С некоторых пор попытки тетушки Милы достучаться до моего сознания, запрограммированного на отторжение ее каждодневной речи о неженскости моего хлопотного ремесла бодигарда и частного детектива, стали иметь успех. Не знаю, сыграла ли тут свою роль накопившаяся за многие месяцы психологическая усталость или же в самом деле я преодолела некую критическую возрастную точку, после которой хочется заняться чем-то более спокойным.

Хотя по здравом рассуждении следует признать, что двадцать восемь лет — не возраст для женщины моего типа, и зажить умиротворенной семейной жизнью я еще всегда успею.

Мое последнее дело подвело определенную черту в моей активной деятельности. Уж больно насыщенным в психологическом, а вернее будет сказать, в психопатологическом плане оно оказалось. Посудите сами: расследовать рядовой случай о преследовании неизвестными богатого молодого банкира и его семьи, сопряженном к тому же с чередой убийств сотрудников банка, дело вполне обычное и ничем не примечательное на фоне нынешней действительности — и вдруг такое…

Сестра банкира оказывается безнадежной наркоманкой, жена его патологически ненавидит своего красивого, богатого, процветающего мужа, более того, я застаю ее в совершенно невменяемом виде, стреляющей в его портрет. Потом сестру убивают, банкира похищают подручные возмутительно пьяного паясничающего священника, который оказался не только абсолютно трезвым, но и не священником вовсе, а профессиональным киллером, бывшим бойцом элитной группы спецназа «Альфа», к тому же явно ненормальным психически человеком.

Дурдом да и только! Особенно если учесть, что теща этого банкира была близкой подругой моей тетушки, то и вовсе никакого просвета. А отец моего клиента-банкира, один из самых обаятельных мужчин, каких я когда-либо знала, оказался маньяком, страдающим параноидальной склонностью к инцесту и проповедующим мессианский бред. К тому же выяснилось, что именно он на пару с уже упомянутым мнимым служителем православной церкви и убивал всех этих несчастных сотрудников сына, а на десерт отправил на тот свет родную дочь и собрался проделать ту же нехитрую операцию со своим сыном, его женой, а также вашей покорной слугой. Тут было в пору и самой тронуться умом.

Представьте себе, что вас собираются засунуть в бетономешалку, а потом залить в фундамент, тогда вы поймете, что я испытала. Этот человек в одночасье, да что там в одночасье! — в несколько минут превратился из нежного любовника в палача.

Я не знаю, может, кому и приятно, что его увековечивают в бетоне. По мне, формулировочка весьма двусмысленная, да и испытать на себе все это в буквальном смысле никому не пожелаю. К тому же не числю я за собой таких заслуг, чтобы оказывать мне подобную честь.

Короче, отправила я этих милых и законопослушных граждан туда, где им и следовало находиться, то бишь к праотцам. Нельзя сказать, что мне это далось легко. Если откровенно, ни об одном своем деле я не вспоминаю с более тяжелым сердцем, как об этом — последнем.

Я просматривала новые поступления в мою коллекцию видео, а тетушка возилась на кухне, раздраженно гремя посудой и вслух ругая президента и правительство. Нельзя сказать, что наступивший глубокий экономический и политический кризис внес серьезные коррективы в достаточно ровный и коммуникабельный характер моей тетушки, но факт налицо: она стала куда больше рассуждать вслух, а это у нее первый признак недовольства.

— Это же надо, — говорила она, — масло вдвое, сыр втрое, ветчина и вовсе непонятно зачем на прилавках лежит, для смеху, что ли? Этакие цены, что хоть стой, хоть падай!

— Хорошо еще, что деноминацию успели провести, — иронично отозвалась я с дивана.

— Это еще почему? — подозрительно вопросила тетушка Мила.

— Элементарно до слез, Ватсон! Представьте себе, что цены утроились с прежним количеством нулей. Сначала считаешь, значит, нули, а потом прикидываешь свою покупательную способность.

— С такой покупательной способностью любой Шерлок Холмс протянул бы нижние конечности, уж не говоря о мисс Марпл. В ней и так жизнь еле-еле теплится, — уже более миролюбиво откликнулась она.

— Вот на этот случай и существую я. — Я вздохнула и подумала, что, пожалуй, тетушка права: я выполняю функции, от которых загнется большая часть мужчин, а сюда попадут и Холмс, и Эллери Куин, и, возможно, даже злобный Майк Хаммер.

— А тебе никогда не приходило в голову, — вкрадчиво начала тетушка Мила, — что ты существуешь также на случай, если какому-нибудь красивому, умному, богатому мужчине… который нравится тебе, понятно, придет в голову предложить тебе руку и сердце… — и т. д. и т. п.

Ну вот, любимая песенка тетушки Милы, только в последнее время она что-то повторяется с завидной методичностью. Из всего этого я давно успела усвоить, что мне уже двадцать восемь лет и что это более чем подходящий возраст для замужества. И еще то, что вокруг меня постоянно много приличных, состоятельных молодых мужчин. И что некоторые из них хотели бы видеть меня рядом с собой.

— Та-а-ак, — протянула вдруг она, и по зловеще понизившемуся голосу ее я немедленно поняла, что случилось нечто непредвиденное и страшное. Ну, так и есть.

Кончилось масло, мясо и еще что-то из овощей и фруктов, я из бормотания тетушки не разобрала. Причем как-то все сразу. Лично я отнеслась к этому факту с глубочайшим равнодушием, но моя дражайшая родственница восприняла это как личное оскорбление.

— Дожили, — провозгласила она с явными интонациями Олимпиады Кирилловны, прокоммунистически настроенной почтенной дамы этажом ниже, — даже масла, и того нет. А только позавчера отнесла в магазин три сотни, и где они?

— Вот уж проблему нашли, — сказала я. — Ну, возьмите в шкафу еще три сотни. Было бы что относить, а все остальное не имеет значения.

— Знаешь что, Женечка, сходи-ка лучше ты, а то уж без малого неделю на диване валяешься. Ну и жизнь! То мечешься, как безумная, от одного криминала к другому, ночей не спишь, а то возлежишь, как китайский мандарин, на подушках и даже почесаться почитаешь за труд. Кстати, о мандаринах — их тоже надо купить.

— Вы имеете в виду, тетушка Мила, что я веду паразитический образ жизни?

— Боже упаси, Женечка! — ужаснулась тетушка. — Ты что, восприняла это как упрек? Я ничего такого…

— Я прекрасно это понимаю, — улыбнулась я. — Но в самом деле не мешало бы проветриться.

Я встала с дивана и, разгоняя мгновенную пелену в глазах от резкого изменения положения из горизонтального в вертикальное, потянулась.

— Так что там нужно купить?

Погода, надо признать, была великолепная. Первые дни сентября распространили в прозрачном неподвижном воздухе пьянящую свежесть и умиротворенность, присущие исключительно ранней осени, что так бодрит и оздоровляет угнетенную нервную систему и вселяет в душу спасительное чувство какой-то светлой и оживляющей грусти. Не душные расслабляющие дни догорающего лета, не промозглая мутно-стеклянная сырость настоящей осени, — а именно мое любимое переходное время года, что в народе зовется бабьим летом. То время, на которое приходится мой день рождения. Хоть он, как поется в некогда популярной песне, и грустный праздник.

Тетушка порекомендовала посетить мне недавно открывшийся супермаркет возле нашего дома. Самый крупный из сети торговых точек под общим названием «Демидов-продукт». Принадлежал этот магазин выплывшему на волне кризиса и соответственно резкого сокращения импорта продовольствия Сергею Викторовичу Демидову. Еще год-два назад бывший фермером средней руки, этот бизнесмен сельскохозяйственного фронта ныне за глаза именовался «аграрным королем» и процветал.

Когда я увидела цены в этом супермаркете, я поняла, что основания для процветания у Сергея Викторовича действительно имеются. Потому что они были на десять-пятнадцать процентов ниже, чем в других магазинах того же профиля, а товар, насколько я могла судить, даже превосходил по качеству аналогичный ассортимент в прочих торговых точках.

Одновременно со мной в магазин зашли два молодых человека. Первый был импозантный высокий шатен лет двадцати пяти, второй… во втором я признала своего старинного приятеля Гонзу.

С ним мы свели знакомство на компьютерной выставке в Москве, где тот глазел на образцы новейших японских и американских технологий. Будучи завзятым «компьютерным маньяком», он бесконечно лазил по Интернету, а также то и дело забредал в защищенные кодами доступа базы данных различных властных структур и вводил туда чрезвычайно неприятный вирус. Подписывал он эти милые художества своим компьютерным псевдонимом Dr. Quicknet, который уже изрядно намозолил глаза другим моим знакомым из числа работающих в администрации губернатора, в облдуме и силовых структурах.

За это компьютерное хулиганство, расхоже именуемое хакерством, Гонзе могло сильно нагореть. Но он был хакером настолько высокого класса, что до сих пор ему все благополучно сходило с рук. В свободное от барахтанья в виртуальной реальности время он учился на предпоследнем курсе физфака университета (причем, если мне не изменяет память, уже второй год) и помогал по хозяйству своей бабушке-пенсионерке, завзятой любительнице домашнего выращивания разнообразных растений, начиная от помидорной рассады и заканчивая финиковой пальмой в кадке.

Все эти старческие причуды максимально осложняли Гонзе существование, потому что буквально весь дом его зеленел листвой, переливался плодами всех цветов радуги и ершился шипами, и даже возле его компьютера торчал какой-то мерзкий отросток, который его милая бабушка благоговейно именовала каким-то совершенно непроизносимым латинским словом.

— А, привет, Евгения Максимовна! — произнес он. — Давно я тебя не видел. Бандитов поколачиваешь?

Меня всегда забавляло, как он обращался ко мне. В случае, если он называл меня Евгенией Максимовной, он смягчал официальность обращением на «ты», а вот если именовал меня Женей, то, словно извиняясь за подобное панибратство, всякий раз почтительно «выкал».

— Бесполезно, — ответила я, — всех не переколотишь. А что это ты — никак собрался за продуктами? Разве тебе не хватает того, что выращивает твоя бабушка?..

— Бабушка культивирует исключительно вегетарианскую кухню, а это крайне пагубно воздействует на организм, — ответил за онемевшего от досады Гонзу его спутник. — Вспомните, что случилось с Львом Толстым.

Я посмотрела на его иронично искривившийся выразительный рот, откровенно насмешливые ехидные глаза и строго спросила:

— А что такое случилось с Львом Толстым?

— Как, вы не знаете? — нагло спросил он. — Он умер.

Гонза не выдержал и расхохотался. Да, в самом деле, надо было слышать, каким непередаваемым тоном это было сказано.

Я внимательно посмотрела на валяющего дурака молодого человека, а потом перевела взгляд на полки с товаром. В данный момент они интересовали меня больше его.

Спустя четверть часа мы втроем вышли из магазина. Я несла увесистую сумку с продуктами, Гонза волок совершенно неправдоподобных размеров баул и еще до отказа набитую холщовую сумку. Такое впечатление, что он закупил впрок на всю зиму.

Один знаток биографии Л.Н.Толстого шел налегке, при этом совершенно откровенным образом издеваясь над изнемогающим под тяжестью продуктов приятелем.

Налегке?..

Да не тут-то было. У совсем еще недавно стройного, как тополь, молодого человека появилось несколько отвисшее брюшко, гипертрофированной толщины рукава легкой куртки, а также неподвижно зафиксированные ссутуленные плечи явно скрывали наличие инородных предметов.

Главное, со стороны это выглядело столь естественно, что не будь я, простите за нескромность, Женей Охотниковой, почти что выпускницей элитного специнститута, готовившего кадры для внешней разведки, и не пройди я сборы в группе «Сигма», где, помимо прочего, учили видеть сущность предметов через самые незаметные признаки, — не заметила бы я ничего, как не заметили продавцы, Гонза и даже всевидящие видеокамеры, установленные возле полок именно на случай такого антиобщественного поведения потенциальных покупателей.

Сработано профессионально. Высший класс.

А ведь, судя по косвенным признакам, не бросившимся мне в глаза не то чтобы с первого, а хотя бы с пятого взгляда, прыткий молодой человек успел возмутительно расхитить чуть ли не половину огромного супермаркета.

— Ну и друзья у тебя, Андрей, — индифферентно выговорила я.

Андрей — а это, как вы понимаете, было имя Гонзы — посмотрел на меня откровенно непонимающе и произнес:

— А что такое?

— Молодой человек, как ваше имя? — обернулась я к удачливому расхитителю демидовской собственности.

— Константин, — ответил тот.

— Очень приятно. Так вот, Константин, судя по всему, в своей жизни вы занимались не только изучением биографии Льва Николаевича Толстого.

Константин попытался было состроить такое же непонимающее лицо, как у Гонзы, но по плутовским глазам его я определила, что не тут-то было и все он превосходно понимает.

— Да ладно вам скромничать. Лучше бы проявили эту скромность в магазине.

— А я и так был предельно скромен, — ответил Костя, вынимая из кармана огромный пакет и начиная перекладывать в него из-под одежды экспроприированную пищевую продукцию. Чего тут только не было! В основном, конечно, мясные изделия, а также сыр, алкогольные напитки, немного фруктов, молочные продукты и даже фирменные соленые помидоры «Демидовские» в красивой баночке, приготовленные по особой рецептуре.

В результате же, когда все это добро переместилось в пакет, он распух до размеров Гонзиного баула и уж заведомо превосходил по объему мою сумку.

Чудеса да и только!

Гонза, как и следовало ожидать, не удивился. Вероятно, для него эти Костины штучки были не в новинку.

— Кризис, знаете ли, — произнес Константин, поймав мой неодобрительный взгляд, в глубине которого таилось восхищение. — Да и надо же в кои-то веки дать выход врожденной клептомании. Пусть послужит на пользу первичной ячейке общества, в которую входят я, моя персона и я сам.

Нельзя сказать, что цинизм, с которым были произнесены эти слова, не понравился мне ни на йоту…

Впрочем, я не думаю, что Демидов сильно обеднеет от нанесенного его супермаркету убытка.

А вот я бы так, наверно, не смогла.