Глава 4

В цехе мороженого метались женщины-фасовщицы, с белыми лицами. Слышались крики и плач. Кравцов решительно прошел к печам. Я следовала за ним по пятам. У печного конвейера, по которому из печи выезжали поджаристые вафельные стаканчики, стояла кольцом кучка людей. С ленты конвейера на белоснежный кафельный пол капала кровь. По количеству крови я поняла, что у пострадавшего нешуточная травма. Кравцов раздвинул стоявших у конвейера людей и заглянул вовнутрь. Я протиснулась за ним. На полу, прислонившись к стене, сидел седовласый человек. Его кожа была неестественно серого цвета, а взгляд блуждал. Посмотрев на искореженную руку, я констатировала множественные открытые переломы и разрывы мышц.

— Антишоковое ему вкололи? — спросила я, обращаясь к толпившимся вокруг работникам.

— Вам задали вопрос, — рявкнул Кравцов на начальницу цеха мороженого, — что стоите памятником, где аптечка? «Скорую» вызвали?

— У нас нет аптечки, марлей руку перетянули, — запинаясь, пробормотала она, пряча глаза. — Мы заказывали в снабжении…

— Вы у меня за ворота вылетите! — взревел Кравцов. — У вас второй случай за неделю! «Скорую» вызвали?

— Вызвали, но они разве быстро приедут, — сказала начальница цеха со слезами в голосе.

— Вы сказали им, что заплатите за вызов? — не отставал от нее Кравцов. Она молчала, опустив глаза.

— Ни на что не способны! — с негодованием рыкнул Кравцов, набирая номер «Скорой» на своем сотовом.

Я вытащила из толпы молодого долговязого паренька в белом халате с синими нашивками цеха мороженого.

— Как все произошло? Ты видел? — прижала я его к стене вопросами, не давая опомниться.

— Семеныч, он это… полез наверх, сказал, что смазать, и залез рукой под ограничительную планку, — часто моргая, заговорил он. — Потом слышу: бабы кричат, бросился, отключил машину, но ему уже руку намотало.

Я выпустила отворот его халата и отступила. В это время Кравцов распорядился, чтобы пострадавшего погрузили в служебную машину механика и отвезли в больницу.

— Пойдемте, Евгения Максимовна, тут больше делать нечего, — тронул он меня за локоть, — типичная халатность рабочего, или у вас иное мнение?

— Нет, полностью с вами согласна, — кивнула я.

— Да тут половину работников нужно гнать к чертовой матери, — с досадой махнул рукой Кравцов, — сплошные идиоты. И держим ведь! Новых-то хрен найдешь, хотя у нас на комбинате одна из самых высоких средних заработных плат в городе. Текучесть кадров страшная.

Через полчаса мы вновь сидели в кабинете Кравцова. Я разглядывала свой новый, с сырой печатью пропуск, полученный в отделе кадров. Кравцов, сидя в своем кресле, наливал из кувшинчика сливки в свой кофе.

— Вам налить? — поинтересовался он у меня. Я, поблагодарив, отказалась. Он поставил кувшинчик на поднос и взял свою чашку. — Ну как у вас впечатления о «Молочных реках»?

Я ожидала этого вопроса.

— Если говорить об организации охраны объекта, то я бы сказала, что неплохо, — ответила я, посмотрев на него. — Конечно, мне надо самой все проверить.

— Сразу говорите, что для этого надо, — настойчиво предложил Кравцов.

— Отдельное помещение, желательно поближе к вашему кабинету, компьютер, подсоединенный к локальной сети, модем, телефон, чтобы выходить в Интернет, — я методично загибала пальцы, — еще допуск к личным делам работников предприятия.

Не успела я моргнуть глазом, как Кравцов отдал соответствующие распоряжения. Оторвавшись от телефона, он спросил, чьи конкретно личные дела мне нужны.

— Пока всего инженерно-технического персонала, так как только они имеют свободный доступ повсеместно и обладают достаточными знаниями о техпроцессе для совершения диверсий.

— Еще это могли сделать охранники, — сказал Кравцов, размышляя.

— Охрану исключаем, — заявила я твердо. — Помните, после диверсии вы приказали уволить весь караул, дежуривший ночью. Однако, несмотря на это, происшествия на комбинате не прекратились. Человек, подстраивающий вам козни, работает на вашем предприятии. Я говорю об этом с абсолютной уверенностью. Кроме того, он должен разбираться в оборудовании, производственных процессах. Вы заметили, что он действует, каждый раз нанося максимальный ущерб? Он знает досконально весь технологический процесс.

— Кто он? — завопил Кравцов, не выдержав.

— Аркадий Никифорович, я же не волшебница и не могу достать преступника из шляпы по вашему желанию, — возмутилась я с улыбкой. — Он здесь, и я его найду. Работает ли он на ваших конкурентов, на кого иного или сам на себя — еще предстоит выяснить, но предупреждаю, это не так быстро сделать.

— Хорошо, — согласно кивнул Кравцов, — действуйте так, как считаете нужным, я на вас полностью полагаюсь.

— Еще одно, мне требуется надежный человек в рабочей среде. — Я взяла со стола чашку с черным кофе и осушила ее залпом.

— Что вы имеете в виду? — не понял Кравцов.

— У вас разве нет среди рабочих платных осведомителей? — удивилась я.

— У меня лично нет, — хмуро ответил Кравцов. — Обратитесь с этим к Поповой. Она скорее всего имеет стукачей, хитрая баба.

Я вспомнила лицо начальницы производства кисломолочных продуктов. Да, такая своего не упустит.

Кравцов посмотрел на часы и предложил пообедать в заводской столовой. По пути мы заглянули в комнату, которую мне отвели для работы. Похоже, что раньше в ней размещался медпункт или что-то вроде того. В кабинете уже стояло все необходимое. Когда мы вошли, программист подключал компьютер.

— Интересующие вас дела заберете из отдела кадров, — сказал мне Кравцов.

— Отлично, — кивнула я и, обращаясь к программисту, смешному кудрявому мальчишке с румянцем на щеках, сказала:

— После обеда мне нужно будет с вами поговорить. Будете здесь?

Программист удивленно воззрился на меня.

— Кудасов, вам понятно? — спросил сурово директор.

— Да, Аркадий Никифорович, — чуть слышно отозвался программист.

Заводская столовая поразила меня разнообразием меню и качеством приготовления пищи. Длилось это одну секунду, так как в следующую я поняла, что повара не идиоты и понимают, в компании кого я нахожусь за столиком.

— Видите, как у нас кормят? — с гордостью спросил Кравцов. — Меню практически ресторанное, цены низкие — тридцать рублей за обед из трех блюд, всегда свежие овощи, фрукты, маринады, как домашние, вермишель и макаронные изделия — исключительно «Макфа», мясо — лучшая вырезка! — Он ткнул вилкой в свою тарелку и, покосившись на технического директора, престарелого мордоворота с ежиком седых волос, спросил у того: — Что там с несчастным случаем, Алексей Авенирович?

— Разобрались, можете забыть, — буркнул он, ловко управляясь с макаронами. Довольный Кравцов перевел взгляд на главного бухгалтера, женщину средних лет, сильно смахивающую на украинскую предводительницу оранжевой революции Тимошенко.

— Что, пленку оплатили? — спросил он у нее, поддев на вилку кусочек соленого огурца.

— Оплатили, оплатили, — сказала она, с трудом проглотив морковный салат, и взмолилась: — Аркадий Никифорович, давайте поговорим о делах после обеда, а то я подавлюсь насмерть и вы будете отвечать.

Я ела вермишель и думала, что даже поварам из столовой было не под силу ее испортить. Тетя оказалась права — вкус отличный. Обед закончили в молчании. После обеда я еще раз прошлась по территории, но уже не в сопровождении директора. Он остался в своем кабинете. Я была уверена, что в ближайшие часы с Кравцовым ничего не случится. Если злоумышленники захотят его устранить, то сделают это за территорией комбината. Я также была уверена в том, что вскоре можно ожидать новых актов саботажа, ведь главная цель злоумышленников — банкротство предприятия — еще не достигнута. Кравцов никому не платил отступные, следовательно, они будут продолжать. Во время ознакомительной экскурсии меня сильно заинтересовал цех мороженого. Он приносил предприятию самую большую прибыль, и интуиция подсказывала, что ударят на этом участке или в цехе розлива молока. Я побродила вдоль конвейеров, где женщины в белых халатах и смешных шапочках дергаными движениями с обреченностью на лицах выхватывали с ленты стаканчики с мороженым и упаковывали их в картонные коробки. Зябко поежившись от холода, царящего вокруг, я поднялась по лестнице на второй этаж на площадку обслуживания линий и глянула вниз на цех. Прикинув на глазок расстояние до открытых люков на емкостях, в которые из трубопроводов лилась смесь, превращающаяся впоследствии в пломбир, я подумала: «Далековато, но зашвырнуть в танк какую-нибудь гадость при определенной сноровке можно». Затем я спустилась и перешла в цех приготовления смеси. В лицо ударил жаркий влажный воздух. Большие открытые емкости из нержавеющей стали находились под прицелом двух камер наблюдения. Мешалки лениво вращались в емкостях, вспенивая белую с оттенком бежевого жидкость. Я не спеша прошлась вдоль ряда насосов, опутанных трубопроводами обвязки, разглядывая коммуникации. Рабочие суетились вокруг емкостей, не обращая на меня никакого внимания. Со взглядами, как у зомби, они носили на спинах какие-то мешки, открывали и закрывали задвижки на трубопроводах, включали и выключали насосы. С другого конца цеха ко мне важно подошла Попова — начальник производства кисломолочных продуктов и мороженого.

— Что же вы ходите по производству одна, без сопровождения? — с доброжелательной улыбкой спросила она. — По правилам это запрещено. Одному можно ходить по территории только после аттестации в ОТБ. — Я тепло улыбнулась ей в ответ и показала удостоверение со всеми необходимыми отметками. — Вы ничего не подумайте, я для порядка. — Улыбка Поповой стала шире.

Потом Попова спросила, не нужна ли мне помощь. Я попросила проводить меня в пункт приема молока. Попова ответила, что нет ничего проще. Путь к пункту приема молока лежал через узкий, низкий коридорчик, похожий на лаз. За лазом открылось помещение, почти целиком занятое тремя шестидесятитонными цистернами. Те же насосы и трубы, которые встречались на каждом шагу. Я вскарабкалась по лестнице на цистерну, посмотрела на опломбированные люки. Камера наблюдения была замаскирована над дверями, и все помещение находилось у нее под прицелом, кроме небольшого пространства у стены за емкостями, где лежали трубы, по которым молоко поступало на пастеризацию. В глаза бросились фланцы труб. Мысленно я представила себя на месте злоумышленника. Вот я закрываю лицо от камеры, быстро прохожу за емкости и шприцем через полиэтиленовую вставку ввожу в трубу сильнодействующий яд, устойчивый к температурному воздействию, например, раствор соли тяжелых металлов. Лабораторный анализ покажет их высокое содержание в молоке, и все — сливай в канализацию. Защититься от такого чрезвычайно сложно. Пока охрана среагирует, перекроет в цехе входы и выходы, пройдет достаточно времени, чтобы злоумышленник вернулся на свое рабочее место.

— Скажите, а сколько у вас в смене человек? Я имею в виду, в этом корпусе, — поинтересовалась я у Поповой.

— Двадцать семь, если не считать меня, начальников цехов мороженого и розлива, механиков и технологов участков, так как после пяти они идут домой, а остаются работники, непосредственно связанные с производством, — ответила она со знанием дела. — Если же брать период смены с восьми до семнадцати, то наберется человек пятьдесят. — Я только присвистнула. Пока допросишь такую ораву народа… Разговаривая о проблемах производства, мы прошли через сепараторную, посетили участок пастеризации молока, и я, посмотрев на часы, побежала в управление.

Кудасов что-то набирал на клавиатуре, сидя на моем будущем рабочем месте. Во взгляде его серых глаз было столько осуждения, что я устыдилась своей забывчивости.

— Я вас жду, жду, — проговорил он уныло. — Все готово. Садитесь рядом, я покажу.

Мне стало интересно, что такого в компьютере может показать этот зеленый юнец, чего я сама не видела. Оказалось, он решил поучить меня, как вводить пароль.

— У нас тут все немного по-другому, — говорил он, водя по коврику мышью. — Видите табличку «политика безопасности»? Надо нажать «ОК», потом пароль. Для вас я выбрал «Сатурн», потом табличка «подключение», опять нажимаете «ОК»…

— Политику безопасности не ты ли разрабатывал? — спросила я у него с улыбкой.

Кудасов деловито поправил очки и серьезно сказал:

— Не я, но при моем участии.

Я сделала большие глаза, будто поражена его способностями, а сама подумала, что у меня не будет проблем при взломе закрытых файлов. Я проверила, подключил ли он мне Интернет, и отослала его. Закрыв на защелку дверь, я прогулялась по локальной сети, бегло просматривая доступную информацию. Потом попробовала на зубок систему безопасности. Как и предполагалось — детский лепет. Через заслоны я прошла без особых помех и влезла в бухгалтерию. Даже поверхностный обзор выявил странности. Сметы на строительство отдельных объектов, которые я сегодня видела собственными глазами, зашкаливали. Банальное укрывательство доходов. Ладно, оставим это на потом. Выключив компьютер, я вышла из комнаты, заперла дверь на ключ и направилась в отдел кадров, где для меня уже приготовили личные дела работников предприятия. Для меня было загадкой, отчего картотека хранилась на предприятии не в электронном виде. Полученные личные дела я складировала в своем рабочем кабинете. Потом я позвонила на сотовый Поповой и спросила, где она находится. Мне с ней надо было поговорить. Попова предложила встретиться в ее кабинете на втором этаже прямо над складом готовой продукции. Я уже неплохо ориентировалась на территории предприятия и без труда нашла нужное мне помещение. Кабинет Поповой был недавно отремонтирован. В двух соседних комнатах с распахнутыми дверями прямо на полу валялись какие-то картонные коробки, остатки стройматериалов, обрезки линолеума. Попова объяснила, что в бытовках ремонт только начался, потому все так захламлено. Я объяснила ей цель визита. Мне нужен был человек в рабочей среде, лояльный начальству и пользующийся доверием у рабочих. Перебрав вслух несколько имен, Попова остановилась на одном.

— Думаю, он подойдет, — сказала она. — Толковый парень. Я пообещала ему, что со временем сделаю его механиком. Если предложить ему помочь нам, то он не откажется. Сейчас он временно переведен слесарем. Начал, понимаете, бузить, когда хотели перевести его аппаратчиком на розлив, но, наверно, сейчас уже жалеет.

— А как в общем настроение в рабочей среде? — поинтересовалась я. — Все ли довольны или есть смутьяны?

— Все довольны, — категорично заявила Попова, машинально перебирая бумаги на столе, — чего им быть недовольными. Средняя зарплата шесть с половиной тысяч. А с недовольными мы разбираемся быстро: не нравится — за дверь.

В дверь осторожно постучались.

— Входите! — громко крикнула Попова. Дверь отворилась, и в кабинет вошел хмурый парень лет двадцати восьми — тридцати в белом халате и шапочке. Правильные черты лица, высокий лоб, проницательный взгляд зеленовато-голубых глаз свидетельствовали о довольно высоком уровне интеллекта.

— Садитесь, Володя, — указала ему на стул Попова, — есть разговор. — Парень, подозрительно косясь по сторонам, сел. Руки нервно теребили край халата. Попова открыла рот, однако парень внезапно ее перебил:

— К тому, что осело мороженое, я не имею никакого отношения. И не надо все валить на меня. Технологи что-то намудрили. Да я вообще уже слесарь, — начал возмущаться парень.

— Хватит тут, Калмыков! — хлопнула по столу ладонью Попова, срываясь на крик. — Не за этим тебя позвала! — И уже спокойнее: — На предприятии в связи с актами саботажа усиливаются меры безопасности. Евгения Максимовна — консультант по безопасности, — указала она на меня. — Ей надо помочь.

— В чем это? — сузив глаза, спросил парень. — Хотите, чтобы я стучал, что ли?

— Так, ты чего бузишь? — недовольно спросила Попова, подавшись вперед. — Если хочешь стать механиком цеха, ты должен помогать нам.

— Подождите, Ирина Григорьевна, позвольте, я объясню, — подала я голос. Попова замолчала и насупилась, а Калмыков с интересом посмотрел на меня. Я набрала в легкие воздуха и произнесла заранее заготовленную речь.

— На заводе находится человек, засланный предположительно конкурентами. Он своим вредительством хочет добиться банкротства предприятия. Если ему это удастся — вы все очутитесь на улице. Подумайте, сможете вы быстро найти работу, где платили бы столько, сколько здесь? — Но мое проникновенное выступление не проняло Калмыкова. На его губах появилась снисходительная улыбка.

— Лично я целый день не в носу ковыряю. Я свои бабки отрабатываю сполна. Не думайте, что у нас тут медом намазано и мы в деньгах купаемся, — спокойно сказал он.

— Что-то мне подсказывает, что не быть тебе механиком, — сокрушенно покачала головой Попова.

— Я не отказываюсь помочь, — резко произнес Калмыков, — я хочу сказать, что за свою зарплату мы все вкалываем, как бобики. Оборудование разваливается. В неделю по два несчастных случая. Думаете, сюда кого-нибудь надо засылать, чтобы производство остановилось?

— Ой, ты договоришься, чую, договоришься! — воскликнула Попова с недобрым весельем.

— Факты саботажа доказаны, — произнесла я твердо. — Чтобы не случилось новых, нам нужна, Калмыков, ваша помощь.

— Да я всегда готов помочь, — усмехнулся Калмыков, развалившись на стуле, — что я должен делать?

— Первое — молчать о нашем разговоре, — сказала я, глядя в его насмешливые глаза. — Второе — выявить места на производстве, где легче всего устроить подлянку, рассказать о них мне и приглядывать за ними. И еще, присмотритесь к своим товарищам. Может, кто-то что-то знает или догадывается. Вызовите его на откровенный разговор, пусть поделится своими подозрениями. Каждая мелочь может оказаться важной. Сможете?

Калмыков сделал непроницаемое лицо и спросил:

— А что мне за это будет?

Я посмотрела на Попову. Обещать блага подчиненным — это уже ее прямая обязанность. Поняв мой взгляд, она деликатно кашлянула и сказала:

— Володя, если с твоей помощью удастся поймать этого негодяя, считай, что ты уже механик мороженого. Мы уже давно искали смышленого парня на эту должность.

— Прямо сразу стану механиком? — уточнил Калмыков.

— Прямо сразу, — подтвердила Попова с честным видом, — а пока с тебя снимут материальное взыскание за пломбир.

— Что?! — завопил он. — Какое взыскание?

— Такое, — жестко ответила Попова. — Что, я из своего кармана должна выплачивать за брак? У каждого из той смены с зарплаты сняли по полторы тысячи. С тебя я снимать не буду.

— Ну, спасибо, — пробормотал Калмыков, поджав губы.

— Чем-то не довольны, господин Калмыков? — по-отечески спросила Попова.

— Нет, я всем доволен, — фальшиво улыбнулся он ей и, повернувшись ко мне, спросил: — Ну, с чего начнем?

— А вы как считаете? — ответила я вопросом на вопрос.

Поразмыслив, Калмыков предложил мне посмотреть места на производстве, которые, по его мнению, могут привлечь диверсанта. Оказалось, что наши мысли совпадают. Калмыков провел меня там же, где я побывала утром, и показал те же места, которые я приметила сама. Какой-то истощенный субъект с тусклым взором сурово приступил к Калмыкову и попросил ответить, почему тот болтается без дела.

— Приказ Поповой — сопровождать консультанта, — отшил он истощенного. Бормоча себе под нос ругательства, тот отошел. — Васильич, механик мороженого, мой начальник, — отрекомендовал его Калмыков.

— Вижу, он постоянно недоволен чем-то, — поглядела я вслед истощенному.

— Да говнистый больно, — махнул рукой Калмыков.

Посмотрев на камеру, замаскированную под листами рифленки в трубе у выхода на второй этаж, я спросила у него:

— Ты ведь знаешь, где стоят камеры наблюдения?

— Ясен пень, знаю, — ухмыльнулся Калмыков, — не дауны же здесь работают. Да многие знают, не я один. Конечно, я знаю не про все камеры, специально их не искал, но что нашел, то нашел случайно. Про некоторые мужики подсказали.

Он указал на трубу.

— Вон там одна стоит. На участке розлива две — одна над входом, другая сбоку в вентиляции, на складе две. — В общем, знал он про все камеры и по неведению считал, что есть еще. Другими словами, работники комбината были хорошо осведомлены, что за ними пристально наблюдает начальство через так называемые скрытые камеры. Для них не было тайной их местоположение. Я это предвидела. Кравцов же питал иллюзии, что он такой умный, а работники дураки, не видят дальше своего носа. Оставив Калмыкову номер своего телефона, я вернулась к себе в кабинет.

Личные дела инженерно-технического персонала громоздились на столе устрашающей горой. С тяжелым вздохом я опустилась в кресло и взялась за верхнюю карточку. «Кравцов Аркадий Никифорович — генеральный директор» — значилось в заголовке. Знаю такого, непричастен. С улыбкой я отложила карточку на другую сторону стола. Начало положено. В руках у меня оказалась следующая карточка «Геворкян Павел Аронович — финансовый директор». Странно, почему они не убрали карточку покойного в архив? Я пробежала глазами скупые сведения, внесенные в нее, сделала пометку в блокноте, что финдиректор до «Молочных рек» работал в ЗАО «Термопласт ЭКСТРО» в той же должности. На другой стороне стола появилась вторая карточка.

Незаметно я втянулась в процесс, и стопка проверенных карточек стала расти, как на дрожжах. Важную информацию я заносила в компьютер в электронную записную книжку для дальнейшей проверки. В комнату заглянул Кравцов:

— Евгения Максимовна, уже половина шестого, вы домой собираетесь?

— Конечно, собираюсь, — кивнула я, — сейчас только сохраню. — Кравцов вошел и сел рядом со мной.

— Как продвигаются дела? Есть какие-нибудь зацепки, идеи?

— Есть рациональные предложения, как повысить уровень безопасности на производстве, — ответила я, не отрываясь от экрана. — Если вы заинтересованы, то придется приобрести кое-какое оборудование и установить скрытно от всех, включая вашего начальника службы безопасности.

— Я готов, — бодро ответил Кравцов. — Давайте список, что вам нужно.

Я продиктовала ему свой перечень, составленный в перерывах между проверкой карточек. Перечень включал в себя пять миниатюрных камер, пару датчиков движения, а также системы сигнализации на люках молочных емкостей, бункеров с мороженым. Кроме того, я видела, что в некоторых местах трубы соединены полиэтиленовыми шлангами.

— Надо бы это убрать, — посоветовала я Кравцову.

— Сколько же это все будет стоить? — с опаской спросил он.

— Думаю, тысяч двести, — сказала я навскидку.

— О, неплохо! — воскликнул Кравцов. — С такими расходами я разорюсь раньше, чем меня задавят конкуренты.

— Мое дело — предложить, ваше — отказаться, — просто сказала я, выключила компьютер и встала.

— Я не отказываюсь. Мне надо подумать, — буркнул Кравцов сердито. Он тоже поднялся вслед за мной, и мы пошли к выходу.

Джип «Мерседес» Кравцова ждал нас на улице с включенным двигателем. Водитель, Игорь Суслов, откинувшись на сиденье, курил. Крепко сбитый, невысокий и мрачный, он произвел на меня неприятное впечатление еще утром, когда отвозил меня к тете Миле за вещами. Казалось, что Игорь с болезненной ревностью отреагировал на мое появление. Ему не понравилась идея каждодневной смены маршрутов следования от дома Кравцова до «Молочных рек».

Мы сели в машину: Кравцов за водителем, я справа от шефа. Молча Игорь снял машину с нейтралки, и джип плавно тронулся, шурша по асфальту колесами. Красноватый диск солнца висел слева от нас над горизонтом, касаясь нижним своим краем пояса подсвеченных красным облаков.

— Ветер, наверно, завтра будет, — пробормотал Кравцов, задумчиво глядя на небо. Джип, миновав две проходные, выехал на автомобильную дорогу.

— Здесь направо, — сказала я, когда джип притормозил на перекрестке у светофора. Злые глаза водителя глянули на меня с зеркала заднего вида. Его молчание было красноречивым. Он считал меня идиоткой.

— Направо, Игорек, ты же слышал, — приказал ему Кравцов, вклиниваясь в нашу мысленную дуэль. Ослушаться шефа Игорь не смел, и мы свернули туда, куда я велела.

— У больницы налево, — подала я вновь голос. Тяжело вздохнув, Игорь повиновался. Двигатель машины тихо урчал. За окнами мелькали дома, окрашенные закатом в багровые тона.

Внезапно из груди Кравцова исторгся крик, от которого меня бросило в жар.

— Стой! Останови! — Джип взвизгнул тормозами и клюнул носом. Я схватилась за револьвер, не зная, откуда ждать нападения, потом увидела, что подопечный торопливо выбирается из салона, вернее, уже выбрался. Защелкнув кобуру, я рванулась за ним. Прохожие, идущие по тротуару, благоразумно расступились. И тут я увидела причину странного поведения Кравцова. Тот остановился с озабоченным видом у игрового автомата и полез во внутренний карман за бумажником. Со вздохом облегчения я подошла к нему.

— Это знак, я почувствовал, — бросил он мне, — сегодня обязательно повезет.

Про знак я промолчала, дабы не навлечь на себя гнев начальника. Осторожные намеки, что это с его положением несолидно и что его могут увидеть партнеры по бизнесу, не помогли. Кравцов, одержимый азартом, заверил, что его коллегам незачем ошиваться в подобном районе и никто его тут не знает. Другая причина, почему он играл в игровых автоматах, — это предсказание потомственной колдуньи, что свою удачу он встретит на улице. Я сдалась. Куда мне против потомственной колдуньи. Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы молчало. А применительно к моему случаю — лишь бы не убили.

Отступив на пару шагов, я изобразила игрока, ждущего своей очереди, закурила сигарету и незаметно для окружающих оглядела улицу. Мы поехали незнакомым маршрутом, «хвоста» не было, поэтому ничто не предвещало беды. Я не успела докурить сигарету до половины, как у Кравцова закончились мелкие купюры. Сие обстоятельство его ничуть не опечалило. Не раздумывая, он схватился за пятисотенную бумажку. Докурив сигарету, я бросила ее в урну, установленную перед входом в магазин, и закурила следующую. Докурив ее, я посмотрела на часы — десять минут седьмого, затем на Кравцова. Засовывать деньги в автомат ему, похоже, не надоело. На моих глазах из его бумажника испарились две пятисотенные, затем одна тысячная, следом еще одна. Стемнело. Меня немилосердно ели комары, а желудок исполнял симфонию, которую, вероятно, слышали даже продавцы в магазине. Их счастливые взоры были обращены к Кравцову. Очевидно, его проигрыш представлял для них какой-то интерес. Чернявая продавщица достала из-под прилавка внушительных размеров бутерброд и впилась в него зубами. Мне почудился запах сыра. Сглотнув слюну, я отвернулась. Профессионалы стойко переносят голод и лишения.

— Аркадий Никифорович, уже темнеет, — осторожно заметила я, — жена, наверно, вся извелась, ужин стынет…

Вопль Кравцова разорвал сгустившиеся сумерки, заставив влюбленную парочку оглянуться. Из автомата дождем посыпались выигранные монеты.

— Я выиграл, выиграл! — заплясал на месте Кравцов. — И это только начало!

— Начало конца, — буркнула я, размышляя, как глупо радоваться выигранной сотне, если только что спустил в десять раз больше.

— Что, что вы сказали? — насупился Кравцов. — Отойдите к машине, вы приносите мне неудачу. — Собрав монеты, он по второму кругу принялся запихивать их в автомат, а я отошла к джипу. Игорь сидел у открытой дверцы, нервно курил и сплевывал на асфальт.

— Слушай, шеф часто так зависает у автоматов? — поинтересовалась я у него.

— С недавних пор постоянно, — процедил сквозь зубы Игорь, одарив меня неприязненным взглядом. — Словно сдвинулся… Я специально подобрал маршрут, чтобы эта гадость не попадалась ему на глаза, а ты влезла. Сиди теперь с ним тут до утра.

Меня передернуло от подобной перспективы. Обернувшись, я увидела, что Кравцов заходит в магазин. Я неторопливо двинулась за ним. Продавцы приветливо болтали с ним о чем-то. Когда я вошла, он уже скрылся в служебных помещениях.

— Ваш муж в туалет пошел, — сообщила мне с нагловатой улыбкой чернявая.

— Отлично, — вздохнула я, — дайте мне два пирожка с капустой, шоколадку и кофейный напиток. — Пока она копошилась, я поинтересовалась, почему игральный автомат стоит на улице, безопаснее было бы поставить его в магазине, район-то не спокойный.

— Приказ хозяина, — со вздохом ответила продавщица, — так его от дороги лучше видно, а нам следи.

— Ясно, — буркнула я.

— С вас пятьдесят один рубль, — сообщила довольная продавщица, выставляя мои покупки на прилавок. Я полезла за деньгами и была чуть не сбита выбежавшим из туалета Кравцовым. С вытаращенными глазами он промчался к выходу мимо меня. Похватав с прилавка продукты, я бросилась за ним, позабыв даже забрать сдачу. Подумать только! Днем генеральный директор «Молочных рек» показался совершенно нормальным человеком. У меня на вечер были большие планы. Нужно было обработать кучу полученной за день информации. Теперь все рухнуло. Выбежав из магазина, я увидела, что Кравцов опять приклеился к игровому автомату. Я плюнула с досады и пошла к джипу. От предложенных мной пирожка и шоколадки водитель наотрез отказался. Я пожала плечами, сосредоточенно пережевывая холодный пирожок. В голове крутился один вопрос — как оттащить Кравцова от автомата. Сломать его на виду продавцов магазина? Хозяин магазина наверняка пообещал продавцам отвернуть голову, если с автоматом что-то случится. Да и Кравцова не обманешь, сразу догадается. На улице зажглось освещение. Оставив шоколадку на потом, я открыла кофейный напиток и стала пить, наблюдая за маячившим у автомата Кравцовым.

На наше с Игорем счастье, через полтора часа у Кравцова кончились деньги.

— Кто-нибудь даст мне в долг пару сотен? — спросил он у нас. Его лихорадочно горящие глаза перескакивали с меня на Игоря и обратно.

— Я на последние только что шоколадку купила, — соврала я.

— У меня лишь талоны на бензин, — проворчал мрачный Игорь.

— Что же делать! — схватился за голову Кравцов. — Если сейчас отойдешь, какая-нибудь сволочь подойдет и выпотрошит автомат. Я просто чувствую, там сейчас должен быть джек-пот. — В отчаянии он посмотрел мне в глаза. — Вы останетесь здесь и будете контролировать, чтобы к автомату никто не подходил, пока мы съездим до банкомата.

— Я, конечно, могу остаться тут и караулить эту груду металла, — криво улыбнулась я, — но что, если тот, кто пришил Геворкяна, решит разобраться с вами, пока вы будете мотаться? — Мои слова заставили Кравцова задуматься. Размышление длилось пару мгновений.

— Едем вместе к ближайшему банкомату! — закричал он, хватаясь за дверцу джипа. Я села в машину с другой стороны. Игорь без энтузиазма завел двигатель. Джип понесся по улице, проскакивая в просветы между машинами, обгоняя медленно едущих. Ближайший банкомат находился в квартале от проклятого игрового автомата. Кравцов выскочил из джипа, даже не дожидаясь, пока тот остановится. Я стартовала за ним, как выпущенная из лука стрела. Вежливая надпись на экране банкомата доходчиво сообщала, что денег нет. Кравцов выругался и побежал обратно к джипу. Мы поехали к другому банкомату, потом к третьему. Денег не было. Кравцов, близкий к истерике, стал думать, у кого бы занять денег. Тут зазвонил мобильник Кравцова, и он, с дикой надеждой в глазах, схватился за него. Однако новости не принесли ему радости. Слушая невидимого собеседника, он мрачнел все больше и больше. — Сейчас еду, — бросил он и выключил мобильник.

— Случилось что-нибудь? — спросила я.

— В анализах мороженого обнаружены ядовитые вещества, — с трудом двигая челюстями, проговорил Кравцов. — Спрашивают, что делать, сливать в канализацию или подождать?

Ожидаемое свершилось. Если бы Кравцов обратился ко мне на несколько дней раньше, уверена, что диверсию можно было бы предотвратить.

Через проходную молочного комбината мы проехали в гробовом молчании. В цехе мороженого было необычайно многолюдно. Попова, выстроив людей в шеренгу в аппаратном зале, орала на них так, что закладывало уши. По звонку Кравцова появилась милиция. Следственные действия, допросы, которые чинили как работники правоохранительных органов, так и заводское начальство, продолжались до четырех утра. Испорченную продукцию после повторных анализов слили в канализацию. Ущерб составил миллион рублей. Никто не решался встречаться с Кравцовым взглядом. Он напоминал медведя-шатуна, восставшего посреди зимы из берлоги и выискивающего, кого бы сожрать. Первой жертвой Кравцова стал технолог мороженого. В резкой форме ему было велено на работу больше не приходить и подумать на досуге, где он возьмет деньги на покрытие убытков. Главной тайной для всех, кроме меня, было то, как яд попал в смесь. Перед тем как пускать подготовленную смесь из танков на переработку, из нее брали анализ. Все показатели были в норме. Все время танки находились под прицелом наблюдения. Никто к ним не приближался. Дальше смесь по короткому герметичному трубопроводу из нержавеющей стали поступала в аппаратный зал в бункеры автоматов — емкости, доступ к которым очень проблематичен, да опять те же камеры наблюдения. Следователи из прокуратуры, милиционеры, Филюшкин с охранниками и Кравцов с Поповой раз за разом прокручивали записи с дисков системы безопасности, дивясь чуду. Когда мне все это надоело, я взяла первый диск, записанный перед началом переработки смеси из второго бункера, и поставила его на просмотр в обычном режиме.

— Да нет там ничего! — закричал на меня раздраженно Кравцов. — Десять раз уже смотрели.

— Вы не там искали, — спокойно сказала я. — На пленке нет человека, который залезает на бункер с банкой яда в руке.

— А что же там есть?! — воскликнул Кравцов в истерике. Мне не требовалось отвечать на этот вопрос. Сидевшие ближе всех к монитору следователь и Попова заметили это. Их крик заставил всех повернуться к экрану. Филюшкин перекрутил этот момент назад, и тогда сомнений не осталось ни у кого. Белая точка быстро пересекла монитор и ушла в смесь, по консистенции напоминавшую свежие сливки. Поставили покадровый просмотр. Белый шарик с отравой медленно двигался по монитору. Изображение увеличили, насколько было возможно.

— Что-то завернутое в целлофан, что ли, не поймешь, — пробормотала Попова, щуря глаза. — Диаметр сантиметра три. Неудивительно, что мы не увидели его на общем виде.

— А прилетел этот шарик с площадки обслуживания, это здесь, за пределами обзора камер, — показала я рукой в пространство справа от монитора.

— Что же это получается! — возмутился следователь. — Кто-то стоял на площадке обслуживания, как вы ее называете, и метал отраву в бункеры со смесью, а вот эти люди, — он ткнул пальцем в рабочих у емкостей, застывших на мониторе в остановленной записи, — они что, ничего не заметили?

— Отчего же, — возразила я и, попросив Филюшкина перемотать еще назад, указала на экран, — вот этот усатый парнишка с легкой небритостью на лице за тридцать секунд до полета контейнера с ядом как раз посмотрел в сторону площадки. Видно, что его что-то насторожило. Не исключено, что он видел преступника.

— Сюда его! — взвыл Кравцов, вскакивая с места. — Чтоб через секунду он сидел в этой комнате. — Попова опрометью бросилась из комнаты, потом с извинениями вернулась и, воспользовавшись телефоном, позвонила в цех. Кравцов дикими глазами молча наблюдал за ее действиями.

— Балабас, нам нужен Балабас, — повторила она в трубку несколько раз, затем передала трубку старшему из милиционеров, — скажите им, они меня не слушают.

Старший лейтенант с важным видом взял телефонную трубку и, приложив к уху, заорал сочным баритоном:

— Козлов, так, немедленно приведи сюда Балабаса для дачи показаний. Да, в заводоуправление, в зал совещаний, — положил трубку и уже тише сказал: — Сейчас приведут.

— Я просто не знаю, что я сделаю с этой гадиной, — заметался по кабинету Кравцов, причитая, — порву на куски!

Я решила на всякий случай быть поближе к директору, чтобы он не натворил глупостей, чего доброго.

Через десять минут привели испуганного Балабаса.

— Кого вы видели на площадке обслуживания в этот момент? — вкрадчиво спросил у него следователь, демонстрируя запись с камеры наблюдения. Бедняга долго не мог сообразить, что от него хотят, потом все же понял, но его ответ не удовлетворил никого.

— Да никого я там не видел, — ответил он, засовывая руки в карманы.

— А чего ты так вытаращился?! — заорала на него Попова. Даже следователь, сидевший рядом, вздрогнул от ее вопля.

— Что-то треснуло или лопнуло, что ли, — пояснил он. — Я подумал, лампочка перегорела и посмотрел наверх. Потом смотрю, окно открыто вверху. Думаю, непорядок. Оттуда всякие мошки в мороженое летят, а нас ругают потом. Наверно, окно из-за жары кто-то открыл. Я залез и закрыл.

— Бросили не с площадки, а с окна, — догадалась Попова. Следователю пришла мысль проверить крышу пристройки к цеху, где размещалась сепараторная. После недолгих поисков на крыше у окна были обнаружены смазанные следы ботинок, рассыпанный белый порошок и кусок целлофана.

Кравцов на всякий случай пообещал следователю, что он заплатит, если вдруг понадобится провести какую-нибудь экспертизу. Милиция проверила шкафчики рабочих, ботинки, робу, что-то взяли на проверку.

— Знаете, мне все-таки не верится, что из того окна можно закинуть яд в емкости, — с сомнением сказал следователь, обращаясь к собравшимся, — расстояние слишком велико, и вон те трубы мешают. — Все посмотрели на окно, на емкости, потом на трубы.

— Так как же его закинули? — нахмурился Кравцов. — Или скажете, что он туда сам прилетел? Может, полтергейст какой, а?

Решили провести следственный эксперимент. Один из милиционеров забрался на крышу и метал в окошко сверточки с тальком. Первый вообще развернулся, и в воздухе повисло облачко серой пыли, а целлофан, медленно кружась, упал к ногам следователя. Затем перетянули сверточек резинкой. Дальность полета увеличилась, но она все равно была недостаточной, да и точность хромала. Три свертка угодили в трубы, и лишь один преодолел две трети расстояния до емкостей, когда в него, помимо талька, вложили шарик от подшипника. В глазах следователя читалось, что он готов послать все куда подальше. Остальные также растеряли свой энтузиазм. Милиционеры откровенно зевали. Незаметно для окружающих я сбегала на улицу, метательным ножом срезала с дерева раздвоенную ветку, разбудила прикорнувшего в машине Игоря и выпросила у него кусок жгута из аптечки. Хоть и с ворчанием, а жгут я получила. За пару минут я смастерила обычную рогатку. В цеху между тем решили, что пора расходиться. Я появилась в тот момент, когда следователь, пристроив себе под мышку папку, направился к двери.

— Никто разве не хочет увидеть, как яд зашвырнули в емкости? — спросила я громко.

— Очень хотим, — за всех ответил Кравцов. Недовольный следователь остановился у дверей и обернулся.

— Только давайте быстрее, — буркнул он, — я хочу попасть домой до восхода солнца.

Я не стала заставлять ждать публику. В мгновение ока забравшись наверх к окну, я произвела из рогатки два выстрела — один пристрелочный, а другой точно в цель. В цеху даже кто-то зааплодировал, скорее всего сержант, что постоянно пялился на меня весь вечер, вернее, всю ночь.

— Все, закрываем этот балаган, — объявил Кравцов, — расходимся по домам.

К нему подошла Попова.

— А нам завтра, точнее, сегодня, можно отоспаться или как? — спросила она с запинкой.

— Или как, — злобно зыркнув на нее, бросил Кравцов. — Весь инженерно-технический персонал в половине девятого выходит на работу.

«Вот это круто», — подумала я, внешне никак не выражая своих чувств. Вспомнились тренировки на сверхизнурение в Ворошиловке. Что же, двое суток без сна для меня раз плюнуть. Выдерживали и больше. К машине я пошла впереди Кравцова, растолкала храпевшего в салоне джипа Игоря и сказала, что будет замечательно, если мы поедем по обычному маршруту в обход игральных автоматов. Игорь злорадно улыбнулся, зазвенел ключами зажигания. Мотор джипа взревел, приветствуя появившегося в дверях Кравцова. По пути домой приключений у нас не было. Игорь гнал вовсю по опустевшим улицам города, демонстрируя, какой он умелый водитель. Кравцов отмалчивался, с мрачным видом глядел в окно. Я тоже молчала, решив не начинать разговор первой. Мы подъехали к воротам его особняка, молча вышли из машины. Кравцов воткнул ключ в замочную скважину входной двери и замер.

— Черт, я же отключил сотовый, когда играл, а потом забыл перезвонить жене, что задержусь, — нарушил тишину его тихий голос. В окнах холла горел свет. Я ясно представила себе Юлию Матвеевну, ждущую мужа за дверью со сковородкой. Ведь сковородка — страшное оружие в руках разъяренной женщины.

— Я войду первой, на всякий случай, — сказала я, оттесняя Кравцова от двери. Вполне возможно, за дверью вовсе и не жена со сковородкой, а киллер с пушкой. Береженого бог бережет. Я вошла первой. Юлия Матвеевна стояла у подножия лестницы, уперев руки в бока. В ее глазах я увидела будущее адское пламя.

— Дорогая, я сейчас все объясню, — послышался голос Кравцова у меня над ухом. За спиной захлопнулась входная дверь.

— Ты был с ней! — истошно закричала Кравцова, тыча в меня пальцем. — Сначала отключил телефон, потом блокировал звонки! Я сразу все поняла! — Она медленно двинулась вперед, словно примеряясь, как поудобнее вцепиться мне в волосы.

— Евгения Максимовна, идите в свою комнату, — велел мне Кравцов. — Нам с женой надо поговорить.

Кравцова с воплем метнулась ко мне, хищно растопырив пальцы с длинными накрашенными ногтями. Я отскочила в сторону, и она, пролетев мимо, попала в объятия к своему мужу. Ее ногти немедленно распахали Кравцову правую щеку. На всю комнату раздалась звонкая пощечина. Визг Кравцовой сразу оборвался, сменившись горькими рыданиями.

— Идите к себе! — прикрикнул на меня Аркадий Никифорович, удерживая жену. Я с радостью выполнила его приказ. Может, они и покалечат друг друга, но тут уж ничего не поделаешь, если не хочешь остаться виноватой.

— Мало того, что все деньги спускаешь в казино, так еще шлюху себе молодую нашел, — слышала я у себя за спиной выкрики Юлии Матвеевны, перемежавшиеся всхлипами и стенаниями.

— Она телохранительница, — взывал к разуму жены Кравцов, — на комбинате проблемы были, вот я и задержался.

— Да какая она телохранительница! — вопила в ответ Кравцова. — На лбу написано: проститутка.

Открывая дверь выделенной мне комнаты, я вздохнула. Издержки профессии. Теперь спать.

Но спать мне не дали. Баталия четы Кравцовых продолжалась до шести утра, то затихая, то разгораясь вновь.

В особенно драматические моменты я от воплей подскакивала на кровати, хватаясь за револьвер.

В шесть наступила благословенная тишина, а в восемь я проснулась от запахов готовившейся пищи. По-военному быстро собравшись и умывшись, я двинулась в столовую. Мрачный Кравцов с чашкой кофе в руке стоял перед окном и смотрел на высоченную голубую ель, произраставшую возле дома. Несколько воробьев затеяли под ее ветвями веселую возню, радуясь новому дню.

— Чтобы через пятнадцать минут были готовы, — сказал Кравцов, печально глядя на меня. Царапины на его лице были замазаны тональным кремом. Не говоря больше ни слова, он вышел из столовой. Появившаяся после его ухода Татьяна вежливо поздоровалась и выставила передо мной с принесенного подноса тарелку горячего горохового супа, курицу с рисом, какую-то сдобу и сказала, что чай принесет минут через семь, поинтересовавшись, устроит ли это меня.

— Лучше кофе, — попросила я и принялась за еду. В голове крутились мысли, как распланировать сегодняшний день.