Книга: Загнанная в угол
Назад: Глава 6 Помощь компетентных органов
Дальше: Глава 8 Поиски Шурочки

Глава 7 Откровенный разговор

Было только шесть часов утра, но, следуя совету капитана, я решила не терять времени даром и отправилась с визитом к Елизавете Андреевне, которая, кстати сказать, так и не явилась ко мне за ключами.
После двух нажатий кнопки ее звонка я услышала искаженный селекторной связью голос Тимофеевской.
— Кто там?
— Иванова, — лаконично представилась я.
Через несколько секунд замок щелкнул, и я направилась к лифту. Елизавета Андреевна, вся трясущаяся, уже поджидала меня на своей лестничной площадке. При виде меня она ничего не сказала, а лишь сделала мне приглашающий жест рукой.
Я очутилась в четырехкомнатной квартире, описание роскоши которой едва поддалось бы перу классика или кисти художника. Мы прошли в огромную гостиную, которую я невольно сравнила с «гостиной» Степана Игнатьевича.
— Разговор у нас с вами будет не из легких, Елизавета Андреевна, — начала я, глядя в потускневшие глаза Тимофеевской.
— Да, я догадываюсь. Вениамин Михайлович рассказал мне о том, что был у вас и…
Честно признаться, я сейчас об этом даже и не думала, собираясь затронуть более серьезную тему. Но раз уж она начала, я решила не прерывать ее. В конце концов, к делу это тоже относится.
— Так что же вы замолчали, Елизавета Андреевна?
— Нет, знаете, Танечка, пожалуй, нужно начать с самого начала, — тихо произнесла она и затеребила пуговицу своего длинного халата. — Я еще в прошлый раз, когда вы неожиданно появились у меня, хотела все рассказать.
— И что же вас остановило?
— Страх, — призналась Тимофеевская, и, глядя на нее, я поверила в то, что она на самом деле ужасно боится.
— Значит, сейчас все прошло, и вы желаете исповедаться?
— Нет. Кажется, все только начинается, — еще тише пролепетала она и оглянулась на дверь, словно боясь, что ее может кто-то услышать. — И вы совершенно точно дали определение: «исповедаться». Просто я совсем запуталась и не знаю, что мне делать дальше. Последнее время я постоянно живу в страхе. Чтобы вам это стало понятно, я должна открыть все свои тайны. Я понимаю, что сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет. Вы — мое единственное спасение. Я верю в вас и в то, что вы поможете мне во всем правильно разобраться. Как вы скажете, так я и поступлю.
— Ну что ж, я вас внимательно слушаю, — проронила я, утомленная этой затянувшейся вступительной частью.
— Если позволите, я сделаю небольшое лирическое отступление.
Я кивнула в знак согласия и машинально взглянула на часы. «По всей вероятности, ее монолог будет долгим», — подумала я.
Я всегда предпочитаю изложение дела с максимумом фактов и минимумом эмоций, но в случае с Елизаветой Андреевной это было невозможно. Что ж, придется набраться терпения и не перебивать ее, а иначе она собьется, и я рискую просидеть здесь до самого вечера.
— Так вот, — продолжала она, — познакомились мы с Тимофеевским, как я уже и говорила, полтора года назад. Он приезжал к нам в Астахов в командировку. Я работала бухгалтером на мукомольном заводе… Ах, ну да, я это тоже уже говорила. А он приезжал, чтобы договориться о поставках муки в Тарасов. Так мы и познакомились. Он был тогда очень мил. Галантный такой, знаете ли, кавалер, — вздохнула она и мечтательно подняла глаза к потолку. — Так обхаживал меня! В общем, я влюбилась в него сразу. До этого за мной тоже, конечно, ухаживали мужчины, но я всегда видела, что им нужно только одно. Вы понимаете, о чем я? Но он — совсем другое дело. Никаких даже и намеков на это.
Я понимала. Я понимала, что у этой женщины были проблемы с отношением к сексу. Кто ее этим так напугал? Родители своим неправильным воспитанием? Подруги? А может быть, слащавые романы о любви, которых она слишком много начиталась в детстве? Ясно мне было другое: Тимофеевский наверняка от кого-то узнал, что бухгалтерша — старая дева и, женившись на ней, он обеспечит себе приличную репутацию, которая при его работе особенно необходима. Браки же с нормальными женщинами оказались для него неприемлемыми, и он разводился три раза — это я помнила.
— Почти сразу же он предложил мне выйти за него замуж, и я согласилась, хотя была знакома с ним только месяц. Бросила работу и переехала в Тарасов. Первое время мы жили замечательно. Правда, в постели… Ну, в общем, он так и не проявил ко мне интереса. Я не особо переживала по этому поводу. Единственное, о чем я мечтала, — это о ребенке. Завела как-то с ним разговор об этом, а он рассказал мне о существовании дочери, о том, что очень переживает на этот счет и не хочет еще одной такой травмы. Я жалела его, уверяла, что на этот раз все будет замечательно. Но он… — тут моя собеседница замолчала и опустила глаза.
— И что же он, — спросила я, нарушив двухминутную паузу.
— Стыдно сказать, — горько улыбнулась она и посмотрела в окно, — но он назвал меня, — снова пауза, — он назвал меня похотливой самкой.
Я заметила, что начинаю проникаться некоторым сочувствием к моей собеседнице.
— Вот с этого случая все пошло кувырком, — вздохнула она, продолжая смотреть в окно. — Он стал груб, постоянно кричал на меня. И если раньше просто задерживался на работе, то теперь уже открыто мог не прийти домой ночевать. А я, я не требовала от него никаких объяснений, не устраивала сцен. Просто продолжала жить своей прежней жизнью, полностью смирившись с судьбой, предназначенной мне богом.
И вот как-то раз, когда уже минул год нашей совместной жизни, он принес домой путевки в санаторий и сказал, что через три дня мы едем отдыхать в Крым. У меня появилась надежда, что он наконец остепенился, оценил мое терпение и хочет пойти на сближение. Ну, я имею в виду духовное. Ведь последнее время мы с ним почти не разговаривали. Я очень обрадовалась и ждала этой поездки с нетерпением. Но в последний момент, когда вещи были уже собраны, он пришел домой и сказал, что его не отпускают с работы, что он очень сожалеет и мне придется поехать одной. Он был и добр, и ласков в этот день, обещал, что, как только освободится, сразу приедет ко мне. Я поверила, тоже выразила свое сожаление и поехала одна.
В санатории я пробыла всего четыре дня, за которые успела навыдумывать себе всевозможные радужные картины. Я представляла, что он тоскует по мне, жаждет встречи. Сердце мое надрывалось от жалости к нему, и я решила вернуться домой. Купила обратный билет и к вечеру была уже дома. Когда я вошла в квартиру… — снова запнулась Елизавета Андреевна и посмотрела на меня в упор.
В ее взгляде я прочитала глубокую муку и сомнения.
— Что же вы увидели? — поторопила я ее, понимая, что сейчас наконец наступает момент настоящих откровений.
— Знаете, Танечка, теперь я скажу вам то, что, по идее, ни в коем случае не должна бы говорить. Но мне не с кем больше поделиться, не у кого спросить совета. Нет, вру, я делилась этим с моим братом, но он, как мне кажется, еще больше загнал меня в тупик. Да и вам доставил немало хлопот, потому что я последовала его совету обратиться к вам со столь унизительной просьбой. В общем, моя судьба в ваших руках, Танечка.
Тут я вспомнила о предсказании магических костей и окончательно уверилась в том, что правильно их поняла.
— Вы не волнуйтесь, Елизавета Андреевна. Будьте убеждены, что я дам вам правильный совет, — поспешила я ее успокоить, но почему-то невольно сравнила себя с лисой из сказки, где эта хитрая бестия делит сыр между двумя глупыми медвежатами, а в итоге сама съедает его без остатка. Но что поделаешь, если из-за вранья Тимофеевской я и сама оказалась не в лучшем положении. Ведь в милиции имелось мое, а не ее описание, и следы обнаружились от моей машины, а не от «Нивы». Попробуй-ка тут докажи, что ты не верблюд. Одних моих слов будет мало, если Тимофеевская не решится на явку с повинной.
— Да, да, я верю вам, и поэтому все сейчас расскажу, только хочу предупредить, что вы услышите такое, от чего вам станет страшно общаться со мной. Да я и сама себя боюсь. Я всего боюсь! — запричитала она, заламывая руки и заливаясь слезами.
— Успокойтесь! — Я повысила голос, чтобы поскорее привести ее в чувства. — Я многого навидалась в жизни, и, уж поверьте, ваша история не выбьет меня из колеи.
— Ох, нет, Танечка! Это такая история!.. — пролепетала она сквозь слезы и закрыла лицо руками.
— Где у вас валерьянка? — спросила я, теряя терпение.
— Нет, не надо, я только недавно приняла ее. Извините. Сейчас я возьму себя в руки.
Тимофеевская встала и кругами зашагала по комнате. Сделав кругов пять, она снова уселась на бархатный диван и, приложив руку ко лбу, продолжила:
— Когда я зашла в квартиру, то поняла, что у нас кто-то посторонний. В коридоре прямо на полу валялся незнакомый мне мужской плащ, а рядом стояли чужие ботинки. Сначала я подумала, что Вениамин Михайлович пригласил какого-то приятеля, хотя надо заметить, что в нашем доме я никогда не видела гостей, и потому меня это слегка насторожило. Стараясь не шуметь, я пошла сначала на кухню, но там никого не оказалось, только стол был накрыт. Тогда я отправилась в гостиную, но и там никого не было. Потом я заглянула в кабинет мужа, он был пуст. Мне стало страшно. Я миновала свою спальню и заглянула в спальню Вениамина. То, что я увидела, сразило меня наповал! — воскликнула она и снова, вскочив с дивана, заходила кругами. — Я увидела, что, что он…Что… О! Это было ужасно! Тогда я истерически закричала… А они, они метнулись в разные стороны. У Вениамина было такое лицо… Оно было сначала испуганное, а потом исказилось злобой. Он страшно посмотрел на меня, я попятилась назад, захлопнула за собой дверь и бросилась в коридор. Но он догнал меня и схватил за волосы.
— Если ты, сука, кому-нибудь вякнешь хоть слово, я тебя убью! — закричал он и толкнул меня обратно в комнату. В эту самую. Я упала и закрыла руками голову, думая, что он сейчас начнет меня бить, но в это время вышел из спальни тот, второй. Он был совершенно голый. Я пыталась не смотреть на него. А он подошел совсем близко и сказал Вениамину:
— Оставь ее. Думаешь, я ревную?
И засмеялся. Нет, даже захихикал. Омерзительно так. А потом ткнул меня ногой в бок. И тут во мне взорвалось что-то. Не помня себя я вскочила на ноги, схватила со стола бронзовый подсвечник и наотмашь со всей силы ударила этого подонка по голове. Он сразу упал и задергался в конвульсиях, а по полу растеклась целая лужа крови. Что было потом, я ничего не помню. Очнулась от того, что кто-то сильно бил меня по щекам. Это был мой муж. И снова весь ужас происшедшего обрушился на меня. Я не могла смотреть на него. К горлу подкатила тошнота, и я убежала в ванную. Меня долго рвало, а когда все закончилось, он постучал в дверь и спокойным голосом сказал:
— Выйди, поговорим.
Я собралась с силами и вышла. Он сидел на кухне и пил шампанское. Вы представляете? Спокойно сидел и пил в то время, как меня трясло, словно в лихорадке.
Он велел мне сесть и стал говорить ужасные вещи.
— Сейчас мы пойдем в комнату и вместе ликвидируем все последствия, — сказал он. — Ты убила человека. За это тебя расстреляют. Но я согласен тебе помочь, если ты, конечно, будешь молчать обо всем. Начнем с того, что ты сейчас сходишь в погреб и принесешь оттуда два пакета. Один полиэтиленовый, а другой из мешковины. И не вздумай удрать или позвонить в милицию. Тогда тебе конец!
Елизавета Андреевна опять оставила свое место и встала возле окна, скрестив руки. Теперь, видя, что я не собираюсь впадать вместе с ней в истерику и слушаю ее без особых эмоций, она потихоньку успокоилась и начала излагать факты. Я продолжала изредка кивать, давая ей понять, что до меня отлично все доходит. Честно сказать, я не ожидала, что Тимофеевская вот так сразу обо всем мне поведает и даже не потребуется ее о чем-то расспрашивать или рассказывать ей о том, что я видела.
— А меня и не надо было пугать, я и так от страха не чуяла под собой ног, — поспешила она объяснить мне свое тогдашнее состояние. — Теперь я действовала, словно робот, все время думая о том, что в этой комнате находится труп.
Не говоря ни слова, я взяла ключи от погреба и вышла из дома. Через некоторое время вернулась и принесла то, что он просил. На кухне его уже не было, он был в комнате, и я услышала, что он затирает пол.
— Иди сюда! — крикнул он мне.
Я, стараясь не смотреть на того, кого только что убила, зашла в гостиную и бросила мешки на пол.
— Ты не кидай, а иди сюда! — зло огрызнулся он, отжимая окровавленную тряпку. — Тебя стоило бы заставить вылизывать все это языком!
Что происходило дальше, я плохо помню. Была словно во сне, перед глазами все плыло, голова раскалывалась, и все время тошнило. Помню только, что дотрагивалась до тела этого человека, помогая мужу засунуть его в мешок. Я до сих пор чувствую эти прикосновения на своих руках, — едва слышно прошептала Елизавета Андреевна и посмотрела на ладони.
— И что потом? Он заставил вас тащить этот мешок в погреб? — спросила я.
— Да-а, — протянула Тимофеевская, переводя недоуменный взгляд на меня. — А откуда вы знаете?
— Профессия такая, — уклончиво ответила я. — Ну, продолжайте же.
— Да, мы унесли мешок в погреб. Вениамин сказал, что сделать это лучше прилюдно. «Пусть думают, что мы делаем запасы на зиму», — сказал он. Да, так вот и сказал: «Запасы на зиму». А ночью, если нас кто-то заметит, это будет выглядеть подозрительно.
Потом он спустился в самый низ, где у нас хранятся всякие овощи, выкопал небольшую яму, поместил туда мешок, припорошил его землей и заставил это место ящиками.
— А вы тоже спускались к нему?
— Нет, я наблюдала сверху. И знаете, в этот момент у меня возникло желание захлопнуть крышку погреба, запереть дверь и бежать в милицию.
— Почему же вы этого не сделали?
— Не знаю, — пожала она плечами. — Наверное, сработал инстинкт самосохранения.
— От чего?
— Что?
— Сохранения от чего?
— Ну, от расстрела, разумеется, — поспешила объяснить Елизавета Андреевна.
— Вы что же, на самом деле думали, что вас за это расстреляют? — неподдельно удивилась я.
— Представьте, да. Это уже потом брат объяснил мне, что за это, если бы я сразу обратилась в милицию и все честно рассказала, да еще наняла бы хорошего адвоката, то скорее всего мне дали бы не больше трех лет тюрьмы. Вы, конечно, не поверите мне, скажете, что человек в моем возрасте наверняка умеет читать газеты или, в крайнем случае, смотрит телевизор, — слегка пошутила она, улыбнувшись уголком рта, — и должен знать, что… Но поймите меня правильно, в тот момент я не помнила ничего и ни о чем не думала. Мне просто было страшно. Вам этого скорее всего не понять, ведь для этого нужно совершить то, что совершила я. Вам ведь не доводилось убивать человека?
Я оставила ее вопрос без внимания и задала свой:
— Ну хорошо. А почему же вы не обратились в милицию после того, как поговорили с братом?
— А вот тут начинается вторая часть этой страшной истории. Если вы еще не устали, то я продолжу.
— Да, конечно. Только уточните, когда именно все это произошло.
— Это случилось четыре месяца назад. А именно двадцать четвертого апреля, — без запинки ответила она.
— А разве в апреле делают запасы на зиму?
— Простите, я не совсем понимаю.
— Ну, вы сказали, что ваш муж решил инсценировать заготовку овощей на зиму, а дело было в апреле.
— Ой, я как-то об этом не подумала, — удивленно вскинула брови Елизавета Андреевна. — И Вениамин — тоже. Вот что значит профессионализм.
— А когда вы выносили труп, видел вас кто-нибудь из соседей?
— Не знаю, не помню, — взволнованно проговорила она.
— А подсвечник, которым вы нанесли удар Г… — Я чуть было не назвала фамилию убитого и вовремя осеклась. Вот что значит профессионализм, усмехнулась я про себя. — …удар этому человеку, куда потом делся?
— А его Вениамин унес куда-то на следующий день.
— Ясно. А куда вы дели вещи убитого? Ведь он, как я поняла, был голый.
— Вещи Вениамин сложил в тот же мешок.
— Понятно, — кивнула я. — Теперь продолжайте.
Елизавета Андреевна опустилась в кресло, стоящее возле окна, глубоко вздохнула и приступила ко второй части своего рассказа.
— После того, как все было сделано, я наглоталась сильнодействующего снотворного и ушла в свою спальню. Когда я почувствовала, что засыпаю, ко мне вошел Вениамин, включил люстру и сказал, что желает со мной серьезно поговорить. Он был сильно пьян и едва держался на ногах. Я попросила отложить этот разговор до завтрашнего утра, так как была почти не в состоянии что-то соображать, но он настаивал на своем и велел мне выйти в кухню. Собрав последние силы, я подчинилась.
Теперь мы сидели за столом, с которого так и не были убраны остатки ужина. Муж налил мне водки и велел выпить. Я отказалась, сославшись на то, что только что приняла большую дозу снотворного. Тогда он выпил сам и заговорил со мной уже совершенно заплетающимся языком:
— Короче, так, дорогая, — сказал он. — После того, что случилось, мы оказались друг у друга в руках. Ты знаешь обо мне, что я предпочитаю мужчин женщинам, я же знаю о тебе, что ты убийца. Мои небольшие шалости в случае огласки грозят мне лишь потерей репутации и, возможно, увольнением с работы, твой поступок грозит тебе расстрелом. Надеюсь, что ты все поняла? Поняла?
Я кивнула, чувствуя, что вот-вот засну прямо на стуле, а он продолжал:
— Так вот, поскольку твоя вина гораздо больше моей, хозяин положения — я! И я буду диктовать условия. Во-первых, ни о каком разводе не может быть и речи, во-вторых, теперь я буду жить так, как хочу, а ты будешь помалкивать в тряпочку и никогда ничего не поставишь мне в упрек.
— Но, кажется, я всегда так и поступала, — попыталась я возразить.
— Заткнись! — рявкнул он на меня. — Считай, что эта тряпочка у тебя уже во рту! И учти, если ты все-таки посмеешь что-то вякнуть обо мне, то я всегда могу сказать, что у тебя слишком богатое воображение. Зато твоя вина имеет доказательства. Они находятся в нашем погребе. Помни это.
— Все? — спросила я, почти не слыша собственного голоса.
— Теперь все, — ответил он.
Я даже не помню, как дошла до своей комнаты. А когда проснулась, его уже не было дома.
Пару недель ничего особенного не происходило. Я только постоянно думала о том, что в нашем погребе лежит труп человека, которого я убила, и находилась в состоянии какого-то оцепенения. Вениамин же каждый день приходил домой вовремя, ужинал и отправлялся в свою комнату. С ним мы больше ни о чем не разговаривали. А по прошествии этих двух недель начался самый что ни на есть кошмар. Трудно передать словами, Танечка, что мне пришлось пережить, — снова вздохнула Елизавета Андреевна и прижала ладони к щекам. — Он стал приводить в дом своих любовников! Вы представляете? Прямо при мне. Помню, как это случилось первый раз. Около девяти вечера Вениамин заявился с каким-то молодым человеком. На вид ему было лет двадцать, не больше, маленький худенький мальчик. Он заметно нервничал и очень смущался. Муж пригласил его в гостиную и велел мне накрыть стол. Сначала я не подозревала, что этот мальчик его любовник. Но когда подала им кофе, заметила, что Вениамин гладит его по ноге, не обращая на меня никакого внимания. Я пришла в ужас и поспешила уйти из комнаты, сделав вид, что ничего не заметила.
Вскоре муж зашел на кухню и приказал мне сидеть там и не высовываться. Я попросила разрешения уйти на это время из квартиры, но он запретил.
— Ты никуда не уйдешь, пока я тебе этого не разрешу, — сказал он. — Помни, что ты у меня в руках.
Около часа я просидела на кухне, обливаясь слезами и трясясь от страха. Да, Танечка, мне было страшно думать о том, что творится сейчас в квартире, в которой я живу. Потом Вениамин зашел ко мне и попросил выйти в коридор, чтобы вместе с ним проводить дорогого гостя. Да, он так и сказал: «Дорогого гостя»!
— Зачем он это сделал? — спросила я.
— А на случай, если в это время в коридор войдут соседи. «Пусть они видят, что ты дома и в нашей семье все пристойно», — объяснил он.
— И вы сделали это? — не удержалась я от вопроса.
— Да, — тихо прошептала Елизавета Андреевна и заплакала. — Да, я проводила его до лифта. Я и мой муж. В этот момент мне придавало сил лишь понимание того, что Тимофеевский совершенно больной человек.
Потом мы вернулись в квартиру, и он велел мне все убрать и помыть за ними посуду. Сам же он преспокойно отправился спать, напомнив мне, что мы с ним договорились о том, что я не буду ему мешать жить так, как он хочет. Я попыталась что-то возразить, но он грубо оборвал меня:
— Заткнись, стерва! — крикнул он. — Скажи спасибо, что я не сообщил о тебе куда следует, да еще и кормлю тебя. И учти, если ты вздумаешь разболтать обо мне, я найду способ выкрутиться, а вот ты — никогда!
Надо ли вам рассказывать, какую я провела ночь? У меня даже были мысли о самоубийстве. Но человек — существо выносливое.
Потом Тимофеевский приводил и других. Почти каждый раз были новые. Кто помоложе, кто постарше. Происходило это регулярно, раз или два в неделю. И всем я накрывала на стол, всех провожала и за всеми потом убирала. Наверное, он представлял им меня как свою домработницу, хотя, в сущности, так оно и было. Как-то раз он пригласил одного отвратительного типа. Рыжий прыщавый юнец. Не хочу описывать подробности этой грязи, а скажу только, что этот вел себя по отношению ко мне просто вызывающе. Вот тут-то мое терпение лопнуло, и я решила обратиться за помощью к брату.
— Простите, Елизавета Андреевна, — прервала я ее, — но неужели вы не понимали, что можете диктовать мужу и свои условия? Ведь труп прятали вы вместе, а значит, он стал соучастником преступления и у него было не меньше шансов, чем у вас, попасть за решетку.
— О, Танечка, вы не знаете, какой он обладает властью, — грустно отозвалась она. — У него ведь не только торговля в подчинении. Он и с милицией связан. Мне ли вам объяснять, что за люди работники городской администрации. Это же сплошная мафия. Им ничего не стоит просто сфабриковать дело, не говоря уже о том, если оно действительно имеется. А кто я? Бывшая бухгалтерша города N. Да. У меня возникала мысль пойти в милицию и разом покончить со всем этим ужасом. Но что было бы в итоге? Меня бы посадили, может быть, и расстреляли, а эта мразь осталась бы жить в свое удовольствие? Нет, я считала, что это было бы несправедливо. Разве я не права?
Вот тут я кое в чем была с ней согласна.
— Возможно, — уклончиво ответила я.
— Да не возможно, а точно. Вот поэтому я и позвонила брату в Астахов, умоляя срочно приехать. Он согласился, и в назначенный срок мы встретились с ним в определенном месте.
Я рассказала ему все. Все без утайки. Он меня внимательно выслушал и посоветовал пригрозить Тимофеевскому милицией. Просто пригрозить. Сказать, что у меня больше нет сил все это терпеть и что я собираюсь во всем признаться. А потом посмотреть, как отреагирует он на это. Дима, моего брата зовут Димой, полагал, что Тимофеевский непременно испугается и присмиреет. Дима сказал мне именно то, что сейчас сказали вы, только он понимал: если я на самом деле обращусь в милицию, все закончится плачевно лишь для меня. Мне ничего не оставалось делать, как последовать его совету.
Вечером того же дня, трясясь от страха, я выложила все это Вениамину. Его реакция была ужасна. Он ударил меня, обозвал идиоткой, потом немного утихомирился и сказал, что сам уйдет из дома, будет жить в квартире своих родителей и избавит меня от неудобств.
Теперь я поняла, что брат оказался прав и я имею над мужем определенную силу. Видя, как он напуган, я осмелела и потребовала у него денег.
Дело в том, что, когда я уезжала из Астахова, он посоветовал мне продать квартиру. Я так и поступила, а деньги отдала ему. Вы улыбаетесь? — спросила Елизавета Андреевна, видя мою реакцию. — Да, вы правы, Танечка. Я совершенно не приспособленный к жизни человек. Так вот. Тимофеевский снова впал в ярость, долго кричал, но потом все-таки пошел в свой кабинет, открыл сейф и швырнул деньги мне в лицо.
— Ты когда-нибудь поплатишься за все, это я тебе обещаю, дай только срок! — бросил он на прощание.
Тогда мне было наплевать на его угрозы. Я уложила его вещи в чемодан, и утром он уехал.
Я была на седьмом небе от счастья. Позвонила Диме, который остановился в гостинице, ожидая результата моего разговора, и пригласила в гости. В этот момент я считала себя самой счастливой женщиной на свете, — горько усмехнулась она, вытирая слезы.
Что же касается меня, то я в этот момент уже искренне жалела эту женщину. Не дай бог кому такую судьбу, а тем более тем, кто, как Елизавета Андреевна, не очень-то приспособлен к нашей суровой действительности.
— Брат сразу приехал, — вставая из кресла, сказала она и снова стала прохаживаться по комнате. — Я передала ему наш разговор.
— Вот видишь, — обрадовался он. — Я правильно тебе посоветовал. Но не думай, что на этом все кончится. Теперь все только начинается. Твой муж, а я в этом уверен, в конце концов попытается избавиться от тебя как от ненужного свидетеля. Не знаю, каким образом он это сделает, может, упечет тебя за решетку, а может, и что похуже, но он выполнит свое обещание расплатиться с тобой. Поэтому ты должна, не теряя времени, заиметь против него компрометирующий материал.
Я сначала вообще ничего не поняла и попросила объяснить все поподробнее. Брат объяснил. Сказал, что я должна обратиться к какому-нибудь частному детективу, чтобы тот снял на пленку Тимофеевского во время… Ну, вы понимаете. И потом показать ему эти пленки, предупредив, что если он попытается мне навредить, то они будут обнародованы. Я сказала, что не знаю никаких частных детективов и даже не знаю, есть ли они в этом городе. А Дима мне ответил, что это мои проблемы, у него совершенно нет времени этим заниматься, и уехал.
Сначала я находилась в полном замешательстве и не знала, что делать, но потом придумала маленькую хитрость. Дело в том, что единственные в этом городе люди, с кем я общаюсь, — это наши соседи по лестничной площадке. Муж и жена. Они уже довольно преклонного возраста. Он — бывший заместитель председателя облисполкома. Владимир Федорович Белов, а жена его — бывшая учительница, Валентина Игоревна. Очень приятные, надо сказать, люди.
И вот как-то я зашла к ним в гости, якобы за спичками. Они предложили попить с ними чаю, я согласилась. Завязалась беседа о погоде. Потом я выдумала, что недавно прочитала книгу о частном детективе… Нет, я, конечно, на самом деле ее читала, только давно. И стала удивляться, почему такое возможно только за границей, а у нас нет частных агентств. Владимир Федорович посмеялся и заявил, что я безнадежно отстала от жизни. Он рассказал, что не так давно их дальние родственники Катя и Олег Лунины обратились за помощью к замечательному частному детективу, который помог им выпутаться из одного страшного дела. Из какого, правда, не сказал, но назвал вашу фамилию. Я сделала вид, что очень удивлена, и спросила, где вы живете. «В нашем городе», — ответил Владимир Федорович и спросил, уж не собираюсь ли я воспользоваться вашими услугами? А то, мол, в каждой газете есть объявления о таких агентствах, которых везде сейчас предостаточно. Я поспешила отшутиться и перевела разговор на другую тему.
В этот же день я накупила разных газет и в одной из них обнаружила ваше объявление, — развела она руками и снова уселась в кресло.
— А зачем вы назвались родственницей Луниных? — спросила я.
— Не знаю. Просто когда вы спросили, не порекомендовал ли вас кто-нибудь, я решила, что так положено, и назвала фамилию Луниных.
Вот как просто все было! А я со своим дедуктивным методом мышления вообразила бог весть что. Смешно.
— И что же было дальше? — поинтересовалась я, с нетерпением ожидая продолжения ее рассказа.
— Ну, потом я все-таки стала сомневаться, нужно ли мне это. Не хотелось, знаете ли, посвящать в свои тайны другого человека, и я решила попробовать это сама. У нас дома есть видеокамера, которой я, правда, едва умела пользоваться. Но я прочитала всю инструкцию, порепетировала дома и обнаружила, что у меня получается. Тогда я отправилась по адресу, где теперь жил мой муж. Вторые ключи от этой квартиры, которые он так и не забрал, были у меня.
Сначала мне казалось, что все будет легко и просто. Стоит только дождаться того момента, когда он кого-нибудь поведет к себе. Зная распорядок его дня, я каждый вечер после восьми поджидала его во дворе, прячась за трансформаторной будкой. Вскоре я поняла, что своим поведением привлекаю внимание прохожих. Приходит, понимаете ли, каждый вечер какая-то сумасшедшая и стоит на одном месте, прячась от людских глаз. Но я продолжала упорно стремиться к своей цели. И вот как-то я наконец увидела, что Вениамина не шофер привез, а он сам сидит за рулем, а рядом с ним рыжеволосая женщина. Я ужасно растерялась и забыла о камере, которая лежала у меня в сумке. Я никак не ожидала увидеть его с женщиной. Они вышли из машины и скрылись в подъезде.
Потом я приходила еще и опять видела его с этой женщиной.
Все эти дни я не находила себе места, думая лишь о том, что Вениамин исправился, начал вести нормальную жизнь и теперь у меня не остается никакой защиты от него. Тогда я снова позвонила брату и попросила срочно приехать. Он нехотя согласился, ведь я отрывала его от дел. Дима работает в фирме по недвижимости в Астахове. Режим там, конечно, не такой, как на госпредприятии, отлучаться можно в любой момент, только ведь это себе в убыток. Но брат очень добрый человек и всегда приходил мне на помощь.
На этот раз он приехал прямо на своей машине. У него «Нива». Благо, что оттуда до Тарасова не такое уж большое расстояние. В общем, через три часа он был у меня.
Я рассказала ему обо всем, но он продолжал настаивать на своем, советуя мне обратиться к вам.
— Не может быть, чтобы законченный гомосексуалист так легко и быстро сменил ориентацию, — смеялся он надо мной. — Либо это переодетый мужик, либо просто какая-то баба, связанная с ним по работе. И как ты вообще собиралась заснять все на камеру? Зайти к ним в спальню и беспрепятственно сделать свое дело? Да ты просто ненормальная!
В общем, он был прав, и мне ничего не оставалось делать, как пойти к вам, Танечка. Правда, я сначала сказала Диме, что вы можете принять меня за шантажистку, хотя, в сущности, это так и было, но он возразил: мол, если хорошо заплатить, вы не станете колебаться. Ой, простите, — виновато улыбнулась Елизавета Андреевна, глядя на меня.
— Ничего страшного, может, вы в чем-то и правы, — усмехнулась я в ответ, чувствуя себя не очень комфортно.
— А может, мы выпьем чаю? — предложила она, стараясь смягчить удар, который только что мне нанесла.
— Пожалуй, можно, — согласилась я.
Мы перешли в кухню, размеры и обстановку которой я тоже не берусь описывать. Елизавета Андреевна стала хлопотать у плиты, а я уютно расположилась на мягком диванчике, сработанном в стиле Людовика шестнадцатого. Через несколько минут мы уже пили чай с вишневым вареньем, и я слушала заключительную часть ее долгой исповеди.
Видя мое спокойствие, она и сама заметно успокоилась, предполагая, наверное, что теперь ей уже ничего не угрожает и я спасу ее от всех бед и напастей. Я заметила, что смотрит она на меня, как на бога, с полным восхищением и надеждой. Но что я могла для нее сделать? Я и сама была не в очень завидном положении. Через два дня я буду вынуждена все рассказать Тюрину и дать письменные показания против госпожи Тимофеевской. Между тем она продолжала:
— Короче, я согласилась и пошла к вам. Дима посоветовал дать вам ключи от той квартиры и рассказать о том, что я несколько раз видела Вениамина с женщиной и… Ну, дальше вы знаете. А потом, когда вы мне сказали, что это переодетый мужчина, я обрадовалась. Да, это звучит смешно, чему же тут радоваться? Но в моем положении… В общем, в тот же вечер, когда вы отдали мне кассету, я прямиком отправилась к Тимофеевскому. Ох и ругал же меня тогда брат!
— Вы понесли показать эту кассету мужу?! — не удержалась я от восклицания. — Не заскочив домой и не переписав ее?!
— Да. Вот такая я идиотка. И Вениамин, и брат правы, называя меня так. Он посмотрел ее, а потом растоптал прямо у меня на глазах. Затем сказал, чтобы я готовилась к встрече с прокурором и убиралась вон. Положение мое было ужасно, и, вы уж простите меня ради Христа, Танечка, мне ничего не оставалось сделать, как сослаться на существование копии, которая якобы хранится у вас. Совсем не знаю, зачем я вас назвала, но тогда мне казалось, что это будет наиболее убедительно.
— Да. Вышло вполне убедительно, — подтвердила я не без доли сарказма. — Тем более что стереть эту запись с кассеты я еще не успела, и она исчезла. Исчезла после того, как…
— О, я знаю! Это ужасно! — воскликнула Елизавета Андреевна, опережая меня. — Вениамин заявился на следующий день ко мне, слава богу, что Димы в этот момент не было, а то бы и он попал со мной в соучастники. Вениамин потребовал, чтобы я хоть из-под земли достала ему эту копию. А вернее, оригинал. Он рассказал, что учинил у вас обыск, но ничего не нашел. И если я не отдам ему эту крохотную кассетку, то могу проститься с жизнью. Я была до смерти напугана. Вечером пришел брат и сказал, что не терял времени даром и нашел выход из ситуации. Он… Простите, что вы сказали? — с запоздалой реакцией спросила Елизавета Андреевна. — Вы сказали, что кассета с записью на самом деле была и исчезла после обыска?
— Именно.
— Но кто же ее взял? Ведь Тимофеевский примчался ко мне разъяренный и требовал именно ее. Значит…
— Значит, ее взял кто-то другой, — закончила я за нее.
— Но кто же?! — воскликнула Елизавета Андреевна.
— На этот счет у меня есть кое-какие соображения, — спокойно ответила я, отхлебывая подостывший чай. — Только мне будет очень непросто решить эту задачу. Может быть, вы мне кое-что подскажете?
— Да, конечно! Все, что в моих силах. Говорите.
— Это позже, а пока заканчивайте вашу историю.
— Ах, ну да. Так вот. Дима сказал, что не терял времени даром и объездил все деревенские кладбища. То есть он весь день мотался по деревням и искал подходящее место для того, чтобы перепрятать труп. Я была в ужасе. Но он сказал, что для меня это единственный шанс спастись и он берет все в свои руки. Я должна только немного помочь ему. Я не представляла, как смогу это вынести, но, наверное, другого выхода не было.
Страшно рассказать, что мне пришлось пережить в тот вечер! — снова начала впадать в истерику Елизавета Андреевна. — Это ужасное заброшенное кладбище, этот мешок, в котором…
— Ладно, давайте это пропустим, — сжалилась я над ней. — Лучше скажите, почему вы решили рассказать все это мне.
— Потому, — всхлипнула она, — что я знаю, добром это все равно не кончится. Еще тогда, когда вы пришли ко мне в первый раз, я хотела вам все рассказать…
— Вы это уже говорили, — оборвала я ее.
— Ах, да, простите. Но что же мне теперь делать? Как с этим жить дальше? — запричитала она, утирая слезы.
— Скажите, а вы случайно не в курсе, кем были любовники Тимофеевского? Я имею в виду их род занятий.
— Судя по обрывкам разговоров, которые я иногда невольно слышала, все они были коммерсантами. То есть работниками торговли. Скорее всего Вениамин знакомился с ними, пользуясь своим служебным положением. Ну, может, не все, но в большинстве это были молодые коммерсанты.
— И возможно, из Пушкинского района, который находится в подчинении вашего мужа? — с надеждой в голосе спросила я.
— Возможно, — медленно произнесла Тимофеевская, пытаясь что-то припомнить. — Да. Вы знаете, один из них как-то упомянул в разговоре с Вениамином этот район. Я подавала им ужин, и в это время тот сказал: «У нас в Пушкинском благодаря тебе слишком большая конкуренция. Мини-маркеты растут, как грибы». Да, да. Это я хорошо помню. А запомнила потому, что этот человек называл мужа на «ты» и вообще разговаривал с ним фамильярно. Другие, кроме того рыжего, вообще были очень скромными и обращались к нему по имени-отчеству.
— А сколько их было всего? — задала я следующий вопрос. — Я имею в виду этих коммерсантов.
— Да человек десять за пару месяцев перебывало.
— Так, ну ладно. У вас есть еще что-нибудь важное для меня? — спросила я, поднимаясь и давая ей понять, что пришло время попрощаться.
Елизавета Андреевна тоже встала:
— У меня есть, что спросить, — твердо сказала она.
— Спрашивайте.
— Что вы теперь мне посоветуете?
Руки ее подрагивали, в глазах стояли слезы. Весь ее вид выражал полное смирение и покорность судьбе, которая сейчас, возможно, полностью зависела от меня. Мне стало немного не по себе. В сущности, эта женщина ни в чем не была виновата, хоть и являлась убийцей. Кто знает, как бы я повела себя в сходной ситуации? Может быть, я бы тоже убила? Только, скорее всего, не случайно, а преднамеренно. И не Грачева, а Тимофеевского. Или я не права?
— Вы пока будьте дома, Елизавета Андреевна. Я вам скоро позвоню и скажу, что делать дальше, — только и ответила я.
— Хорошо, — тихо шепнула она, с надеждой заглядывая мне в глаза.
Мне было трудно выдержать этот взгляд. Я отвернулась и направилась к выходу.
— Ах, да! Танечка, я чуть не забыла! Муж сказал мне, что ключи, которые я вам давала, он забрал и хочет отдать их в милицию на экспертизу. Там есть отпечатки ваших пальцев. Господи! Как же это я забыла вас предупредить?! Что же теперь с вами-то будет? Это все из-за меня! Что делать-то? — опять запричитала она, хватая меня за рукав.
— Я знаю. Обо мне не беспокойтесь, — отрезала я и вышла за дверь.
Назад: Глава 6 Помощь компетентных органов
Дальше: Глава 8 Поиски Шурочки