заметит мою улыбку…
— Я найду их, Анна, — пообещала я ей, — обязательно…
