ГЛАВА 5

Я ничего еще не придумала, но сидеть дольше в машине уже просто не могла. Солнце палило немилосердно, тени, в которую можно было бы поставить машину, поблизости не было. Корпус машины раскалился, я задыхалась.

Нет, хватит думать, будем импровизировать на ходу, сообразуясь с обстоятельствами.

Я поднялась по невысоким ступенькам к двери и нажала кнопку сигнала.

– Кто? – прохрипела дверь. Тут я только заметила вмонтированный в дверь динамик домофона, из которого и раздался этот вопрос. Причем динамик так хрипел, что я не поняла, женским голосом был задан вопрос или мужским.

– Извините, – начала я, хотя понимала, что мне абсолютно нечего сказать, – мне назвали ваш адрес… И сказали, что только здесь я могу найти то, что меня очень интересует…

– Отойдите от двери, – потребовал хриплый динамик прокурорским тоном.

– Зачем? – удивилась я искренне-недоуменно.

– Посмотреть на вас хочу, – объяснил динамик, все так же хрипя.

Я спустилась по ступенькам и заметила, что в окно второго этажа меня действительно кто-то рассматривает. Не знаю, за кого уж там меня приняли, но следующий вопрос, когда я вновь подошла к двери и опять нажала кнопку сигнала, был такой:

– Вы от кого?

– Да я, собственно… – я замялась. – Сама по себе.

– Так вы действительно купить хотите или просто посмотреть?

Разговор начинал принимать интересный оборот. Что это мне купить предлагают? Да еще прямо на улице. Неужели пленку? Да нет, это было бы бредом… Что же тогда? Наркотики? Да нет, тоже глупость… При чем здесь – «посмотреть»? Кто же наркоту смотрит?

– Конечно, купить! – Я решила, что можно немного повозмущаться, раз уж я покупателя из себя строю. Правда, я понятия не имела, что именно я собираюсь покупать. – Я долго буду на жаре торчать?

– Извините, у нас тут некоторые проблемы, – прохрипел динамик. – Сейчас открою.

Секунд через тридцать защелкали замки, дверь слегка приоткрылась, пропуская меня, и, как только я вошла, сразу захлопнулась. Я, к своему удивлению, за дверью никого не увидела.

Передо мной была лестница на второй этаж, заставленная по бокам разным хламом. Стены коридора были заняты самодельными полками, все их занимали пустые бутылки без этикеток, в основном так называемые «Чебурашки». Скапливались они здесь, вероятно, годами, поскольку заросли пылью и паутиной.

Дверь наверху, в которую упиралась лестница, распахнулась, и меня сверху вниз принялась разглядывать какая-то растрепанная девица неопределенного возраста. Мой вид ее, кажется, удовлетворил.

– Поднимайтесь. Деньги у вас с собой?

– С деньгами проблем не будет, – успокоила я ее. – Я заплачу. Если есть за что.

– Так вы уже видели? – заволновалась девица. – Наверное, в администрации?

– Я бы хотела взглянуть еще раз, – не стала я уточнять неизвестные мне подробности.

Она наконец пропустила меня в квартиру. Первое, на что я обратила внимание, – мужские полуботинки, стоящие в прихожей. Что ж, это удачно. Значит, тот, кто меня интересует, где-то неподалеку.

– Сюда, пожалуйста, – растрепанная хозяйка провела меня в просторный зал, окна которого выходили на улицу. Вероятно, отсюда меня и разглядывали. От девицы явно попахивало спиртным. Через минуту мне показалось, что не такая уж она и «девица» – временами ей можно было дать лет сорок, а то и больше, хотя в отдельные мгновения она выглядела вполне двадцатипятилетней.

– Вот они! – широким жестом она показала на глиняные вазы, которыми был заставлен большой обеденный стол посреди зала.

Признаюсь, на несколько минут я забыла, зачем появилась в этой квартире. Я не могла отвести взгляда от этих изумительных произведений гончарного искусства. На меня пахнуло Древней Грецией…

Более десятка ваз самой различной формы, казалось, существуют в этой квартире сами по себе, создавая своим присутствием пространство вокруг себя, особое эстетическое пространство. Они просто притягивали взгляд своей удивительно правильной формой, плавными линиями, рождающими смутные ассоциации с женским телом. В них была какая-то скрытая ненавязчивая эротика и одновременно чувствовалась напряженная мысль художника, их создавшего. Я была просто уверена, что их автора страстно волновала мысль о всеобщем эстетическом символе, выражающем цельность мира и единство мира и человека.

Так вот что мне предлагали здесь купить! Пожалуй, я и в самом деле куплю одну из этих глиняных красавиц. Вон ту, одну из двух самых высоких, выполненных удивительной техникой. Стенки ее были ажурными, снизу доверху покрытыми тонким глиняным кружевом. У меня даже мелькнула мысль, что от глины невозможно добиться такой легкости и воздушности. Ваза, казалось, парила в воздухе, непостижимым образом преодолевая силу земного притяжения.

«Как ему это удалось? – думала я о неведомом мне авторе. – Такое просто невозможно сделать руками! Это творение бога, а не человека!»

Я уже не могла расстаться с мыслью о том, что эта ваза будет стоять у меня в комнате. А огромную фарфоровую китайскую «бадью», стоящую у меня в спальне около моего необъятного «сексодрома», я, пожалуй, поставлю на первом этаже, в гостиной…

Я мельком взглянула на женщину, которая внимательно наблюдала за моей реакцией, от которой, видимо, должна была зависеть цена. Мне стало ясно, что цена будет достаточно высокой – моя реакция ее вполне удовлетворила. Раз восхитилась – заплачу любые деньги. Простая логика художественно-рыночных отношений.

Кстати, этот вопрос меня интересовал меньше всего. Мне никогда не жалко было платить много, если вещь того заслуживала. Не люблю швырять деньги на ветер – это да, так и есть. Но обожаю красивые дорогие вещи. И денег на них никогда не жалею. Это моя слабость. Одна из немногих, которые я себе позволяю.

Я вопросительно посмотрела на хозяйку и провела рукой по краю выбранной мною вазы. И на ощупь она была восхитительна.

– У вас удивительно тонкий вкус, – одобрила мой выбор неопрятная женщина странного возраста. – Эта, пожалуй, самая дорогая.

Говорила она, как ей, вероятно, казалось, доброжелательным тоном. Однако голос ее при этом звучал высокомерно, причем высокомерие было ничем не мотивировано. Я просто не могла поверить, что автором этих глиняных ваз является она. Это было высокомерие самомнения, рождающегося, как правило, от унижения. Кто и в чем ее унизил, мне было неизвестно, но интуиция моя на этом настаивала. Не в первый раз я с таким высокомерием встречаюсь.

– Это ваши вазы? – спросила я.

– Мои! – в голосе ее звучал вызов, выдающий откровенное вранье.

– Вы, наверное, меня не поняли… – Своей интуиции я доверяла больше, чем ее словам. – Я спрашиваю, кто их автор?

– Это вы, наверное, меня не поняли, – возразила женщина. – Я же вам говорю, что любые вопросы по покупке ваз вы будете решать со мной… Витюша слишком нерационально распоряжается своими произведениями. Подарить может, например… Поэтому я больше не доверяю ему переговоры с покупателями.

– Так его зовут Виктор?

– Ну, Виктор, Виктор! Его сейчас все равно нет дома… Вы будете вазу брать или нет?

– Буду. Обязательно. Но хотела бы сначала поговорить с Виктором.

– Зачем это ему с вами разговаривать?

– А вы, собственно, кто? И почему я должна отвечать на ваши вопросы?

– Я кто? Сейчас ты узнаешь, кто я… Сейчас узнаешь… На Виктора она нацелилась, проститутка… Мой он, поняла? Мой!

Женщина подошла ко мне вплотную. Она была несколько ниже меня ростом и, заглядывая мне в глаза, задирала голову и приподнималась на цыпочках, что придавало ей весьма заносчивый и смешной вид.

Я попыталась объяснить ей ситуацию с несколько иной точки зрения.

– Я нисколько не претендую на вашего, как вы выразились, Виктора. Мне с ним нужно только поговорить по делу. Предложить ему одну сделку.

В этот момент я вновь посмотрела на вазу, которую хотела купить, чтобы эта неврастеничка подумала, что речь идет о каком-нибудь заказе на изготовление ваз. Но, видно, в ее интересы не входило введение в круг общения Виктора столь эффектной и соблазнительной женщины, как я, и она никак не прореагировала на мою приманку. Она продолжала твердить, что его нет дома.

Мне ничего не оставалось, как перевести разговор в несколько иное русло.

– У меня нет никаких сомнений, что вы меня обманываете. Почему? Это меня совершенно не интересует. Но я хочу увидеть Виктора и поговорить с ним. И я его увижу. Вы не сможете мне воспрепятствовать. Мало того, сейчас вы пойдете и пригласите его сюда. Сами. Иначе мне придется причинить вам небольшую боль, вы закричите, и Виктор выскочит вас спасать. И я, таким образом, его увижу. И можете не сомневаться, у меня хватит убедительных аргументов с ним договориться…

Я считала, что сказала вполне достаточно, чтобы быть понятой. Но у этой дуры, видно, не все в порядке было с логическим аппаратом.

Она завизжала и бросилась на меня с явным намерением вцепиться мне в волосы. Я, конечно, не могла позволить ей испортить мне прическу, и, поймав ее за протянутые ко мне руки, легко бросила в стоявшее рядом старенькое кресло. Не могу сказать, что она была слишком полной и тяжелой, скорее наоборот – кожа да кости, – но кресло, когда она в него плюхнулась, громко заскрипело, накренилось и, наконец, рассыпалось, превратившись в груду обломков, среди которых она беспомощно барахталась, пытаясь от них освободиться и встать на ноги.

Визжать она не перестала. Из-за шума, который она подняла, я не услышала звука открывающейся двери и увидела мужчину, появившегося в комнате, когда он предстал передо мной, широко расставив ноги и сжимая в руках лыжную палку. Я с первого взгляда поняла, что это именно тот, кого имел в виду Киреев и о котором мне рассказывала наблюдательная старушка с балкона. Он был возбужден, глаза перебегали с меня на вазы, потом на лежащую на полу женщину, потом опять на меня. Осмысленное выражение медленно возвращалось на его лицо. Он бросил палку на пол и, не обращая внимания на тяжело поднимавшуюся с пола женщину, спросил, явно разглядывая мои формы:

– Чего вы хотите? Купить вазу?

Я уже собиралась ответить, но в это время с пола поднялась растрепанная женщина с какой-то палкой в руке и начала приближаться ко мне.

– Только попробуй, – бормотала она угрожающе. – Только попробуй…

Я взглянула на нее, потом на него и поморщилась. Он сразу же понял, что я хотела сказать. Схватив в охапку замахнувшуюся женщину, он поволок ее к двери, на ходу пытаясь перекричать визгливый голос.

– Только вздумай с ней трахаться! – кричала она. – Я убью и тебя, и ее!

– Заткнись, Ольга! Когда ты успела сходить за бутылкой? Я же говорил, чтобы ты никого не впускала, пьяная тварь!

– Вот только попробуй! – продолжала угрожать женщина уже из-за двери.

Он закрыл дверь на ключ, повернулся ко мне и повторил свой вопрос:

– Так вы хотите купить вазу?

– Нет, – ответила я. – Вазу вы мне подарите… Угадайте какую?

– Здесь гадать нечего. Конечно, «Парижанку». Вы же женщина со вкусом…

При этих словах он вновь посмотрел на меня оценивающе. И, подойдя к столу с вазами, провел рукой по выбранной мной ажурной вазе, как по женской талии. Надо сказать, он меня удивил – тем, что точно определил мой выбор. Он или очень умен, или очень чувствителен. Или и то и другое одновременно.

– Но почему вы думаете, что я вам ее подарю? Вы знаете ее цену? Тысяча баксов.

– И все же – я согласна принять ее от вас в подарок. Подарок в знак благодарности за то, что я избавлю вас от очень большой опасности, купив у вас другой предмет, совершенно вам не нужный.

Соображал он, надо сказать, очень быстро, просто молниеносно. Он сразу понял, о чем я веду речь. С ним было просто приятно иметь дело.

– Как вы узнали, что это был я?

– Виктор, если бы вы не умели делать такие прекрасные вазы… – я указала на ту, что он назвал «Парижанкой», – …вы стали бы вообще этим заниматься?

Он хмыкнул.

– Вы правы, я максималист.

– Я тоже. Если бы я не умела этого делать, я бы никогда не стала частным детективом.

Он ударил себя кулаком по ладони и выругался весьма откровенно.

– Я же сказал ей – никого не пускать! Ни-ко-го! Черт! Я так рисковал…

– Вы даже не представляете себе, Виктор, насколько вы рискуете сейчас, продолжая хранить у себя эту пленку. Никто не купит у вас эту пленку, если вы собирались ее продать и на этом заработать. Ведь вы же не поверили этому майору из милиции, что выступал по телевидению. И правильно – у милиции нет на это денег. Деньги есть у противоположной стороны, но беда в том, что она не собирается платить. Она хочет просто забрать у вас эту пленку, и вы еще спасибо скажете, если останетесь после этого в живых. Поэтому – я единственный покупатель, который расплатится с вами за эту съемку деньгами, а не пулей. Я покупаю эту пленку. За названную вами цену – тысяча долларов. Деньги у меня с собой. Но я очень рассчитываю на вашу признательность и небольшой подарок…

Да, соображал он действительно быстро. Единственный вопрос, который он задал, касался перспектив развития ситуации, а не ее оценки.

– И если я не отдам вам эту пленку…

– …то вряд ли у вас когда-нибудь будет еще одна возможность встретиться со мной, – закончила я за него его фразу.

Я знала, что говорила, потому что давно обратила внимание на то, как он на меня по-мужски смотрел – плотоядно и агрессивно.

– Тогда я согласен, – улыбнулся он. – Берите вазу. Дарю.

– Я знала, что мы с вами договоримся, – прощебетала я самым невинным тоном. – Осталось обменять пленку на деньги…

– А вот это – элементарно, – усмехнулся Виктор одними только тонкими нервными губами. Глаза оставались холодно-спокойными.

Он включил магнитофон, достал из внутреннего кармана своей куртки кассету, вставил, и на экране застыл в паузе перекресток улиц Пражской и Таборной. Затем включил режим ускоренной перемотки.

Замелькали фигуры, бросившиеся к «Ауди», стоящей на перекрестке, затем отскочили от нее, из машины тоже кто-то выскочил, произошла молниеносная драка, кто-то упал, кто-то вновь запрыгнул в машину, и она рванула с места через перекресток по Пражской прямо на снимавшего. Неизвестно, как сложилась бы его судьба дальше, поскольку его не могли не заметить из машины, но вдруг путь «Ауди» преградила «Волга» канареечного цвета, обе машины резко затормозили, из «Волги» выскочили трое милиционеров с автоматами и, взяв «Ауди» под прицел, застыли в ожидании. Я не сразу сообразила, что это Виктор остановил их, нажав на кнопку паузы.

Он нажал на кнопку пульта, кассета выехала из магнитофона. Виктор взял ее и протянул мне. Я полезла в свой пакет за деньгами.

– Нет-нет, – возразил мне Виктор, – не здесь. Деньги отдадите там, при ней. А кассету спрячьте.

Он открыл дверь, и мы вышли в коридор. Его Ольга сидела на полу в коридоре, прислонясь спиной к стене, и бессмысленным взглядом смотрела на нас.

Виктор присел перед ней на корточки, потрепал ее по щекам.

– Оля, – сказал он, – вставай. Возьми у нее деньги за вазу…

В глазах у нее появился интерес, она оттолкнулась спиной от стены и неуклюже, некрасиво поднялась с пола, цепляясь за ободранные стены.

– Я когда-нибудь убью тебя и всех твоих баб… – бормотала она, принимая из моих рук пачку долларов и пытаясь их пересчитать.

Виктор взял из ее рук деньги и сунул, не считая, в карман своей куртки. Я, придерживая вазу обеими руками, направилась к двери.

– Кстати, – сказал мне в спину Виктор, – как ваше имя?

– Татьяна, – ответила я, чувствуя, что это начало нашего знакомства. – Впрочем, можете называть меня Ведьмой, если так вам больше нравится…