Книга: Спектакль для одного зрителя
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4

Глава 3

 

Притормозив свою машину неподалеку от Дворца пионеров на остановке «Техстекло», я поднималась по мраморным лестницам к высокому зданию из стекла и бетона, являвшему собой наглядный пример совдеповской архитектуры. По бокам лестницы стояли статуи пионеров. Они трубили в горны, как ангелы смерти: девочка с отвалившейся рукой и торчащей из-под нее корягой, некогда служи вшей основанием для статуи, уже который год пыталась бросить вверх свой гипсовый мячик.
Подойдя к тяжелым дубовым дверям и распахнув их, я вошла в просторный вестибюль и уже направилась было на второй этаж в кабинет, указанный на объявлении. Оно гласило, что Театр русской комедии размещается в комнате 243. Но вдруг услышала надтреснутый старушечий голос:
— Гражданочка, а вы, собственно, куда?
— Я к Александру Ярославовичу по делу.
— Ну, тогда идите, идите! Он сейчас только что освободился от репетиции.
Бабулька, красочно жестикулируя, объяснила мне, что это после туалета вторая дверь направо.
Я поднялась на второй этаж и вошла в нужную мне дверь. Ну и видок, надо сказать, у господина Кулимина! За полированным столом в вызывающей позе — нога на ногу — сидел молодой человек под тридцать с взъерошенными волосами, серьгой в левом ухе и кожаном галстуке, повязанном поверх голой шеи; под клетчатым пиджаком отсутствовала рубашка. Я спросила у сидящего в режиссерском кресле человека:
— Александр Ярославович — это вы и будете?
— Да, проходите, садитесь.
Заметив мой недоуменный взгляд по поводу его прикида, Кулимин поспешно отстегнул серьгу.
— Вы уж извините, у нас тут творческая атмосфера, я в главной роли, а играем мы уже в декорациях и костюмах. Прогонная репетиция, так сказать. Пусть вас не смущает мой вид.
Я объяснила главрежу русской комедии, какие дороги привели меня в эту юдоль, на что Кулимин, вдруг заметно посерьезнев, сказал:
— Понимаете, Танюша, можно, я вас так буду называть? Все-таки говорим мы на очень личные темы…
С Лизой у меня довольно сложные отношения. Извините за несколько резкий тон, но я давно с ней не сплю, и наши дальнейшие встречи нежелательны.
— А почему?
— Знаете, характер, мягко говоря, довольно взбалмошный. Какие бы ни были ссоры с Ларисой Виноградовой, но уж обливать коллегу по работе вином, да еще в присутствии губернатора, среди людей нашего круга не принято. Сказывается ее воспитание, хотя случайным человеком в театре я бы ее не назвал. А потом… Заявиться на бенефис Федуловой, когда ей присвоили народного, с таким типом…
— Вы это о чем? — вроде не понимая, спросила я.
— Появился у нее любовник, некий Джебраилов Сулейман. Сексуальные пристрастия — дело личное, но привести этого человека в папахе в наше общество — верх бестактности! Когда садились за стол, как мне показалось, он не знал, в какой руке вилку держать! А по отношению к ножу у него были вообще своеобразные представления о применении сего предмета.
— А что из себя представлял этот Джебраилов в разговоре?
— Типичный современный Отелло!.. — весьма категорично заявил Кулимин. — Ему все время казалось, что Лизу хотят обидеть, — Поэтому колкости некоторых моих коллег вызывали у него неадекватную реакцию. Он даже хотел зарезать администратора театра, Николая Львовича. Видели бы вы его, этого божьего одуванчика! Мы его ласково звали Коленькой: садясь в кресло, он не достает ножками до пола.
И Кули мин в голос захохотал.
— А за что он хотел его зарезать?
— Коленька сказал: «Лизонька, любой экстравагантности есть предел!» Не думаю, что этот джигит понял значение слова «экстравагантность», да и «предел» для него было труднопереводимым словом, но ему не понравилось, что он ее назвал не Лиза, а Лизонька… Вероятно, в Николае Львовиче он увидел конкурента, тем более что она ему в ответ улыбнулась.
Но уж ревновать к Коленьке — это, по-моему, чересчур! Ну а когда все выпили, этот товарищ подошел ко мне и, расчувствовавшись, произнес: «Вот ты ха-роший чалавек, даже на Лиза не смотришь. Сразу видно, честь знает чалавек и совесть знает… Лиза как жена моя, даже на работа никто нэ знает, что она мой жена как будто… Если Лиза обидит кто, я его убью, точна га-варю, клянусь Аллахом!»
Кулимин произнес речь Джебраилова с кавказским акцентом, явно воспроизводя образ человека с Кавказа, не слишком ориентирующегося в российском обществе, тем более в мире артистической богемы.
— Давно ли вы расстались? — улыбнувшись режиссеру, спросила я.
— С Лизой? Да уже больше года будет. После того как она ушла из театра… Конфликт давно назревал между нами, впрочем, нам хватило ума расстаться друзьями.
— Вы поддерживаете связь друг с другом?
— Может быть, вас вводит в заблуждение слово «друзья»? Просто нас объединяют общие воспоминания, обмен улыбками и любезностями. А что еще может быть между теми, кто когда-то страстно желал друг друга?
— Что выдумаете насчет ее исчезновения?
— У меня нет сомнений — она уехала к своему Джебраилову или еще какому-нибудь подобному типу. — В тоне Кулимина опять преобладала категоричность и даже некоторая доля обиды ущемленного мужского самолюбия. — В принципе, от нее можно ожидать подобных выходок — при ее натуре она могла даже мужа не известить об этом и собственную мать.
— А как же ребенок?
— Ну, если вы об Эдике, то это мой сын, — категорично заявил Кулимин. — Можете посмотреть на него и на меня — одно лицо. Хотя она мне даже об этом не говорила, я сам догадался. И еще Лариса Виноградова, хотя с ее стороны было совсем уж неприлично кричать об этом в театре. Только наивный муж Лизы, этот несчастный человек, мог безгранично верить своей жене… Так вот, о сыне. — Кулимин сделал паузу и пристально посмотрел на меня. — Матерью она никогда хорошей не была. Объективно говоря, я тоже в этом смысле не являю собой пример… Мы с ней люди одного плана, и главное для нас — это искусство и чувственная сторона жизни. Такие вот мы — горе-родители.
— А у вас еще есть дети?
— Кто их знает… — со снисходительной улыбкой провинциального Казановы ответил Кулимин.
— А что вы скажете о Бене?
— Да что тут скажешь? — Кулимин поднял вверх левую бровь и почесал затылок. — Несомненно, талантливый человек. Настолько сильно любит Лизу, что я, будучи с ней в любовной связи, даже испытывал некоторое чувство вины, когда приходилось встречаться в одной компании. Лизе почему-то нравилось знакомить своих любовников с мужем и представлять их друзьями семьи. А он ей безгранично верил… Писал стихи, дарил цветы, как на первом свидании, а она бессовестно обманывала этого, пожалуй, лучшего представителя нашего мужского сословия. Он и Джебраилова принимал за друга семьи, а ему стоило бы призадуматься, что может связывать интересную неглупую женщину с таким уродом…
— А действительно, что?
— Ну ясно же, как божий день. Возможно, какие-то его антропометрические данные — она как-то, будучи в подпитии, делилась со мной… К тому же и меркантильные интересы могли иметь место. Лизе всегда нужны были шубы из натурального меха, драгоценности, походы в дорогие рестораны. И, учитывая большую разницу в менталитете, их редко принимали за любовников. Небезызвестный Николай Львович как-то ехидно заметил: «Лизонька уж очень последнее время напоминает чеховскую даму с собачкой, вернее, с бульдогом…»
Кулимин снова в голос рассмеялся.
— Ну, что вас еще интересует? — отсмеявшись, спросил режиссер, и я почувствовала на себе его наглый, раздевающий взгляд.
Он недвусмысленно вперил взор в мою грудь, и моя рука невольно потянулась к кофточке, чтобы проверить, всели пуговицы там на месте.
— Может быть, мы с вами как-нибудь вечерком в театр сходим? Посидим, полежим…
Кулимин говорил это таким тоном, вроде рассказывал анекдот. Явного цинизма в его речах не прослеживалось, как и излишней куртуазности. Словно этот молодой человек в клетчатом пиджаке и кожаном галстуке поверх голой шеи, больше напоминающий панка с улицы Немецкой, чем главного режиссера театра, говорил: «Хочешь — залезу на тебя, не хочешь — на другую… А если хочешь — с кем-нибудь познакомлю».
Поначалу, когда я увидела этого человека в кабинете с взъерошенной прической и подобающим для главной характерной роли костюме в комедийной пьесе, я была шокирована подобной экстравагантщиной, но в процессе разговора поняла, что именно этот прикид и аксессуары как нельзя больше характеризуют артистическую личность Александра Ярославовича и соответствуют его имиджу провинциального Казановы. И еще я поняла, что никакого отношения к исчезновению Лизы этот господин не имеет. А потому пора было заканчивать разговор, чтобы заняться другой, не менее важной проблемой — пропажей брата Димы Лисицына.
Кулимин, не вставая с кресла, чтобы проводить меня, послал мне воздушный поцелуй, сопроводив довольно забавной прощальной фразой:
— Пусть ангелы Мельпомены и музы хранят вас всю дорогу, чтобы даже ГАИ не остановила.
Я поблагодарила режиссера за заботу и раскланялась.

 

Я поехала к Кулимину сразу после разговора с Беном, в котором он сообщил мне об исчезновении своего брата. Я решила, что отработка версии Кули ми на не займет много времени. Так оно, в принципе, и получилось.
А после посещения Театра русской комедии я направила свою машину прямиком к дому писателя Лисовского, то есть Бена.
Он встретил меня напряженным взглядом глубоко посаженных глаз.
— Давай, рассказывай все по порядку, — вздохнула я, усаживаясь в кресле гостиной Лисицыных. — Как это произошло и когда?
— Дело в том, что просто непонятно…
— Как это?
— Он живет отдельно от родителей, снимает квартиру. И до сегодняшнего дня никто особо шума по этому поводу не поднимал. Только вот утром позвонили из банка и поинтересовались, где он. Оказывается, еще две недели назад он взял отгулы, но к назначенному сроку на работу не вернулся.
— Он мог неожиданно загулять? — с усмешкой выставила и я свои резоны.
— Дело в том, что он работает в банке, занимается ответственным участком, да и несвойственно ему все это… Он не пьет, да и женщинами особенно не увлекается.
— А вызвонили?..
— Больницы уже все обзвонили, никаких его следов не обнаружили, — опережая мой вопрос, ответил Бен.
Я задумалась. Дело принимало неожиданный оборот, и надо было собирать дополнительную информацию.
— Может быть, тебе покажется бестактным мой вопрос, но постарайся ответить с максимальной правдивостью, — попросила я.
— Да-да, конечно…
— Как складывались отношения между Лизой и Андреем?
— Я бы назвал их натянутыми, хотя, честно, это будет мягко сказано. Скорее всего это была открытая неприязнь, переходившая иногда в ненависть.
Я удивленно подняла брови.
— В чем это выражалось?
— Ну а как это могло выражаться у такой личности, как Лиза? — риторически заметил Бен.
— То есть?
— Танюша, ты сама знаешь, многое зависит от семьи, с детства человек впитывает в себя вкусы и определенную манеру выражать себя.
— Ты не мог бы говорить поконкретней?
— Самовыражаться с помощью мата. Она вместо «Здравствуй» говорила моему брату что-то вроде:
«А пошел ты на х..!» Ну, и остальные тирады в том же духе! А у нас, сама знаешь, семья культурная, консервативная. Брат Андрей, кстати сказать, больше похож на родителей, а Лиза его буквально третировала, он же безответно всякий раз старался уйти в кусты. Ко всему прочему Андрей — человек совершенно нетворческий, приземленный, словом, банковский работник. Поэтому взаимопонимания между ними быть не могло.
— Лиза ругалась матом?
— Конечно, Лиза — человек образованный, но когда ее прорывает… От светской дамы не остается и следа, и явно начинает проглядывать продавщица с Сенного рынка. Мне не нравятся подобные веяния в культуре, которая, по-моему, должна придерживаться здорового консерватизма, но сейчас проникновение жаргонных словечек в пьесы современных драматургов — дело обычное. Потому и интеллигенция сейчас, не особенно стесняясь, вовсю разговаривает по матушке…
— А что ты можешь сказать об отношениях Лизы со свекровью и свекром?
— Мои родители не воспринимали ни Лизу, ни членов ее семьи с их беспардонностью.
— А теперь скажи мне, Дима, — неожиданно сменила я тему разговора. — Что связывало Лизу с неким Сулейманом Джебраиловым?
— А что могло связывать Сулеймана Агаевича и мою жену? — в ответ растерянно спросил Бен.
— Вот я и интересуюсь, — уже язвительно заметила я.
— Ну, тут дело такое… Лиза очень интересовалась тюркской культурой. Кораном и обычаями народов Передней Азии. Сулейман же Агаевич — типичный представитель азербайджанского народа. Правда, многих смущало то, что он плохо говорит по-русски, но Лиза уверяла меня, что он великолепно владеет турецким и персидским, читает Коран по-арабски, является правоверным мусульманином и считается очень продвинутым по местным понятиям человеком.
— В таком случае, — продолжила я язвить, — друг вашей семьи Аслан Исмайлов — вообще, видимо, пророк Мухаммед!
— Таня, не надо утрировать… А собственно, откуда у тебя информация про Джебраилова? Я тебе, по-моему, ничего про него не говорил.
— Любимцев информировал, администратор театра. Я сегодня ездила туда…
— А, Коленька! — Бен досадливо отмахнулся. — Старый сплетник! Для меня не секрет — многие думают, что Лиза крутит романы с Джебраиловым, Исмайловым и другими мужчинами. Но о красивой женщине всегда говорят много лишнего, это, так сказать, неприглядная реальность, данная нам в ощущении.
Я еще мог бы приревновать ее к Исмайлову, этому евро-азербайджанцу, но к Джебраилову… — Лисицын скорчил скептическую физиономию.
— А к Кулимину? — неожиданно спросила я.
При упоминании фамилии режиссера Бен как-то замялся.
— Знаешь, если начистоту — с Кулиминым было… Это что, тоже от Любимцева? — уточнил он.
— Нет, я беседовала с Александром Ярославовичем сегодня лично, дабы убедиться в том, что он к исчезновению твоей жены и нашей общей одноклассницы не имеет никакого отношения.
— И что же, убедилась?
— Да. Но ты продолжай, что там у них было с Кулиминым-то?
— Александр Ярославович — это слишком громко сказано. Скорее Саша… Или Алекс, как он предпочитает себя называть в кругу друзей, таких же, как он, алкоголиков и бабников. Но этот роман грозил когда-то распаду нашей семьи, не буду скрывать. — Лицо Лисицына залилось краской: было видно, что ему явно неловко. — Но Лиза все взвесила и окончательно сделала свой выбор в пользу семьи. Тем более у нас тогда родился сын.
Я хотела намекнуть Димке о том, чтобы он повнимательней присмотрелся к сыну и сравнил, на кого он больше похож: на него или на Кулимина. Но делать этого не стала… И так на голову бедного Бена в последние дни свалилась куча неприятностей.
И еще у меня промелькнула мысль — мы-то, в принципе, ищем, ищем, тратим нервы, силы и деньги, а Лизка-то, наверное, просто загуляла с каким-нибудь Мамедом… Может быть, прав Александр Ярославович, ему-то, наверное, виднее… Как говорится, свояк свояка видит издалека. А Бен нервничает, места себе не находит.
Однако внезапная пропажа его брата несколько меняла ситуацию, и уж если Лиза действительно загуляла по своей воле, то скорее всего связалась с нехорошей компанией. Вывод я этот сделала потому, что если предположить, что Лиза связалась с бандитами, то, учитывая ее взбалмошную натуру, кто знает, — может, она решила отомстить безответному Андрею за неприязнь к себе.
Но мотивчики при взвешенном рассмотрении слабоватые. Я внезапно нутром почувствовала, что тут все гораздо круче заверчено, гораздо круче… Но как именно и что скрыто за завесами тайн, пока, естественно, сказать было нельзя.
Занятая своими мыслями, я отключилась и не заметила, что Бен в это время что-то эмоционально мне рассказывает. Речь, оказывается, шла о том, что я, по его мнению, занимаюсь глупостями, выдвигая нелепые подозрения в адрес его жены, собираю театральные сплетни от таких «ничтожеств, как администратор Коленька и блядун Сашка Кулимин», вместо того чтобы искать Лизу и Андрея.
— В конце концов, пропало двое людей из одной семьи, а мы сидим тут и ничего не предпринимаем! — подытожил Бен и нервно встал с кресла.
Он прошел в угол комнаты, где стоял сервант, и достал оттуда бутылку бренди. Торопливо разлил напиток по стаканам, протянул один мне со словами:
— Таня, ты не обижайся, но давай что-то делать, у меня начали сдавать нервы. Я, наверное, чокнусь на всем этом…
Я искоса посмотрела на своего одноклассника.
Что-то податливое, мягкое и романтическое было в нем. Казалось, протяни руку — и прикоснешься к мечте. И было в этом его взгляде, хмуром сейчас, исподлобья, что-то из далекого детства, когда еще не существовало этих проблем, когда мы были чисты и наивны… И вообще, когда мы жили в совершенно другой стране.
Господи, как давно все это было! И не звали тебя тогда Беном на западный манер, а просто Димкой, мальчишкой с соседнего двора. И ведь я могла быть твоей девушкой, и жизнь тогда бы наша пошла совсем по другому руслу, но вот как-то не получилось. Значит, не суждено…
Так, все! Воспоминания побоку, Дмитрий прав: уже пора что-то предпринимать, и самое время обратиться к моим верным помощникам.
2+28+18 — «Если вы сможете с достаточной прозорливостью разобраться в ситуации, то не лишитесь удачи».
Предсказания костей были какими-то не совсем четкими. Это означало лишь, что мне нужно выяснить еще что-то и уже на основе этой информации двигаться дальше. Я раскинула мозгами и пришла к выводу, что ничего или, так скажем, почти ничего не знаю о любовнике Лизы — джигите Сулеймане Джебраилове.
И я остановила за руку Бена, который готов уже был сорваться с места и бежать в указанном направлении, чтобы найти наконец своих потерянных родных и близких.
— Бен, а кто такой вообще этот Джебраилов? — спросила я.
— Один из совладельцев компании «Панорама».
Насколько я знаю из рассказов Лизы, у него большой пакет акций, его долю материальных средств компании можно назвать львиной. Фактически Исмайлов, которому отец не выделил больших средств, ставленник Сулеймана Агаевича, а попросту говоря, управляющий. Надо сказать, он умело справляется с порученным делом и за два года успел увеличить доходы Джебраилова втрое, а такое, согласись, может только талант… Что еще сказать о нем? — как бы размышляя вслух, монотонно продолжал Дима. — Лично я его не считаю человеком глупым, однако многие воспринимают таких, как Сулейман, не совсем продвинутыми, что ли. Просто он плохо вписывается в рамки нашего общества, он человек из другого мира, то, что для нас определяется короткой формулой «экзотика и тайны». Нам, европейцам, порой трудно бывает понять этих странных людей с их строгими нравами, моралью, дикими, на наш взгляд, обычаями. Лиза, как знаток Востока, говорит, что по летосчислению хиджры — мусульманского календаря — сейчас идет четырнадцатый век, период феодальной раздробленности. Ну и что можно требовать от человека средневековья?..
— А что ты понимаешь под строгими нравами? — в свою очередь поинтересовалась я.
— Это и отношение к своей одежде, своеобразное представление о женщине как о существе, место которому только в гареме. Как и в европейском средневековье, здесь имеют место скорее обычные ханжество и лицемерие.
Я подумала, что Бен все еще витает, как в юности, в облаках и все эти экскурсы в историю, проводимые параллели между Востоком и Западом, которым никогда не сойтись, заслонили в его жизни реальные проблемы, связанные с женой. Он то и дело погружался в мир иллюзий, и всякий раз, когда я пыталась направить его мысль в нужное русло, он ухитрялся уходить в сторону. Создавалось впечатление, что я беседую с литературоведом или историком, а не с человеком, у которого пропали жена и брат.
Ни фига себе, строгие нравы! Джебраилов практически живет с его женой, а информация из двух источников уже не является просто сплетней… Интересно, как он своими «средневековыми» мозгами воспринимает Бена?
О!.. Меня вдруг осенила мысль. А может быть, Джебраилов решил выкрасть любовницу, запереть у себя на квартире или запереть где-нибудь на даче, следуя примеру незабвенного товарища Саахова из «Кавказской пленницы»? Тогда Лизе не избежать участи наложницы, ожидающей приезда своего повелителя.
К тому же я не знала подробностей их отношений.
Интересно, кто бы мог пролить на них свет?..
Наверное, только один человек. И я решилась позвонить Исмайлову и попросить его о встрече. Не надеясь особенно, что он разоткровенничается на эту тему, но насчет его пассии, Оленьки, я почему-то не сомневалась и почти была уверена, что сумею найти к ней чисто женский подход, и уж она-то определенно расскажет мне эту историю. Если, конечно, она в курсе…
Я посмотрела на часы. Половина шестого.
— А почему такой интерес к Джебраилову? — вдруг нервно спросил меня Лисицын. — Неужели ты подозреваешь…
— Все может быть, — оборвала я его, не желая продолжать бесполезный, с моей точки зрения, разговор.
Говорить правду Бену сейчас не было смысла, а всю информацию о Джебраилове я должна получить как можно скорее. Времени для этого оставалось совсем в обрез.
— Короче, мне пора. — Я решительно встала с кресла.
— Куда ты? — несколько даже испуганно спросил меня Лисицын.
— Хочу в интересах нашего дела побеседовать с одной молодой женщиной.
— С какой?
Я ничего не отвечала, быстро пройдя в прихожую и накидывая на себя одежду.
— Я с тобой!
— Этого не надо, отдохни. — И я по-дружески чмокнула Бена в щеку.
Хотя, видимо, поцелуй длился несколько дольше, чем предполагали наши отношения, или произошло что-то такое, отчего Бен почему-то растерялся. Он покраснел и застыл на месте, чем я и не преминула воспользоваться, быстро открыв дверь и исчезнув на лестничной площадке.
Назад: Глава 2
Дальше: Глава 4