Глава 4
@BUKV = Утром я позвонила Самойлову.
@BUK-2 = — Витя, можно мне подъехать, документы по Кондратову посмотреть, что вы там накопали?
— Только до десяти, потом меня не будет. Успеешь? — как-то устало спросил он.
— Запросто! Сейчас буду.
Если голос по телефону у Вити был усталый, то вид и вовсе изможденный.
— Не выспался? — сочувственно спросила я.
— Если бы только! Совсем забегался. Что вчера выяснила?
— Тебе основное или подробно?
Он посмотрел на часы.
— Давай основное, но подробно.
Я начала рассказывать обо всем, что узнала, и мысли свои об этом, и сомнения. Только о Ярославцеве ничего не сказала. О Ярославцеве я отдельно с Мельниковым поговорить решила. А Витя, как обычно, достал свои листочки и стал делать пометки.
— Значит, говоришь, впервые они появились в казино двадцать пятого, в день, когда там в последний раз был Кондратов. Думаешь, пришли на него посмотреть?
— Не знаю. В общем-то, место для наблюдения за будущей жертвой идеальное — народ расслабляется, суета, никто ни на кого внимания не обращает. Но, может быть, и случайность. Слушай, а охрана что говорит? В казино ведь должны профессионалов держать, с наметанным глазом.
— Внешняя охрана дала сносные приметы «Москвича» и очень четкие твои. Я говорил, один из них тебе помогал, он хорошо тебя запомнил. Подтверждает, что в «Москвиче» сидели двое. Не то чтобы он хорошо их разглядел, но фоторобот попробовали составить, вот, смотри, — он подал мне листок.
Нет, эти две физиономии никого мне не напоминали.
— Витя, а их надо Шурику показать, бармену этому, — оживилась я. — Пусть посмотрит.
— До этого я тоже додумался, — кивнул Витя. — И если Шурик их опознает, то получим прямую связь между нападением на Мельникова и убийством Кондратова…
— Тогда, следовательно, они стреляли в Андрея потому, что он на них вышел? И выходит, это бармен его подставил?
— Тут-то я ни черта и не понимаю! — Витя ожесточенно потер лицо ладонями. — Во-первых, ни фига еще Андрей на них не вышел, пока все было на уровне намеков. Во-вторых, зачем Шурику его подставлять, что он, самоубийца? Потом, даже если Андрей и вышел на исполнителей, самое логичное для них было немедленно рвать когти! Зачем им осложнять себе жизнь стрельбой?
— А больше ведь никто не знал, что Мельников там будет. Только ты, да я, да Ярославцев…
— Да еще Шурик, — вынужден был он согласиться со мной.
— Кстати, Самойлов, вы-то с Ярославцевым хоть знали, что с Андреем в казино я пойду? — как бы мимоходом поинтересовалась я.
— Да нет, ты же знаешь Мельникова. Он такие вещи никогда другим не рассказывает.
— А Ярославцев мог откуда-нибудь узнать?
— Откуда он узнал бы, раз Мельников ему не сказал. Разве что от тебя. Так вы же с ним незнакомы были… Послушай, Татьяна, ты это чего?! — вскинулся он вдруг.
— Чего-чего? — приняла я совершенно простодушный вид. Но на Самойлова это не подействовало, слишком мы хорошо знали друг друга.
— А того! Не нравится тебе Ярославцев, и ладно. Но ты под парня не копай. На такое он не пойдет.
Никуда не денешься, пришлось поделиться с Витей некоторыми своими соображениями. Он даже и раздумывать над ними не стал.
— Если тебе делать нечего и времени навалом, можешь, конечно, и Ярославцевым заняться. И меня заодно проверь, мало ли… Ты у нас человек вольный, запретить тебе никто не может. А преступники тем временем смотаются. Потом ищи-свищи. Не ожидал от тебя такого, Танька…
— Ладно, проехали. Раз ты ручаешься за человека, то все, — сделала я вид, что он убедил меня. — Давай дальше думать о той парочке…
— Давай, — согласился он, все еще сердито поглядывая на меня.
— Они вообще какие-то странные, — напомнила я. — Машину взорвали… Кстати, ты уже направил запрос в лабораторию? Надо сравнить со взрывом кондратовской машины.
— Ждал твоих указаний, — огрызнулся он, видимо, никак не мог простить мне Ярославцева. — У меня тоже ощущение, что в этих взрывах много общего. Но ответ обещали дать не раньше чем завтра. Сначала вообще говорили, что дня через три, про выходные какие-то рассказывали, про начало следующей недели… — Витя скривился и потер лоб. — Но мне удалось их убедить, и они согласились на завтра.
— Согласились или сказали, что постараются?
— Пообещали, что завтра дадут заключение.
— Это хорошо. Молодец ты, Самойлов, кого угодно уломаешь!
— Так для пользы же дела стараюсь!
— А что у тебя еще, кроме фоторобота?
— Еще? — выражение Витиного лица стало трагическим. — Объявили розыск по всему Тарасову двух мужчин, среднего роста, среднего телосложения, без особых примет. Один просто мужчина, второй — с оттопыренными ушами. В качестве образца приложили фотографию Чебурашки. Думаю, к обеду найдем.
— Да ладно тебе, не психуй. Вспомни, какие дела мы раскручивали, и с этим справимся.
— Да я знаю… Извини, Таня, это я так, с недосыпу. В общем, я сейчас свидетелей ищу, и в казино, и в тупичке, где они машину взорвали, а Венька «Орбиту» утюжит. Кажется мне, что эти два дела связаны. И не кати ты, бога ради, бочку на парня. Он вообще-то неплохой, только, как бы это сказать… упертый сильно. Ты на него не обижайся.
— Да я и не обижаюсь, — пожала я плечами. — Мне-то что, вам с этим недоумком работать, а не мне. А что касается его упертости, то знаешь, Витя, ты ему посоветуй: пусть он упирается в кого угодно, только не в меня, а то обижаться ему придется.
— Да нет, Таня, ты не поняла. Ты Женю Ярославцева помнишь? Должна помнить, он еще при тебе погиб.
— Ну помню. Не то чтобы мы близко знакомы были, но здоровались. Нормальный был парень. А Венька что, родственник?
— Брат младший. Он, когда Женю убили, переживал очень. В общем, пошел в милицию, вроде как подхватить знамя, выпавшее из рук брата. Одним словом, для него все, кто ушел из милиции, — дезертиры, — извиняющимся тоном закончил объяснения Самойлов. — А ты ушла, вот он и смотрит на тебя вприщурку. Но ты не обращай внимания, Таня, это он по молодости, по глупости…
— Ну знаешь, — я сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, — ну знаешь, такого я еще не слышала… Даже не знаю, как на это реагировать…
— А ты никак не реагируй, — торопливо предложил Витя. Очень он не любил ссор и обид в коллективе. — Таня, ты же умная женщина, ты сумеешь. Ну была бы ты дурой, разве я стал бы тебе это рассказывать? А ты умница, ты поймешь и не станешь на него обижаться. Венька — парнишка толковый и старается. Над собой работает, в секции рукопашного боя ни одного занятия не пропускает.
— Видела я, как он старается. Ты еще скажи, что он каждое утро зарядку делает и зубы чистит… Ладно, Витя, уговорил, не стану я ему глаза выцарапывать, хотя пара затрещин этому сопляку только на пользу пошла бы. Сбил ты меня с мысли со своим Венькой, о чем мы говорили?
— О фирме «Орбита».
— Ага, вспомнила. Так что, есть подозрение, что заказал Кондратова кто-то из фирмы?
— Подозрения есть, но, как бы сказать, эфемерные. Что-то там такое… — Самойлов неуверенно помахал рукой в воздухе.
— Флюиды? — подсказала я.
— Вот-вот, — обрадовался Витя, — все чисто, а флюиды, гады, в воздухе так и носятся! Вот, я тебе подобрал материалы, посмотри, что сделано. Ты ведь к ним тоже собралась? Когда поедешь?
Я оценивающе посмотрела на лежащую передо мной папку.
— Часа полтора-два эти бумаги займут. А потом можно и в фирму наведаться.
— Ну давай, знакомься с делом, а мне надо закончить отчет о грабеже на Центральном рынке. Нынче ночью молодчиков как раз и повязали. Когда прочтешь, обсудим все еще разок, авось нащупаем, на чем эту самую «Орбиту» можно зацепить.
Витя занялся своим отчетом, а я склонилась над папкой. Материалов в ней было негусто. В основном — бумаги по убийству Кондратова: протоколы осмотра места происшествия, опросов свидетелей, заключения технической и судмедэкспертизы и прочее.
Судя по немногочисленным документам, касающимся собственно состояния дел в фирме, «Орбита» ничего особенного собой не представляла. Мелкая строительная контора — небольшая группа проектировщиков, сметный отдел и строители-сезонники. Не сказать, что очень впечатляющие заказы выполняла — на строительство кооперативных погребов да гаражей. Мелькала, правда, еще строка со словом «госзаказ». Да, фирмочка не производила впечатления золотого дна, а ведь Шурик утверждал, что покойный Кондратов «большими деньгами ворочал». Собственно, это и без Шурика ясно, человек без серьезных доходов два раза в неделю казино посещать не станет.
В комнату вошел Ярославцев. Увидел меня, дернулся от неожиданности, но моментально взял себя в руки, поздоровался холодно, хотя и безупречно вежливо. Я, не желая огорчать Витю, ответила ему со всей возможной в этой ситуации любезностью. Ярославцев же, вместо того чтобы сесть за свой стол и заняться делами или просто уйти, вытянулся передо мной в струнку.
— Татьяна Александровна, позвольте принести вам свои извинения по поводу моего поведения при нашей первой встрече и позднее. Проявленное мной неуважение ничем не может быть оправдано. Я постараюсь никогда больше не допускать подобного.
Он сказал все это таким тоном и с таким выражением лица, что было абсолютно ясно — выполняет приказ старшего, сам бы он скорее застрелился, чем попросил у меня помощи или прощения. Интересно, кто именно заставил его извиняться, Витя или Андрей?
Я глянула на Витю, но тот усердно занимался своим отчетом, делая вид, что ничего не видит и не слышит.
— Извинения приняты, — я холодно кивнула и уткнулась в бумаги.
Витя за него поручился. Что ж, поверим Самойлову. Не должна я изображать, что парнишка мне нравится больше, чем есть на самом деле. Сам Ярославцев себя этим не утруждал и сильно по данному поводу не переживал. Он сердито отодвинул стул и сел за свой стол. Не знаю, что он там делал, меня это совершенно не интересовало. Но вскоре услышала, как он закрыл все ящики стола на ключ и вышел из комнаты.
— Он что, боится, что я личность сомнительная и могу украсть у него особо секретные документы? — поинтересовалась я у Вити.
Витя рассмеялся:
— Не вяжись, человек по инструкции действует. Нехорошо, Иванова. Надо бы, наоборот, похвалить младшего товарища за добросовестное отношение к обязанностям, а ты к нему придираешься.
— Это ты его извиняться заставил?
— Да что ты, это он совершенно самостоятельно, инициативу проявил.
— Врешь ты все, Витька, он по собственной инициативе меня только обматерить может.
— Ей-богу, хочешь — перекрещусь.
— Не надо, — отказалась я. — Крестился уже вчера передо мной один такой, аж в глазах рябило, так что хватит. Ты мне лучше про «Орбиту» расскажи. Не столь уж богатая фирма, и не большие деньги в ней крутятся, на погребах и гаражах миллионы не наваривают. И зачем было Кондратова взрывать? Я все по финансам просмотрела и не заметила, чтобы они крупными суммами ворочали.
— То-то и оно, что не заметила, — он поставил стул рядом с моим и, покряхтывая, опустился на него. — Не выспался я сегодня. А ты, Татьяна, стареешь, что ли? Соображалка у тебя пробуксовывает. Погреба и гаражи здесь, ясное дело, ни при чем. Свой бешеный доход деятели в «Орбите» имеют не с них, а со строек по госзаказу.
— Да ладно тебе. Не такая уж сытная это сейчас кормушка. Даже если половину стройматериалов разворовывать.
— А если все? И при этом не строить, а деньги за работу получать? — Самойлов говорил лениво, вроде даже слегка дремал, развалившись на стуле.
— Как это? Ты о чем?
— А ты посмотри повнимательнее, где у них эти стройки, — посоветовал Витя, — в каком конкретно районе нашей необъятной Родины?
Я посмотрела. Действительно, Витя прав, невнимательная я стала и соображалка пробуксовывает. Должна была сама обратить внимание, а не ждать, пока носом ткнут.
— Значит, Чечня. Понятно. Строится, допустим, школа, — стала я прокручивать возможности фирмы в этом направлении. — Официально закупаются стройматериалы, оплачивается их отправка в Чечню, начисляется зарплата строителям, ну и всякие прочие расходы. Когда школа вроде как построена, в нее попадает шальная бомба или ее взрывают боевики, это уже дело техники. Государственной комиссии предъявляются развалины, и… строительство можно начинать сначала. Все стройматериалы распродаются, скорее всего, еще по дороге. В чистом виде остается начисленная зарплата, строителями-то наверняка «мертвые души» оформлены? Неплохо.
— Одна поправка, — Витя по-прежнему сидел, прикрыв глаза. — Нет никакой необходимости возиться со всеми этими кирпичами, цементом, стеклом и прочими материальными ценностями. Покупать, отправлять, продавать. Ведь за разумный процент можно оформить документы на покупку, погрузку и перевозку и сразу получить «живые» деньги.
— Да-а. Лихо, ничего не скажешь. А доказательства есть?
— Откуда? — горечи в голосе Самойлова еще прибавилось. — В тех документах, что касались Кондратова, все чисто, аудиторскую проверку они проходят регулярно, у налоговой инспекции к «Орбите» претензий нет. Для изъятия всего комплекта бухгалтерских документов нужен ордер, а с чем мы в прокуратуру сунемся? Про флюиды им рассказать?
— Да, флюидами наших не проймешь, — согласилась я, даже не заметив, что по старой привычке назвала ребят из прокуратуры «нашими». — Что ж, теперь мне понятно: за такие деньги можно и убить. А Кондратова, судя по сплетням, убрали «за жадность» и за то, что ходил по чужим мозолям. Как бы еще узнать, в Андрея стреляли те же, что Кондратова взорвали?
— Я думаю, когда эксперты дадут предварительное заключение по взрывчатке, появится та печка, от которой сможем танцевать. Если получим отрицательный ответ, значит, смело можно разделять взрыв Кондратова и нападение на Андрея на два разных дела.
— Знаешь, Витя, — сказала я, — не могу объяснить, но вот здесь, внутри, я уверена, что это те же двое. Уши, конечно, не сходятся, а все остальное очень подходит. Думаю, если мы как следует копнем в «Орбите», то выйдем на них.
— Значит, так оно и есть, — совершенно серьезно согласился Самойлов. Моим ощущениям за годы нашего знакомства он привык верить.
— Тогда я сейчас поеду в эту контору, посмотрю, чем там дышат, попробую все на зуб.
— Давай. Тебе сообщить, что бармен по фотороботу скажет?
— Обязательно. Позвони на сотовый. Ну, я полетела, только к себе заскочу.
Домой я заехала, чтобы прихватить кое-какие небесполезные в нашем деле игрушки.
Сразу, как только зашла в квартиру, вспомнила про магические кости, мешочек с ними со вчерашнего дня лежал на столе. А что, настроение у меня сейчас самое походящее. И вопрос — четкий и конкретный — появился в результате нашего с Витей разговора.
Я высыпала двенадцатигранники на ладонь, зажмурилась. Итак: «Если я начну работать с фирмой „Орбита“, найду я тех, кто стрелял в Андрея?» Бросок, кубики весело покатились по полированной поверхности стола. «18+12+34» — «Вы будете приятно удивлены тем, как стремительно события приобретут благоприятный для Вас оборот». А я что говорила? Ну, «Орбита»! Ну погоди!
Ехать было недалеко, офис располагался в довольно престижном районе, совсем рядом с центром.
Один умный человек как-то рассказал мне, что существует ряд примет, по которым легко можно определить этап развития конторы и ее жизнеспособность на данный момент. Когда молодые хваткие ребята только собираются и начинают новое дело, они пашут от души. В это время фирма, как правило, ютится в каком-нибудь подвале или флигеле с обшарпанными стенами и противными лампами дневного света, а ребята работают, не отвлекаясь на такую ерунду, как обед или начало и конец рабочего дня.
По мере того, как дело набирает обороты, обстановка значительно цивилизуется, понемногу покупается новая мебель, обживаются комнаты первого этажа. Выделяется специальное помещение, где можно перекусить. На работе еще могут задержаться, при острой необходимости, но обед становится святым делом.
Следующий этап — переезд на второй этаж и качественный евроремонт. Еду уже не приносят из дома в баночках и термосах, а готовят здесь. На кухне имеются полный ассортимент необходимой посуды, газовая или электрическая плита с духовкой, холодильник, а то и два.
И последняя стадия начинается с введения официальных перерывов на чай в одиннадцать и четыре часа. Дни рождения и национальные праздники теперь отмечаются за общим столом, всем коллективом, от директоров до сторожей. Границы рабочего дня соблюдаются свято — до девяти часов в конторе ни души, а без минуты шесть все уже стоят у дверей. Как раз на этой стадии руководство — так сказать, отцы-основатели — и начинает грызться между собой. Все. Сотрудникам пора начинать искать новое место работы, долго фирма уже не протянет.
По всем этим приметам фирма «Орбита» находилась при последнем издыхании. Она занимала второй этаж офисного четырехэтажного здания. Фасад его был увешан дюжиной вывесок различных контор, но у «Орбиты» была самая большая и красивая. Вахтера в стеклянной будке при входе я совершенно не заинтересовала, даже обидно. Второй этаж сиял пластиком и потрясал обилием искусственных цветов. Ароматы, доносившиеся из конца коридора, напомнили об убогой яичнице, которую я торопливо проглотила несколько часов назад, здесь пахло по меньшей мере уткой с яблоками. А может, даже гусем. Вот бессердечные люди — не боятся, что какой-нибудь посетитель, совершенно невинный посторонний человек, захлебнется слюной и погибнет прямо у них в коридоре.
Одним словом, если учесть еще и взрыв машины с представителем руководящего состава, «Орбита» обречена.
Я прошлась по коридору и довольно быстро обнаружила кабинет директора. Приемной как таковой не было. Был небольшой светлый холл в конце коридора, в который выходило четыре двери. На трех из них висели исполненные в лучших традициях черные таблички с золотыми буквами, извещавшие, что здесь находятся кабинеты директора, коммерческого директора и главного бухгалтера. Кабинет покойного Кондратова был опечатан. Четвертая дверь, самая дальняя, была железной, и таблички на ней не было. В холле очень много цветов, и не искусственных, а настоящих, живых, причем очень-очень домашних, — два широких подоконника и тумбочка вплотную заставлены горшками с геранью и разно-цветными фиалками. У стены стояли два стола, сдвинутые углом, на одном был установлен компьютер, на втором находился телефон и стопочкой лежали папки с аккуратными наклейками. Только несколько листков — какие-то таблицы, брошенные посреди стола, — нарушали идеальный порядок. Хозяйка, седая женщина с приятным, но незапоминающимся лицом сидела на вертящемся стуле боком ко мне и работала на компьютере.
— Одну минуточку, сейчас закончу фразу… — сказала она, как только я вошла. Допечатала, повернулась ко мне. На лице любезная секретарская улыбка, но на удивление естественная, совершенно не раздражающая. — Добрый день, чем могу вам помочь?
— Здравствуйте, — я тоже постаралась улыбнуться как можно обаятельнее. — Мне хотелось бы поговорить с руководством фирмы по поводу гибели Кондратова.
— Ой, — лицо секретарши сморщилось. Не глядя, она открыла ящик стола, достала прозрачную трубочку с большими белыми таблетками — наверное, это был валидол — и сунула одну в рот. — Я как про Павла Артемьевича вспомню… Это такой ужас был! Машина горит, всюду обломки и столько крови!
Теперь она полезла в сумку за носовым платком. Я сочувственно покивала и спросила:
— А вы что, видели, как это случилось?
— Нет, я ведь рассказывала уже вашим товарищам и на прошлой неделе, и сегодня с утра приходил молодой человек. Я задержалась, внуку в школе доклад надо было сделать, по Древней Греции, а я не успела его напечатать, поэтому и осталась. Так что, только когда взрыв услышала… Ужасно! Но Николая Георгиевича, — она кивнула в сторону директорской двери, — сейчас нет, он в мэрию поехал. Правда, к обеду обещал вернуться.
Я невольно принюхалась, и секретарша поспешила объяснить:
— У нас день рождения сегодня у одной девочки-проектировщицы. Тридцать лет, юбилей все-таки. И потом пятница, на работу завтра не приходить… А Елена Викторовна здесь, с ней вы можете побеседовать.
Главный бухгалтер фирмы «Орбита» — дама, самую капельку полноватая, но идеально ухоженная, — занимала просторный и довольно захламленный кабинет. У двери рогатая вешалка, по летнему времени пустая, только зонтик болтается да модная белая кожаная сумочка. Вдоль стен стеллажи, заваленные кипами папок с документами, стопки каких-то бланков лежат отдельно. У окна несколько коробок из-под бананов, тоже набиты бумагами. Специальный большой стол с компьютером и принтером. Тумбочка из-под стола выкачена, на ней глубокая тарелка с яблоками. И посреди всего этого Елена Викторовна Косачева — энергичная женщина лет сорока, строгие карие глаза, волосы цвета «спелый баклажан». Самый модный, между прочим, в этом году оттенок. Я тоже на прошлой неделе минут десять пыталась выбрать между этой пенкой и «красным деревом», махнула рукой и ушла, ничего не купив, решила остаться пока блондинкой. Отметила я сразу и гордую сдержанность хозяйки кабинета, безупречный макияж, модную стрижку, холеные руки с наманикюренными ногтями и светлый сарафанчик, для ее возраста и телосложения, правда, немного легкомысленный, но с другой стороны, лето на дворе, жарко.
В отличие от милой секретарши Елена Викторовна первым делом попросила мои документы. Выяснив, что я не представляю государственные органы, мадам Косачева подняла аккуратно выщипанные брови и без всякого интереса спросила, на кого я работаю.
— Извините, но я не могу раскрывать…
— Да-да, конечно, — махнула она рукой, — глупый вопрос. Итак, вы занимаетесь расследованием гибели Павла Артемьевича. Должна сразу сказать вам, что, как человек, долго проработавший вместе с Кондратовым, и как просто женщина, я в ужасе и в шоке от всего произошедшего.
Елена Викторовна замолчала и внимательно посмотрела на меня, желая удостовериться, что я прониклась силой ее переживаний.
— И конечно, весь наш коллектив надеется, что убийцы всеми нами уважаемого Павла Артемьевича не уйдут от ответственности и будут найдены в самое ближайшее время. Мы готовы оказывать полное и безоговорочное содействие. Но, насколько я понимаю, это дело милиции. В чем же ваша роль?
— По ряду причин в данный момент я сотрудничаю с представителями милиции в этом деле. Они уже провели у вас большую работу. Я же лично хотела бы посмотреть кое-какие финансовые документы.
— Абсолютно невозможно, — холодно отрезала главный бухгатер. — Наши финансовые документы являются коммерческой тайной. То же самое я сказала и милиции. Будет постановление суда, ордер на изъятие бухгалтерской документации, пожалуйста! Мы законопослушная организация, немедленно все предоставим, никаких проблем. Но пока я несу личную ответственность, и сами понимаете, у меня есть обязательства перед трудовым коллективом! Так что о выдаче вам документов не может быть и речи.
— Елена Викторовна, а в чем будет выражаться ваша готовность к полному и безоговорочному содействию? Поконкретнее, пожалуйста.
Она пожала плечами и посмотрела на меня ясными глазами.
— Все возможное, в пределах разумного.
— Понятно, — похоже, продолжать разговор было бессмысленно. — Всего хорошего.
Когда я была уже у двери, обычно такой устойчивый каблук моих туфель подвернулся. Я охнула, покачнулась, взмахнула руками, задев ладонью висящую на вешалке сумочку, успела опереться о стену и удержалась на ногах. Обернулась с испуганной улыбкой:
— Это же надо, такие удобные туфли, а каблук все время шатается.
— Супинатор надо проверить, — Елена Викторовна с женским сочувствием отнеслась к моей проблеме. — У меня так было. Если супинатор сломался, то каблуки гуляют так, что ходить невозможно. В соседнем доме очень хорошая обувная мастерская, там и срочный ремонт есть.
Но тут она вспомнила, что я — персона «нон грата», и глаза ее снова затянуло льдом. Пора было убираться, тем более, что главное дело сделано — крохотная булавочка микрофона крепко засела в мягкой коже сумочки. Только перед уходом надо бы малость расшевелить главбухшу. Тоже мне, Снежная Королева.
— Спасибо большое, прямо сейчас и к ним. Да, Елена Викторовна, один вопрос. Какая зарплата была у Кондратова? Или это тоже коммерческая тайна?
— Разумеется. Могу только сказать, что заработная плата Павла Артемьевича была достойной и соответствовала его квалификации.
— И ее хватало на посещение казино дважды в неделю?
— Видите ли, представление, что постоянные посетители казино обязательно проигрывают там миллионы каждый раз, довольно вульгарно, — не слишком охотно, но все-таки ответила она. — Многие приходят туда просто пообщаться с приятными людьми, провести время в культурной обстановке. Небольшие ставки вполне доступны, и при разумной игре практически любой человек с постоянным доходом может себе позволить это развлечение. Я сама время от времени там бываю.
— Правда? А когда вы были там последний раз?
— Понятия не имею. Я не хожу туда регулярно, бываю от случая к случаю, по настроению, — Елена Викторовна потихоньку закипала.
— А двадцать пятого, случайно, не были?
— Я же сказала, что не помню! У вас все? А то мне работать надо.
— Извините, Елена Викторовна, я ведь про это все почему спрашиваю? Дело в том, что по моей информации у Кондратова была репутация человека, ворочающего очень большими деньгами, но зарплата, даже высокая, сами понимаете, не дает основания для таких разговоров.
— Не знаю, где вы собираете подобную информацию, — моя собеседница брезгливо поджала губы, — и, кроме того, я совершенно не в курсе личных финансовых дел Павла Артемьевича. Но могу сказать одно, он был человеком широким, увлекающимся, можно сказать, артистичным, очень любил эффектные жесты. Ему нравилось чувствовать себя этаким барином, — она запнулась, но тут же взяла себя в руки. — Одним словом, мастер был производить впечатление на людей.
— То есть вы хотите сказать, что если у него и были большие деньги, то вы не представляете, откуда?
— Послушайте, вы отвлекаете меня от работы. Я, разумеется, готова оказать помощь следствию, но ваши бессмысленные и бестактные вопросы… — она поняла, что уже кричит и, сделав над собой усилие, заговорила более спокойно: — Что вы, собственно, хотите, найти убийц или опорочить имя Павла Артемьевича? Имейте в виду, от меня вы ничего плохого о нем не узнаете! Да я просто отказываюсь с вами говорить! Слава богу, вы не официальное лицо и я не обязана отвечать вам, так что попрошу больше не мешать мне. Всего хорошего.
— Да-да, конечно, — примирительно улыбнулась я, — вы имеете полное право выставить меня вон.
— Вот именно. Прощайте!
— До свидания, — я мягко закрыла за собой дверь, одновременно нажимая в кармане кнопку включения миниатюрного магнитофона. Не все люди имеют привычку говорить сами с собой, но некоторые, да еще если их разозлить… Кроме того, Косачева может позвонить по телефону. Записывающее устройство у меня не самой последней модели, но достаточно современное. Так что, пока я нахожусь в радиусе четырехсот метров, никаких секретов от меня у главного бухгалтера фирмы «Орбита» не будет.
Секретарша встретила мое появление в холле с доброжелательностью, явно для нее привычной:
— Вы уже закончили? А Николай Георгиевич вернулся, я его предупредила, заходите, он вас ждет!
Директор фирмы Николай Георгиевич Лемешев внимательно осмотрел меня и одарил приторной улыбкой — очевидно, мой внешний вид произвел на него самое благоприятное впечатление. Я, в свою очередь, не менее внимательно осмотрела хозяина кабинета: директор как директор, все они одинаковые. Маленькие глазки, розовые щеки и блестящую полулысину я отметила в качестве особых примет. А одет он был в очень черный костюм из какого-то дорогого материала и очень белую рубашку, на фоне которой совершенно терялся светлый-светлый галстук. Прямо пингвин какой-то…
Лемешев тут же вышел из-за стола, усадил меня в кресло, успев попутно потрепать по плечу, погладить по коленке и слегка, совершенно случайно, разумеется, задеть грудь. Все эти активные действия явно доставили ему немалое удовольствие. Что касается меня, должна честно признать, полулысые пингвины лет под пятьдесят, лапающие незнакомых дам, восторга у меня не вызывают. А он тем временем продолжал ворковать надо мной, восхищаясь красотой представителей нашей родной милиции.
Когда меня принимают за работника милиции, грех не воспользоваться. Но выдавать себя за должностное лицо — мошенничество. Особенно при данных обстоятельствах, после разговора с главбухшей. Так что пришлось представиться и вручить визитку. Николай Георгиевич артистично изобразил разочарование.
— Такая милая дама, и частный сыщик! Зачем вам это надо? Танечка, я вас умоляю, бросьте вы эту гнусную работу, неужели же вы, с вашим-то умом и талантом, не сможете устроиться приличней?
Интересно, что он имел в виду под умом и талантом? Или за сорок секунд знакомства сумел проникнуть в потаенные глубины моего подсознания? Боюсь, все здесь было гораздо примитивнее.
С трудом остановив поток пошлых комплиментов, я попыталась втолковать ему, что интересуюсь не его мужскими достоинствами, а неожиданной смертью его коммерческого директора вообще и финансовыми документами в частности. Удавалось мне это слабо. Ну никак не укладывалось в плешивой его голове, что молодая женщина может предпочесть его ухаживаниям разговоры про какие-то скучные документы. Господи, да кто же его директором в фирму взял, ему же только в зоопарке сторожем при павлинах работать! Чтобы они не зазнавались слишком.
Впрочем, наш тет-а-тет длился недолго. Шарахнулась о стенку распахнутая дверь, и в кабинет влетела разъяренная Елена Викторовна.
— Послушайте, вы! Я же вам ясно сказала, чтобы вы покинули офис! — орать она начала без предварительной подготовки и сразу во всю мощь своего голоса, а он оказался нехилым. Очень ей это не шло, весь лоск слетел, и теперь главный бухгалтер выглядела довольно рыхлой, вульгарной и визгливой бабой. — Вы что, думаете, на вас управы нет? Да один мой звонок — и вас лицензии в течение часа лишат! Посадят! Можете не сомневаться, влиятельных друзей у нас достаточно!
— Ну-ну-ну, Елена Викторовна, зачем вы так, — довольно безуспешно попытался утихомирить ее шеф. — Танечка ничего плохого в виду не имела…
— Она не имела? — возмущенно всплеснула руками Елена Викторовна. — Да она клеветница! Да, да, моя милая, то, что вы мне сейчас говорили, это все клевета! Вы что думаете, вы будете Павла Артемьевича черт знает в чем обвинять, а я буду молчать? Не пройдет, не надейтесь! — ругаться, соблюдая грамматические правила обращения к малознакомым людям, показалось ей слишком сложным и малоэффективным, и она перешла на «ты»: — Есть, есть люди! Они тебя в бараний рог скрутят, ты еще пожалеешь, что в это дело ввязалась!
Мне надоели ее вопли, тем более что ничего интересного, кроме бессвязных угроз, я не слышала. Перебивать человека, конечно, невежливо, но не ждать же, пока она выдохнется. Судя по габаритам, пару в этой даме было еще минут на двадцать.
— Не сомневаюсь, — вежливо, но решительно вступила я в разговор, — что у вас достаточно знакомых, которым захочется скрутить меня. Но вы забываете, что я тоже не новичок в своем деле и у меня тоже знакомые имеются. И у них могут появиться вопросы. Их наверняка заинтересует, почему это мое появление вас так разволновало. Почему принимаются столь серьезные меры, чтобы от меня избавиться? Не пытаетесь ли вы таким образом что-то скрыть от следствия? И если пытаетесь, то что именно? А мои знакомые очень не любят оставлять подобные вопросы без ответов. Они приложат все силы, чтобы эти ответы получить. И получат, можете не сомневаться.
— Убирайтесь! — Елена Викторовна смотрела на меня с ненавистью.
— Всего хорошего, — ответила я ей нежной улыбкой и поднялась из кресла.
— Девочки, ну что же вы так, ну зачем вы ссоритесь, ах как нехорошо, — расстроенный Лемешев бестолково метался между нами. Пришлось улыбнуться и ему. — Не сомневаюсь, что мы еще встретимся.
Я вышла из офиса, неторопливо подошла к машине. Уехать или подежурить немного здесь? Собственно, особо срочных дел нет, а тут может произойти что-нибудь интересное. Посижу, пожалуй, в машине, покурю и спокойно подумаю. Итак, что мы имеем от визита в «Орбиту»?
Косачева явно разнервничалась, когда я стала спрашивать о доходах Кондратова. Кроме того, обмолвилась, назвала его «Барином». Это, конечно, ничего не значит, так его могли называть многие. Странно то, что она при этом смутилась. А потом и вовсе распсиховалась. Из-за финансовых документов фирмы она такого шума поднимать не стала. Чувствовала себя увереннее? Имею право не показывать, и точка. А отказываться отвечать на вопросы про Кондратова у нее никаких оснований нет, вот нервы и сдали. Где тонко, там и рвется? Или это все было разыграно только для того, чтобы выставить меня из офиса, не дать поговорить… С кем? С Николаем Георгиевичем? Или еще с кем-то? Хотя злилась она, похоже, по-настоящему, аж пар из ноздрей шел. О, не зря я, оказывается, задержалась!
Елена Викторовна, не глядя по сторонам, сбежала с просторного крыльца и решительно направилась к черному «Вольво». Села за руль, машина резко рванула со стоянки. Ничего машинешка, но по городским улицам ей от моего «жигуля» все равно не оторваться. Я быстро затушила сигарету, вырулила следом и аккуратно влилась в поток транспорта, не теряя «Вольво» из виду. Между нами две машины, все как учили. А водит эта дамочка довольно нервно. Не то чтобы откровенно нарушает правила, а так, корректирует в свою пользу. Как мужики говорят: «Женщина за рулем — обезьяна с гранатой»? Точно про нашу главбухшу.
«Вольво» подъехал к зданию городской администрации и припарковался на стоянке для служебных машин. Я проехала немного дальше и тоже остановилась. Елена Викторовна вышла и, не заперев машину, хорошим шагом направилась в сторону небольшого чахлого скверика. Очень уверенно себя ведет эта дамочка, не боится, что машину угонят, охраны-то вроде не видно. Или есть? Администрация все-таки, прячутся, наверное, где-нибудь в кустах, чтобы пейзаж не портить.
Моя поднадзорная побродила по дорожке, постояла, нетерпеливо топая каблучком по асфальту, потом посмотрела на часы и присела на скамейку. Ага, понятно — она торопилась сюда не воздухом подышать, ждет кого-то. А я встала, оказывается, очень удачно, мне ее прекрасно видно. И расстояние, пожалуй, поменьше трехсот метров, и сумочка у нее на плече болтается. Так что, если она собирается сейчас вести не предназначенные для моих ушей переговоры, то доставит мне этим большое удовольствие.
Так… Сосредоточеннее надо быть, внимательнее, откуда этот тип взялся? Торопится. Мимо меня он не проходил и не из-за угла… Ну конечно, из здания администрации. Что же это получается, Елена Викторовна, и правда, побежала на меня жаловаться своим могущественным друзьям? Вот на это я не рассчитывала, была уверена, что она блефует, просто страху на меня пытается нагнать. Ладно, посмотрим да послушаем. Не страшно, конечно, но неприятности, действительно, могут образоваться.
Да, все правильно, именно этого мужика она и ждала. Вскочила со скамейки, протянула ему руку, что-то говорит, нервничает. Мужик ее вроде успокаивает. Или, наоборот, ругает, что-то очень руками размахался. Ссорятся, никаких сомнений. Так, он первым опомнился, посмотрел по сторонам. Правильно, на улице такие представления не устраивают. Теперь сидят на лавочке, воркуют, просто голубки!
Ворковали они недолго. Не прошло и десяти минут, как Елена Викторовна вернулась в свою машину. Тип помахал ей рукой, и «Вольво» тронулся. Мужчина стоял и смотрел ей вслед, но недолго. Махнул рукой в последний раз и, не обращая больше ни на что внимания, скрылся в здании администрации. Я тут же рванула с места. Хорошо, что «Вольво» машина приметная, догнала ее быстро. А дальше спокойненько, без проблем, доехали мы до девятиэтажного дома, где согласно прописке проживает моя дражайшая Елена Викторовна. Она поставила машину на дворовую стоянку, на этот раз тщательно заперев ее и опять-таки не оглядываясь по сторонам, зашла в подъезд. Хорошо работать с самоуверенными дамами. Охотники говорят, что, когда глухари токуют, к ним можно вплотную подойти. За этими тоже вплотную идти можно, они настолько уверены в своей исключительности, что ничего вокруг не замечают, вернее, не считают достойным своего внимания.
Я сверилась с записной книжкой: пятьдесят седьмая квартира — это пятый этаж. Вынула из магнитофона кассету с записью, вставила чистую. Еще немного подождала. Ну все, Елена Викторовна должна быть уже дома, путь свободен.
Дверь подъезда, несмотря на наличие кодового замка, была гостеприимно распахнута, так что я без всяких помех поднялась на площадку между пятым и шестым этажом. Там было темновато, а уж в щели за мусоропроводом и вовсе ничего не видно. Очень хорошо. Встав на цыпочки, я как только смогла высоко прикрепила к стене магнитофон. Подергала для верности, вакуумная присоска держала крепко. Взглянула на часы — два двадцать пять. Кассеты хватит на шесть часов, значит, не позже половины девятого надо будет вернуться.
Конечно, шансов услышать что-нибудь интересное не много, люди, как правило, не ходят по квартире с сумочкой. А то, что важный разговор произойдет как раз в том месте, где Елена Викторовна оставляет сумочку, маловероятно. Я, например, держу свою в шкафу, в коридоре. С другой стороны, одна моя подруга всегда оставляет сумку в кухне, а другая и вовсе на столике, где стоит телефон. Так что магнитофон может очень даже пригодиться, если повезет.
А я, пожалуй, сейчас поеду домой, послушаю, что у меня уже есть интересного.
Дома желудок сразу же напомнил мне, что время сугубо обеденное. Пришлось отвлечься, сделать себе несколько бутербродов и сварить кофе. В результате к прослушиванию я приступила с бутербродом в одной руке и чашкой кофе в другой.
Слушая запись, я одновременно делала вариант для Мельникова и его ребят, выбрасывая куски, не несущие информации, — звук шагов, радио в машине, просто тишину. Только самое начало оставила как есть.
Управилась я как раз, чтобы успеть в больницу вовремя. Сунула в сумку магнитофончик, кассету, достала из холодильника еще несколько пакетиков с соком папайи. Все в порядке, ничего не забыла, можно ехать.