Глава 6

Ресторан «Туран» размещался в самом центре столицы Азербайджана, в подвале старинного особняка, некогда принадлежавшего нефтяному королю Ротшильду. Особняк стоял напротив внушительного здания национального банка, которое выделялось мигающей малиновой рекламой в виде огромных неоновых букв «Милли Банк».

Место это было довольно романтичным: на улице, где стоял банк, находилась масса ресторанов и других увеселительных заведений. Эта улица пересекалась со знаменитой на всем Кавказе торговой Тиджарет Кючаси. Знаменита она была тем, что здесь впервые на постсоветском Кавказе были открыты магазины крупнейших мировых производителей товаров народного потребления — «Ниссан», «Мицубиси», «Сони», «Адидас» — названия и вывески магазинов, домов мод били фейерверком неоновых огней прямо в глаза, приглашая заглянуть.

Где-то в отдалении, озаренный огнями иллюминаций, возвышался стеклянный небоскреб Евробанка. Ко входу ресторана подъезжали шикарные лимузины, оттуда вываливалась нарядная толпа роскошно одетых женщин и солидных мужчин в строгих костюмах и галстуках-бабочках, этих неизменных атрибутов буржуазного образа жизни.

В снующей толпе ротозеев, которая рекой текла по Тиджарет Кючаси, я разглядела типичных для подобных мест барышень в вызывающих одеждах, ярко накрашенных, очень похожих на наложниц, сбежавших из гарема султана. Все были одеты в современную одежду, стилизованную под вкусы Ближнего Востока.

Над всем этим маскарадом витала восточная мелодия, чарующая и завораживающая, которая лилась из окон ресторана. Мелодия, незнакомая мне, скорее всего местного производства.

Но афиша у входа в «Туран» на турецком, английском и русском языках тем временем приглашала посетителей на встречу с израильской певицей Офрой Хазой. И я поняла, что ошибалась. Скорее всего эта израильская дива уже приветствовала пришедших раньше нас посетителей.

Мы спустились по мраморным ступенькам лестницы в подвал, где размещался ресторан, и, заплатив за вход швейцару кругленькую сумму в ширванах — местной валюте, — присели за указанный нам столик.

Цены в меню оказались ужасающими. Непомерную сумму хотели получить хозяева за сто граммов омаров, капельку французского вина и ужин при свечах, на котором никогда не испортишь фигуру.

На сцене выступала рыжеволосая израильская дива в умопомрачительно декольтированном вечернем платье и спела что-то на родном языке. Это действительно была Офра Хаза, и даже мне, весьма далекой от чувств ценителей восточной музыки, пусть даже в современной аранжировке, очень понравилось ее исполнение.

Забегая вперед, скажу, что собственно Офра Хаза и появилась-то на сцене всего раза три, исполнив свои хиты под бурные аплодисменты публики. Остальная часть программы состояла из выступлений местных артистов, украинского балета и номеров других исполнителей. Наконец около двух часов ночи начался стриптиз, ради которого мы, собственно, и пришли сюда. Вернее, конечно, не ради самого стриптиза, а лишь для того, чтобы встретиться с мадам Виноградовой.

Уж не знаю что — наш с Беном контакт в отеле «Анба» или сентиментальные нотки в голосе Офры Хазы, а может быть, располагающая интимная атмосфера «Турана» — заметно подействовали на моего бывшего одноклассника, и с ним становилось тяжело работать — Дима Лисицын на глазах превращался в самца.

Его рука, будто невзначай, небрежно легла на мое бедро, и мне стало почему-то неловко. Наверное, потому, что были мыв другой стране и публика могла отнестись ко мне как к проститутке, — тут сказывалось сложившееся веками отношение кавказцев к подобным проявлениям чувств на людях.

— Таня, давай поженимся! — Бен, чуть больше, чем следовало бы, по-моему, налегавший на коньяк, придвинулся ко мне и мечтательно закатил глаза.

Одновременно с этим другая его рука пробовала стряхнуть невидимую пыль, которой не существовало, с моей груди.

— Димка, ты что, не видишь — на нас все смотрят!

Ты хочешь, чтобы меня приняли за шлюху?

— Какая разница! — скривился Бен. — Главное, что я о тебе все время думаю.

— Ты всегда любил Лизу — А если предположить, что Лиза — прошедший этап моей жизни? — Язык Бена стал совсем уже заплетающимся. — Мне с тобой было так хорошо, как никогда не было с ней…

— Дима, Дима! — пробовала урезонить его я.

— Не останавливай меня! Сейчас — не останавливай! — Бен погрозил мне пальцем. — Если бы ты не была такой скромницей тогда, в школьные годы, я бы на Лизу и внимания не обратил, и мы давно бы были мужем и женой.

— История не терпит сослагательного наклонения, — неожиданно для себя сухо возразила я.

— Таня, ты что, ревнуешь меня к Лизе?

— Нет, — с усмешкой ответила я.

— Хочешь, бросим все это к черту, вернемся в Тарасов и поженимся? Я точно знаю, что у меня никогда больше не будет такой женщины, как ты… А Лиза… — Он задумался на миг. — Что бы с ней ни случилось, того, что я узнал, вполне достаточно…

— Достаточно — для чего?

— Для того чтобы точно знать: так, как прежде, уже не будет никогда.

Он потянулся и взял мою руку в свои теплые ладони. Как-то покорно опустил голову, прижался губами к тыльной стороне моей кисти и принялся жарко и порывисто целовать, чем вызвал сконфуженные взгляды за соседними столиками. У кавказской богемы были иные взгляды на сей счет. К тому же Бен явно перебрал со спиртным, а то, что это в Азербайджане не приветствуется, я узнала еще утром, из разговора с шофером, который вез нас из аэропорта.

Взгляды, впрочем, были не враждебными, а скорее снисходительными — мол, русские, что с них возьмешь?

Я подозвала проходившего мимо официанта. Наверное, по нашим российским стандартам, он был образцовым представителем обслуживающего персонала. По крайней мере, его манеры и внешность очень напоминали Бэрримора — безукоризненно выбритый, подстриженный волосок к волоску, застегнутый на все пуговицы жилет…

— Что желает ханым-гыз? — с легким акцентом спросил он по-русски.

— Мороженое и кофе.

— Извините, ханым-гыз, я хотел бы уточнить, какое мороженое — у нас более сорока видов. Что касается кофе, то здесь тоже богатый выбор. По-турецки, по-арабски? Может быть, вы предпочтете растворимый? — Официант расплылся в угодливой улыбке.

«Эх, тебя бы к нам в Тарасов! А то у нас такое хамское обслуживание, даже в дорогих заведениях», — подумала я.

— Мороженое на ваше усмотрение, а кофе, — я посмотрела на Бена, — для молодого человека по-арабски, учитывая его состояние, а мне — кофе самбук.

Я одарила официанта солнечной улыбкой, давая понять, что он может приступить к выполнению своих прямых обязанностей. Официант ответил мне поклоном и быстро удалился.

Пока мы ожидали заказа, я разглядывала танцующие пары и девочек на сцене — только что начался номер стрип-шоу.

— Бен, возьми себя в руки и приведи в порядок зрение, — незаметно толкнула я в бок Лисицына, который уже был готов уткнуться головой в тарелку и приступить ко сну. — Посмотри, среди них есть Виноградова?

— Лариса? — удивленно спросил Лисицын, с трудом вспоминая, где он и зачем сюда пришел.

На сцене тем временем разворачивалась интересная картина. Под прямым, направленным светом софитов красавицы разных оттенков кожи и разреза глаз — среди них была даже мулатка, скорее всего студентка одного из вузов — сбрасывали с себя то немногое, что прикрывало самые интимные части их прекрасных тел.

Под аккомпанемент модного нынче фолк-техно девушки в костюмах древнегреческих муз с соответствующими атрибутами, кружась в пластичном танце и выстраивая композицию, показывали на сцене воплощенную в пластике мечту. Стриптиз в «Туране» подавался красиво, не то что у нас, в клубе «Новая волна», где все на порядок пошлее и вульгарнее. Для русской провинции это, конечно, может и сойти, но…

Короче говоря, столица независимого Азербайджана в этом плане оставляла приятное впечатление… — Да вон она, Лариска-то, Терпсихора, твою мать! — Бен размашистым жестом кивнул в сторону танцующих девушек.

Удивительно, какие изменения произошли с ним за сегодняшний день. Еще позавчера был таким культурным, всех по отчеству называл, а тут — лишнего выпил, и на тебе! Это, наверное, мое дурное влияние, в том числе и в интимной сфере.

Нет, надо порекомендовать кому-нибудь из начинающих журналистов написать разоблачительную статью «Не спите с Татьяной Ивановой! Это поможет вам сохранить устойчивую жизненную позицию и моральный облик».

— Терпсихора, Танюша, это муза театра, — как-то снисходительно поведал мне Бен заплетающимся языком.

А я тут же вспомнила, что он был троечником и списывал у меня сочинения по литературе. А теперь — надо же, какие познания! Да и вообще жизнь абсурдна — человек, который в школе признавался, что ненавидел литературу, стал писателем. А я, такая романтичная и хрупкая в свое время девочка, стала частным детективом, владеющим арсеналом боевых приемов.

Тем временем официант принес нам банановое мороженое и кофе по-арабски. Спустя десять минут Бен, взбодренный лошадиной дозой кофеина, содержавшейся в маленькой чашечке, начал побуждать меня к действию.

— Таня, насколько я помню, мы пришли сюда не мороженое есть и пить кофе, а поговорить с этой бабой.

— Какой бабой? — не включилась я, еще пребывая в вихре романтических школьных воспоминаний.

— Лариской Виноградовой, — презрительно скорчил гримасу Лисовский — Лисицын: никак не могла привыкнуть к его литературному псевдониму. — А может, эта стерва во всем и виновата?

Я не обратила внимания на эту фразу, тем более что из уст Бена полились смачные описания интимных подробностей из жизни Виноградовой. Из этой тирады следовало, что стриптизерша — настолько разложившаяся личность, что в свое время снизошла даже до Николая Львовича, которого женщины артистической богемы и за мужика-то не считали. Потом Бен рассказал о других похождениях Виноградовой с многочисленными мужчинами, начиная с актеров и кончая обычными бизнесменами-ларечниками.

Собственно, мне это не было интересно, я уже была наслышана о нравах, царивших в артистической богеме. Но мне непонятно, почему Бен, говоря о похождениях одних как о само собой разумеющемся, выделял среди них свою супругу. Но, наверное, все мужчины одинаковые: очень субъективные в своих оценках и забывающие обо всем, когда любят.

Тем временем номер стриптиза закончился, и я, взяв Бена за руку, решительно прервала его рассказ.

— Пойдем, пора мне познакомиться лично с Ларисой Виноградовой.

— Пойдем, — согласился Бен, и мы направились к служебным помещениям.

У входа в лабиринт коридоров нас остановил охранник-громила и ледяным голосом спросил что-то по-турецки, чего мы, естественно, не поняли. Увидев замешательство на наших лицах, он перевел:

— Вы говорите на русском?

— А на каком же еще?! — отозвался Бен.

— Куда идете? Здесь вход только для работников.

— Здесь служит моя сестра, Лариса Виноградова, она мне сказала, что вы пропустите меня, — соврала я.

— Подождите, я сейчас выясню.

Он окликнул мальчика в розовой чалме, который болтался по коридору, и быстро сказал ему что-то на своем языке. Тот, приложив руку к сердцу, ответил короткой фразой и исчез в лабиринте коридоров.

Минут через десять послышался женский прокуренный голос:

— Что, эта б… уже успела родителям сообщить?

Было заметно, что дама явно подшофе и очень раздражена. Наконец она приблизилась к нам, и мы разглядели ее. Она окинула меня презрительным взглядом с головы до ног и, будто не замечая, посмотрела на охранника:

— Где тут моя сестра?

— Вот, — указал он на меня.

— Эту б… я не знаю, а этот мудак, — кивнула она на Лисицына, — муж той самой, про которую я предупреждала.

— Может быть, вызвать полицию? — с готовностью поинтересовался охранник.

— Не надо полиции, сейчас я с ними сама разберусь. По-русски.

— Только, пожалуйста, не на публике.

— Конечно, мы поговорим в курилке.

И Виноградова сделала утрированно-приглашающий жест. Спустя несколько секунд мы очутились в курительной комнате, где несколько женщин и мужчин сидели в уголке и дымили. По их одежде можно было предположить, что это обслуживающий персонал ресторана, — Ну так что? — с вызовом спросила Виноградова. — Пришел шантажировать меня? Лучше бы на себя посмотрели — то жена здесь со своим е..рем маячит, то муженек свою шлюху приводит!

— Лора, ты что, белены объелась? — стараясь сохранять спокойствие, спросил Бен.

— Ах, мы же такие порядочные, я и забыла совсем! У нас Лиза вообще ни с кем не спит, а рожает путем почкования, не теряя девственности! — зашлась в истерике Виноградова.

На нас стали обращать внимание.

— Хватит нести пургу! — решительно оборвала я стриптизершу.

— А ты кто такая будешь?

— Я частный детектив.

— Да что мы говорим такое! Слушаешь и веришь!

— Так, тихо! — со змеиным шипом взвилась я. — Короче, дело заключается в том, что гражданка Лисицына Елизавета Андреевна исчезла в Баку несколько дней назад и я ее разыскиваю. Насколько я поняла из твоих слов, ты совсем недавно ее здесь видела. И мы бы очень хотели знать, при каких обстоятельствах…

— Ну, что ты будешь делать! — всплеснула руками Виноградова. — Жить спокойно не дают, ни там ни здесь!

— Говори, где Лиза?! — Бен угрожающе надвинулся на Ларису.

— Не знаю и знать не хочу! Но, думаю, она скоро объявится'. Такие, как она, не успокаиваются надолго.

— Да что произошло-то, в конце концов? — окончательно вышла я из себя.

— А то, что всегда происходило с этой порядочной женщиной! — Произнося это, Виноградова, казалось, вылила ведро яда. — Вы не слышали случайно про такую болезнь, которую в простонародье жадностью зовут? Говорят в определенных кругах, она фраера сгубила…

— Выражайся точнее! — попросила я.

— А точнее и не бывает. Живу, значит, здесь, в Баку, никого не трогаю, работаю… Уж и позабыла, что есть на свете актриса по имени Елизавета Лисицына.

А тут — на тебе! Позавчера… тоже, кстати, сестрою представилась. Охрана скоро будет думать, что я из многодетной семьи…

— Ну! — нетерпеливо торопил Бен. — Надеюсь, она пришла не молодость вспоминать?

— Ты бываешь чрезвычайно догадлив. — Виноградова посмотрела на Бена с выражением безграничного презрения. — Ей было не до того…

— Что же она от тебя хотела? — спросила я.

— Денег. И желательно в долларах.

— Сколько?

— Пять тысяч.

— За что?

— Ну, это, Лиза вжилась в роль рэкетира или шантажиста. Не знаю, правда, в каком те-ат-ре она сейчас играет! — Виноградова вылила очередную порцию яда. — Но, признаться, роль удается ей как нельзя лучше: она играет саму себя.

— Лариса, расскажи, пожалуйста, поподробнее, — примирительным тоном обратилась я к ней. — Мы тебя не обманываем, я действительно расследую это дело, и мы очень хотим найти Лизу.

Виноградова недоверчиво посмотрела на меня, перевела взгляд на Бена, и было в этом взгляде что-то такое, от чего он опустил глаза.

— Ну ладно, — после паузы произнесла она. — Она сюда явилась, как я уже говорила, позавчера вечером. Естественно, я очень удивилась ее появлению, наши отношения никогда нельзя было назвать дружескими. И даже если мы волею судьбы оказались в одном городе за рубежом, это не могло явиться поводом для встречи… Я спросила ее, что ей от меня нужно. На что она нагло заявила, что пять тысяч долларов. Мне аж дурно стало от подобного хамства. Честно говоря, тут же подумала, все ли у нее в порядке с головой.

— Она была одна?

— Да нет, я же сказала, с каким-то… — Виноградова замялась, подыскивая слово. — Простите меня, конечно, девушка, но я таких на самых худших вызовах не видала.

— Как он выглядел? — Мои вопросы были точны и конкретны.

— Мерзкого вида, голос такой гундосый, чем-то похож, извини уж меня, пожалуйста, Димочка, на тебя… В очках, такой же, как у Димки, нос. Но, чисто по-женски, — она приложила руку к груди, — ты, Димка, лучше. При всем моем неоднозначном отношении к тебе.

— Что он говорил?

— Да ничего не говорил, стоял и ждал ее, будто на шухере…

— А почему же тогда ты говоришь, что голос у него гундосый?

— Ну, сказал он ей пару фраз типа «Пойдем, в следующий раз заглянем как-нибудь».

— Но чем она обосновывала свои требования насчет пяти штук баксов?

— Хамством.

— То есть?

— Ну, наша праведница, — снова съехидничала Виноградова, — знаменитая на весь Тарасов своим целомудрием, заявила мне с ходу, что я, в отличие от нее, опустилась дальше некуда, тру своим телом столб, продаю себя направо и налево чуркам нерусским… А мать моя про это ничего не знает… Но вполне может узнать, благодаря стараниям доброжелательницы, а сердце у старушки слабое, может и не выдержать такого.

— Короче, она требовала пять тысяч за свое молчание?

— Да. При всем том, что я всего-навсего восемь здесь заработала за два года.

Виноградова заметно сникла. Она присела на скамью, затянулась сигаретным дымом.

— Вы меня извините за такой прием, ну… в начале нашего разговора. Вы, надеюсь, понимаете, что у меня с нервами непорядок…

— Нет проблем, — коротко ответила я. — Лучше расскажи, на чем вы расстались.

— Я послала ее куда подальше.

— А она?

— Думаю, с родней она меня рассорит окончательно, если, конечно, решится на такую подлость.

Деньги я ей все равно не дам. Так что, может быть, только из вредности… Но она обещала в скором времени навестить меня, надеясь на мое благоразумие.

Она прямо так и сказала, улыбнувшись в дверях своей знаменитой лицемерной улыбкой… Клеопатра, мать ее за ногу!

Виноградова подняла голову и гордо приосанилась. Видимо, она вспомнила тот самый эпизод из своей жизни, когда роль Клеопатры светила и ей.

И она не думала еще о том, что через несколько лет окажется в одной из стран ближнего зарубежья и будет играть совершенно другую роль. Роль проститутки, пускай элитной и высокооплачиваемой…

По лицу Ларисы текли слезы, и она каким-то поникшим голосом, словно вспомнив, что она актриса, а не шлюха, сказала:

— Извините, слабость…

— Ничего, бывает, — ответила я. — Мы, наверное, пойдем. Спасибо за беседу, Лариса.

И уже в дверях курилки я обернулась:

— Лиза не уточнила, когда в следующий раз собиралась посетить тебя?

— Нет, — покачала головой Виноградова.

Всю дорогу от «Турана» до нашей гостиницы Лисовский молчал. Он заговорил, только когда я закрыла на ключ дверь нашего номера.

— Таня, после всего услышанного сегодня и вообще за все последнее время… мне просто необходимо с кем-то поговорить. Я, конечно, понимаю, у тебя тоже голова раскалывается. Слишком много за такой короткий срок произошло…

— Ничего, я привыкшая, в моей практике и не такое случалось. Так что ты конкретно хочешь сказать? — Я уже приготовилась выслушать сбивчивый монолог Димки и потянулась, перегибаясь через спинку кресла, за пачкой «Мальборо».

Но вместо конкретных замечаний или в крайнем случае раздражения, выраженного в определенных фразах, я услышала всхлипывания и стоны уткнувшегося в подушку человека.

Этого мне еще не хватало! Ну и мужики пошли!

Или разревется, как баба, или уж такой тупой гоблин, что ни дать ни взять — сплошное воплощение брутальности. Ну почему, почему перевелись нормальные мужики, рыцари, в конце концов? Которые и розы умеют дарить, и сонет написать, и защитить даму. Да уж, обмельчало мужское сословие.

— Бен, успокойся! Я, конечно, все понимаю… Это для тебя неожиданное открытие, но, мне кажется, мы не можем делать никаких окончательных выводов, так как начатое нами дело еще не завершено. Это во-первых…

— Да не хочу я никакого дела! Все ясно — она, как выяснилось, шлюха и преступница… Скорее всего связалась с какой-то бандой и теперь там что-то вроде наводчицы, шантажистки, не знаю, как это точнее назвать. Можно не продолжать расследование. Я уже сделал для себя вывод, что с этой женщиной меня больше ничего не связывает. Боже, какой же я был дурак! — И Бена понесло.

Это был монолог почти в стиле Отелло. Я даже подумала о том, что, находись Лиза здесь, он ее, наверное бы, задушил собственным галстуком.

— Во-вторых, — перебила его я, — мы так и не продвинулись в поисках твоего брата. Бог с ней, с Лизой… Это твое личное дело, в конце концов, как решать проблему отношений со своей женой.

— Да, да… Теперь я точно не сомневаюсь, — раздраженно кричал Бен, размахивая руками так, что я даже испугалась, что мы побеспокоим соседей по гостинице. — Я точно знаю, для этого не надо быть частным детективом. Я просто уверен на все сто процентов, что она, связавшись с преступниками, или убила моего брата, или похитила. Сейчас его держит в рабстве какой-нибудь тип, наподобие Джебраилова.

— Сулеймана Агаевича, — с ехидцей добавила я. — Ты что, и к нему изменил свое отношение?

— Представь себе, да. Пелена спала с глаз Адама, — процитировал Бен Библию, — и он увидел, что они с Евой голые.

— У тебя прекрасные познания в области истории религии, но давай все-таки приступим к нашему делу. — Я закурила и села в кресло. — Бен, а давай-ка начистоту, расскажи мне, что за люди появлялись в вашем доме. И, пожалуйста, давай обойдемся без фраз типа «она Афродита», «воплощение красоты и целомудрия»… А уж на определение «порядочная женщина» в твоем исполнении у меня вообще выработался устойчивый рвотный рефлекс…

— Да-да, конечно!

— Словом, я не хочу слушать весь этот сентиментальный бред.

— Да, да! — Бен был донельзя раздражен. — Теперь я буду называть ее исключительно шлюхой.

— Не бросайся в крайности, дружок. Сам-то ты тоже не ангел… — Я явно намекала на события, произошедшие на кровати, где он сейчас сидел. — То, что произошло между нами, конечно, можно назвать ностальгией по прошлому, если бы это были одни слова и не было бы при этом определенных телодвижений.

Я насмешливо посмотрела на него. Бен покраснел еще больше и тоже закурил. Теперь он был похож на персонаж картины «Брат Красной Шапочки в раздумье»: лицо его напоминало спелый помидор, а грустные глаза выражали полное отчаяние. Поистине, нет в этом мире места для радужных грез.

— Начнем с Джебраилова, — затянувшись сигаретой, начал Бен. — С этого самого Сулеймана Агаевича, или Кинг-Конга. Ну, так вот… Я не хотел тебе сначала этого говорить.

— Не скрывай ничего, выкладывай все, даже то, что ты не считаешь важным.

— Он бывал у нас часто, и только такой наивный дурак, как я, мог думать, что эта… — Он осекся на полуслове.

Я просила его сдерживать свои эмоции, и он сдержался в определении неверности своей жены. Ведь, как известно, эмоции только больше запутывали мысли. А в данной ситуации требовалось как раз холодное, рассудительное отношение к событиям.

— Ну, так что у нас там произошло с этой порядочной женщиной? — не удержалась я.

— На Восьмое марта к нам как-то были приглашены все лучшие люди, так называемые друзья семьи… — В голосе Лисовского послышались саркастические нотки.

Несмотря на то что ситуацию в каком-то смысле можно назвать трагичной, я с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Лисовский, слава богу, как-то продвинулся в понимании юмора и более критично стал воспринимать действительность. Я была искренне рада.

— Мой брат Андрей также присутствовал. И произошла ссора между ним и Джебраиловым.

— По причине несовпадения интеллекта?

— Таня, — укоризненно посмотрел на меня Бен. — Все, конечно, подвыпили, и этот правоверный мусульманин от русской водочки не отказывался тоже, все время что-то шептал моей жене на ухо. Видно, читал лекцию о культурных традициях своей древней азербайджанской земли…

«Браво, Дима, браво!» — в душе рукоплескала я своему бывшему однокласснику.

— Моему брату это не понравилось, я один тогда в розовых облаках витал… И плохо помню детали.

Единственное, что запомнилось, — напряженный разговор между ними у нас на кухне. Джебраилов, держа за шкирку Андрея и приперев его к стене, говорил: "Ты зачем лезешь, когда я с Лизой разговариваю?!

Ты что, совсем баран, что ли, вообще не понимаешь, что мы о культуре разговариваем?" Брат что-то пытался возразить. Но тут зашли мы с Лизой, и они сразу успокоились. Скандал замяли, решили просто, что выпили лишку… с кем не бывает. Подняли еще один тост за дружбу между народами, и Лиза по-дружески поцеловала их обоих.

— А позже между Джебраиловым и твоим братом были какие-нибудь стычки?

— По сути, нет, потому что где им было встречаться, кроме как у нас дома?.. — Бен пожал плечами. — Мы старались их вместе больше не сводить. Но, честно говоря, сейчас, трезво оценивая ситуацию, я не исключаю, что Джебраилов по своим дикарским соображениям вполне мог убить моего брата или держать где-нибудь в подвале. Ведь крест-то под его матрацем принадлежал Андрею, да и помнишь ту записку с подписью «Кинг-Конг»?

Я не ответила, погруженная в свои мысли. Действительно, совпадений что-то набиралось слишком много. И все указывало на то, что Джебраилов причастен к исчезновению Андрея Лисицына. Непонятно, правда, где его искать в этом большом восточном городе. А может быть, даже и не в городе, а в ауле…

Но, с другой стороны, мотивы какие-то непонятные.

Если только Лиза, которая окончательно вырисовывалась в неприглядном свете, натравила Джебраилова на своего зятя? Но зачем?

Вопросов сдавалось много, а времени до наступления рассвета мало. И, откровенно говоря, слишком насыщенная программа нашего пребывания в Баку давала о себе знать. Я чувствовала себя усталой и разбитой, мне необходим был хотя бы трехчасовой отдых.

Бен продолжал что-то говорить, но это уже не относилось к делу, скорее являлось продолжением исповеди о том, что давно накипело на душе и просилось наружу. Он ходил по комнате, курил, а я уже лежала в кровати, и слова его долетали сквозь полудрему.

Наконец он замолчал. Я закрыла глаза и почти уснула, но вдруг почувствовала прикосновение его руки и горячее, порывистое дыхание. В следующий момент Бен прильнул к моей шее губами, потом они переместились ниже, к розовым бутонам моих сосков.

Я поняла, что в ближайшие полчаса сна мне не видать, и, следуя древней китайской мудрости, отдалась воле дао — пути, который в этот предрассветный час вел меня навстречу страсти.