— Усек, усек! Ну пока. Лечи… Ах да, извини, забыл… Да тут все равно никого нет… Ладно, до связи.

Я прижалась к стенке у самого поворота коридора — черт меня побери, если я знала зачем! Может, потому, что он сказал: «Тут все равно никого нет»? Наивно… В туже секунду Славик Парамонов вывернул из-за угла и, столкнувшись со мной нос к носу, испуганно захлопал своими белесыми ресницами. Телефонной трубки у него в руках уже не было, однако карман грязного, забрызганного кровью халата недвусмысленно оттопыривался.

— А-а, новенькая… Ты что здесь?

Вместо телефона Парамонов держал за горлышко двухлитровую бутыль из-под фанты, полную воды.

Она-то и подсказала мне ответ.

— Ничего я не «здесь», вот еще! Напугал, черт белобрысый… Просто шла в туалет и вспомнила, что забыла бутылку — воды на чай набрать. Стою и думаю: возвращаться за ней или уж другим разом… А тут ты меня чуть не сшиб!

— Ну, куда там — «чуть не сшиб». Я тебя даже не толкнул. Это ты, черноглазая, меня напугала: стоишь тут, как привидение!

Пожалуй, парень не врал: когда он неожиданно увидел меня, в его глазах — обычно таких невыразительных — мелькнул настоящий испуг. Впрочем, вполне возможно, они просто среагировали на свет: ведь он вышел из темного «аппендикса» рыночного подземелья, где стоят одни тележки… Кстати: что он тут делал, а? Любопытно…

Только я задала себе этот вопрос, Славик ответил на него:

— А я, понимаешь, кутенка искал нашего, Мечела. Черный такой, лохматый мордоворот — знаешь?

Я кивнула.

— Так это с ним ты тут шептался?

— Ну! — Парень ухмыльнулся. — Думал, он под тачку забился… Хотел паршивца на обед пригласить, да он куда-то сгинул. Тебе случайно не попадался?

— Нет. Но если я его встречу, обязательно передам твое приглашение.

Мы оба засмеялись.

— Вот-вот, передай. Да и сама можешь заодно…

Для двуногих тоже что-нибудь найдется. А, Танюшка?

И Парамонов одарил меня тем самым взглядом, которым его коллеги по «мясному цеху» за три дня «отполировали» меня до физической тошноты. Под этим взглядом я чувствовала себя беззащитной тушкой в лапах мясника. Конечно, Славику было далеко, к примеру, до бригадира рубщиков Реваза Кохнадзе, но он честно старался.

— Да нет, спасибо. Я с девчонками обедаю.

— Ну-ну. Я к тому, что если заскучаешь — приходи, развеселим. А насчет водички ты того, не беспокойся. Я сейчас вот эту бутылку занесу к вам в весовую, чтоб тебе второй раз не бегать. А сам потом еще сгоняю. Не боись, она чистая.

— Вот еще, с какой стати? Я сама схожу!

— Ладно, ладно, черноглазая, — крикнул он уже издали. — Сама она… Дают — бери!

«Интересно…» — думала я, преодолевая остаток подземелья до тупика с двумя «литерными» дверками, отмеченными буквами М и Ж.

Интересным было не то, что у простого рубщика мяса вдруг обнаружился сотовый телефон: давно уже никто не удивляется, что этот народец ездит на работу на «Вольво» и «Ауди». Странно, что за три дня моей работы на новом месте я впервые наткнулась на признаки того, что тишайший Славик Парамонов тоже владеет этим современным средством связи. Другое дело — Реваз, бригадир: тот постоянно болтает по сотовому Но чтобы этот…

Надо сказать, я редко обманываюсь в людях: при такой профессии, как моя, чутье играет далеко не последнюю роль. Без того, что я называю детективным нюхом, все прочие криминалистические способности, даже самые блестящие, и все технические чудеса, позволяющие по единственному оставленному на месте преступления плевку вычислить преступника, вряд ли принесут много пользы. А для детектива частного, лишенного помощи технических лабораторий, следственных бригад и смежных ведомств, совмещающего их в одном лице, «нюх ищейки» приобретает почти такое же значение, какое он имеет для настоящей — четвероногой и с хвостом — ищейки!

Так вот этот самый нюх упорно подсказывал мне, что Славик Парамонов — кажется, единственный из всей бригады Реваза Кохнадзе — не имеет отношения к многосторонней деятельности заместителя директора рынка «Южный» господина Кравчука. Я имею в виду ту деятельность, которая не предусмотрена должностными обязанностями последнего и ради которой мне пришлось три дня назад «сменить профессию» — превратиться из частного детектива Тани Ивановой с лицензией и высшим юридическим образованием в… весовщицу рынка «Южный» Таню Иванову, без малейшего намека на образование и, естественно, без лицензии. Столь низко я, пожалуй, еще не падала!

Одно утешение: рынок «Южный» — такое дальнее захолустье, что никому из моих знакомых не придет в голову наведаться сюда за товаром. Впрочем, и на этот крайний случай я приняла кое-какие меры предосторожности, слегка изменив внешность. Обеих Тань Ивановых — и зеленоглазую сыщицу, и черноглазую весовщицу — знал лишь директор означенного рынка Фарид Тагиров, мой клиент. Однако на его счет я могла не беспокоиться: разглашать сию великую тайну было явно не в его интересах.

Парамонов… «Тюха», «тюфяк», «малахольный» — это самые ласковые наименования из тех, которыми его величают рыночные дружки. Да и не дружки они ему вовсе — так, периодические собутыльники. Толком же, насколько я успела понять, о нем никто ничего не знает.

И это лишь подтверждает версию, что в серьезное дело Славика не взяли бы: слишком большой риск.

Кстати, версия не на одном чутье основана, а уже подтверждается кое-какими доказательствами… Неужели я ошиблась насчет парня?

Зачем он меня обманул? Сочинил байку, что искал этого пса, Мечела… А может, не обманул? Теперь я уже сомневалась в том, что слышала. Со слухом у меня вроде все в порядке, но Парамонов говорил так тихо, что я даже не сразу признала его голос. Вполне можно было принять обычный зов «кутек, кутек» за «усек, усек», а кличку «Мечел» — за «Лечи». И так далее…

Почему он мне встрял в башку, этот мифический Лечи? Кажется, чеченское имя. Когда-то давно знала я одного типа, которого так звали. Кстати, пренеприятный был тип.

Да полно, Таня дорогая! Должно быть, Славик и в самом деле принял в темноте отодранную полу старой телогрейки за своего лохматого любимца. Она там действительно валяется, ты видела. А все остальное ты себе понапридумывала: и его сотовый телефон, и тайный разговор с каким-то Лечи. И страх в его глазах…

Привыкла подозревать всех во всем, искать в самых обычных человеческих разговорах признаки криминального сговора, в самых невинных поступках — состав преступления. И вот получается, что человеку нельзя уже позвать свою шавку, чтоб немедленно не попасть в число подозреваемых! Ох, тяжела ты, лицензия частного сыщика…

Я повернула за последний на своем пути угол и остановилась как вкопанная: в маленькой нише возле мужского туалета, на своем обычном месте, мирно дрых Мечел. Я посвистела, привлекая его внимание.

— Эй, приятель! А тебя там кое-кто ищет…

Но крупный черный щенок-подросток даже не пошевелился: стало быть, спал давно и крепко. А ведь Парамонов шел с полной бутылкой, значит, был здесь — больше негде набрать воды — и, разумеется, не мог не заметить пса, которого якобы искал… Интересное получается кино! Похоже, рано я записала Славика в невинные овечки. Надо будет присмотреться к нему получше.

В оставшиеся до конца работы часы — ведь мне приходилось теперь совмещать две профессии! — я то и дело возвращалась в мыслях к своему сегодняшнему наблюдению. Однако уже утром новые обстоятельства моего «базарного дела» увели меня далеко в сторону от мыслей о Славике Парамонове. А события, которые произошли в последующие несколько дней, заставили напрочь позабыть и об этой «белой вороне» из бригады Реваза Кохнадзе, и о таинственном Лечи.

До поры до времени…