Глава 5
Издательство «Время» за многие годы успешной работы сумело сколотить неплохое состояние и построить для себя симпатичное здание на окраине нашего славного города. Зеркальный фасад, зимний сад на крыше, все отвечало последним веяниям моды. Внутри здание выглядело так же изысканно, как снаружи. Крапивин в стенах родного издательства чувствовал себя как рыба в воде. Радушно пожимал руку всем, кто встречался на нашем пути, начиная от пожилого охранника на входе. Настроение у него заметно улучшилось, дурное расположение духа после неприятного разговора с Козловым быстро улетучилось.
— Эдуард Петрович, как я рад вас видеть! — пробасил тучный мужчина и по-дружески похлопал Крапивина по спине. — Почему так редко к нам заходите?
— Работы много, Федор Степанович, — коротко ответил Крапивин, и мы продолжали свой путь по узким коридорам издательства.
— Эдик, загляни ко мне минут через десять, разговор есть, — крикнула мужеподобная дама в строгом деловом костюме, увидев журналиста.
— Обязательно, Ольга Матвеевна, — живо отреагировал Эдуард Петрович.
— Вы тут популярная личность, — отметила я.
— И не только тут, — без лишней скромности добавил Крапивин.
Наконец-то мы добрались до нужного нам кабинета. Эдуард Петрович без стука распахнул дверь, и мы оказались в просторном помещении с двумя огромными окнами. У компьютеров усердно трудились два молодых человека, посреди комнаты красовался накрытый по какому-то поводу стол. Едва я прикрыла за собой дверь, как она вновь распахнулась, и под дружный хохот в кабинет практически ввалились три девицы. Одна из них держала в руках миску с фруктами, вторая прижимала к груди две запотевшие бутылки водки.
— Эдуард Петрович! — запищали все трое, завидев Крапивина. — Как здорово, что вы пришли, а мы как раз день рождения Тамары отмечать собрались.
Соблюдая очередность, девчонки расцеловали моего клиента и только потом посмотрели на меня.
— А это кто? — недовольно поинтересовалась одна из девиц.
— Стажер, — похоже, Крапивину понравилось рассматривать меня в этом качестве.
— Евгения Максимовна, — добавила я, пока кличка «стажер» ко мне не прицепилась.
— К сожалению, мы не сможем разделить с вами праздник, девочки. — Отмахиваясь от коллег, Эдуард Петрович пытался пробиться к своему рабочему столу. — Мы заехали буквально на пару минут. Мне надо забрать кое-какие документы.
— Нет, нет, мы вас не отпустим, — протестовали коллеги.
На помощь Крапивину пришел молодой симпатичный парень лет двадцати пяти.
— Лариса, Тамара, успокойтесь, — попросил он. — Лучше накрывайте на стол поскорее, может, Эдуард Петрович успеет хоть десять минут с нами посидеть.
— Мы мигом. — Девчонки засуетились у стола, а я прошла вслед за Крапивиным, который уже устроился за своим рабочим столом. Ключами с увесистой связки он открывал ящики стола, которые были заполнены компьютерными дисками, исписанными листами и какими-то потрепанными блокнотиками. Просматривая бумаги, Эдуард Петрович недовольно причитал:
— Ну где же она? Да что ж такое?
— Я могу вам помочь? — К нам подошел молодой парень.
— Алексей, не могу найти свои записи о Бородине.
— О Володе? — удивился Алексей.
— Ну да, где-то там был записан его адрес. Мне он нужен.
— Если вам нужен только адрес, то я могу помочь, он у меня в компьютере.
— Ой, Алексей, посмотри, пожалуйста. — Крапивин легко согласился на помощь коллеги.
Через минуту я держала в руках тетрадный листок с адресом Владимира Бородина.
— Кстати, я ведь вас не представил, — опомнился Крапивин. — Это мой помощник, фотограф Алексей Потапов.
— Очень приятно. — Я улыбнулась новому знакомому. — Так вы и есть тот самый фотограф?
— В каком смысле тот самый? — удивился парень, поглядывая то на Крапивина, то на меня.
— Евгения Максимовна видела твои фотографии в журналах и очень хвалила их, — пояснил журналист.
— А… — Алексей тоже заулыбался. — Рад, что вам понравилось. Кстати, если вам понадобится помощь фотографа, я к вашим услугам. Хотя вы, как я понимаю, сами увлекаетесь фотографией. — Парень кивнул на фотокамеру, которая по-прежнему висела у меня на шее. После визита к Козлову я так и не сняла ее.
— Да так, пытаюсь постигать науку.
— Ой, Алексей, — Крапивин неожиданно вцепился в мой фотоаппарат, — я тут несколько интересных снимков сделал. Перенеси их на диск и сохрани.
— Что там?
— Увидишь. — Эдуард Петрович самодовольно потирал руки. — Там бомба, настоящая бомба! Только пока никому не показывай снимки.
— Само собой, Эдуард Петрович, — кивнул Алексей и немедленно уселся за свой компьютер выполнять задание Крапивина.
— Все за стол, все за стол! — Одна из девушек захлопала в ладоши, призывая коллег отпраздновать день рождения Тамары.
— Мы торопимся, — стал упираться Крапивин, но его буквально под руки взяли и повели к праздничному столу. — Евгения Максимовна, пять минут, — он виновато посмотрел на меня.
Я была вынуждена присоединиться к компании шумных журналистов, села на крутящийся стул в углу стола и медленно принялась чистить апельсин. Эдуард Петрович оказался компанейским человеком, он быстро развеселился и стал произносить один тост за другим. К столу присоединялись новые люди. Они забегали из соседних отделов, несли цветы, говорили какие-то теплые слова и снова убегали. Я поторапливала Эдуарда Петровича, посылая ему всевозможные знаки, он каждый раз просил отсрочки еще на пять минут и продолжал дискутировать с коллегами на праздные темы. Мое одиночество нарушил какой-то пожилой мужчина, заглянувший на пару минут.
— Я слышал, вы стажер Эдуарда Петровича?
— Слухи так быстро распространяются по вашему издательству? — усмехнулась я, разглядывая незнакомца.
— Представьте себе, — в ответ он широко улыбнулся, демонстрируя свои, не лучшего качества, зубные протезы. — Вам очень повезло, Крапивин талант, с ним вы быстро научитесь писать.
— Вообще-то, писать я уже давно научилась.
— Вы меня неправильно поняли, — стал оправдываться мужчина, но его перебили.
— Леонид Карпович, о чем вы там шушукаетесь? — Именинница проявила интерес к нашему разговору.
— Я всего лишь знакомлюсь с помощницей Эдуарда Петровича.
— Мы все хотим с ней познакомиться, — засмеялась именинница.
Вскоре на меня посыпался град вопросов: какой вуз я окончила, сколько у меня статей, где работала или планирую работать, откуда знаю Крапивина?
Эдуард Петрович быстро пришел на помощь и ответил на большинство вопросов, адресованных мне. Из его ответов я узнала, что никакого вуза еще не окончила, учусь на втором курсе журфака, причем учусь не очень хорошо, поэтому старый знакомый Крапивина, декан факультета Апломбов, попросил своего хорошего друга Эдуарда Петровича подтянуть отстающую студентку. После такого рассказа все присутствующие решили, что называть меня по имени-отчеству — много чести, и я была мигом разжалована до Женечки.
— Женечка, не расстраивайтесь, рядом с таким мастером, как Эдуард Петрович, вы научитесь срывать звезды с неба, — утешали меня коллеги Крапивина. — Вы думаете, Эдуард Петрович сразу стал таким знаменитым?
— Кстати, Эдик, — пожилой мужчина, мой недавний собеседник, взял под локоток Крапивина и стал вспоминать дела минувших дел: — Как там называлась твоя первая громкая статья, о враче, кажется?
— Да, о так называемом молодом ученом. — Крапивин неожиданно стал максимально серьезен. — Юнец пытался сделать карьеру за счет своего прославленного учителя.
— Да, да, да, точно, — закивал мужчина. — Вы читали эту статью своего наставника, Женечка?
— Читала, — сухо ответила я.
— Вот это был старт!
— Да, после этой статьи я определился, в каком направлении буду работать.
— Ты стал журналистом-разоблачителем, — подстегнул Крапивина мужчина.
— Беспощадным правдолюбцем. — Все новые и новые эпитеты звучали от коллег.
— Эдуард Петрович, — я демонстративно посмотрела на часы. — Время. Нам пора ехать.
— Ах, да. Мы уже опаздываем, — спохватился журналист и начал прощаться со всеми.
Уже в дверях к нам подошел Алексей и протянул мой фотоаппарат.
— Все готово, снимки на диске.
— Ну как тебе? — поинтересовался Крапивин.
— Эдуард Петрович, мне не показалось, это действительно Малявина на снимках? — почти шепотом спросил обескураженный Алексей.
— Тебе не показалось, — усмехнулся журналист. — Она планирует грандиозное возвращение на сцену, надо будет помочь ей. — Крапивин не мог сдержать злорадного удовольствия.
— Снимок, где она стоит на карачках посреди комнаты, это просто умора.
— Я старался.
Потеряв терпение, я подхватила Крапивина под руку. Эдуард Петрович уже не сопротивлялся, послушно следовал за мной и глупо улыбался, размышляя о чем-то своем.
Молодой журналист Бородин жил на окраине Тарасова. Нам пришлось потерять некоторое время в пробках, потому как мы выехали из издательства в самое неподходящее время, в час пик. По дороге Крапивин развлекал меня комментариями о прошедшей встрече с коллегами, я реагировала сдержанно. Когда зазвонил мой мобильник, я искренне обрадовалась и велела журналисту помолчать.
— Слушаю.
— Женя, куда вы пропали? — Это Мечников забеспокоился о нас.
— Мы не пропали, мы работаем.
— У вас все нормально?
— Да, — успокоила я друга. — Кстати, мне удалось сделать запись телефонного разговора, о котором говорил Эдуард Петрович. Ему действительно звонил какой-то мужчина и угрожал.
— Кассета с записью у тебя? Голос звонившего изменен? Мне нужно прослушать запись, когда ты сможешь передать мне кассету? — Взволнованный Мечников просто завалил меня вопросами.
— Костя, Костя, — усмехнулась я. — Кассета у меня, я передам ее тебе при первой же возможности, как только выйдешь из больницы.
— Я завтра выйду, не могу тут больше валяться.
— Ну вот завтра и пересечемся.
— Надо было сразу передать мне кассету.
— Сравнивать запись пока не с чем, Эдуард Петрович не узнал звонившего.
— Все равно мне нужна эта запись.
В наш разговор несколько раз пытался вмешаться Крапивин, но я не передала ему трубку.
— Почему вы не позволили мне поговорить с Константином Афанасьевичем? — обиженно спросил Крапивин, когда я убрала мобильный в карман куртки.
Я проигнорировала вопрос, мое внимание было приковано к зеркалу заднего вида, точнее, к зеленой «Ауди», которая уже довольно давно мелькала в зеркале, держась на две машины позади нас. Дорожные пробки — хороший способ проверить, действительно ли тебя преследуют. Я несколько раз давала возможность зеленой «Ауди» обойти себя, выбирая не самую удачную полосу для движения. Машины проезжали мимо моего «Фольксвагена», протискиваясь в соседние ряды, а этот продолжал держаться позади, не предпринимая никаких попыток ускориться.
Наконец-то мы вырвались из центра города, дорога стала посвободнее, можно было увеличить скорость до восьмидесяти километров в час. Я предприняла еще одну попытку проверить подозрительную машину на предмет слежки, но неожиданно зеленая «Ауди» прекратила следовать за нами и умчалась далеко вперед, свернув на ближайшем перекрестке.
Наконец мы свернули к дому Бородина. Все то время, пока я наблюдала за «хвостом», Крапивин о чем-то говорил, эмоционально размахивая руками.
— И это не так просто, как может показаться, — закончил он свой монолог и вопросительно посмотрел на меня. — Почему вы не отвечаете?
— Потому что мы уже приехали, некогда разговаривать.
Мы въехали во двор, и я стала высматривать удобное место для парковки.
— Вы со мной? — спросила я Эдуарда Петровича, остановив машину.
— Разумеется, — ответил он и стал выбираться из салона, не дожидаясь, когда я выключу двигатель. Опасался, наверное, что я забуду его.
В подъезде нас встретила бдительная старушка-консьерж, уточнила номер квартиры, в которую мы направляемся, и сделала какие-то записи в своей потрепанной тетрадочке.
— О чем мы будем разговаривать с этим бездарем? И в какой роли вы на этот раз будете выступать? — спросил Крапивин, когда мы уже стояли перед дверью Бородина.
— Сориентируемся на месте, — ответила я и надавила на звонок.
Молодой журналист Владимир Бородин оказался не таким уж молодым. Либо он действительно продолжительное время предавался пьянству и потому смотрелся несколько помятым и несвежим, либо понятие «молодой» относилось не к его возрасту, а к его карьере.
Худой, взъерошенный очкарик лет сорока открыл дверь сразу, опуская стандартный вопрос «кто там?». Крапивина мужчина узнал без труда и совсем не обрадовался визиту.
— Крапивин, — пробасил Бородин, — что вам надо?
— Поговорить, — ответил Эдуард Петрович и вопросительно посмотрел на меня, ожидая поддержки.
— Моя фамилия Полянская, — начала я сочинять правдоподобную историю. — Я родственница Бородинских, чью усадьбу собираются сносить. Я узнала, что вы пишете об этом статью и якобы располагаете данными, что усадьба ненастоящая.
— А, — рассмеялся Бородин и перевел взгляд на удивленного Крапивина. — Так вы испугались, Эдуард Петрович? Испугались и явились ко мне выяснять отношения?
— Вовсе нет, — начал оправдываться Крапивин.
Бородин жестом пригласил нас в дом, и я немедленно воспользовалась этим предложением. Крапивину не оставалось ничего другого, кроме как последовать за мной.
— Не разувайтесь, проходите в комнату. — Настроение у Бородина, который пару минут назад выглядел угрюмым и сонным, быстро поднялось.
Когда мы с Крапивиным расположились на диване, а хозяин дома сел напротив нас на стул, Эдуард Петрович предпринял вторую попытку объяснить коллеге, что никаких отношений он выяснять не собирается:
— Видите ли, Владимир, я не имею ничего против вас…
— А вот я имею, — перебил его Бородин. — Вы разрушили мою карьеру, а теперь, когда у меня появился шанс вернуться в журналистику, являетесь в мой дом. Что вам надо, Эдуард Петрович?
Крапивин открыл было рот, чтоб объяснить причину своего визита, но Бородин не дал ему и слова сказать:
— Только не надо мне рассказывать об этой даме, которая борется за усадьбу своих предков. — Молодой журналист наградил меня недоверчивым взглядом. — Это только предлог, это не причина. А я хочу знать причину, поэтому постарайтесь придумать более правдоподобную историю.
— Молодой человек, — прервала я эмоциональный монолог хозяина, — вы забываетесь. Кто вам дал право так пренебрежительно относиться ко мне и к моим предкам? Я не позволю…
— Ой, утомили, утомили вы меня своими байками! — засмеялся Бородин. — Лучше так и скажите, пришли, мол, к тебе, Владимир Тарасович, с огромной просьбой. Не порочь ты наше славное имя, не вороши прошлое. Давай забудем об обидах и будем жить дружно. Угадал я, Эдуард Петрович? За этим ты ко мне пожаловал?
— Да если б не она, — Крапивин кивнул в мою сторону, — ноги моей не было бы в твоем доме.
— А что так? — продолжал ерничать Бородин, чей боевой дух и стремление побольнее ударить противника крепли с каждой минутой. — Чем тебе мой дом не нравится? Может, тебя смущает стойкий аромат перегара? — Он несколько раз глубоко втянул воздух ноздрями, а потом помотал головой. — Нету тут такого аромата, и не было никогда. Потому что я не пьяница, как ты утверждал, и не наркоман, и после твоей гнусной статейки я не спился, нет!
— Теперь я все понял, — шипел Крапивин, — я все понял. Это ты, гад, ты звонишь мне каждый вечер…
Я поняла, что ситуация принимает нежелательный поворот, и поспешила остановить Крапивина, не ровен час, наговорит лишнего. Я ухватила Эдуарда Петровича за рукав куртки, но он резко оттолкнул меня, освобождая руку, и рванул на Бородина.
— Я убью тебя! — рычал обезумевший Крапивин.
Мужчины повалились на пол, Бородин упал на спину, Крапивин, упираясь коленом в грудь Владимира, ухватил его обеими руками за ворот рубашки и тряс как тряпичную куклу. Бородин размахивал руками, нанося слабые удары в живот и грудь Эдуарда Петровича. Я немедленно подскочила к обезумевшему Крапивину и попыталась оторвать его от Бородина. Мой клиент уже и меня воспринимал как врага, поэтому, освободив левую руку, крепко вцепился в мою кисть, пытаясь меня оттолкнуть. В этот момент я с силой рванула Крапивина на себя, послышался звук рвущейся ткани, и воротник рубашки Бородина пошел по швам.
— Не мешайте мне! — рычал Крапивин, заваливаясь на спину. Он сделал попытку подняться, но я к этому моменту освободилась из его цепких объятий и заломила ему руку за спину.
— Больно! — закричал он, наклоняясь к полу. — Отпустите, больно же.
Перепуганный и взволнованный Бородин уже успел подняться и теперь судорожно поправлял порванный воротник.
— Я это так не оставлю. Вы у меня ответите. Псих. Теперь мне понятно, какими методами вы добываете материалы для своих статей.
— Заткнись, — продолжал возмущаться Крапивин.
— Эдуард Петрович, мы уходим, — решительно заявила я, помогая своему клиенту подняться с пола.
— Нет, вы никуда не уйдете. — Неожиданно хозяин дома предпринял попытку преградить нам путь. — Я немедленно вызываю милицию. Вы у меня ответите.
Не обращая внимания на угрозы, я продолжала тянуть Крапивина к двери.
— Уйдите с дороги. — Я попыталась отстранить Бородина в сторону.
Владимир прижался к стене, пропуская нас вперед, но, едва я оказалась к нему спиной, предпринял попытку нападения, которая закончилась для него плачевно. Уловив его суетливые движения за своей спиной, я резко развернулась и ударила Бородина в нос. Из него тут же потекла кровь. При виде собственной крови Владимир Тарасович побледнел и сполз по стене на пол, окончательно потеряв желание скандалить.
— Вы его убили? — Крапивин испуганно посмотрел на меня.
— Я его напугала, — ответила я коротко, и мы покинули негостеприимный дом Бородина.
Мы вышли на лестничную клетку, я захлопнула за собой дверь и зло посмотрела на своего клиента:
— Это был последний раз, когда я позволила вам сопровождать меня. Вы вели себя отвратительно.
— Виноват, — неожиданно быстро согласился Крапивин.
— Приведите себя в порядок. — Я оглядела растрепанного Эдуарда Петровича.
Этажом ниже послышались веселые мужские голоса, скромная компания из трех подростков поднималась нам навстречу. Крапивин сразу засуетился, заправляя рубашку и поправляя воротник куртки.
Мы поспешили вниз, пока Бородин не вызвал милицию. Бдительной бабушки-консьержки на месте не оказалось, входная дверь была открыта, и мы быстро вышли на улицу и направились к моей машине.
— Не думала я, Эдуард Петрович, что вы, интеллигентный человек, способны на такие отвратительные поступки. Мне придется завтра вернуться к Бородину и поговорить с ним без вашего участия, — отчитывала я своего клиента, когда мы ехали по вечерним улицам Тарасова.
— Это может быть небезопасно, — робко протестовал Крапивин.
— Пусть вас это не волнует, теперь вы останетесь сидеть дома, а я буду самостоятельно решать ваши проблемы. И те, которые были, и те, которые появятся после сегодняшнего вечера.
Мы ехали молча. Эдуард Петрович продолжал тереть свою руку, я включила радио. Минут через десять Крапивин, пребывающий в неведении, решил поинтересоваться дальнейшим планом действия:
— А куда мы едем?
— Уже поздно, мы едем отдыхать, — коротко ответила я.
— Куда?
— Сейчас увидите.
Мы как раз подъехали к старому микрорайону Витино, где скромные пятиэтажки, как стены лабиринта, выстроились в четкий квадрат. Петляя дворами, я наконец-то притормозила возле одного из домов. В этом доме, на пятом этаже, находилась двухкомнатная квартира с выходом на пожарную лестницу. Именно здесь я планировала провести ночь в компании своего незадачливого клиента.
— Тут живет мой знакомый, — объяснила я Крапивину, — сейчас он в длительной командировке, а его квартира в моем полном распоряжении.
— Тут безопасно? — поинтересовался Эдуард Петрович.
— Абсолютно, — успокоила я его.
В квартире пахло пылью, я давно не была здесь, и жилище моего друга выглядело заброшенным. Первым делом я скинула сапожки и бросила свою сумку в углу коридора. Потом прошла на кухню, открыла форточку и включила кран с холодной водой, набирая воду в чайник.
— Поесть бы чего-нибудь, — жалобно сказал Крапивин, заходя на кухню.
— Откройте навесной шкафчик, там должны быть кое-какие запасы.
Наш скромный ужин состоял из кукурузных хлопьев и крекеров, зато нам удалось побаловать себя ароматным, свежесваренным кофе, который всегда имеется в доме моего друга. Крапивин долго не решался заговорить со мной, хотя по его взгляду я понимала, как ему не терпится узнать мое мнение о проведенном дне.
После скромного ужина Эдуард Петрович сам вызвался помыть чашки и турку, в которой варился кофе, а заодно почистил плиту. Таким нехитрым способом он пытался искупить вину за свое поведение у Бородина. Я с наслаждением наблюдала за его стараниями, закуривая сигарету.
— Может, вы мне хоть что-нибудь скажете? — Крапивин не мог больше молчать.
— Что именно вы хотите услышать?
— Что вы думаете про Бородина? Это он меня преследует?
— Не думаю.
— Тогда кто? Ни Малявина, ни Козлов, ни Бородин? Мы так до скончания века можем путешествовать по гостям, но до правды не докопаемся. — Эдуард Петрович сел на табурет напротив меня и внимательно посмотрел мне в глаза, ожидая подробного ответа на поставленный вопрос.
— Не забывайте о таинственном благодетеле Малявиной. Сама она, может, и не имеет к вам претензий, а спонсор ее вполне может опасаться вашего несвоевременного вмешательства.
— Как мы можем его найти?
— Я уже ищу.
— Как?
— Своими методами, Эдуард Петрович. Кстати, мне надо сделать один звонок, я оставлю вас ненадолго.
Я вышла из кухни и прошла в одну из комнат, где устроилась на мягком диване и набрала номер телефона Сашки Каменева, который должен был накопать для меня информацию о спонсоре Малявиной.
— Саня, чем порадуешь меня?
— Слушай, Жень, я тут уже все, что можно, облазил, про Малявину теперь знаю больше, чем любой ее самый фанатичный поклонник.
— Так что там со спонсором? — спросила я.
— А ничего, — обескуражил меня Каменев. — Нет у нее никаких спонсоров, продюсеров.
— Как так?
— А вот так. По всему выходит, что она сама себе спонсор. Сорит деньгами налево и направо. Я даже в бухгалтерские счета рекламной компании влез, которая готовит серию видеороликов про Малявину.
— И что?
— Заказчиком и материально ответственным лицом своей же компании, которую она открыла год назад, является Малявина Екатерина Захаровна.
— Так она, выходит, завидная невеста, — усмехнулась я.
— Выходит, что так.
— А про свадьбу ее что-нибудь слышно?
— Какая свадьба, тут бы мужчину рядом с ней разглядеть, не говоря уже о свадьбе.
— Ясно, Саня, спасибо тебе за помощь, — ответила я.
— Да какая там помощь, ничего ведь не нашел. — Каменев был расстроен.
— Все равно спасибо.
Вернувшись на кухню, я застала Крапивина весьма взволнованным. Он крутил в руках свой мобильный телефон, безрезультатно давя на все кнопки. При виде меня Эдуард Петрович сразу начал жаловаться.
— Мой мобильный телефон, кажется, сломался.
— Может, разрядился? — высказала я предположение.
— Ах да, наверное, разрядился. — Крапивин немного успокоился, осознав, что телефон не сломался. — Мне придется завтра заехать домой за зарядным устройством. Как думаете, это не опасно?
— Эдуард Петрович, — улыбаясь, я села за стол напротив клиента. — Я уже дважды говорила вам взять с собой все самое необходимое. Первый раз вы удивили меня, прихватив в качестве самого необходимого пустой портфель. А что вы взяли на этот раз?
— Зубную щетку, пасту, расческу, — начал перечислять Эдуард Петрович, загибая пальцы, — все для бритья, запасные очки, тапочки.
— Тапочки? — перебила я его. — А тапочки зачем?
— Я брезглив, — оправдывался Крапивин. — Не могу надевать чужую обувь.
— Понятно.
— Вообще, я часто бываю в командировках, поэтому экстренный чемоданчик у меня всегда наготове, там все гигиенические принадлежности, лекарства и вот тапочки.
— Так вы просто прихватили свой экстренный чемоданчик? Умно. Тогда я не буду вас спрашивать, почему вы забыли зарядное устройство для телефона.
— Да, в чемоданчике его не было, и я о нем попросту забыл. А теперь вот остался без связи и очень волнуюсь.
— Не волнуйтесь, без связи вы не остались. У вас есть я и мой мобильный телефон.
— Да, но Марусенька будет волноваться, когда не сможет дозвониться до меня.
— Позвоните ей с моего телефона. — Я протянула расстроенному клиенту свою трубку.
— Нет, нет, — запротестовал он. — Марусенька этого не поймет, она еще больше испугается. Лучше подождем до завтра, я заскочу домой и оттуда позвоню жене.
Еще недавно, пытаясь разорвать на части ненавистного Бородина, Эдуард Петрович выглядел как зверь, настоящий тигр. Но когда он говорил о своей жене Марусеньке, он походил на маленького беспомощного ребенка, который и шагу без родительской поддержки сделать не может. Мне даже стало любопытно, что это за женщина такая — гражданка Крапивина.
Мы разошлись спать по разным комнатам. Эдуарду Петровичу я оставила плед и подушку на диване в зале, сама же устроилась на узкой кровати в спальне. Крапивин настоял на том, чтобы двери комнат мы не закрывали, и, поскольку они находились напротив друг друга, я всю ночь могла держать встревоженного журналиста в поле зрения. Я с улыбкой наблюдала, как аккуратно он поставил свои домашние тапочки возле дивана, накрылся с головой пледом и довольно скоро засопел, погрузившись в глубокий сон. Я же проверила оружие, которое всегда носила с собой, и убрала его под подушку. В этой квартире опасаться нам было нечего, но я предпочитала не пренебрегать простейшими правилами безопасности.
Я проснулась рано утром, прохладное осеннее солнышко едва показалось из-за горизонта, предвещая начало нового дня. Крапивин мирно посапывал в большой комнате. Я немного постояла под прохладным душем, а потом прошла на кухню и занялась приготовлением завтрака. Шум работающей кофемолки разбудил Эдуарда Петровича. Завернувшись в плед, он босиком прошлепал в кухню и уселся за стол.
— Я вас разбудила? — спросила я.
— Нет, я всю ночь ворочался, не мог заснуть. Отсутствие телефонной связи с Марусенькой меня очень беспокоит, с трудом провалился в сон уже под утро.
Я отвернулась к окну, чтобы журналист не заметил мою улыбку. Его вымышленная бессонница всю ночь давала о себе знать довольно громким похрапыванием.
— Завтракать будете?
— Нет, спасибо, — отказался он и после паузы добавил: — Евгения Максимовна, а можем мы сегодняшний день начать с посещения моей квартиры? Я хотел бы зарядить телефон, а то без него, знаете ли, чувствую себя как без рук. Как вы думаете, это не опасно, возвращаться домой?
— Посмотрим, — ответила я, убирая пустую чашку в раковину.
Я планировала начать новый день с повторного визита к Бородину. Повод для визита у меня оставался прежний: как обеспокоенная родственница Бородинских, я хотела поговорить с журналистом, а заодно извиниться за вчерашний скандал. Присутствие Крапивина на этот раз было лишним, я рассчитывала оставить его в этой квартире под замком.
Мои размышления над дальнейшими планами прервал звонок мобильного телефона. Я посмотрела на дисплей, это был Костя Мечников.
— Костя, привет, — ответила я. — Не ожидала услышать твой голос в столь раннее время.
— Плохи у вас дела, Евгения Максимовна, — взволнованно ответил Мечников. — Нужно встретиться.
— Что случилось, Костя? — Его волнение передалось и мне.
— Знаешь такого журналиста, Бородина?
— Знаю, вчера мы с ним встречались.
— Вот этого я и боялся, — тяжело вздыхая, ответил Мечников. — Его убили вчера вечером в собственной квартире.
— Что?! — Я не могла поверить Костиным словам. Мне казалось, что старый друг просто разыгрывает меня. Но Мечников был серьезен, как никогда.
— Крапивина запри где-нибудь, его уже разыскивают. А сама приходи через час в кафе «Бабочка» на Пролетарской. Помнишь такое?
— Помню, конечно. Я буду там через час.
Все намеченные планы рухнули сами собой. Я немедленно побежала в комнату и стала одеваться. В моей сумке всегда имелся грим и парики. В любой момент я могла изменить внешность. Я надела коротко стриженный парик рыжего цвета, подкрасилась, надела бейсболку и была готова. Когда Эдуард Петрович вышел из ванной, он остолбенел от неожиданности, увидев меня в новом облике. Крапивин прижался спиной к стене и громко крикнул в сторону кухни:
— Евгения Максимовна!
— Да не кричите вы, Эдуард Петрович, — успокоила я журналиста.
— Это вы? — недоверчиво поинтересовался он, вглядываясь в мое лицо.
— Я, я. Планы меняются. У нас возникли кое-какие проблемы, вам лучше остаться здесь, а я все выясню и вернусь.
— Нет. — Крапивин бросился мне наперерез, теряя по дороги свои любимые домашние тапочки. — Один я не останусь! Вы мой телохранитель, значит, мы всегда должны быть вместе, — завел он старую песню. — Я еду с вами. — Эдуард Петрович стал поспешно натягивать на себя куртку и ботинки.
— Вы остаетесь дома, Эдуард Петрович. И это не обсуждается, — категорично заявила я, оттесняя журналиста от входной двери.
— Я выпрыгну из окна, я спущусь по водосточной трубе! — отчаянно протестовал он. — Я не останусь без вашего наблюдения. Я иду с вами, только с вами. — Эдуард Петрович продолжал протискиваться к двери.
В таком состоянии Крапивину действительно было небезопасно оставаться дома… он мог наделать много глупостей, находясь без присмотра. Но и на люди с ним показываться было нельзя. Выход имелся один.
— Хорошо, — нехотя согласилась я. — Ни вы, ни я никуда не поедем. Я позвоню Константину Афанасьевичу, он сам приедет к нам.
— Хорошо, — быстро согласился журналист, но от двери не отошел, боясь, что я обманным путем выскочу из квартиры без него. — А вдруг за ним следят?
— У милиции нет повода следить за ним, — ответила я, набирая номер телефона Константина.
— А при чем тут милиция? — с удивлением спросил Крапивин.
— При том, что вас уже по всему городу ищут, — ответила я и тут же переключилась на Мечникова. Тот ответил по телефону:
— Слушаю.
— Костя, будет лучше, если ты приедешь к нам. Выходить на улицу с Эдуардом Петровичем я не могу, сам понимаешь.
— Не выпускает? — грустно усмехнулся Мечников. — Ладно, говори адрес, я приеду.
Едва я продиктовала Константину адрес нашего убежища и отключилась, Крапивин немедленно набросился на меня с вопросами:
— Почему милиция? При чем здесь милиция?
Я пообещала ему, что в скором времени приедет Константин Афанасьевич и все подробно расскажет. Говорить о смерти Бородина я не стала, опасаясь, что до приезда Кости журналист мне покоя не даст.
Костя приехал к нам на такси через двадцать минут. Голова его все еще была перевязана. Журналист встретил следователя прокуратуры с распростертыми объятиями, сначала вежливо выразил свою радость от того, что видит Константина живым и здоровым, а потом принялся задавать вопросы:
— Почему? Что случилось?
— Евгения Максимовна вам еще не сказала?
— Нет. Евгения Максимовна, вы, оказывается, все знали? Тогда почему мне ничего не рассказали?
— Костя, — я в сотый раз проигнорировала нападки журналиста, — пошли на кухню, ты должен нам все подробно рассказать.
Константин поведал нам подробности смерти Бородина. Сначала на пульт дежурного по городу поступило сообщение о том, что найден труп Владимира. Было это примерно в восемь часов вечера. А уже в половине девятого поступил очередной звонок, правда, анонимный. Неизвестный сообщал о том, что незадолго до убийства Бородина его посещала парочка, мужчина и женщина. В мужчине неизвестный узнал журналиста Крапивина. Оперативники немедленно взяли эту версию в разработку. Опросили соседей, предъявили фотографию Крапивина. Соседи сообщили, что около восьми часов вечера в квартире Бородина кто-то громко ругался и, возможно, даже дрался, судя по звукам за стеной. А бдительная старушка-консьержка, когда ей показали фотографию Крапивина, быстро опознала в нем приходившего к Бородину гостя. И даже похвастала своими записями, где отмечено, что мужчина и женщина посетили журналиста Бородина в половине восьмого.
— Кто-то хорошо подготовился, — сказала я, выслушав следователя. — Значит, мне не показалось, за нами действительно следили.
— Кто, когда? — оживился Мечников.
— Зеленая «Ауди» следовала за нами почти от самого издательства. Потом машина пропала, и я решила, что мне просто показалось. А теперь понимаю, это было не видение, за нами действительно следили.
— Номер машины заметила? — Константин цеплялся за любую возможность вытащить нас из передряги.
— Нет, номер был сильно заляпан грязью, разглядеть не удалось.
— Что же мне теперь делать? — причитал Крапивин, раскачиваясь на стуле. — Может, пойти в милицию и все рассказать?
— Лучше расскажите мне, как прошел ваш разговор с Бородиным.
— Плохо, — ответила я. — Очень плохо.
— Что, действительно между вами была драка? — с удивлением спросил Мечников. Но еще больше он удивился, когда услышал утвердительный ответ. — Тогда все гораздо хуже. Если на вещах погибшего обнаружатся ваши отпечатки, Эдуард Петрович, вам уже не телохранитель понадобится, а опытный адвокат. Даже мое с вами знакомство и убежденность в вашей невиновности не помогут. До выяснения обстоятельств дела вам придется посидеть в камере.
— Но я же не убивал его, — продолжал сопротивляться Крапивин. — Меня не могут в камеру отправить. — Он потратил некоторое время на скупые рыдания, а потом вдруг вскинул голову и пристально посмотрел на меня. — Так, может, вы его все-таки убили, когда по лицу ударили?
Я уже приготовилась высказать Крапивину все, что о нем думаю, но мне на выручку пришел Мечников:
— Бородина зарезали.
— Костя, а запись анонимного звонка у вас сохранилась?
— Ну да, конечно. Ты же знаешь, все звонки в милицию записываются.
— Ты прослушивал ее?
— Нет, а что?
— Вот. — Я протянула ему маленькую аудиокассету, на ней был записан голос неизвестного, который мучил журналиста поздними звонками с угрозами. — Проверь, может, этот неизвестный и аноним, который видел Крапивина на месте преступления, один и тот же человек?
— Хорошая идея.
Константин уехал, настоятельно порекомендовав нам с Крапивиным оставаться в квартире и не показывать носа на улицу, пока он не разберется, что к чему. Но не в моих правилах было сидеть на одном месте и ждать, я собиралась действовать, и Эдуард Петрович активно поддерживал мое стремление, навязываясь в напарники.
— Мы должны что-то делать, мы должны что-то делать, — твердил он как заведенный. — Евгения Максимовна, не молчите, скажите, что вы собираетесь делать дальше? Кто может так издеваться надо мной? Вы ведь говорили, у вас имеется несколько кандидатур на роль подозреваемых.
— Да, подозреваемых у меня было несколько. Кандидатура Бородина отпала сама по себе.
— Козлов?
— Нет, не думаю, — возразила я. — Козлов целиком и полностью поглощен планами по возобновлению строительства, а Бородин в этом деле был его помощником, человеком, который публично заявит о несправедливости прежних притязаний к бизнесмену Козлову. Журналист Бородин был нужен Козлову. Как бы он ни хотел отомстить вам, если вообще хотел, он не пошел бы на такие крайние меры. Не стал бы рубить сук, на котором сидит.
— Так что же, остается Малявина?
— Малявина? Нет, не думаю. Она не так умна и не так кровожадна. Здесь кто-то другой, со связями, с возможностями. За всем этим стоит человек сильный и могущественный.
— Но кто же это может быть?
— Пока я могу предположить только одно. Отец и сын Смирновы.
— Что? — удивился Крапивин. — Но почему вы так решили? Да, я написал о них статью, разрушил их семейную тайну, но эта история и так получила бы огласку, потому что скрыть подобное сложно. Нечасто сын заказывает убийство собственного отца. И вообще, Смирнов-старший побушевал первое время, но потом остыл, и мы, можно сказать, разошлись полюбовно. Неужели вы думаете, что спустя два года Смирнов захотел отыграться на мне за прежние обиды?
— Смирнов-старший вряд ли. Он и поныне живет и здравствует, а бизнес его расцветает и крепнет. Ваша статья никак не повлияла на его деятельность, так что он вряд ли стал бы воду мутить. А вот его отпрыск, насколько я знаю, был изгнан из отцовского дома.
— Нет, нет, я сомневаюсь, что это кто-то из них, — недоверчиво качал головой Эдуард Петрович. — Моя статья была всего лишь голосом правды. Своего сына Смирнов и без моего вмешательства отлучил от дома, моей вины в этом нет.
— Но есть еще одна версия, которую вы упорно отрицаете. — Я внимательно посмотрела на журналиста и задала вопрос, который уже не раз повторяла: — Над чем вы работаете сейчас?
— Ну вот, вы опять, — поморщился Крапивин. — Я же вам говорю, это никак не связано с происходящими событиями.
— И все-таки, почему вы не хотите говорить об этом? Пусть никак не связано, но мне будет проще действовать, если я буду абсолютно уверена, что работаю не впустую, что самая вероятная версия, которая напрашивается в первую очередь, не имеет подтверждения.
— Ну хорошо, — нехотя согласился журналист. — Я уже недели две не пишу никаких статей, ни скандальных, ни обычных житейских, я просто очень устал и предался любимому занятию — творчеству.
— И что вы творите?
— Вот вы, Евгения Максимовна, когда хотите отдохнуть от работы, что делаете?
— Когда я хочу отдыхать, я отдыхаю.
— Наверное, вы бегаете, ходите в тир, занимаетесь на тренажерах.
— И это тоже, — я улыбнулась догадливости Крапивина.
— Вот и я также. Когда я хочу отдохнуть, делаю то, что умею лучше всего, то, от чего я получаю удовольствие. Когда я хочу отдохнуть от работы, я работаю.
— А можно поточнее? — Мне надоело слушать эти философские размышления журналиста.
— Когда я хочу отдохнуть от работы, я пишу. Пишу мемуары, — на полтона ниже сказал Эдуард Петрович, как будто он стыдился своего увлечения.
— Что?
— Ну, мемуары. Я пишу о себе, о своей жизни, о близких мне людях. Я понимаю, читателей у меня будет немного. Кому интересно знать о жизни талантливого журналиста, кроме жены и друзей? — Слова эти прозвучали с явным сомнением, как будто Крапивин спрашивал у меня: «А не думаете ли вы, что это будет увлекательное чтиво?» Я не стала отвечать на его молчаливый вопрос, и он продолжил: — Мне нравится писать о себе, я отдыхаю, когда с головой окунаюсь в свое прошлое, радужное и счастливое прошлое. — Он закатил глаза от удовольствия и улыбнулся.
— А кто-нибудь знает о ваших мемуарах?
— Марусенька.
— А еще кто?
— Теперь еще и вы. — Он снова погрустнел. — Только прошу вас, никому не говорите об этом. Мои мемуары — это как дневник, очень личный. И я опасаюсь, что посторонние люди захотят проникнуть в глубину моих воспоминаний. Пока я не закончил самую главную работу своей жизни, свою книгу, об этом не нужно никому знать. — И снова чувство гордости за себя и за свой талант накрыло Эдуарда Петровича. — Могу я на вас рассчитывать?
— От меня об этом не узнает никто, — заверила я журналиста, и он успокоился.
