Глава 14
– Тормози!
Максим Максимыч машинально надавил на педаль, и торможение вышло таким резким, что машину занесло и едва не выбросило с дороги.
Микиша тихо, но внятно выругался.
– Не надо делать все так буквально, братец, – ехидно сказала я. – Ну что ж, теперь давай начистоту. Ты, надеюсь, уже меня узнал, гражданин Кораблев?
– Твои фокусы, сестрица, – заявил тот скептически, – сложно не отличить. А я, честно говоря, сначала подумал, что это ты навела на нас людей Кешолавы. Из – за каких-то жалких пятнадцати тысяч.
– Ничего себе – жалких! – воскликнула я. – Да по-хорошему вас и следовало бы сдать Кешолаве. Только вряд ли ваша парочка ему по зубам. По крайней мере, сегодня в баре вы валяли дурака весьма профессионально. Только уж очень долго не включались – могли и переколбасить вас. Впрочем, брусиловский прорыв со столом в руках был весьма эффектен, а меткая стрельба Микиши в конечном итоге открыла нам путь на свободу. Но сволочи вы и есть сволочи. Здесь деньги, – хлопнула я рукой по своей сумке. – Пятнадцать тысяч, как и требовалось. Где тетушка?
– А разве она не дома? – вдруг совершенно наивно спросил Микиша.
Я выхватила сотовый и набрала номер. Этот вопрос вполне мог оказаться и ответом. Но… трубку не взяли.
– Не понимаю таких шуток, – хмуро сказала я.
Максим Максимыч взял с моих коленей и открыл сумку, в которой лежала затребованная сумма в пятнадцать тысяч долларов, и с остолбенелым выражением лица отозвался:
– Я тоже.
– Нормальные деньги, – сказала я. – Конечно, ребята, с вами не так бы надо разговаривать, а просто взять да и тряхнуть как следует… Но уж больно талантливо вы из себя дурачков изображаете. Я привезла столько, сколько просили: пятнадцать тысяч долларов.
Максим Максимыч и Микиша переглянулись. Потом первый произнес по слогам:
– Дол-ла-ров? Нет, конечно, если тебе денег не жалко, то мы возьмем. Только я ведь просил рубли. А ты, значит, подумала, что я прошу доллары, и на нас кешолавовских навела? Ну что ж… резонно. Только не по-человечески это, Женя.
– Это ты-то говоришь о человечности? – взвилась я. – Ты? После того, как вы убили Косинова, как вы врали мне, что называется, от и до? После того, как вы похитили мою тетушку, а потом потребовали за нее выкуп? И ты еще говоришь о человечности!
Максим Максимыч почесал в затылке, повернулся к приятелю, сидевшему на заднем сиденье, спросил:
– Микиш, ты что-нибудь понимаешь? Я, конечно, понимаю, что кое-кого из нас контузило… Но что-то тут такое… этакое. Жень, ты чего? Ты серьезно?
– Да ладно дурачков-то из себя ломать, – взяв себя в руки, демонстративно безучастным тоном отозвалась я. – Ты, кажется, по телефону признал, что вы наворотили делов, и потребовал денег. Ты еще удивлялся, как это я обо всем так быстро узнала. Ну, о ваших подвигах. Вообще-то сложно не узнать. А мне про вас все рассказал Фомичев.
– Кто-о-о?! – скорее воскликнул, чем спросил Кораблев, а Микиша даже привстал, да так неудачно, что шмякнулся головой о потолок и прикусил язык. – Фо-ми-чев? Это который… куратор института, в котором работал Вадик Косинов?
– Совершенно верно, – спокойно произнесла я. – Так вот, генерал Фомичев сказал мне, что вы, ребята, никакие не автоугонщики, а специалисты очень высокого в своем роде класса. Киллеры. И в убийстве Косинова, и в угоне «Рено» он подозревает вас. Вот такие дела.
– Ага, – произнес Костюмчик, проводя ладонью по лбу, – значит, гм… мы киллеры… значит, это мы убили Косинова… Интересно. У этого Фомичева, я смотрю, богатая фантазия. И большой дар убеждения, раз уж ты ему поверила. Значит, так, Женя. Давай-ка обо всем по порядку. Я позвонил тебе, чтобы попросить денег взаймы, потому что те, что ты нам дала, мы… ну… истратили, в общем. Я надеялся от тебя получить пятнадцать тысяч рублей, хотя даже и на десять согласился бы. Зная твои заработки, я подумал, что такая сумма не станет для тебя проблемой. Что касается наших «подвигов», то… Когда я говорил о них, то имел в виду, что мы устроили дебош в кафе «Лилия» и едва не попали в милицию. Убежали от ментов дворами и помойками, по пути угнали «копейку», а потом бросили на пустыре. Ну надо же нам было как-то от них оторваться! Вот что я имел в виду. А то, что ты говоришь… Я даже не знаю, что мне ответить, потому что просто не понимаю, откуда ты все это взяла. Пятнадцать тысяч долларов… мы – киллеры… Фомичев подозревает нас в убийстве Косинова… По-моему, с таким же успехом нас можно обвинить, ну, скажем, в убийстве президента Кеннеди или сказать, что мы и тебя саму хотели убить.
Я помолчала, думая, говорить или нет, а потом все-таки сказала то, что просто просилось с языка:
– Кстати, меня и хотели убить. В Ровном. Связали, прицепили к ногам камешек этак на полцентнера весом, а потом бросили в илистый пруд.
– Да ну?! – выдохнул Максим Максимыч. – Ты что, была в Ровном?
– Я и в Волгограде была. И со следователем Грузиновым виделась, и с твоими дядьками – Фомичом и Кузьмичом. И даже с генералом Фомичевым, куратором ИГИБТа.
– Какого Египта?
– Не Египта, а ИГИБТа. Тебе что, неизвестно, что это такое?
– Н-нет, – пробормотал Максим Максимыч. – А… что это такое?
– Институт генетики и биотехнологий. Как раз там работал убитый Вадим Косинов. А до него там работал некто Долинский. И он, видно, играл важную роль в разработках, из-за которых весь сыр-бор. Максим, а ты что, действительно не был на обучении в особых структурах и…
– О каких структурах ты говоришь? – искренне, как мне показалось, изумился Костюмчик. – Какие такие структуры, Женя? Да у меня вообще было одно только дворовое детство, а потом в тюрьме сидел. У меня и на школу-то толком времени не хватило, а ты тут про какие-то «особые структуры» речь ведешь.
– Фомичев говорил, что и ты, и Хрущев никогда не сидели в тюрьме. Что это только прикрытие. И что на самом деле в тюрьме сидели другие люди, но под вашими именами – для создания вам железного алиби.
– Алиби… – пробормотал Максим Максимыч. – Какого алиби? Да как же… как я не сидел? Я очень даже сидел. Вот скажи, Микиша. Как же…
– Он – да, сидел, – отозвался Никифор с тем выражением на лице, какое бывает у рыбака, только что нелепо упустившего огромную рыбину и еще не осознавшего, какую глупость он только что совершил.
Костюмчик продолжал бормотать:
– Да вот, смотри… мне сделали в тюрьме татуировку, таких, кроме как на зоне, нигде больше не делают. Вот, смотри…
Он сдвинул с плеча пиджак, расстегнул рубашку и показал мне плечо, на котором был мастерски вытатуирован кот – в шляпе и с пером, покуривающий трубку. Особенно удачно, до мельчайших черточек, была изображена морда кота. Мне была известна символика многих из принятых на вооружение у зэков тату. Данная татуировка, в частности, означала: «Я – вор-рецидивист, и у меня нет средств, чтобы содержать свою совесть». Означала она специализацию вора-рецидивиста, к коим, с некоторой натяжкой, можно было отнести и моего незадачливого родственника.
– Черт побери… – пробормотала я. – Вот… чер-рт! Но, значит, получается… что Фомичев…
Я перебрала в памяти все эпизоды, связанные с Максимом Максимычем и Микишей. Чем больше думала, анализировала, чем больше я сопоставляла факты и мелкие наблюдения, тем больше приходила к выводу, что никакой спецподготовки у Микиши и Максима Максимовича быть действительно не могло. Люди, прошедшие школу, подобную моей, выдавали свою квалификацию волей или неволей, особенно в экстремальных условиях. Все мое заблуждение строилось на словах генерала Фомичева. Но у меня просто в голове не укладывалось, что он вообще мог мне соврать в таком очевидном вопросе. Ведь выяснить, кто на самом деле Микиша и Костюмчик, можно после первой же встречи с ними самими, и, значит, ложь генерала могла быть легко разоблачена. В момент разговора с Фомичевым я была просто не в состоянии предположить, что он способен лгать так по-дилетантски – то есть лгать, предоставляя оппоненту возможность легко проверить истинность его слов. Не дилетантской ложь Фомичева могла быть лишь в одном случае: если тот, кому он говорил о «киллерах» Костюмчике и Микише, должен был быть немедленно устранен.
Но зачем ему лгать? Причину я видела только одну: старый лис чувствовал, что я знаю, где «Рено» Косинова, но не хочу сказать. Он попытался надавить на меня этой ложью, показать максимально ярко и выпукло, что не стоит выгораживать Кораблева и Хрущева, этих убийц. Да, убийц. Именно на это упирал Фомичев, именно это должно было вынудить меня сообщить о местонахождении угнанного «Рено», вставшего у Фомичева, как кость в горле.
А я не сказала. А ведь все-таки поверила в его слова, что Максим Максимыч и Микиша – киллеры! Поверила, но все-таки не сказала. Что-то мне помешало. Наверное, интуиция. Да, интуиция – куда более тонкое чувство, чем формализм логического анализа, – помешала мне сказать то, чего так ждал Фомичев.
Передо мной возникли его лицо, глаза, прикрытые дымчатыми очками, сожалеющий взгляд поверх стекол. Вздох, Фомичев откидывается назад, на спинку кресла, и звучат его слова: «Очень жаль. Очень жаль, что мы все-таки не смогли быть до конца откровенны друг с другом. И мне тем обиднее, что вы – дочь уважаемого мною человека…» Да, вот в тот самый момент он меня и приговорил. Он, конечно, почувствовал, что я недоговариваю. Почувствовал – и приговорил. А ведь я тогда почти это угадала! Я сказала ему: «Георгий Артурович, вы как некролог произносите». Однако какое самообладание у этого генерала! Ведь он в самом деле произносил некролог. Но даже глазом не моргнул, когда я ему сказала об этом напрямую.
Да! Фомичев – страшный соперник. Этот прожженный манипулятор чужими судьбами, душами и чужими руками. Человек, для которого нет ничего определенного, ничего устоявшегося и ничего святого. Я это почувствовала, я прочитала исходящие от него флюиды, но… ох уж этот дар убеждения! А что, действительно Фомичев оправдал характеристики, данные ему Кешолавой.
– Значит… – выговорила я, чувствуя, как пульсирует внутри меня пустота, образовавшаяся после пугающих откровений Максима Максимыча. – Значит, вы вообще не при делах? Значит, Косинов…
– Да не убивали мы его! И тебя не топили в омуте! Если уж на то пошло, то мы можем доказать, что все это время были в Тарасове! – почти кричал Кораблев. – Можно даже свидетелей подтянуть, которые подтвердят, что…
– Не надо свидетелей, – пробормотала я. – Эх, тетушка… бедная ты моя тетя Мила. Зачем же ты этим мясникам понадобилась-то?
– Слушай, я только сейчас понял… Ты говорила, что ее похитили, – деревянным голосом сказал Максим Максимыч. – То есть, когда я просил у тебя денег, ты подумала, что я требую выкуп за нее, и взяла с собой… вот эти пятнадцать тысяч долларов! Женька… но я ведь, честное слово, не хотел. Не хотел!
– Еще бы ты хотел. Мда-а, погрешили мы друг на друга. Я подумала, что ты киллер, черт знает что… ренегат и все такое. А ты подумал, что я навела на тебя и Микишу людей Кешолавы. Скажу вам, ребята, честно: этот ваш Кешолава – самая настоящая марионетка. Ничего он толком не знает и не понимает. Ему сказали – найти вас и выбить признание, где находится «Рено», – вот он и ищет.
Микиша зашевелился и выдохнул:
– Что там за ерунда такая в этом проклятом «Рено», что все за ним гоняются? Сама машина, конечно, хорошая, тысяч тридцать или сорок евро стоит… Интересно вообще, как ее Вадик купил, если у него официальная зарплата – сто пятьдесят евро. В пересчете на рубли, понятное дело.
– Да уж понятное, – сказала я. – А насчет того, что там, в косиновском «Рено»… Думаю, я могу вам объяснить. Если, конечно, вам нужна такая информация. Впрочем, влипнуть хуже, чем сейчас, затруднительно. Так вот: в бортовом компьютере этого «Рено», ребята, содержится информация по серьезной разработке ИГИБТа. Ее начинал некто Долинский Андрей Петрович, который впоследствии пропал без вести. Продолжал Косинов, которого раздавили плитой. Сначала ее курировал мой отец, который уже умер, а теперь курирует Фомичев. Но ему тоже ничего хорошего из всей этой истории не высвечивается. По крайней мере, я постараюсь, чтобы не высветилось. А то они думают, я, как головастик, в какую лужу ни брось, везде в жабу превращусь. Ничуть не бывало! В общем, так, парни, – продолжила я чуть бодрее, – дело наше довольно-таки скверное. Людмилу Прокофьевну похитили, хотя она тут вообще ни с какого боку, и похитили ее уж явно не с целью требовать выкуп. Иначе бы давно позвонили и потребовали.
– А что ты на меня смотришь? – гневно вопросил Костюмчик, поймав на себе мой мимолетный взгляд. – Что ты на меня-то смотришь? Я же тебе объяснил, что все случайно так совпало, по-дурацки… Или ты все равно мне не веришь нисколько, а?
– Да верю я, верю, – отмахнулась я. – Только вот толку от этой веры не видно. – Максим Максимыч наершился, у Микиши вытянулось лицо. – Сдается мне, ребята, что придется нам до конца в эту проблему нырять. Меня уже искупали так, что хуже не придумаешь, но все равно… Кстати, я ведь числюсь в покойниках, к вашему сведению: можно сыграть и на этом, но как, я пока что не знаю. Так или иначе, а проклятый «Рено» нужно забрать со старой лесопилки.
– Ты его нашла, что ли?
– Ну да. Из-за чего, кажется, и пострадала. Есть такая мысль, что генерал Фомичев сам по уши в дерьме, иначе не стал бы он так тщательно зачищать концы. Руководителей проекта и случайных людей, не к месту влезших в дело, просто так и не убивают. Особенно показательно, с резонансом, как Вадима Косинова.
– Ты думаешь, что это Фомичев? – встрепенулся Максим Максимыч.
– Думаю, да.
– Плохо.
– Почему?
– Потому что еще несколько минут назад ты полагала, что виновники – это мы с Микишей. Теперь вот перекинулась на Фомичева. Легко меняешь мнения.
– Одно мудрое изречение гласит, – встрял Микиша. – «Я человек свободный, и если бы я не мог менять свои мнения, как захочу, то я был бы рабом своей собственной точки зрения на вещи».
– Софисты… – буркнула я. – То, что Фомичев причастен к делу, доказывает хотя бы то, что он солгал мне насчет вас. Да, солгал! Ну какие из вас спецназовцы? Так… мелкие жулики, в самом деле. А когда Фомичев, не добившись от меня признания, где находится машина Косинова, которую он ищет, понял, что я стала лишней свидетельницей, он приказал меня просто-напросто убрать. К тому же, скорее всего, дело не только в этом. Недаром же он так часто упоминал моего отца.
– Нашего отца, – поправил Максим Максимыч.
– Ну хорошо, хорошо – нашего. В свете новых фактов… гм… Есть у меня мысль, что вся утечка информации организована самим генералом Фомичевым. Я была в этом корпусе ИГИБТа. Охраняется он превосходно. Только по внешнему периметру – человек пятнадцать из конторы Кешолавы. А ведь, помимо них, есть и еще ведомственные службы. Те, что в подчинении Фомичева. И если Фомичев в самом деле организовал утечку, многое может проясниться. И то, зачем ему понадобился Кешолава в роли козла отпущения, и то, отчего весь этот переполох вокруг угнанного «Рено»…
– А зачем Фомичеву организовывать утечку? – спросил Максим Максимыч. – Ну, копаются они в своих разысканиях и разработках… Что толку-то?
– Как это – что? А на какие шиши Косинов купил «Рено»? И вообще… Деньги тут замешаны, деньги! И, видимо, очень большие деньги, если Фомичев так рискует – нанимает киллеров, убирает свидетелей. Я, конечно, не знаток, но разработки в области генной инженерии всегда дорого стоили. Ген регенерации… Шутка ли!
– Та-ак, – мрачно протянул Микиша. – Мне так кажется, что придется возвращаться в Ровное.
– Конечно, придется. Не будешь же ты всю жизнь скрываться из-за какого-то дурного автомобиля? – отозвался Максим Максимыч.
– Слышь, Макс… А может, сдадимся Грузинову? Все скажем… Пусть посадят, но ведь тут… такая заваруха намечается, что мало не… – Никифор Хрущев наклонился к самому уху своего «коллеги» по благородному ремеслу автоугона и что-то конвульсивно зашептал, кривя губы. И только сейчас до меня окончательно дошло, что эти двое ну никак не могут быть теми, кем их пытался представить мне генерал Фомичев. Оставалось только поражаться, как легко и как охотно я ему поверила. Да, быть может, Кешолава прав: в генерале есть что-то демоническое.
Микиша шептал и шептал, пока Максим Максимыч сам от него не отмахнулся с досадой:
– Ай, ерунду не говори! Ну что ты, честное слово… Паникером был, им и остался.
– Он предлагает сесть в тюрьму? – спросила я.
– Да.
– Таким образом он хочет спастись от опасности, которую сулят ему все эти Кешолавы и Фомичевы? – спросила я и усмехнулась. – Скажу вам, ребята, по секрету: Кешолава сам боится. Причем куда больше вас. Его так грандиозно и на пустом месте подставили, что ему ничего не остается, как крутиться и прыгать как… карась на сковородке. По-хорошему, конечно, мне следовало бы сдать вас Теймуразу Вахтанговичу. Да нет, не дергайтесь. Конечно, я этого не сделаю. Просто послушай меня, Никифор. Ты хочешь сесть в тюрьму. Думаешь, будешь там в безопасности? Только ведь совсем не факт, что ты доживешь до суда. И не факт, что даже если тебя осудят и попадешь ты сначала в безопасную, казалось бы, камеру, что не подсадят туда вскорости какого-нибудь безобидного на вид старичка-боровичка, который заговорит тебе зубы, а ночью тихо, без следов и шума, удавит. А потом констатируют твою смерть от какой-нибудь расхожей причины типа сердечной недостаточности. И поминай тебя, как звали.
– О каком старичке ты говоришь? – взволновался Микиша.
– Да я это так, фигурально, – вздохнула сочувственно я. – Мало ли на что способен генерал Фомичев. Да он даже не будет забивать себе голову такими мелкими фигурами, как вы, господа. У него на это есть специальные люди. Например, киллер Борис и киллер Николай. Для женолюбов имеется очаровательная Елена. Кстати, они могут и не подозревать, на кого работают, равно как он скорее всего не знает, кто именно выполняет его заказы. Все ведь идет через посредников. К примеру, даже если бы вы были теми самыми госкиллерами, которыми выставил вас Фомичев, вы могли бы не знать, что работаете на того или иного крупного чинаря.
– Мутно, – пробормотал Максим Максимыч. – Я и не думал, что…
– Вы много о чем не подумали. Самое неприятное, что и я о многом не подумала, хотя не имела права на такие грубые ошибки, которые допустила. К счастью, есть возможность их все-таки исправить.