Книга: Мешок с неприятностями
Назад: Глава 10
На главную: Предисловие

ЭПИЛОГ
Два дня спустя

 

Я открыла глаза. Черт возьми, до чего же все-таки хорошо! Чисто, светло, цветы на тумбочке… И отчего это я раньше терпеть не могла больницы?
Впрочем, знаю отчего. Одно дело — угодить сюда из мирной, нормальной жизни, после привычной домашней обстановки вдруг оказаться наедине с тяжелой болезнью. И совсем другое — попасть в больничную палату с передовой или из вражеского плена. Тогда даже казенная забота медиков, отдающая запахом лекарств, покажется настоящим раем на земле. Тем более — если руки-ноги у тебя на месте, голова и живот без дырок и надо всего лишь восстановиться после перенесенного шока и залечить примочками несколько ушибов и ссадин.
В голове, затуманенной лечебным сном, мысли и воспоминания ворочались лениво, словно жирные карпы в пруду. До того, пока я не выбралась из подземного хода на волю, я помнила отчетливо каждую мелочь. А после… Память выдавала какие-то размытые кадры. Гарик Хачатурович, хохочущий сквозь причудливую русско-армянскую ругань. Я вырываюсь из его лап, сдавивших меня до комариного писка, и лепечу что-то про мешки с сахаром, рынок «Южный» и Славика Парамонова. Приемный покой, люди в белых халатах, шприцы и капельницы. Встревоженные лица родственников, нечеткие, но бесконечно милые. Фарид Тагиров с огромным букетом роз — кажется, вот этих самых, что стоят сейчас у изголовья и пахнут. Помню, он все ловил мою руку и твердил про какой-то чек, а я глупо улыбалась, ничегошеньки не понимая: так безумно хотелось спать…
Спать все еще хотелось, однако этим мои желания теперь уже не ограничивались. Жизнь уже вернулась в мое тело, хотя еще не совсем окрепла, а вместе с ее инстинктами и потребностями возвращались профессиональный инстинкт и потребность в информации. Чем закончился штурм «Башни»? Удалось ли задержать этого подонка Акмерханова и его «посылку» в Чечню?
Где теперь Альбертик Кравчук, так бесславно лишившийся своей «правой руки»? И если б только ее… Господи! А бомба-то, бомба! О ней я совсем забыла, а ведь это главное! Сколько же времени я тут валяюсь?
Я даже привскочила на кровати, но от резкого движения закружилась голова, привыкшая к горизонтальному положению тела, и я была вынуждена снова опустить ее на подушку.
— Кажется, она еще спит, — услышала я за чуть приоткрытой дверью голос лечащего врача. — Впрочем, если и так, разрешаю вам ее разбудить: уже пора.
Только недолго, больная еще слаба.
— Не беспокойтесь, доктор, — шепотом ответил мужчина, чей голос я не узнала.
Каблучки докторши застучали по коридору. Дверь скрипнула, и я зажмурилась, на всякий случай притворившись спящей. Разумеется, зажмурилась неплотно: сквозь густые ресницы мне прекрасно был виден вход в палату.
— Что же ты стоишь столбом, капитан? Голова застряла, что ли?
— Виноват, товарищ начальник из ФСБ. Только после вас! Но глядите сами не застряньте: бока у вас что-то того… широковаты.
— Ох, договоришься ты у меня, капитан!
Еще не видя посетителей — судя по всему, у них там происходило то же, что у Чичикова с Маниловым, — я не верила своим ушам. Может, сон все еще длится? Но это и правда были они — два моих самых лучших и самых верных друга. Те, с кем до сих пор я дружила только порознь и кого никогда не видела вместе.
Они ввалились в палату одновременно — лысеющий крепыш Кедров, и в самом деле заметно потяжелевший со времени появления персональной «Волги», и поджарый дылда Папазян, неуклюже приглаживающий пятерней буйные черные вихры. В сочетании с белыми халатами, так странно на них сидевшими, картинка была еще та!
— Спит, — шепотом констатировал Сергей Палыч и неуверенно позвал:
— Татка!
— Черта с два — спит она! — расплылся Гарик Хачатурович. — Ты что, не видишь, как ресницы дрожат? Да она почуяла нас, когда мы были еще в приемном покое! А спящей притворилась только потому, что у нее нет возможности накраситься и нацепить какое-нибудь развратное мини-бикини. Эй, дорогая!
Я прав?
Не приходя в сознание, я расхохоталась.
— Какой же ты все-таки мерзавец, Папазян! Хоть бы высокого начальства постеснялся, тем более что он у нас человек женатый, положительный…
— Ох, и не говори. Татка! — притворно сокрушился Кедров, чмокая меня в щеку. — Хорошо еще, что я, перед тем как сюда отправиться, укрепил свой дух благочестивой беседой с отцом Леопольдом. А то и не знаю, как бы выдержал общество твоего капитана!
— Слышишь, дорогая? Он сказал — «твоего капитана»! По-моему, стоит прислушаться к мнению давнего друга, а? Ведь человек, как ты говоришь, женатый, положительный… Ладно, ладно, товарищ начальник! Поцеловались — и хватит, уступите место другому Бесцеремонно отодвинув старшего по званию, Гарик навис надо мною — распростертой и беспомощной.
— Сергей, оттащи от меня этого маньяка! Он сейчас воспользуется моей слабостью.
— Не волнуйся, старушка: ему субординация не позволит, — глубокомысленно изрек Кедров, однако Гарика все же оттащил.
Наконец они расселись и немного успокоились.
— Глупенькая! — Папазянчик снисходительно ухмыльнулся. — Да если б я хотел воспользоваться твоей слабостью, уж я, поверь, выбрал бы момент, когда ты была еще более слабой, чем сейчас. И когда поблизости не было этого моралиста из ФСБ! Позавчера в Гаевке, например. — Гарик почесал щетину на подбородке, с которой не могла совладать никакая бритва, и добавил, склонив голову набок, придирчиво разглядывая меня с уморительной гримасой:
— Правда, выглядела ты тогда, гм… не слишком аппетитно, дорогая. Да и теперь еще, если честно… Морда лица в синяках, макияжа нет, волосы как мочалка…
Хотя эта рубашечка в розовый цветочек — она, должен признать, вызывает определенные ассоциации, но все же…
Придерживая рубашку в цветочек, чтобы ассоциации Гарика не стали еще более определенными, я потянулась за тапкой, но Папазян опередил меня и ловким пинком загнал тапочки далеко под кровать.
А швырять в него розами Тагирова — слишком большая честь, поэтому я ограничилась «говорящим» взглядом.
Кедров, хоть и с порозовевшими ушами, еле сдерживал смех.
— Не слушай его, Татка: выглядишь вполне терпимо, честно говорю. Синяк всего один, да и тот уже почти незаметен. А макияж и прическа — дело наживное. Мне рассказы вал и, этот Джеймс Бонд из Еревана тоже смотрелся неважнецки после того, как выволок Акмерханова из подземного хода, так что зря он тут корчит из себя эстета.
— Ах, вам рассказывали, коллега из ФСБ? — ядовито парировал опер, но я не дала Гарику развернуться.
— Да хватит вам, надоели! Вы мне расскажете наконец, что произошло? Так Лечи арестован? Слава богу! Значит, Витек Кохнадзе не пристрелил его?
— Нет, только задел — царство ему небесное! Девятнадцать лет было дураку… Дядюшку-то не жалко: этот был матерая сволочь, туда ему и дорога. Свидетелей по делу и без него достаточно.
— По делам, капитан, — поправил Кедров. — Эта история на несколько уголовных дел потянет.
— Само собой. Один Лечи, гад, чего стоит! Надо же, что придумал, гад: рвануть рынок в двенадцать часов дня, в самый пик…
— Обезвредили? — выдохнула я.
Кедров усмехнулся — скромно, но с достоинством.
— Фирма веников не вяжет, старушка. Я же тебе говорил! Правда, задачка была посложней, чем обыскать подвал твоего дома: можешь себе представить, сколько на рынке мешков с сахаром! А ведь проверяли на всякий случай не только сахарок — крупы и все такое прочее… Ну ладно, подробности я тебе как-нибудь потом расскажу. Естественно, только те, которые не будут составлять тайну следствия.
Я вздохнула: вот она, черная неблагодарность. Да если б не я… Но возмущаться — знала по опыту — бесполезно.
— Сколько же там было, Сергей? Не зря хоть искали?
— Четыреста килограммов в тротиловом эквиваленте.
— Ничего себе!
— Вот именно. Если б эта штука сработала — не только от твоего «Южного» не осталось бы камня на камне, но и от соседних домов тоже. Такой вот сюрприз с гексагеном…
Несколько секунд все молчали, не в силах подобрать слова для комментариев. Сергей Палыч очнулся первым — как и положено старшему по званию.
— В общем, Татка, получается, что ты у нас — герой дня. Хотя, конечно, ты прескверная девчонка и с тобой не оберешься неприятностей, однако на этот раз должен признать: если б не ты… Мы знали, что Акмерханов прибыл в Тарасов, однако выйти на его след и установить связи никак не удавалось. Проверяли жилые дома, общественные места, конечно, и рынки тоже… Но никто и подумать не мог, что этот подонок заинтересуется «Южным»: такая глухомань…
— Не могли подумать, говоришь? Странно! Ведь фирма веников не вяжет, Сергей Палыч?
— Давай, давай — мордуй старого друга. Бей по больному.. Одним словом, спасибо тебе, старушка!
Заслужила.
— Боюсь, одним «спасибом» ты на этот раз не отделаешься!
— Естественно: вот только поправишься… Генерал уже выразил желание встретиться с тобой лично.
Папазянчик прочистил горло: он и так молчал подозрительно долго:
— Какая трогательная сцена: седой генерал благодарит и отечески напутствует молодую патриотку, едва не отдавшую жизнь за новую демократическую Родину… Меня прямо-таки слеза прошибла! И как всегда, ФСБ пожинает лавры спасителей отечества и получает ордена, а Гарик Папазян с прочими ментами, подставлявшие шкуры под пули, получают по заднице от своего полковника за самоуправство — только и всего…
— Ну, во-первых, орденов еще никто не получал, капитан. И вроде бы не планируется: не за что! Акмерханова мы, грубо говоря, прохлопали. Да и вы, кстати, тоже. Ну да, ладно. В конце концов, взял его ты, Папазян, и вот тут-то полковник Колесниченко свои лавры никому не уступит. А во-вторых…
— Вот то-то и оно — полковник Колесниченко!
Все полковники одним миром мазаны.
— Хм… Посмотрим, что ты запоешь, когда сам полковником станешь. А во-вторых…
— Ах что вы, что вы… Гарик Папазян до этого не доживет.
— Разговорчики, капитан! Не заставляй меня поступать с тобой по уставу… Во-вторых, я хотел сказать, что ты не так далек от этой цели, как тебе кажется. Самоуправство самоуправством, а Колесниченко прекрасно знает, кому он обязан задержанием Акмерханова. И не только он один. Так что… Ладно уж, скажу вам, хоть это и не моя компетенция. В общем, готовь дырки под майорские звездочки, капитан!
Слушать их было сплошное удовольствие, но именно теперь — увы! — я не могла им насладиться в полной мере. Слишком многое еще надо было узнать, а врачиха могла выставить визитеров в любую минуту.
Поэтому решила прервать этот диалог, не удержавшись, правда, от ехидства:
— Еще одна трогательная сцена: умудренный опытом старший офицер отечески напутствует молодого горячего капитана. И не важно, что «отец» и «сынок» почти одногодки и вся разница между ними — в званиях, да в названиях «фирм», которые, что характерно, обе не вяжут веников. Теперь и меня слеза прошибает!
Нет, вы мне вот что объясните: какого черта ты, Гарик, оказался в Гаевке, когда я ждала там ребят из ФСБ? — Не дав Папазянчику ответить, тут же повернулась к Кедрову:
— Святой отец тебе звонил, Сергей Палыч?
Но первым ответил все же Гарик:
— Ты имеешь в виду падре Леопольда Крайновского, дорогая? Не знаю, звонил ли он Сергею Палычу, а вот мне — точно звонил. Причем называл почему-то именно Сергеем Палычем, пока я популярно не объяснил, что я — Гарик Хачатурович. Может быть, святого отца попутал бес, а может, одна наша общая знакомая так зашилась на своем частнодетективном поприще, что перепутала телефоны своих «служб спасения». Не знаю, не знаю! Во всяком случае, Крайновский уверял меня, что набрал тот самый номер, который дала ему ты. Клялся и божился, что ошибка исключена: мол, у него с цифрами полный порядок.
Да и я тоже думаю: если не ты сама назвала ему мой контактный телефончик, которого нет в справочнике, то откуда же он его узнал?
— Гарик… Значит, я вместо кедровского номера продиктовала Леопольду твой? Не может быть!
Я готова была провалиться сквозь землю: так осрамиться сразу перед двумя коллегами.
— Вай-вай-вай, отчего же не может, дорогая?
Я польщен: стало быть, Гарик Папазян засел в твоем подсознании гораздо крепче, чем какой-то Кедров, хоть он и представляет столь серьезную организацию.
Мы все рассмеялись, причем я — довольно принужденно, пытаясь скрыть смущение. Выходило, что балаболка Гарик прав насчет подсознания, а мне очень не хотелось это признавать…
— Вот таким вот образом ты, Татка, и лишила меня лавров победителя Лечи Акмерханова, знаменитого террориста, — отшутился Кедров. — Крайновский позвонил Папазяну, думая, что звонит мне. Ну а остальное ты легко можешь дорисовать в своем воображении: Гарик Хачатурович вытянул из святого отца всю душу вместе с информацией и помчался штурмовать «Башню». Но так, как получилось, — к лучшему.
Падре не смог бы все равно до меня дозвониться, потому что я позавчера вечером был далеко от Тарасова.
Возникло, понимаешь, одно неотложное дельце на границе с Казахстаном.
— «Посылка» в Ичкерию? — догадалась я.
— Она самая.
— Значит, перехватили? Но как?
— А ты думаешь, старушка, без твоей помощи ФСБ и шагу ступить не может? Ошибаешься. Да, мы упустили Акмерханова, но знали, что группировка Кравчука затевает серьезное дело. Кстати, зря ты думала, что деятельность «скромного заместителя директора рынка» совсем не интересовала компетентные органы. Интересовала, да еще как! И не один твой клиент Тагоров считал, что «спруту» пора обрубить щупальца…
Я вытаращила глаза: слова про спрута я говорила не Сереге, а Гарику! Ну, что-то я уже совсем ничего не понимаю…
— Между прочим, в деле базарной мафии ФСБ и УВД работали в тесном контакте, коллега. Усекаешь, о чем я?
Оба моих друга хитро переглянулись и в один голос продекламировали:
— Фирмы веников не вяжут!
За разговорами мы не услышали, как по коридору простучали строгие каблучки, и опомнились только тогда, когда докторша заглянула в палату.
— Вы еще здесь? На выход, прошу на выход. Вы мне обещали не утомлять больную!
После этого сурового выговора и фээсбэшник, и мент выглядели проштрафившимися школьниками, которых застигла врасплох учительница.
— Уходим, уходим. Доктор, еще минуточку!
— Даю две минуты. Но не больше. Вы же не хотите сорвать Татьяне водные процедуры, правда?
Когда врач вышла, Сергей поднялся со стула:
— Мне и в самом деле пора, Татка: дел куча! Извини, что нагрянул к тебе экспромтом, без цветов. Замотался, понимаешь… Да у тебя тут и так дендрарий, я смотрю. Денька через два, говорят, будешь как новенькая, тогда и поговорим. Да, чуть не забыл: падре Леопольд передает тебе пламенный привет и свое благословение. Кстати, он вчера к тебе заходил, но его не пустили: вы, Татьяна Санна, изволили отдыхать. Сказал, что сегодня еще зайдет обязательно.
— Спасибо. Ах, Леопольд! Он просто душка, — произнесла я с придыханием и метнула мстительный взгляд в сторону Папазяна. — Даром что святой отец…
Серый приложился к моей щечке.
— Ты идешь, капитан?
— Валите, валите, коллега. Я догоню.
Проводив глазами дородную кедровскую фигуру в белом халате, Гарик интимно наклонился ко мне.
— Хотелось бы, дорогая, хоть одним глазком взглянуть на твои водные процедуры. Может, я под кроватью посижу, а?
Я искренне расхохоталась.
— Не советую, Папазянчик. Может случиться беда.
— Какая?
— На всю оставшуюся жизнь пропадет охота!
— Ну, ара! Страсти какие. Что же они тут с тобой делают, эти эскулапы?
— Во всяком случае, ничего более страшного, чем делали те, в «Башне». И особенно — что могли бы сделать.
Шаловливая улыбка мгновенно стерлась с лица Гарика. Ее место занял жутковатый оскал: он появлялся всякий раз, когда заходила речь о тех, кто «по ту сторону». Как у Высоцкого: «Улыбнемся мы волчьей усмешкой врагу…»
— Знаешь, Таня-джан… прости ты меня! Зато, что упустил тебя на рынке позавчера. Не я, конечно, упустил — ребята, но все равно я виноват!
Чтобы Гарик Хачатурович просил прощения, да еще так смиренно… Поистине, сегодня день сюрпризов!
— Брось отливать пули, Папазянчик. Ты ни в чем не виноват, сама дура! Вот и внутренний голос меня предупреждал…
— Нет, ара! Я должен был послать на «Южный» старых сыскарей, а не малоопытных юнцов. Немудрено, что Кохнадзе обвел моих людей вокруг пальца.
И ведь именно в этот день ты сама сунула голову в петлю! Но откуда мне было про то знать… Вай, Таня-джан, Таня-джан!
Гарик смятенно замолк, и только глаза да пальцы, которые он просунул между моих и забыл убрать, выдавали клокотавший в нем вулкан. Все это, должна сказать, вызывало во мне определенные ассоциации, и они были чертовски приятны.
— Да, дорогая! Я все забываю спросить тебя о главном: как ты выбралась из подвала «Башни»? Что подземным ходом — понятно, но как тебе удалось?
Мне стало стыдно: я тоже забыла об этом.
— Али! Гарик, помнишь, позавчера, в Гаевке, я говорила тебе про Али?
— Помню, но тогда я ни черта не понял, признаться. Думал, ты бредишь. Только потом дошло, что ты, видимо, говорила про Алика Кадыр-оглы по кличке Али, боевика из группы Акмерханова, который был с ним.
— Да, да! Что с ним? Это же он спас меня, Гарик!
— Али? Ты, наверно, шутишь…
Папазянчик посмотрел на меня с таким выражением, как будто я все еще бредила.
— Какие там шутки! Если б не этот парень, я бы не беседовала сейчас с тобой. Али спас мне жизнь, и не один раз, а трижды! Он жив?
— Вай-вай-вай… Алик Кадыр-оглы, головорез из головорезов! Честное слово, дорогая, если б эту сказку рассказал мне кто-нибудь другой, а не ты, я бы поднял его на смех. «Спас жизнь»… И каким же образом, позволь узнать?
— Ах, да какая разница! Я потом тебе расскажу.
Он жив, Гарик? Что ты молчишь?
Папазян опустил глаза:
— Нет, Таня-джан. Когда мы ворвались в подвал, он был уже мертв. Там была целая куча трупов: кто-то нам хорошо подмогнул.
Настала моя очередь опустить глаза. Гарик обеими руками повернул к себе мое лицо:
— Он был всего лишь бандит, Таня-джан!
— Я знаю! Но он спас мне жизнь, понимаешь? Он просил меня его помянуть, если останусь жива…
— Вот и помяни, если так. И все-таки он был бандитом. И он мертв! Рано или поздно это случается со всеми бандитами, ара. А я живой, здоровый и без пяти минут майор милиции. И еще я тебя люблю. Не забывай об этом, дорогая!
— Ты меня… что?
— Ничего. Просто пошутил, чтоб тебя развеселить. А ты и поверила, глупенькая?
Гарик слизнул с моей щеки соленую слезинку и, выпрямившись, сделал мне «салют». Я провожала его глазами, уже улыбаясь. Это один из особых талантов Гарика: в конце концов он всегда заставляет меня улыбаться.
«Весьма ценное качество, Таня дорогая. Особенно в семейной жизни», — узнала я знакомый, но какой-то ослабленный голос.
— Что-что? — вслух возмутилась я.
«Ничего, ничего — голос окреп. — Я только хотел сказать следующее: а не пригласить ли тебе все-таки Гарика Хачатуровича Папазяна в свою спальню? Хотя бы просто так, на экскурсию… Мне кажется, такая дружба выдержит любую проверку!»
Ну вот, опять внутренний голос прорезался. И даже, черт бы его побрал, не совсем глупо вещает. Наверное, «клиническая смерть» пошла ему на пользу…
Значит — живу!
Назад: Глава 10
На главную: Предисловие