Риск
Гипербаза была создана ради этого дня. На галерее центра управления в порядке, строго определенном протоколом, располагалась группа чиновников, ученых, технических специалистов и прочих, кого можно было включить в понятие «персонал». В соответствии со своими разнообразными темпераментами люди ждали, полные надежд, беспокойства, затаив дыхание, ждали напряженно или испуганно — ожидали кульминации своих усилий.
Полая внутренность астероида, известного как Гипербаза, стала в эти дни основным объектом службы безопасности, и меры предосторожности распространялись на десять тысяч миль. Ни один корабль не мог войти в это пространство и остаться невредимым. Ни одно сообщение нельзя было отправить без тщательной проверки.
Примерно в ста милях двигался по орбите маленький астероид. На эту круговую орбиту вокруг Гипербазы его вывели несколько лет назад. Орбита представляла собой самую совершенную окружность, какую только можно было достичь. Астероид имел порядковый номер Н937, но на Гипербазе его называли только Он. («Вы сегодня были на нем?»; «Генерал на нем, пусть ему разнесет голову». Постепенно местоимение достигло статуса слова, которое пишется с заглавной буквы).
На Нем теперь, когда приближалось время ноль, никого не было. Только «Парсек», единственный корабль такого типа в истории человечества. Лишенный экипажа, он лежал, готовый отправиться в непостижимое.
Джералд Блейк, один из умных молодых людей, специализировавшийся в области исследования эфира и заработавший право размещаться в первом ряду, пощелкал своими большими пальцами, потом вытер вспотевшие ладони о безупречный белый халат и мрачно спросил:
— А почему не обратились к генералу или к ее милости вон там?
Найджел Ронсон, из «Интерпланетари Пресс» мельком взглянул туда, где размещались генерал-майор Ричард Каллнер и неприметная женщина, почти затерявшаяся за блеском мундира генерала. Он ответил:
— Я обратился бы к ним, но меня интересуют новости.
Ронсон — короткий пухлый человечек. Волосы его тщательно подстрижены в короткой прическе, рубашка с открытым воротником, брюки едва достигают лодыжек. Он старательно имитирует внешность газетчика, каким его представляет телевидение. Тем не менее это очень способный репортер.
Блейк коренаст, темная линия волос почти не оставляет места для лба, но мозг у него острый, а пальцы сильные. Он сказал:
— Все новости у них.
— Вздор! — ответил Ронсон. — У Каллнера ничего нет под этим золотым мундиром. Разденьте его, и обнаружите всего лишь конвейер, способный передавать приказы вниз и отчеты вверх.
Блейк едва не улыбнулся, но подавил это желание.
— А как насчет мадам доктора?
— Доктор Сьюзан Кэлвин, из «Ю. С. Роботс», — начал репортер. — У этой женщины на месте сердца гиперпространство, а в глазах жидкий гелий. Она пройдет сквозь солнце и выйдет с противоположной стороны, окруженная замороженным пламенем.
Блейк был еще ближе к улыбке.
— А директор Шлосс?
Ронсон бойко заявил:
— Он слишком много знает. Он постоянно разрешает противоречие: как попытаться раздуть слабый интеллект слушателя и при этом не ослепить его блеском собственного интеллекта. И обычно кончает тем, что вообще ничего не говорит.
На этот раз Блейк оскалил зубы.
— А теперь, может, скажете, почему вы выбрали меня?
— Это легко, доктор. Я посмотрел на вас и решил, что вы слишком некрасивы, чтобы быть глупым, и слишком умны, чтобы упустить возможность хорошей личной рекламы.
— Напомните мне потом: я вас пну, — сказал Блейк. — Что вы хотите узнать?
Журналист показал вниз и спросил:
— Эта штука сработает?
Блейк тоже посмотрел вниз и почувствовал легкий озноб, как от холодного марсианского ветра. Внизу находился огромный телевизионный экран, разделенный надвое. Одна часть давала общий вид Его. На серой поверхности Его виден был «Парсек», он слабо блестел в лучах далекого солнца. На второй половине экрана — контрольная рубка «Парсека». В ней никого живого. В кресле пилота предмет, отдаленно напоминающий человека. Ни на мгновение нельзя было забыть, что это всего лишь позитронный робот.
Блейк сказал:
— С точки зрения физики, должно сработать. Робот исчезнет и вернется. Космос! Эта часть нам удается. Я видел все запуски. Прибыл сюда две недели спустя после получения диплома в области физики эфира и с тех пор так и нахожусь здесь, если не считать отпусков. Я был здесь, когда мы послали железную проволоку к орбите Юпитера и обратно — и получили назад металлические опилки. Я был здесь, когда отправили мышь, а получили мясной фарш.
— После этого мы шесть месяцев выравнивали гиперполе. Нам пришлось выравнивать запаздывания на одну десятитысячную секунды во всех частях посылаемого предмета. После этого мыши возвращались назад невредимыми. Помню, как мы праздновали один случай: мышь вернулась живой и прожила еще десять минут. Теперь они живут так долго, сколько мы о них заботимся.
Ронсон сказал:
— Здорово!
Блейк косо взглянул на него.
— Я сказал: сработает, с точки зрения физики. Возвращающиеся белые мыши…
— Да?
— Они безмозглые. Нет даже крошечного мышиного рассудка. Не едят. Приходится их держать на принудительном питании. Не спариваются. Не бегают. Сидят. Сидят. Сидят. И все. Наконец решили послать шимпанзе. Какое жалкое зрелище. Шимпанзе слишком близок к человеку, чтобы это легко вынести. Вернулся кусок мяса, который едва шевелился. Иногда переводил взгляд и мог почесаться. Выл и сидел в собственных испражнениях, ума не хватало подвинуться. Кто-то однажды застрелил его, и мы все были благодарны за это. Говорю вам, парень: ни одно существо, отправившись в гиперпространство, не вернулось в здравом рассудке.
— Это можно опубликовать?
— Вероятно, после эксперимента. От него ждут очень многого. — Угол рта Блейка дрогнул.
— А вы нет?
— С роботом у приборов управления? Нет. — Почти автоматически Блейк вспомнил о происшествии несколько лет назад, когда он был признан виновным в гибели робота. Он подумал о роботах типа Нестор, который заполнили Гипербазу, со своими врожденными знаниями и педантизмом. Какой смысл говорить о роботах? Он не миссионер по натуре.
Ронсон, заполнивший молчание своей болтовней, сказал, сменив жвачку во рту:
— Не говорите, что вы против роботов. Я всегда считал, что ученые — единственная группа населения, которая не настроена против роботов.
Терпение Блейка подошло к концу. Он ответил:
— Верно, и в этом-то вся беда. Технология расцветает, приобретя роботов. Теперь в каждой области нужны роботы. Вам нужна дверная пружина? Покупайте робота с толстой ногой. Это очень серьезно. — Он говорил негромко, напряженным голосом, прямо в ухо Ронсону.
Ронсон умудрился высвободить руку. Он сказал:
— Эй, я не робот. Не вымещайте на мне. Я человек. Homo sapiens. Вы чуть не сломали мне руку. Это доказательство?
Но Блейка уже было не остановить просто шуткой. Он сказал:
— Знаете, сколько времени потрачено на эту систему? Построен робот общего назначения, он получил приказ. Точка. Я слышал, как отдавали этот приказ. Коротко и ясно. «Возьми ручку и сильно сожми ее. Сильно потяни к себе. Сильно! И продолжай держать, пока приборы не подтвердят, что ты дважды прошел через гиперпространство».
— Во время ноль робот схватит рычаг управления и потянет на себя. Его руки имеют температуру крови. Как только рычаг займет нужное положение, тепловое расширение приведет к тому, что контакт замкнется. Если что-то случится с мозгом во время первого прыжка через гиперпространство, неважно. Нужно только сохранить положение рычага одно микромгновение, и корабль тут же вернется назад и гиперполе выключится. Ничего не может отказать. После этого мы изучим реакции робота и увидим, что происходит.
Ронсон озадаченно посмотрел на него.
— По-моему, это имеет смысл.
— Неужели? — горько спросил Блейк. — А что вы узнаете из мозга робота? Его мозг позитронный, наш клеточный. У него металлический, у нас протеиновый. Это не одно и то же. Невозможно сравнивать. Но я убежден, что на основании того, что узнают от робота — вернее, подумают, что узнали от робота, — в гиперкосмос отправят человека. Бедняга! Понимаете, дело не в смерти. Дело в том, что он вернется безмозглым. Если бы видели того шимпанзе, вы бы поняли, что я имею в виду. Смерть — это чистый конец. Но так…
Репортер спросил:
— Вы говорили об этом с кем-нибудь?
— Да. Мне ответили то же, что и вы. Сказали, что я настроен против роботов и это все объясняет. Посмотрите на Сьюзан Кэлвин. Готов ручаться, что уж она-то не против роботов. Она прилетела с Земли, только чтобы присутствовать при эксперименте. Если бы за приборами сидел человек, она бы не побеспокоилась. Но какой прок!
— Эй! — сказал Ронсон. — Не останавливайтесь. Должно быть еще что-то.
— Что именно?
— Вы объяснили насчет робота. Но почему неожиданно такие строгости контроля?
— Что?
— Послушайте. Вдруг мне не разрешают отправлять сообщения. Вдруг сюда перестают приходить корабли. Что происходит? Всего лишь еще один эксперимент. Публика знает о гиперпространстве, о том, что вы здесь делаете. Почему тогда такие строгости?
Гнев все еще кипел в Блейке, гнев против роботов, против Сьюзан Кэлвин, против того случая с утраченным роботом в прошлом. Можно сорвать гнев на этом раздражающем маленьком газетчике с его раздражающими вопросами.
Он сказал про себя:
— Посмотрим, как он это воспримет.
— Вы на самом деле хотите знать?
— Еще бы!
— Хорошо. Мы никогда не возбуждали такое большое гиперполе и не пытались отправить предмет такой массы так далеко. Наши эксперименты имели дело с предметами в миллион раз меньшими. Это значит, что будет возбуждено гиперполе в миллионы миллионов раз более мощное, чем раньше. И мы не знаем, что при этом получится.
— Как это?
— Теория утверждает, что корабль будет аккуратно перенесен в район Сириуса и столь же аккуратно вернется назад. Но какой объем пространства будет перенесен вместе с «Парсеком»? Трудно сказать. Мы недостаточно знаем о гиперкосмосе. Если наши расчеты хоть немного неточны, вместе с кораблем может отправиться весь астероид. Корабль может не вернуться в то же место. Вернется, скажем, в двадцати миллиардах миль отсюда. И есть шанс, что еще большее пространство будет захвачено переносом.
— Насколько большее? — спросил Ронсон.
— Невозможно ответить. Тут элемент статистической неопределенности. Поэтому кораблям и не разрешают приближаться. Поэтому не разрешают передавать сообщения, пока эксперимент не завершится благополучно.
Ронсон с трудом глотнул.
— А если затронет и Гипербазу?
— Есть и такая возможность, — хладнокровно сказал Блейк. — Не очень большая, иначе тут не было бы директора Шлосса, уверяю вас. Но математическая вероятность сохраняется.
Журналист взглянул на часы.
— Когда это произойдет?
— Примерно через пять минут. Нервничаете?
— Нет, — ответил Ронсон, но больше вопросов не задавал.
Блейк свесился через ограждение. Шли последние мгновения.
Робот шевельнулся.
При этом движении все наклонились вперед, свет был приглушен, чтобы яснее стала картина на экранах. Но пока там произошло только это одно движение. Руки робота приблизились к рычагу.
Блейк ждал, когда истекут последние секунды и робот потянет на себя рычаг. Он представлял себе множество возможностей, все они одновременно возникали в его мозгу.
Вначале короткое мерцание, которое означало бы уход корабля и его возврат. Хотя промежуток времени исключительно мал, возвращение состоится не точно в то же место, и потому возникнет мерцание. Оно всегда возникает.
Потом, после возвращения, может оказаться, что приборы, выравнивающие гиперполе по всему кораблю, сработали недостаточно надежно. Робот может превратиться в металлолом. Весь корабль может превратиться в металлолом.
Или наши расчеты неверны, и корабль вообще не вернется. Или, что еще хуже, вся Гипербаза отправится вместе с кораблем и не вернется.
Конечно, все может закончиться хорошо. Корабль мелькнет и вернется невредимым. Робот, с незатронутым мозгом, покинет свое сидение и сообщит об успешном возвращении первого созданного людьми предмета, улетевшего за пределы Солнечной системы.
Истекала последняя минута.
Наступила последняя секунда, робот схватил стартовый рычаг и потянул на себя…
Ничего!
Никакого мерцания. Ничего!
«Парсек» не покинул нормального пространства.
Генерал-майор Каллнер снял офицерскую фуражку, чтобы промокнуть блестящий лоб, и при этом обнажил лысину, которая сделала бы его на десять лет старше, если бы такой же эффект уже не вызвало осунувшееся лицо. Прошел почти час после неудачи эксперимента с «Парсеком», и ничего еще не было сделано.
— Как это случилось? Как это случилось? Не понимаю.
Доктор Мейер Шлосс, которого в сорок лет называли старейшиной молодой науки о гиперполях, безнадежно ответил:
— В базовой теории нет ничего сомнительного. Клянусь в этом своей жизнью. На корабле какое-то механическое повреждение. Больше ничего. — Он повторял это уже в десятый раз.
— Мне казалось, что все проверено. — И это тоже уже говорили.
— Да, сэр. И все равно… — И это тоже.
Они смотрели друг на друга в кабинете Каллнера, в который был закрыт доступ всему персоналу. Ни один из них не решался взглянуть на третьего присутствующего.
Тонкие губы и бледные щеки Сьюзан Кэлвин были лишены выражения. Она холодно сказала:
— Можете утешаться тем, что я уже говорила. Вряд ли эксперимент принес бы что-нибудь полезное.
— Не время начинать старый спор, — простонал Шлосс.
— Я не спорю. «Ю. С. Роботс» изготовят робота по указаниям любого покупателя для использования в рамках закона. Нашу часть мы выполнили. Мы сообщили вам, что не гарантируем возможности выводов относительно человеческого мозга на основе данных позитронного мозга. Здесь наша ответственность кончается. Спорить не о чем.
— Великий космос! — сказал генерал Каллнер тоном, который заставил потускнеть значение этих слов. — Давайте не обсуждать это.
— А что еще нам делать? — пробормотал Шлосс, который находился на грани нервного срыва. — Пока не узнаем, что происходит с мозгом в гиперполе, мы не может двигаться дальше. Мозг робота по крайней мере способен к математическому анализу. Это старт, начало. И мы попробуем… — Он дико посмотрел на собеседников. — Но дела не в вашем роботе. Мы не беспокоимся ни о нем, ни о его позитронном мозге. Черт возьми, женщина… — Он чуть не сорвался на крик.
Робопсихолог ответила ровным невозмутимым голосом:
— Не нужно истерики. За свою жизнь я была свидетелем многих кризисов, и ни один не был решен при помощи истерии. Мне нужны ответы на некоторые вопросы.
Полные губы Шлосса дрожали, глаза ввалились, на их месте виднелись темные пятна. Он хрипло сказал:
— Вы разбираетесь в физике эфира?
— Это не имеет отношения к делу. Я главный робопсихолог «Ю. С. Роботс». У руля «Парсека» сидит наш позитронный робот. Как все подобные роботы, он не продан, а сдан в аренду. У меня есть право требовать информации о любом эксперименте, в котором принимает участие робот.
— Поговорите с ней, Шлосс, — рявкнул генерал Каллнер. — Она… с ней все в порядке.
Доктор Кэлвин взглянула на генерала, который присутствовал в случае с пропавшим роботом и поэтому не мог недооценивать ее. (Шлосс в то время болел, а пересказ не так убедителен, как личный опыт).
— Спасибо, генерал, — сказала она.
Шлосс беспомощно перевел взгляд с одного на другого и спросил:
— Что вы хотите знать?
— Очевидно, первый мой вопрос: в чем же ваша проблема, если не в роботе?
— Проблема совершенно очевидна. Корабль не сдвинулся. Вы сами этого не видели? Ослепли?
— Я хорошо вижу. Но не понимаю, почему вы впадаете в панику от механического повреждения. Разве у вас не бывает отказов оборудования?
Генерал пробормотал:
— Дело в стоимости. Корабль дьявольски дорог. Мировой Конгресс… ассигнования… — Он смолк.
— Корабль на месте. Небольшой ремонт и поправки не вызовут неприятностей.
Шлосс взял себя в руки. У него было выражение человека, который схватил свою душу обеими руками, потряс ее и поставил на ноги. В голосе его зазвучало даже терпение.
— Доктор Кэлвин, когда я говорю о механическом повреждении, я имею в виду реле, в которое попала песчинка, линию связи, нарушенную комком грязи, транзистор, вышедший из строя из-за мгновенного повышения температуры. И десяток других возможностей. Сотни возможностей. И любая из них может оказаться временной. Их действие может прекратиться в любое мгновение.
— Значит, в любой момент «Парсек» может переместиться в гиперпространстве и снова вернуться.
— Совершенно верно. Теперь вы понимаете?
— Нет. Разве не этого вы хотите?
Шлосс сделал движение, как будто обеими руками хотел схватить себя за волосы и потянуть. Он сказал:
— Вы не специалист в области эфира.
— Это лишает вас дара речи, доктор?
— Корабль настроен на прыжок, — с отчаянием сказал Шлосс, — относительно гравитационного центра галактики. Возврат должен произойти в то же самое место с учетом движения Солнечной системы. За час, который прошел после неудачи, Солнечная система значительно переместилась. Первоначальная настройка сбита. Обычные законы движения неприменимы к гиперпространству, и нам потребуется неделя расчетов, чтобы определить новые параметры.
— Вы хотите сказать, что если сейчас корабль двинется, то вернется в какой-то непредсказуемый пункт в тысячах миль отсюда?
— Непредсказуемый? — Шлосс дико улыбнулся. — Да, можно сказать и так. «Парсек» может оказаться в туманности Андромеды или в центре Солнца. Во всяком случае мы его больше не увидим.
Сьюзан Кэлвин кивнула.
— Итак, ситуация такова. Если корабль исчезнет — а это может произойти в любую минуту, — вместе с ним исчезнут несколько миллиардов долларов налогоплательщиков, и вас обвинят в… плохой работе.
Генерал-майор Каллнер не мог бы подпрыгнуть сильнее, даже если бы ему в основание воткнули булавку.
Робопсихолог продолжала:
— Значит, каким-то образом нужно вывести из действия механизм гиперполя на корабле, и как можно скорее. Что-нибудь выключить, высвободить, разъединить. — Она как будто говорила сама с собой.
— Не так просто, — сказал Шлосс. — Не могу это полностью объяснить, так как вы не специалист. Все равно что попытаться прекратить подачу электроэнергии, разрезав садовыми ножницами провод высокого напряжения. Это может быть опасно. Это будет опасно.
— Вы хотите сказать, что любая попытка вмешаться может запустить корабль в гиперпространство?
— Непродуманная попытка, вероятно, приведет к этому. Гиперсилы не ограничены скоростью света. Вероятно, у них вообще нет ограничения скорости. Это делает положение очень трудным. Единственный разумный способ — выяснить причину неудачи и разработать безопасный способ отключения поля.
— И как вы предлагаете это сделать, доктор Шлосс?
Шлосс сказал:
— Мне кажется, единственная возможность — послать на корабль роботов типа Нестор…
— Нет! Не говорите глупости! — прервала его Сьюзан Кэлвин.
Шлосс холодно ответил:
— Несторы знакомы с физикой эфира. Они идеально…
— Это не предмет для обсуждения. Без моего разрешения вы не имеете права использовать наших позитронных роботов. А я такого разрешения не дам.
— Какая же альтернатива?
— Вы должны послать одного из ваших инженеров.
Шлосс яростно покачал головой.
— Невозможно. Слишком велик риск. Если мы потеряем корабли и человека…
— Тем не менее Нестора вы не получите. И вообще никакого робота.
Генерал сказал:
— Я… я должен связаться с Землей. Всю проблему нужно передать на высший уровень.
Сьюзан Кэлвин резко ответила ему:
— На вашем месте я не стала бы этого делать. Вы отдаетесь на милость правительства, не предлагая никакого собственного плана действий. Ничего хорошего для вас из этого не получится, я уверена.
— Но что же делать? — Генерал снова воспользовался своим носовым платком.
— Пошлите человека. Другого выхода нет.
Шлосс побледнел до болезненной серости.
— Легко сказать: пошлите человека. Но кого?
— Я обдумывала эту проблему. Здесь есть молодой человек — его зовут Блейк, я с ним встречалась во время предыдущего посещения Гипербазы.
— Доктор Джералд Блейк?
— Кажется, да. Он тогда был холост. А сейчас?
— По-прежнему.
— Тогда я предлагаю, чтобы его вызвали сюда, скажем, через пятнадцать минут, а тем временем я просмотрю его данные.
Она спокойно приняла на себя руководство ситуацией, и ни генерал Каллнер, ни Шлосс и не подумали с ней спорить.
Блейк видел Сьюзан Кэлвин во время ее второго посещения Гипербазы только на удалении. И не пытался сократить это расстояние. Теперь, вызванный к ней, он смотрел на нее с отвращением. Он едва заметил присутствовавших тут же генерала Каллнера и доктора Шлосса.
Он вспомнил, как в последнюю встречу она подвергла его вскрытию из-за утраченного робота.
Холодные серые глаза доктора Кэлвин смотрели прямо в горячие карие глаза Блейка.
— Доктор Блейк, — сказала она, — я полагаю, вы правильно оцениваете ситуацию.
Блейк ответил:
— Да.
— Что-то нужно сделать. Корабль стоит слишком дорого, чтобы можно было его потерять. Результатом было бы, вероятно, окончание работы над проектом.
Блейк кивнул.
— Я думал об этом.
— Надеюсь, вы также догадываетесь, что кому-то нужно отправиться на борт «Парсека», выяснить, что там случилось, и… устранить эту причину.
Наступило недолгое молчание. Блейк хрипло спросил:
— Какой дурак за это возьмется?
Каллнер нахмурился и посмотрел на Шлосса, который прикусил губу и ни на кого не смотрел.
Сьюзан Кэлвин сказала:
— Конечно, существует вероятность случайной активации гиперполя, и корабль в таком случае окажется вне пределов нашей досягаемости. С другой стороны, он может вернуться в пределы Солнечной системы. В этом случае не пожалеют никаких средств и усилий, чтобы вернуть человека и корабль.
Блейк заметил:
— Поправка. Идиота и корабль!
Сьюзан Кэлвин не обратила внимания на его слова. Она продолжала:
— Я попросила генерала Каллнера поручить эту работу вам. Вы должны этим заняться.
Никакой паузы. Спокойным голосом Блейк ответил:
— Леди, я не вызываюсь добровольцем.
— На Гипербазе десятки людей, обладающих специальными знаниями для такого задания. На основании нашего прежнего знакомства я выбрала вас. Вы выполните эту работу с сознанием…
— Нет. Я не даю согласия.
— У вас нет выбора. Это на вашей ответственности.
— На моей ответственности? Почему это на моей?
— Потому что вы лучше всех для этого подходите.
— Вы понимаете, как это рискованно?
— Наверно, да, — сказала Сьюзан Кэлвин.
— Ничего вы не понимаете. Вы не видели шимпанзе. Послушайте, когда я сказал «идиот и корабль», я не выражал свое мнение. Я сообщил вам факт. Я могу рискнуть жизнью, если необходимо. Без удовольствия, конечно, но рискну. Но рисковать потерей рассудка, рисковать провести всю жизнь в безмозглом животном состоянии — этим я рисковать не могу. Все.
Сьюзан Кэлвин задумчиво взглянула на потное покрасневшее лицо молодого инженера.
Блейк закричал:
— Пошлите робота, пошлите одного из ваших НС-2!
Глаза психолога холодно блеснули. Она ответила рассудительно:
— Да, доктор Шлосс предлагал это. Но роботы НС-2 предоставлены моей фирмой в аренду, они не проданы. Каждый из них стоит миллионы долларов. Я представляю компанию и считаю, что они слишком дороги, чтобы рисковать ими в таком деле.
Блейк поднял руки. Прижал сжатые кулаки к груди, с видимым усилием пытаясь успокоиться.
— Вы говорите мне… говорите, что хотите послать меня вместо робота, потому что робот дороже.
— Да, в конце концов в этом дело.
— Доктор Кэлвин, — сказал Блейк, — раньше я увижу вас в аду.
— Ваше утверждение может осуществиться почти буквально, доктор Блейк. Генерал Каллнер подтвердит, что вам был отдан приказ выполнить это поручение. Здесь действуют военные законы, как я поняла. Вы отказываетесь выполнять приказ и будете преданы суду трибунала. Такое преступление означает тюрьму на Меркурии, а это очень близко к аду, если мне вздумается вас там навестить. Впрочем, я туда не прилечу. С другой стороны, если вы согласитесь отправиться на борт «Парсека» и выполните там нужную работу, это сыграет решающую роль в вашей дальнейшей карьере.
Блейк яростно смотрел на нее.
Сьюзан Кэлвин сказала:
— Дайте ему пять минут подумать, генерал Каллнер, и готовьте корабль.
Работники службы безопасности вывели Блейка из комнаты.
Джералду Блейку было холодно. Тело его двигалось так, будто не принадлежало ему. Как будто он смотрел на себя из какого-то далекого безопасного места, видел, как он садится на корабль, чтобы направиться на астероид, на «Парсек».
Он не мог себе поверить. Неожиданно наклонил голову и сказал:
— Я пойду.
Но почему?
Он самому себе никогда не казался героем. Почему же тогда? Отчасти, конечно, из-за угрозы тюрьмы на Меркурии. Отчасти из-за нежелания выглядеть трусом в глазах тех, кто его знал, — этой глубочайшей трусости, которая стоит за половиной храбрых поступков во всем мире.
Но все-таки главное в другом.
На пути к кораблю Блейка на мгновение остановил Ронсон из «Интерпланетари Пресс». Блейк посмотрел на раскрасневшееся лицо Ронсона и спросил:
— Что вам нужно?
Ронсон протараторил:
— Слушайте, когда вернетесь, мне нужны эксклюзивные права. Любая плата, какую запросите… все, что захотите…
Блейк оттолкнул его и пошел дальше.
Экипаж корабля состоял из двух человек. Они с ним не разговаривали. И даже не смотрели на него. Блейку было все равно. Они сами страшно испуганы, их корабль приближался к «Парсеку», как котенок обходит стороной первую увиденную им в жизни собаку. Он обойдется и без них.
Перед ним оставалось только одно лицо. Искусственная решимость на лице генерала Каллнера и лицо Шлосса тут же исчезли из сознания. Видел он только невозмутимое лицо Сьюзан Кэлвин. Ее спокойное отсутствие выражения.
Он смотрел в темноту, уже поглотившую Гипербазу…
Сьюзан Кэлвин! Доктор Сьюзан Кэлвин! Робопсихолог Сьюзан Кэлвин! Робот, принявший внешность женщины!
Каковы ее три закона, подумал он. Первый закон: ты должен защищать роботов всеми силами души и сердца. Второй закон: ты должен соблюдать священные интересы «Ю. С. Роботс», если они не противоречат Первому закону. Третий закон: о людях ты должен думать только в том случае, если это не противоречит Первому и Второму законам.
Была ли она когда-нибудь молода, свирепо думал он. Испытывала ли хоть однажды какие-то эмоции?
Космос! Как он хочет что-нибудь сделать… сорвать это невозмутимое застывшее выражение с ее лица.
И он сделает это!
Клянусь звездами, я это сделаю. Если только выйдет из этого дела в здравом рассудке, он растопчет ее, а с нею и ее компанию и весь этот выводок роботов. Именно эта мысль двигала им больше, чем страх тюрьмы или желание не уронить себя в глазах других. Эта мысли почти лишила его страха. Почти.
Один из пилотов, не оглядываясь, сказал ему:
— Можете прыгнуть отсюда. Осталось полмили.
Блейк горько спросил:
— Вы не сядете?
— Нам строго приказано не делать этого. Вибрация от посадки может…
— А вибрация от моего приземления?
Пилот ответил:
— Я выполняю приказ.
Блейк больше ничего не сказал, он надел костюм и подождал, пока откроют шлюз. Справа к металлическому костюму была прочно прикреплена сумка с инструментами.
Когда он уже проходил в шлюз, ожили микрофоны в шлеме.
— Удачи, доктор.
Потребовалось несколько мгновений, чтобы он сообразил, что это пилоты корабля.
— Спасибо, — неловко, почти обиженно ответил Блейк.
И оказался в космосе, медленно поворачиваясь, после того как слегка вбок оттолкнулся от борта корабля.
Он видел ждущий его «Парсек»; глядя между ногами в момент поворота, видел выхлопы двигателей корабля, который привез его сюда.
Он один! Космос, как он одинок!
Был ли кто другой в истории человечества так одинок?
Поймет ли он, вдруг подумал Блейк, если что-нибудь случится? Успеет ли осознать? Почувствует ли, как гаснет его разум?
Или это произойдет неожиданно, как удар силового ножа?
В любом случае…
Он ни на мгновение не забывал шимпанзе, с пустым взглядом, с дрожью безмозглого ужаса.
Астероид теперь находился в двадцати футах под ним. Он абсолютно равномерно плыл в пространстве. Если не считать деятельности человека, ни одна песчинка не шевельнулась на Нем за астрономический период времени.
В абсолютной неподвижности Его какая-то пылинка вывела из строя рабочий механизм на борту «Парсека», частичка грязи остановила какую-то подвижную деталь.
Может быть, нужна лишь слабая вибрация, легкая дрожь от встречи массы с массой, чтобы освободить эту движущуюся часть, вернуть ее в действие, вызвать гиперполе, раскрыться, как перезревшая роза.
Его тело вот-вот коснется Его, и Блейк подобрался в попытке коснуться полегче. Он вообще не хочет прикасаться к астероиду. По коже поползли мурашки.
Астероид все ближе.
Вот… вот…
Ничего!
Только прикосновение к астероиду, медленно возрастающее давление — результат воздействия двухсот пятидесяти фунтов (он сам плюс костюм), обладающих инерцией, но не весом.
Блейк медленно открыл глаза и увидел звезды. Солнце как сверкающий шарик, его свет затемнен поляризующим щитком шлема. Звезды относительно слабы, но расположение их прежнее. Значит, он по-прежнему в Солнечной системе. Он даже видит Гипербазу — маленький тусклый полумесяц.
Неожиданно он застыл, услышав в микрофоне голос. Это был Шлосс.
Шлосс сказал:
— Мы вас видим, доктор Блейк. Вы не одни!
Блейк мог бы рассмеяться над этими словами, но он только ответил негромко и четко:
— Отключитесь. Вы отвлекаете меня.
Пауза. Снова голос Шлосса, более успокоительный:
— Если вы расскажете о своих наблюдениях, это снимет напряжение.
— Получите информацию, когда я вернусь. Не раньше. — Он сказал это горько, его одетые в металл пальцы двинулись к контрольной панели на груди, он отключил радио. Пусть теперь говорят в пустоту. У него свои планы. Если он выберется отсюда в здравом уме, это будет его шоу.
Он с бесконечной осторожностью встал. Слегка покачнулся невольно, обманутый почти полным отсутствием тяготения: бесконечная серия нарушений равновесия качала его из стороны в сторону. На Гипербазе действует поле псевдотяготения. Блейк удивился, что помнит об этом и может оценить отсутствие этого удобства.
Солнце исчезло за утесом. Звезды заметно двигались по небу: астероид оборачивался вокруг своей оси за час.
С того места, где он стоял, Блейк видел «Парсек»; теперь он медленно двинулся к нему, осторожно, чуть не на цыпочках. (Никакой вибрации. Никакой вибрации. Эти слова все время возникали в мозгу).
Не успев оценить пройденное расстояние, он оказался рядом с кораблем. Стоял у ряда колец, ведущих к входному люку.
Тут он остановился.
Корабль выглядит совершенно нормально. По крайней мере он ясно видит стальные выступы на трети высоты и второе кольцо таких же выступов выше. Может, именно в данный момент они начинают создавать гиперполе.
Странное желание протянуть руку и коснуться одного из них охватило Блейка. Один из тех иррациональных импульсов, подобно мысли «А что если я прыгну?», которая приходит в голову каждому глядящему с верхнего этажа высокого здания.
Блейк перевел дыхание, вытянул руки, расправил пальцы и легко, очень легко коснулся корабля.
Ничего!
Он схватил нижнее кольцо и осторожно подтянулся. Хотел бы он иметь такой же опыт работы при нулевой гравитации, как у строителей. Нужно приложить точное количество силы, чтобы преодолеть инерцию и потом остановиться. Если потянуть хоть на секунду дольше, потеряешь равновесие и ударишься о борт корабля.
Он поднимался медленно, на руках, ноги раскачивались направо и налево.
Десять ступенек, и его пальцы застыли над контактом, который открывает внешний люк. Предохранитель — маленькое зеленое пятно.
Снова он заколебался. Впервые ему предстоит воспользоваться энергией корабля. Он мысленно увидел диаграмму распределения силовых полей. Если он коснется контакта, энергия корабля сдвинет массивную металлическую крышку наружного люка.
Итак?
Что пользы? Он не знает, что случилось, не знает, какой эффект вызовет использование энергии. Он вздохнул и коснулся контакта.
Беззвучно, ровно, спокойно отодвинулась часть борта корабля. Блейк еще раз взглянул на дружественные созвездия (они не изменились) и вошел в мягко освещенное помещение. Внешний люк закрылся за ним.
Еще один контакт. Нужно открыть внутренний люк. Снова он остановился в нерешительности. Давление в корабле чуть заметно снизится, как только откроется внутренний люк, потребуются секунды, чтобы корабельные электролизеры восстановили давление.
Что же?
Он снова вздохнул, медленнее на это раз (кожа от страха уже стала мозолью) и коснулся контакта. Внутренний люк открылся.
Он вошел в пилотскую рубку «Парсека», сердце его дрогнуло; первое, что он увидел, обзорный экран, усеянный звездами. Он заставил себя посмотреть на них.
Ничего!
Видна Кассиопея. Созвездия выглядят как обычно, он внутри «Парсека». Почему-то ему казалось, что худшее позади. Он зашел так далеко и остался в Солнечной системе, сохранил свой разум. Он чувствовал, как к нему возвращается прежняя уверенность.
В «Парсеке» стояла почти сверхъестественная тишина. Блейк в своей жизни побывал на многих кораблях, и там всегда слышны были звуки жизни: хотя бы шорох ног или негромкий напев в коридоре. Здесь тишину нарушал, казалось, только звук биения его сердца.
Робот сидел в кресле пилота спиной к нему. Он никак не реагировал на появление Блейка.
Блейк оскалил зубы в свирепой улыбке и резко сказал:
— Отпусти рычаг! Встань! — Звук его собственного голоса громом прозвучал в тесном помещении.
Он слишком поздно испугался, что вибрация от его голоса нарушит равновесие, но звезды на экране оставались неподвижны.
Робот, конечно, не пошевелился. Он теперь не получал никаких ощущений. Он не ответил бы даже на Первый закон. Застыл на бесконечной середине того, что должно было быть почти мгновенным процессом.
Блейк вспомнил, какой приказ получил робот. Не должно было быть никакого непонимания: «Возьми ручку и сильно сожми ее. Сильно потяни к себе. Сильно! И продолжай держать, пока приборы не подтвердят, что ты дважды прошел через гиперпространство».
Что ж, он еще ни разу не прошел через гиперпространство.
Блейк осторожно придвинулся к роботу. Тот сидел, зажав рычаг меж колен. Стартовый механизм был почти на месте. Температура рук робота достаточна, чтобы сработала термопара и замкнулся контакт. Блейк автоматически взглянул на термометр на приборной доске. Температура рук робота, как и должно быть, 37 градусов по Цельсию.
Блейк сардонически подумал:
— Отлично. Я один с этой машиной и ничего не могу сделать.
Больше всего ему хотелось бы схватить лом и разбить эту штуку. Мысль эта ему понравилась. Он представил себе ужас на лице Сьюзан Кэлвин (если можно растопить лед ее лица, то только ужасом от разбитого робота). Подобно всем позитронным роботам, этот принадлежит «Ю. С. Роботс», он там был сделан, там испытан.
Насладившись воображаемой местью, Блейк протрезвел и осмотрел корабль.
Пока он ни на шаг не продвинулся к цели.
Блейк медленно снял костюм. Осторожно положил на полку. Осторожно прошелся по помещениям, посматривая на гиператомные моторы, следя за кабелями, осматривая реле полей.
Ни к чему не притрагивался. Существуют десятки возможностей дезактивировать гиперполе, но любой из них может привести к катастрофе, если он хотя бы приблизительно не установит, в чем ошибка, и не будет руководствоваться этим.
Он снова оказался у контрольной панели и, раздраженный неподвижностью робота, воскликнул:
— Скажи, что произошло?
Ему хотелось наброситься на механизмы. Разбить их и покончить с этим. Он подавил этот импульс. Если потребуется неделя, он потратит ее, чтобы найти точное место действия. Ради доктора Кэлвин и его планов относительно нее.
Он медленно повернулся, задумавшись. Все в корабле, начиная от самого двигателя и кончая каждым рычажком, было тщательно проверено и испытано на Гипербазе. Почти невозможно представить себе, чтобы что-нибудь вышло из строя. Нет на борту ни одного предмета…
Впрочем, да, конечно. Робот! Он был испытан «Ю. С. Роботс», а там, дьявол сожги их шкуры, как будто компетентные специалисты.
Как это обычно говорят: робот любую работу выполнит лучше.
Таково естественное предположение, основанное отчасти на массовой рекламной кампании «Ю. С. Роботс». Там могут сделать робота, который лучше человека подходит для любой определенной цели. Не «как человек», а «лучше человека».
Блейк сосредоточенно смотрел на робота, и на его лице под низким лбом появилось выражение крайнего изумления и отчаянной надежды.
Он приблизился и обошел робота. Смотрел на его руки, которые держали рычаг, застыли так навсегда, если только корабль не подпрыгнет или не иссякнет внутренняя энергия самого робота.
Блейк перевел дыхание.
— Вот это да!
Он отошел и задумался. Потом сказал:
— Так должно быть.
Включил корабельное радио. Направленный луч держал в фокусе Гипербазу. Блейк рявкнул в микрофон:
— Эй, Шлосс!
Шлосс мгновенно отозвался:
— Великий космос, Блейк…
— Неважно! — резко оборвал его Блейк. — Не время для речей. Просто хотел убедиться, что вы смотрите.
— Да, конечно. Все смотрим. Послушайте…
Блейк выключил радио. Улыбнулся прямо в телекамеру в пилотской рубке и выбрал такую часть гипермеханизма, которая будет видна. Он не знал, сколько людей увидят рубку. Может, только Каллнер, Шлосс и Сьюзан Кэлвин. А может, весь персонал. Во всяком случае им будет на что посмотреть.
Он решил, что реле номер три подходит для его целей. Оно помещается в углублении, закрытом гладкой панелью. Блейк порылся в инструментальной сумке, достал специальный инструмент для расшития швов. Отодвинул дальше свой костюм (к нему была прикреплена сумка) и подошел к реле.
Не обращая внимания на легкий зуд возбуждения, приложил инструмент в трех местах вдоль холодного шва. Силовое поле инструмента действовало быстро и бесшумно, рукоять слегка нагрелась под напором энергии. Панель сдвинулась в сторону.
Он быстро, почти непроизвольно, взглянул на корабельный экран. Звезды выглядят нормально. И он сам чувствует себя нормально.
Это последнее подтверждение. Он поднял ногу и с размаху опустил на тонкий механизм реле.
Раздался звон стекла, металл изогнулся, закапала ртуть.
Блейк тяжело дышал. Он снова включил радио.
— Смотрите, Шлосс?
— Да, но…
— Докладываю: гиперполе на борту «Парсека» дезактивировано. Можете забирать меня отсюда.
Покидая «Парсек», Блейк не чувствовал себя героем, но тем не менее оказался им. Те же пилоты, что привезли его на маленький астероид, явились за ним. На этот раз они сели. Они хлопали его по спине.
Когда корабль прилетел, его поджидал весь персонал, Блейка приветствовали. Он помахал толпе рукой и улыбнулся, как полагается герою, но никакого торжества не испытывал. Пока нет. Только предчувствие. Торжество придет позже, когда он встретится с Сьюзан Кэлвин.
Он задержался, прежде чем спуститься с корабля. Поискал ее и не нашел. Генерал Каллнер ждал здесь, вся его солидность вернулась к нему, на лице застыло выражение одобрения. Мейер Шлосс нервно улыбался ему. Яростно махал рукой Ронсон из «Интерпланетари пресс». Сьюзан Кэлвин не было видно.
Спустившись, он отстранил Каллнера и Шлосса.
— Сначала мне нужно умыться и поесть.
Он не сомневался, что по крайней мере сейчас может диктовать условия генералу и всем остальным.
Работники службы безопасности проложили ему проход. Он принял ванну и спокойно поел в одиночестве, которое сам себе навязал. Потом пригласил Ронсона и немного поговорил с ним. Подождал звонка Ронсона, после чего заметно расслабился. Все получилось гораздо лучше, чем он ожидал. Сама неудача с запуском корабля сыграла ему на руку.
Наконец он позвонил в кабинет генерала и приказал провести совещание. Именно так: приказал. И генерал Каллнер ответил:
— Да, сэр.
Они снова были вместе. Джералд Блейк, Каллнер, Шлосс — даже Сьюзан Кэлвин. Но теперь доминировал Блейк. Робопсихолог, как всегда, с неподвижным лицом, абсолютно не реагирующая на его успех, тем не менее казалась непривычно не в центре внимания.
Доктор Шлосс осторожно грыз ноготь. Он осторожно начал:
— Доктор Блейк, мы очень благодарны вам за вашу храбрость, за ваш успех. — И тут же добавил: — Однако было неблагоразумно разбивать реле ногой… вряд ли такие действия могут принести успех.
Блейк ответил:
— Это действие вряд ли могло не привести к успеху. Видите ли (бомба номер один), к этому времени я уже знал, что произошло.
Шлосс вскочил.
— Да? Вы уверены?
— Отправляйтесь туда сами. Сейчас это безопасно. Я скажу вам, куда посмотреть.
Шлосс снова медленно сел. Генерал Каллнер с энтузиазмом подхватил:
— Если правда, то отлично.
— Правда, — сказал Блейк. Он посмотрел на Сьюзан Кэлвин, которая молчала.
Блейк наслаждался ощущением власти. Он взорвал бомбу номер два, сказав:
— Кончено, виноват робот. Вы слышите, доктор Кэлвин?
Сьюзан Кэлвин заговорила впервые.
— Слышу. Кстати, я ожидала этого. Это единственная часть оборудования на борту корабля, которая не была проверена на Гипербазе.
На мгновение Блейк оторопел. Потом сказал:
— Но вы ничего об этом не говорили.
Доктор Кэлвин ответила:
— Как несколько раз сказал доктор Шлосс, я не специалист в области физики эфира. Моя догадка легко могла оказаться неверной. Я не имела права вырабатывать у вас предубеждение перед началом дела.
— Хорошо. А вы случайно не знаете, что именно не сработало?
— Нет, сэр.
— Но почему, ведь робот лучше человека? В этом-то вся беда. Не странно ли, что дело в самой специфике «Ю. С. Роботс»? Как я понял, там делают роботов, которые лучше людей.
Он бил ее словами, но она не клюнула на приманку.
Напротив, она вздохнула.
— Мой дорогой доктор Блейк. Я не отвечаю за лозунги нашего рекламного отдела.
Блейк снова оторопел. Нелегко иметь дело с этой женщиной, Кэлвин. Он сказал:
— Ваши люди собрали робота, который должен был заменить человека у приборов «Парсека». Он должен был потянуть рычаг на себя, поместить его в нужное положение и дать своим рукам нагреть его, чтобы замкнуть контакт. Просто, доктор Кэлвин?
— Достаточно просто, доктор Блейк.
— И если бы робот не был сделан лучше человека, он бы справился с заданием. К несчастью, «Ю. С. Роботс» считает, что робот должен быть лучше человека. Роботу приказали сильно потянуть рычаг на себя. Это слово было повторено, усилено, подчеркнуто. И робот сделал то, что ему велели. Но беда в одном. Он в десять раз сильнее обычного человека, на которого рассчитан этот рычаг.
— Вы хотите сказать…
— Я говорю, что рычаг прогнулся. Он прогнулся таким образом, что не доставал до контакта. Когда рука робота нагрела микропару, контакт не замкнулся. — Он улыбнулся. — Это не просто ошибка одного робота, доктор Кэлвин. Это символ неудачи самой идеи робота.
— Послушайте, доктор Блейк, — ледяным голосом сказала Сьюзан Кэлвин, — вы пытаетесь привнести логику в психологию миссионера. Робот снабжен не только грубой силой, но и соответствующим интеллектом. Если бы люди, дававшие ему приказ, использовали количественные оценки, а не глупое слово «сильно», этого бы не случилось. Если бы они сказали: «Приложи усилие в пятьдесят пять фунтов», все прошло бы хорошо.
— Вы хотите сказать, что виноват не робот, а некомпетентность и неразумность людей, — сказал Блейк. — Уверяю вас, люди на Земле посмотрят на это иначе, они не захотят прощать «Ю. С. Роботс». Вашу фирму ожидает крах.
Генерал-майор Каллнер вернувшимся к нему властным голосом быстро сказал:
— Подождите, Блейк, все, что произошло, закрытая информация.
— В сущности, — неожиданно вмешался Шлосс, — ваша теория еще не проверена. Мы пошлем на корабль группу и все обследуем. Может, совсем не робот виноват.
— Вы позаботитесь, чтоб они что-нибудь обнаружили, верно? Боюсь, люди не поверят вашей заинтересованной группе. К тому же мне еще кое-что нужно вам сказать. — Он подготовил бомбу номер три и сказал: — Я подаю в отставку. Увольняюсь.
— Почему? — спросила Сьюзан Кэлвин.
— Потому что, как вы сказали, доктор Кэлвин, я миссионер, — улыбаясь, ответил Блейк. — И у меня есть миссия. Я чувствую себя обязанным сказать людям Земли, что развитие роботов достигло такого пункта, когда человеческая жизнь ценится меньше жизни робота. Теперь можно человеку приказать идти в опасность, потому что нельзя рисковать жизнью робота. Я считаю, земляне должны узнать об этом. Многие люди не доверяют роботам. «Ю. С. Роботс» еще не получила законного права использовать роботов на Земле. Мне кажется, доктор Кэлвин, что то, что я скажу, решит все дело. Вы, доктор Кэлвин, и ваша компания, и ваши роботы будете выброшены из Солнечной системы.
Блейк знал, что предупреждает ее; он вооружает ее, но отказаться от этой сцены не мог. С того момента как он вылетел на «Парсек», он жил в ожидании этой минуты и не мог от нее отказаться.
Он наслаждался мгновенным блеском глаз Сьюзан Кэлвин, слабой окраской ее щек. Подумал:
— Ну, как вы себя чувствуете, мадам ученая?
Каллнер сказал:
— Вам не будет разрешено уйти в отставку, Блейк. Вам не будет разрешено…
— А как вы меня остановите, генерал? Я герой, разве вы не слышали? Старая мать-Земля уважает героев. Всегда уважала. Люди захотят услышать, что я им скажу. И им не понравится, если мне помешают. По крайней мере пока я еще свежий герой. Я уже поговорил с Ронсоном из «Интерпланетари пресс», сказал, что у меня есть нечто очень важное, нечто такое, что может покачнуть правительства и вымести всех чиновников, руководящих наукой. И «Интерпланетари» первая на очереди ждет моих слов. Может, вы захотите меня расстрелять? Думаю, после этого вам будет еще хуже.
Месть Блейка осуществилась. Он не пропустил ни слова. Он ни в чем себя не ограничивал. И встал, собираясь уходить.
— Минутку, доктор Блейк, — сказала Сьюзан Кэлвин. Ее низкий голос прозвучал властно.
Блейк невольно повернулся, как школьник на голос учителя, но противопоставил этому движению насмешливое замечание:
— Вероятно, вы хотите объясниться?
— Вовсе нет, — прямо ответила она. — Вы сами все объяснили, и очень хорошо. Я выбрала вас, потому что думала, что вы поймете, хотя считала, что вы поймете скорее. Я была знакома с вами. Я знала, что вы не любите роботов и поэтому у вас не будет относительно них иллюзий. Из вашего дела, которое я просмотрела перед вашим назначением, я узнала. что вы не одобряете эксперимент с посылкой робота в гиперпространство. Ваши начальники ставили вам это в вину, но я подумала, что это пункт в вашу пользу.
— О чем это вы, доктор, если простите мне мою резкость?
— Дело в том, что вы понимали: роботу нельзя давать это поручение. Как вы сказали? Неспособность робота должна быть компенсирована умом и изобретательностью человека. Совершенно верно, молодой человек, совершенно верно. Роботы не обладают изобретательностью. Их мозг ограничен, он может быть рассчитан до предела. В сущности, в этом и заключается моя работа.
— Если роботу дан приказ, точный приказ, он его выполнит. Если приказ неточен, робот не может исправить свои ошибки без дальнейших приказов. Разве не это произошло на корабле? Как можно посылать робота на поиски неполадок в механизме, если мы не можем дать точный приказ: мы сами не знаем, что искать. «Найдите неисправность», — такой приказ нельзя отдавать роботу, только человеку. Человеческий мозг, пока во всяком случае, не поддается расчетам.
Блейк неожиданно сел и с отчаянием посмотрел на робопсихолога. Ее слова проникли в самую глубину его сознания, прорвали пелену эмоций. Он обнаружил, что не может спорить с ней. Хуже того, предчувствие поражения охватило его.
Он пробормотал:
— Вы могли бы сказать мне об этом до отлета.
— Могла, — согласилась доктор Кэлвин, — но я заметила ваше естественное беспокойство за свой рассудок. Это беспокойство могло снизить вашу эффективность исследователя, и мне пришло в голову, что лучше будет, если вы сочтете моим единственным побудительным мотивом необходимость сберечь робота. Я решила, что это рассердит вас, а гнев, мой дорогой доктор Блейк, иногда очень полезная эмоция. Рассерженный человек меньше боится. И все очень хорошо сработало, мне кажется. — Она сложила руки на коленях, и на лице ее появилось впервые в жизни близкое подобие улыбки.
Блейк сказал:
— Чтоб я провалился!
Сьюзан Кэлвин продолжала:
— Послушайте моего совета, вернитесь к своей работе, примите свой статус героя и расскажите своему другу-репортеру все подробности своего героического поступка. Пусть это и будет той большой новостью, которую вы ему обещали.
Медленно, неохотно Блейк кивнул.
Шлосс облегченно вздохнул, Каллнер широко улыбнулся. Они протянули руки. За все время, пока говорила Сьюзан Кэлвин, они молчали. Да и сейчас не стали говорить.
Блейк сдержанно пожал им руки.
— Ваше участие, доктор Кэлвин, должно быть освещено в прессе.
Сьюзан Кэлвин холодно ответила:
— Не будьте дураком, молодой человек. Это моя работа.
