Глава 8
Поздно вечером мы с Витей сидели на его кухне и молча смотрели друг на друга. Когда в машине, возле дома убитого директора «Орбиты», Самойлов безапелляционно скомандовал ехать к нему, я, конечно, заикнулась, что, мол, неудобно, Любаше это не понравится, что я вполне могу забаррикадироваться в своей квартире и до меня ни один бандит не доберется. Витя тогда не стал спорить, только посмотрел грустно и попросил:
— Тань, ну хоть ты мне проблем не создавай, и так выше крыши…
Пришлось заткнуться и безропотно отправиться ночевать к нему. Поскольку Любаша уже спала, мы сами пошуровали на кухне: на плите нашлась сковорода жареной картошки, а в холодильнике — приличный кусок колбасы. Поделили все это по-братски, потом я помыла посуду, вытерла со стола, и мы на сытый желудок устроили «мозговой штурм». То есть, как я уже сказала, сидели и тупо пялились друг на друга.
Вот теперь у нас действительно никаких концов не было. Лемешев мертв, Косачева мертва, ее муж…
— Надо искать Косачева, — выдвинула я гениальную идею. — Проверить, не у любовницы ли он в щель забился.
— Официальную любовницу Венька проверял, она ничего не знает.
— Может, врет?
— Может, и врет. Съезди завтра к ней, поговори. Только зачем ему там прятаться, он же не дурак, понимает, что у нее в первую очередь искать будут. А Тарасов — город большой, щелей хватает. Особенно если с деньгами проблем нет.
— С деньгами он мог еще днем из города смотаться, и ищи его теперь по всей бескрайней Российской Федерации.
— Это если успел смотаться, а не лежит сейчас где-нибудь на свалке, в разобранном виде.
— Витя, а интересно, он от кого прячется, от нас или от бандитов?
— Я думаю, от всех. Хотя если не дурак, то должен понимать: мы-то его хоть в живых оставим.
Витя на цыпочках вышел с кухни, вернулся со своей папкой и вытряхнул оттуда бумаги. Просмотрел, несколько листочков оставил на столе, остальные убрал обратно. План квартиры Лемешева, протокол осмотра места происшествия, показания свидетелей. Очень ценные показания — никто ничего не видел, никто ничего не слышал.
— Лемешев, дурак, зачем их в квартиру пустил? Наверняка они к нему за деньгами приходили, — я разложила листки на столе.
— Может, надеялся уболтать, чтобы еще подождали.
— Уболтаешь таких. Интересно, сколько он дома держал. Они же все у него забрали, до копеечки, даже из карманов выгребли.
— Сколько бы ни держал, все равно меньше, чем был им должен. За два убийства солидная сумма полагается.
— Теперь вообще ничего не получат.
— Ты переживаешь за их благосостояние? — поднял брови Витя.
— Не очень, — я встала из-за стола и прошлась по кухне. — Отсиделась вся уже.
Подошла к окну, постояла, глядя в темное стекло.
— «Тьма накрыла ненавидимый прокуратором город…» — проскрежетал за моей спиной Витя. Меня передернуло.
— Умеешь ты, Витечка, своей образованностью потрясти.
— Так это ты меня и вдохновляешь, — ухмыльнулся довольный произведенным эффектом Самойлов.
— Ладно, эстет, ты мне лучше вот что скажи: в этот раз они не стреляли, не взрывали, а тихо-мирно пырнули Лемешева ножичком. Что это значит: не собирались его убивать или просто шум не хотели поднимать?
— А я откуда знаю? Ты у них спроси. Я могу только сказать, что нож они унесли с собой, но, судя по характеру ранения, это явно не столовый прибор, а вполне, так сказать, профессиональный инструмент. И тот, кто наносил удар, сделал это очень грамотно. Я у врача спрашивал, так он сказал, что Лемешев умер мгновенно, еще до того, как упал. — Витя стал раскладывать из документов что-то вроде пасьянса. — Андрей же говорил, что по молодости наши парнишки с ножичками баловались.
Раздалась негромкая трель телефонного звонка. Витя поспешно достал из кармана мой мобильник. Но я тут же отобрала его, спокойно заявив:
— Все равно меня, тебе же никто по этому номеру звонить не станет.
Потом нажала кнопку и ответила:
— Слушаю.
В трубке несколько секунд было тихо, потом неуверенный тихий голос спросил:
— Татьяна… Татьяна Александровна?
Сердце у меня подпрыгнуло и заколотилось где-то в горле. Ни разу мы не разговаривали с этим человеком, и голос его я слышала только в записи, но тем не менее сразу поняла, кто говорит. Состроила Вите зверскую физиономию и одними губами произнесла: «Косачев». Он вскочил с табуретки, прижался ко мне плечом, пытаясь подсунуть ухо поближе к трубке. Я слегка развернула телефон, чтобы слышно было обоим.
— Да-да, Борис Леонидович, я вас слушаю!
— Но как вы… Впрочем, понятно. Татьяна Александровна, я… не знаю, что делать.
— Борис Леонидович, где вы?
— Это неважно. Я звоню… хочу предупредить вас… вы в большой опасности.
— Но вы тоже, за вами охотятся убийцы!
— Я знаю. Они Лелю, — голос его дрогнул, — убили. И вас тоже хотят убить. Это страшные люди…
— Послушайте, давайте встретимся…
— Нет! Вы уж извините, Татьяна Александровна, но я не слишком верю в способность родной милиции защитить меня. Лучше, если никто не будет знать, где я, пока вы не поймаете этих убийц, — он замолчал.
— Вы что-то знаете? — осторожно спросила я.
— Да, поэтому и звоню. Дело в том, что нашел их Лемешев, он с ними и договаривался. Но квартиру для них искала Леля и сняла на свое имя. Записывайте адрес, — Витя выхватил из папки ручку и сунул мне, — Орджоникидзе, сто четырнадцать, квартира три. Они специально требовали, чтобы на первом этаже. Записали?
— Да. И все-таки, Борис Леонидович…
— Нет, Татьяна Александровна, вот уж когда возьмете их, тогда и встретимся. И тогда я отвечу на все вопросы. И ваши, и Андрея Николаевича… — Он поколебался секунду, добавил тихо: — Удачи вам.
Пару секунд мы с Самойловым ошарашенно молчали, а потом Витя возбужденно спросил:
— Слушай, Иванова, а у тебя разве нет такой штучки, чтобы показала, откуда был звонок?
— Определителя номера, что ли? Конечно есть, я как раз недавно приобрела эту услугу сотовой связи, — ответила я, уже глядя на окошечко, в котором высвечивались цифры. — Судя по номеру, звонил он со своего сотового. Видишь? Только теперь, наверное, отключил его уже.
Витя взял у меня телефон и попробовал набрать номер Косачева. Механический женский голос забубнил: «Абонент находится вне зоны досягаемости или…»
— Действительно, выключил, — с сожалением вздохнул Витя.
— А зачем он тебе сейчас, — я подтолкнула ногтем листок с адресом. — Наводку он дал, действуй. Вызывай группу и поедем, чего тянуть-то.
— Действительно, тянуть нечего, — Витя снова взялся за телефон, — но и торопиться не следует, дело аккуратности требует.
Так, не торопясь и аккуратно, мы поехали в управление, где нас уже ждал вызванный Самойловым Ярославцев. Не успели рассказать ему подробности, как подтянулись спецназовцы. Они погрузились в «уазик», а мы опять поехали на моем «жигуленке».
Дом сто четырнадцать на улице Орджоникидзе оказался старой пятиэтажкой, стоящей несколько на отшибе. Грязный и запущенный двор был пуст. Окна квартиры номер три выходили на другую сторону. Там был небольшой пустырь, спускающийся к железнодорожным путям. Витя отправил дежурить под окном меня с Веней и одного спецназовца, на всякий случай. Сам же с основной группой пошел к подъезду. В предрассветных сумерках было видно, что одна половина двери совсем снята с петель, а вторая намертво примотана проволокой к трубе, подпирающей козырек подъезда. Здесь о железных дверях с кодовыми замками и слыхом не слыхали.
Мы втроем обошли дом, отыскали нужное окно и рассредоточились под ним так, чтобы перекрыть возможные пути отхода. Я встала метрах в пятидесяти и чуть правее, за небольшим деревом, посчитав, что еще недостаточно светло, чтобы меня разглядеть. Ярославцев очень артистично нырнул за какие-то кустики, еще правее, а спецназовец незатейливо растянулся на земле, совершенно скрывшись в зарослях бурьяна слева от окна.
Еще несколько длинных минут тишины, а потом началось. Со звоном разлетелось оконное стекло. Почему-то не то, под которым мы все устроились, а соседнее, справа от меня. Так что, когда из разбитого окна выскочили двое, они побежали прямо в нашу с Ярославцевым сторону.
В квартире вспыхнул свет, тут же кто-то рванул створку того самого — правильного — окна. Один из бежавших, тот что ближе к Веньке, оглянулся, вскинул автомат, на ходу резанул в сторону дома очередью. Вскочил из бурьяна спецназовец, но он оказался слишком далеко, ему еще бежать и бежать, а мы с Венькой — прямо на дороге у бандитов. Краем глаза я заметила, как из разбитых окон горохом сыплются люди. А на меня бежал Авдеев. Приготовилась, сгруппировалась — прыжок, удар!
Он, может, и профессионал, но и мы не лыком шиты. Завалила я его, носом в грязь, на счет раз. Обернулась посмотреть, как дела у остальных. И увидела безумные глаза Тарасенко и дуло автомата, направленное мне в грудь. А Витя со всем спецназом далеко-далеко сзади, почти за горизонтом.
Ярославцев с каким-то бешеным каратистским криком вылетел из кустов, словно пушечное ядро. Когда ребро Венькиной ладони коснулось шеи Тарасенко, бандит не успел ничего понять, он был уверен, что убивает меня. Так и свалился — бесформенной кучей, с выражением жестокой радости на лице.
Набежали наши, Витя сдернул меня с Авдеева:
— Цела?
Я кивнула, перед глазами все еще плясала улыбка Тарасенко над дулом автомата.
— Ты? — Витя обернулся к Ярославцеву.
— Нормально, — он пожал плечами и стал отряхивать брюки. Руки у него немного дрожали.
— А? Как фасон держит парень? — шепнул мне Самойлов.
— Молоток, — согласилась я.
Спецназовцы тем временем споро надели на бандитов наручники. Авдеев все еще пытался сопротивляться, но ему дали пару раз по морде, и он перестал дергаться, только глазами сверкал и матерился. Одного из ребят автоматная очередь все-таки зацепила. К счастью, легко — пуля пробила мягкие ткани плеча. Парня бинтовали, а он шипел от боли и злобно косился на лежащего без сознания Тарасенко.
— Веня, — забеспокоилась я, — а что это твой крестник до сих пор в себя не пришел? Ты его не пришиб часом?
— Да нет, — Ярославцев посмотрел на меня и не слишком охотно объяснил: — Этот удар специально так поставлен, он еще минут двадцать будет в отключке.
Подъехала машина для перевозки арестованных. Сюда же водитель подогнал спецназовский «УАЗ». Витя пошел распорядиться погрузкой, а я разглядывала Авдеева. Все-таки уши у него здорово оттопыренные. Не как у Чебурашки, конечно, тут я была не права, но все равно сильно.
Витя тем временем поговорил о чем-то со спецназовцами, кому-то пожал руку, кто-то похлопал его по плечу, и ребята полезли в машину. Еще через пару минут «воронок» с «УАЗом» уехали, и на пустыре остались мы втроем.
Витя подошел к нам и открыл было рот, но я остановила его:
— Подожди, я сказать хочу, — повернулась к Веньке и продолжила: — Товарищ Ярославцев, в присутствии вашего начальства хочу выразить благодарность за спасение моей жизни.
Потом махнула рукой и сказала проще:
— Веня, я хочу сказать, что, если бы не ты, эта скотина меня бы пристрелила… Спасибо.
Ярославцев выпрямился, подобрался, ответил неожиданным басом:
— Нормально. Служба у нас такая.
Губы его дрогнули, он быстро отвернулся и пошел за дом, к машине.
— Да-а. Ты представляешь, Таня, сколько лет он эти слова перед зеркалом репетировал? — тихо сказал Витя, глядя ему вслед.
Пиццу я испекла огромную, есть у меня специальная сковорода — полметра в диаметре. Щедро положила в начинку грибов, один большой клин выложила зелеными оливками. Витя их очень любит, а Андрей, наоборот, на дух не переносит. Рассчитала время так, чтобы привезти ее в больницу еще горячей.
Когда я вошла в палату, оказалось, что в кои-то веки ребята успели раньше меня. Андрей сидел на кровати, а Витя с Венькой устроились по обе стороны от него и оживленно пересказывали вчерашние, точнее, сегодняшние, ну в общем, ночные события.
— О-о! — Андрей первым заметил сковородку у меня в руках. Пришлось везти пиццу в ней, иначе она бы просто сломалась. — Теперь я точно вижу, что дело закончено. Раз Танька до кухни добралась, значит, всех повязали!
— Все-то ты про меня знаешь, — усмехнулась я и, кивнув на тумбочку у кровати, попросила Самойлова: — Витя, освободи жизненное пространство.
Он быстренько смахнул все с тумбочки, я застелила ее специально прихваченной большой салфеткой и торжественно выложила свой кулинарный шедевр. Вынула из кармана перочинный ножик, положила рядом.
— Режьте сами, кому как нравится.
— А по капельке? — спросил Андрей.
— Ты что! — ахнула я. — Из него только что две пули вынули, а он туда же.
Самойлов и Ярославцев переглянулись.
— Вот-вот, — глубокомысленно промолвил Витя. — Тебе лечиться надо.
— Ну, вырастил смену! — возмутился Мельников. — Я еще понимаю Таньку, она раньше в прокуратуре работала, что с нее взять. А вас ведь я воспитывал! Оперативники называется! Идут к начальству докладывать об успешном окончании операции и пузырек с собой не захватили! Разочаровали вы меня, ребята. Все, уйду я от вас!
— Да ладно уж! — жалобно сказал Витя. — Чего это ты на нас так… — Он влез рукой в свою знаменитую папку и вынул оттуда плоскую бутылочку коньяка. — Чуть что, сразу уйду, уйду…
— А вот это совсем другое дело! — оценил Мельников. — Раз так, то остаюсь. Веня, будь другом, пошарь в тумбочке, у меня там одноразовые стаканчики должны быть.
— Ребята, вы что, — пыталась я спорить и остановить это безобразие, пока Ярославцев возился в тумбочке, отыскивая стаканы. — Андрей, ты же в больнице, тебе нельзя!
— Ладно тебе, Таня, по наперстку ведь! Ты оцени, такая махонькая скляночка на троих мужиков, — миролюбиво успокоил меня Витя. — Ты не думай, мы и тебе нальем.
— Мне нельзя, — твердо отказалась я. — Я за рулем.
— Нельзя так нельзя, — согласился Самойлов. — А нам не только можно, но и нужно, — и разлил все, что было в бутылке, в три стакана. А мне налил сока папайи.
— Именно, — поддержал его Андрей. — Коньяк врачи очень даже рекомендуют для расширения сосудов. Нет, Танька, ты сама подумай, такое дело свернули, грех же не выпить! — Он поднял свой стаканчик. — Вот выйду я из больницы, мы еще соберемся и как следует отметим это дело. Ну, за присутствующих здесь дам!
— За тебя, Таня! — поддержал его Самойлов.
Ярославцев молча отсалютовал мне своим стаканчиком.
Мы выпили и принялись за пиццу. Витя первым вырезал себе кусок с оливками, улыбнулся мне благодарно, передал нож Ярославцеву. Тот не слишком уверенно примерялся сначала отрезать тонкую полоску, потом передумал, лихо отхватил себе здоровенный кусок и сразу начал жевать. Лицо у него стало задумчивым.
— А я из твоих ручек хочу, — нахально заявил Мельников, — так вкуснее.
— Вот и думай, что это: комплимент или безразмерная наглость с твоей стороны, — проворчала я, отрезая и ему небольшой ломоть.
— Эй, а почему мне меньше всех? — возмутился Андрей.
— Так ты же раненый, тебе тяжело большой кусок держать. Устанешь, уронишь еще.
— Конечно, как пиццу есть, так сразу вспомнила, что я раненый. Жадная ты все-таки, Иванова.
— Не говори глупостей, кому, по-твоему, я ее притащила? Съешь этот кусок, отрежу еще.
Себя я тоже не обделила, глупо же сидеть в компании трех жующих мужиков и смотреть на них. Откусила, попробовала… Да, пицца удалась!
Запивали соком папайи. Причем Витя ворчал, что угораздило, дескать, Мельникова предпочитать такую гадость, вот виноградный сок не в пример полезнее и вкуснее.
— Ага, особенно хорошо перебродивший, — поддержала его я.
Наконец мужики наелись, да и пицца закончилась, несмотря на грандиозные размеры. Я собрала крошки, убрала салфетку и выбросила пустые коробочки из-под сока. Даже интересно, почему это, если в мужском коллективе появляется женщина, она автоматически становится «прислугой за все»? А сама виновата, не вспоминай, что ты женщина, не хватайся за уборку.
— Спасибо тебе, Танюша, — прочувствованным сытым голосом сказал Самойлов.
— Свои люди, сочтемся, — отмахнулась я. — Вы на чем остановились?
Остановились они на том, как мы все поехали на захват. Так что я с большим интересом прослушала Витин рассказ, как они лихо, с одного удара, выломали хлипкую дверь и вломились в квартиру, как оказались в совершенно пустой комнате…
— Косачев, балда, не предупредил, что квартира двухкомнатная. А они в спальне были, да еще дверь забаррикадировали. Так что пока мы разобрались, пока в окна попрыгали, смотрю, они уже улепетывают вовсю. Если бы не Татьяна с Венькой, могли и уйти.
Рассказал о героическом спасении моей жизни. Андрей не стал ничего комментировать, только улыбнулся Ярославцеву, одобрительно похлопал его по плечу. Тот тоже промолчал, опустил глаза и залился алым девичьим румянцем.
Потом Витя доложил, сколько всего интересного мы нашли в квартире, где обретались Авдеев с Тарасенко. И магазины для автомата, и массу комплектующих, необходимых для изготовления взрывных устройств. И ножичек нашли, вполне подходящий к печальной истории с Лемешевым.
— Так что теперь ребята сели плотно, — жизнерадостно говорил Самойлов. — Эксперты над взрывчаткой еще колдуют, а баллистики уже дали заключение: автомат тот самый, из которого в тебя, Андрей, стреляли. А с Татьяной сложнее, из тебя пули вытащили, есть с чем сравнить, а вот что в нее из этого же автомата палили, вряд ли сумеем доказать. Пули, срикошетив от асфальта, улетели черт знает куда, так и не нашли их.
— Ладно, хватит и того, что доказать можем. Нож тоже сейчас в лаборатории. На одежде и обуви бандитов обнаружены следы крови, сейчас устанавливают, чьей. Если это кровь Лемешева, то вообще никаких вопросов не остается. А скорее всего именно его. Да и Косачев рвется их утопить, хочет дать показания. Взрывчатку-то, которой его жену взорвали, Лемешеву дали Авдеев с Тарасенко. Все было так, как мы и подумали: как только главбухша дала своему директору прослушать пленку, он тут же решил рубить концы. Так что погибла Елена Викторовна отнюдь не случайно.
— Сам-то Косачев сесть не боится? — спросила я.
— Танька, ты о чем? — деланно изумился Мельников. — Он так активно сотрудничает со следствием, рассказывает обо всем, во что случайно оказался замешан. И киллеров мы взяли благодаря его своевременной информации. О преступных же действиях в фирме «Орбита» он и понятия не имел. Да, лоббировал некоторые выгодные строительные заказы в их пользу, поскольку был уверен в безупречной честности своих бывших партнеров, но ничего криминального в этом нет. А пленка твоя… Естественно, он делает вид, что она не существует. Сама знаешь, как доказательство ее не используешь. Так что с Косачевым все ясно — хороший адвокат, друзья из администрации помогут… Хотя из администрации его теперь, скорее всего, попрут, — задумчиво заключил Андрей.
— Не переживай за него, этот не пропадет, — сухо сказал Витя. — Кстати, Лемешева именно он, можно сказать, под нож подвел. Косачев наконец получил деньги и должен был вечером привезти их Лемешеву, для полного расчета. А как узнал про гибель жены, тут же залег на дно. Вместе с деньгами, естественно.
— И значит, когда Авдеев с Тарасенко явились за гонораром, — подхватила я, — у Лемешева для них ничего не было.
— Ну да. Он им говорит: подождите, дескать, вот сейчас человек с чемоданом денег подъедет, вы все и получите, разом, да с премиальными за высокое качество работы… Они ждали-ждали, а потом у них жданки-то и кончились. Так что Лемешева господин Косачев с чистой совестью может на свой счет записать. Кстати, деньги, я так понимаю, все у него остались. Он-то выкрутится, никакого сомнения.
— Ладно, мальчики, — я взглянула на часы и встала. — Хорошо с вами, но пора уходить. Через час концерт начинается, а мне еще переодеться надо, накраситься и все такое. Из Америки виолончелист приезжает знаменитый, только фамилия у него четырехэтажная, я ее выговорить не могу.
— Да мы все равно его не знаем, мы люди серые, — хмыкнул Андрей, внимательно глядя на меня.
А Витя бестактно обрадовался:
— Ты с Романом помирилась!
— При чем здесь Роман? — Я задрала нос. — Я, в конце концов, интеллигентная современная женщина! Я что, не могу сама захотеть пойти на концерт американского виолончелиста? Знаменитого причем!
— Можешь, можешь, — торопливо успокоил меня Мельников. — Не пыли. Завтра-то зайдешь, меня проведать? Ребята тоже придут.
Я оглянулась в дверях. Они сидели на кровати втроем — Мельников в центре, справа Самойлов, слева Ярославцев — и смотрели на меня.
— А куда я от вас денусь? — улыбнулась я им.