Глава 9
Женщина явно не шутила, она говорила совершенно спокойно, без каких-либо признаков истерики. На меня не однажды наставляли оружие. В человека-то не так просто выстрелить, как кажется. Люди, которым никогда не приходилось этого делать, в девяноста процентах случаев на это неспособны, что бы они сами по этому поводу ни думали. Единственное исключение — дети, подростки и все люди эры компьютерных игр, у которых представление о реальности несколько размыто. Они думают, что нет абсолютно никакой разницы между мозгами собеседника и мозгами монстра, размазанными по виртуальному полу. С ними я обычно исхожу из предположения, что они нажмут на курок в любой момент. А вот люди докомпьютерной эры ясно представляют себе последствия и, скорее всего, опустят оружие. Но эта женщина выполнит свою угрозу, не задумываясь, это точно.
— Я хочу увидеться с вашей сестрой, вот и все. Мне нужно с ней поговорить!
— Не знаю, чего еще от нас генеральше надо? Всю жизнь она нам поломала, и мне, и Райке. Теперь еще подсылает каких-то…
— Никто меня не подсылал. Я сама пришла!
Валентина немного опустила ружье:
— Хочешь сказать, ты не на генеральшу работаешь?
— На какую генеральшу?! — взвыла я, уже догадываясь, каким будет ответ.
— На Качалину!
— Ну, я на нее работаю…
Дуло уткнулось мне почти в переносицу.
— Да погодите вы! Я — телохранитель, охраняю Качалину. Никто меня к вам не подсылал, она даже не знает, что я здесь. Просто хочу поговорить!
Валентина всмотрелась в меня:
— Телохранитель? Ты?! Смотри-ка, а ведь и правда! Я тебя по телевизору видела.
Хохрякова слегка опустил двустволку. Уф! Однажды я поддалась на просьбу знакомой журналистки и выступила по местному ТВ в программе, посвященной самообороне. Так, ничего особенного: показала пару приемов, которые стоит знать девушкам, если кто-то вздумает напасть на них в темном переулке. После этого я прокляла все на свете. В моей работе одно из важнейших условий успеха — анонимность. Чтобы быть эффективным телохранителем, ты не должен выглядеть так, будто твоя профессия крупными буквами выписана у тебя на лбу. Единственное исключение — те профи, кого используют для устрашения и, так сказать, наглядности. А я — после своего нежданного момента славы — до сих пор иногда хожу по улице в темных очках в пасмурную погоду. Первые два месяца мне вообще не давали проходу благодарные телезрительницы. «Ой, вы мне так помогли, так помогли! Теперь, когда мой козлина меня домогается, я ему первым делом приемчик «бросок через бедро» провожу, потом сажусь на него сверху — и, вы знаете, помогает! Тут же признается, где получку спрятал!» Нет уж, спасибо, к популярности я с тех пор не стремлюсь.
— Охраняешь, значит? Ну и зря! — укоризненно проговорила Валентина. — Если кто-то захочет вышибить мозги генеральше, много людей потом будут спать спокойно.
Ружье Валентина наконец опустила, ловко замотала его в чистые тряпки и спрятала куда-то в недра дивана.
— Не боитесь, что вас на этом поймают? — спросила я.
— На чем? — удивилась женщина.
— Ну, незаконное владение оружием…
Валентина искренне рассмеялась:
— Да чего мне бояться-то! Все плохое со мной уже случилось. Одна сестра на свете осталась, так и ее в тюрьму упекли, а я одна век свой доживаю. Чего уж хуже?
— Послушайте, расскажите мне все — с самого начала.
Валентина промолчала, опустив глаза.
— Да не бойтесь, Качалина ничего не узнает. Ей сейчас не до вас, у нее своих проблем достаточно.
Я выложила на стол сначала одну купюру, потом добавила еще одну, и еще.
— Убери деньги, — негромко сказала Валентина. — За это я денег не возьму.
И она начала рассказ. Ее сестра, Раиса Хохрякова, получила место домработницы у генерала Качалина и его жены еще десять лет тому назад. Тогда Качалин не был генералом, он почти не бывал дома, все свое время проводил по месту службы. Ольга Христофоровна — по образованию учитель начальных классов — только начинала политическую карьеру, продвигаясь по партийной линии. Раиса была рада новой работе — тут последовал долгий и подробный рассказ о проблемах семьи Хохряковых. Но служить домработницей у Качалиных… это оказалось вовсе не так заманчиво, как казалось.
Нет, сначала все было неплохо — Раиса вела хозяйство одинокой дамы, день и ночь занятой карьерой. Ольга Христофоровна была помешана на чистоте, так что уборка занимала большую часть времени, зато готовить приходилось совсем немного. Из минусов можно было назвать только феноменальную скупость хозяйки — к тому времени дамы уже далеко не бедной, но считавшей каждую копейку, да еще ее невероятную подозрительность.
Хозяйка вечно подозревала Раису в том, что та хочет ее обмануть. Качалина считала яйца в холодильнике и требовала отчета за каждый кусок мыла. Оставляла на видном месте мелкие купюры — с тем, чтобы поймать домработницу на воровстве. Раиса не обижалась. К закидонам своих работодателей она относилась с глубоким уважением. Во-первых, Качалина так вела себя не только с Раисой, а со всем персоналом — со своим помощником по работе, с шофером, когда у нее появился автомобиль, с садовником, когда генерал и его жена обзавелись собственным садом. А уж какую жизнь Ольга Христофоровна устроила своей секретарше! У той над ее рабочим столом не хватало только надписи «Труд освобождает». А во-вторых, Раиса была честной женщиной и никогда бы не покусилась на хозяйское добро.
Так шло время, и своей работой Раиса была довольна. Она отремонтировала и обставила дом и выписала из Калуги сестру Валентину. Проблемы начались, когда Качалин стал генералом, вышел в отставку, сменил квартиру на Набережной на особняк в загазованном до невозможности Заводском районе и засел дома.
Генерал очень изменился с того времени, как Раиса поступила к ним на службу. Он сделался нервным, дергался и принимался орать, когда Раиса случайно роняла поварешку, по ночам его мучила бессонница, и генерал слонялся по особняку, как привидение, окутанный облаком ядовитого дыма — теперь он почти непрерывно курил крепкие заграничные сигареты. Вдобавок Качалин завел собак — двух здоровенных волкодавов, и те день и ночь шныряли по дому и двору. Раиса их боялась — псины не признавали никого, кроме хозяина, и порою загоняли бедную домработницу в чулан или на стремянку, и ей приходилось ждать, пока генерал ее не освободит. В общем, жизнь пошла совсем другая, а уж когда генерал выстрелил в мальчишку, рисовавшего картинки на заборе особняка, стало сосем плохо.
Раиса часто слышала беседы генерала и его жены о том, как следует поступить с мальчиком, превратившимся в глубокого инвалида, а также с его отцом, уже сидевшим в СИЗО. Раиса не имела привычки подслушивать, просто Качалины разговаривали громко, никого не стесняясь, а генерал так и вообще то и дело принимался кричать.
В общем, Раиса начала подумывать о том, чтобы сменить хозяев. Думала она долго. Нашла новое место только года четыре тому назад — молодая пара с ребенком, загородный дом. Хохрякова пришла к Ольге Христофоровне за рекомендациями. Но тут ее ждала неприятная неожиданность. Качалина смерила Раису ледяным взглядом и заявила, что та никуда не уйдет. Самое обидное, что Качалины даже не жили в Тарасове! Как раз в это время они перебрались в Москву, а в родном городе бывали лишь наездами. Так что домработница была им не очень-то и нужна — так, подготовить дом к приезду и поддерживать его в порядке в отсутствие хозяев. Ольга Христофоровна уже уволила шофера, садовника и всех остальных, а вот с домработницей она почему-то расставаться не спешила. Правда, под тем предлогом, что работать теперь Раисе приходится гораздо меньше, она втрое урезала Хохряковой зарплату.
Раиса, у которой перед глазами уже маячил особняк за городом и приветливая молодая хозяйка, позволила себе повысить голос — в первый раз за десять лет беспорочной службы. В результате Хохрякову вышвырнули, не заплатив ей за последний месяц и не дав никаких рекомендаций.
Раиса пришла на новое место, но ей отказали — Качалина позвонила молодой хозяйке и представила свою бывшую домработницу настоящим чудовищем. И вот тут в жизни Раисы наступила судьбоносная развилка. В одном варианте развития ее судьбы бывшая домработница позлилась и поплакала пару месяцев, а потом устроилась в магазин поближе к дому и зажила себе спокойно дальше. Собственно, она уже работала в сетевом магазине, когда ее нашли люди из «Останкино». Они набирали выступающих для известного ток-шоу «Звездные тайны». Всякие парикмахеры и няни, в большинстве своем обиженные на своих богатых знаменитых хозяев, принародно полоскали их грязное белье, а страна на это действо смотрела, затаив дыхание. Ну, не совсем уж вся страна, но некоторая ее часть.
Раиса почувствовала, что она может поквитаться с Качалиными, собрала чемодан и отбыла в Москву, не слушая уговоров и протестов своей куда более дальновидной сестры Валентины. Раиса выступила в ток-шоу, старательно ответила на вопросы коварного ведущего, на пять минут ощутила себя звездой, посетила Третьяковскую галерею и вернулась в родной Тарасов. Неделю спустя за ней пришли.
В холодильнике, в самой глубине морозилки, сразу за деревенской курицей и свертком домашних пельменей, полиция обнаружила бриллиантовый гарнитур генеральши Качалиной — серьги и колье, аккуратно упакованные в коробку из-под духов «Пуазон».
Раиса хлопала глазами, ничего не понимая. Битая жизнью Валентина сказала сестре: «Говорила я тебе!», но помочь той уже было невозможно. Раису увезли в СИЗО. Валентина побежала к генеральше. Она боялась, что та откажется с ней разговаривать, но Качалина приняла заплаканную женщину и даже предложила ей чаю. Испуганная Валентина отказывалась, но генеральша настояла. Новая домработница с постно поджатыми губами принесла им чай. Валентина глотала обжигающий напиток и слушала, как Ольга Христофоровна с удовольствием рассказывает, что сделают с бедной Раисой на зоне бывалые зэчки и как неправильно это было — становиться поперек дороги лично ей, Ольге Христофоровне, а тем более ее мужу, Герою России.
Валентина опрокинула чашку и опрометью выскочила из особняка. И больше она там никогда не бывала. Напоследок генеральша крикнула, что это еще не конец: и самой Валентине предстоит вскоре узнать на своей шкуре, что такое — по-настоящему большие неприятности… Придя домой, Валентина Хохрякова первым делом достала и смазала ружье своего покойного мужа. С тех пор Валентина почти не выходила из дома. Боялась, что в ее отсутствие ей что-нибудь подкинут — наркотики, может быть, или просто дом подожгут.
Раиса, сказала Валя, отбывает наказание в колонии недалеко от Тарасова — часа три туда ехать, если на автобусе. Ей дали четыре года. Три с половиной из них уже прошло. Валентина навещает сестру, возит ей передачи. Да вот, завтра как раз свидание…
— Как бы мне увидеться с вашей сестрой? — спросила я, незаметно засовывая деньги под сахарницу.
— Да ничего трудного! Завтра со мной и поедете.
— Как это?! — изумилась я. — Меня же и близко не подпустят к вашей сестре! Там же зона, режимный объект…
— Да ладно! — махнула рукой Валентина. — Я скажу, что вы — дочка моя. Им там все равно — в колонии одни женщины, статьи у всех нетяжелые. Они шьют мешки и рабочую одежду, вот и все их занятия. Сумку мою понесете, никто вас и не спросит ни о чем.
Мы договорились, что завтра в шесть утра я заеду за Валентиной на такси. Пилить в Красногвардейск на автобусе у меня не было ни малейшего желания. Я все же впихнула Валентине еще немного денег, чтобы она собрала посылку для сестры, и вернулась в гостиницу.
Там все было спокойно. Качалина после сеанса маникюра пребывала в отличном расположении духа. Что ж, Алла Ромуальдовна — истинный профессионал!
Ольга Христофоровна и Галка мирно сидели в гостиной, смотрели какой-то боевик и ели попкорн из бумажных мешков. Какая идиллия!
— Садитесь с нами, Женя! — добрым голосом предложила мне Качалина.
Я пристроилась на диване. Нет, какая все-таки волшебница Аллочка! С меня причитается. Маникюрша обожает швейцарский шоколад, надо отблагодарить ее парой плиток.
— О, смотри, смотри! — Галка показала на экран пальцем и хрипло засмеялась. — Ой, не могу, какие враки! Нельзя с такого расстояния в голову засадить, хоть ты суперменом будь! Там же местность открытая, ветер, помехи всякие. Кучность стрельбы при таком раскладе — метра полтора, так можно машину подстрелить, а он, видишь, в глаз ему засадил!
— Галочка, успокойся! — строго проговорила Качалина. — Это же кино, никто не ждет от него правдоподобия! — Неожиданно Качалина повернулась ко мне и вполне мирно спросила: — А вы, Женя, что думаете? Ведь вы профессионал в своем деле?
Надо же, кажется, даму-политика всерьез интересует мое мнение!
— Я не часто смотрю фильмы о телохранителях, — честно ответила я. — Сразу начинаю хохотать и потом уже ничему не верю. Обычно ведь боевики начинаются с какой-то ударной сцены — с жестокого убийства или с освобождения заложников, как в фильме «Универсальный солдат», к примеру. И начинаются ляпы. Например, герой в одиночку раскидывает толпу человек в двадцать. Так не бывает, возможностям профессионала тоже есть свой предел…
На этом месте Галка с интересом уставилась на меня. Я продолжала:
— Иногда удается досмотреть до конца, но тогда — еще хуже. В каждом боевике есть финальная схватка. Обычно она происходит в каком-нибудь эффектном неожиданном месте. Раньше — на вершине водопада, как у Шерлока Холмса с профессором, как его там… Ну, с этим гением преступного мира…
— Мориарти! — неожиданно подсказала Галка.
Надо же, а я и не знала, что она читает книги! Не похожа она на человека, который читает хоть что-то, помимо служебных инструкций… хотя, возможно, она смотрела дивный фильм отечественного производства — там профессор еще так смешно шевелит пальцами, перед тем как напасть на знаменитого сыщика!
— Точно, Мориарти. Ну вот, а потом, когда водопады и маяки приелись зрителю, стали популярны вершины небоскребов. Когда надоело и это — ну сколько можно, в каждом втором фильме! — в ход пошли крыши движущихся поездов, летящие самолеты и тому подобное. Например, то кино с Харрисоном Фордом, где он спасает американского президента и где его свешивают с самолета на высоте в несколько тысяч метров! Хотя даже непрофессионалу понятно, что в случае разгерметизации салона не то что эффектной финальной драки не получится, но и все пассажиры, включая президента, превратятся в ледышки!
Качалина слушала меня внимательно и с явным интересом.
— А самое забавное — это сама финальная схватка. Мало того что герой, прежде чем доберется до главного злодея, должен в одиночку перебить всю его охрану, так он еще и исцеляется чудесным образом перед финалом независимо от того, сколько травм получил! Например, герой ранен в ногу помощниками злодея. Так вот, на верхушке небоскреба он будет стоять в полный рост и даже исполнит зажигательный боксерский поединок на краю крыши! Или взять травмы. Нет, только не говорите мне про травмы в кино! Если вы хоть однажды получали удар в лицо…
Ой, что это я несу! Вряд ли столичный политик хотя бы раз в жизни получала по физиономии! Качалина непонимающе захлопала ресницами. Я быстро повернулась к Галке, и получилось, что мой вопрос был адресован ей. Телохранительница с понимающим видом кивнула, и я, облегченно вздохнув, продолжала:
— Так вот. Если вы хоть раз получали удар в лицо, то знаете — кожа там чувствительная. Сосуды близко, капилляры хрупкие. Любое повреждение сразу становится видно и остается надолго. Сначала — гематома, потом кровь распадется под кожей, проходя различные стадии, поэтому гематома меняет цвета, и всегда можно определить, как давно она получена. Так вот, герой выдерживает схватку с приспешниками главного гада, потом с самим злодеем — и что же? В финале девушка обнимает его, и максимум повреждений — это порванная на его рельефной груди белоснежная рубашка и небольшая ссадина на скуле!
— Ну и что в этом такого? — непонимающе вскинула брови Качалина.
— А то, что люди перестают всерьез относиться к реальным схваткам, насмотревшись кино! Хуже может быть только виртуальность! Раньше ведь любой мальчишка дрался на улице. Ну, почти любой. Но все имели опыт реальных драк с равным по силе противником. А теперь? Современные дети не гуляют во дворах. Драки они видят лишь в «Мортал Комбат», в «Людях Х» и «Убить Билла». В первом и втором случае речь идет о сверхспособностях, которыми в реальности никто не обладает. А в последнем — налицо откровенный стёб! Но дети воспринимают все буквально, ирония Квентина Тарантино им недоступна! Они всерьез верят, что хрупкая блондинка астенического телосложения способна положить в одиночку население целого города. Кто-то считал ради интереса, сколько жертв на счету у Черной Мамбы, но я не храню в памяти лишнюю информацию… И вот, когда неподготовленный человек, самый тренированный мускул которого находится на пальце, чтобы кликать «мышкой», оказывается в опасной ситуации, он не способен реально оценить свои возможности. И может дорого за это заплатить. Иногда — и своей жизнью. Это беда нашего времени — нереалистичное восприятие происходящего. Жизнь — не кино и не виртуальность, второго шанса она не дает никому…
Галка восхищенно присвистнула. Ольга Христофоровна немного подумала и сказала:
— Женя, вы ошиблись с выбором профессии! Вам надо было стать кинокритиком.
— Поздно! — мрачно ответила я.
Это же надо! Давненько я не произносила таких зажигательных речей. С чего бы это, говоря языком классиков советской литературы, «Остапа понесло»?
Надо же, и как это Ольге Христофоровне удалось меня разговорить? Наверное, не только я владею навыками психологического воздействия. Вероятно, причина в том, что я села на своего любимого конька. Кино — мое хобби. Моя слабость. И о нем я могу рассуждать буквально часами. Стоп, Евгения! На сегодня хватит.
Я пробормотала, что мне нужно кое-что проверить, и поспешно покинула номер. На самом деле проверять мне ничего не требовалось, просто я решила навестить Аллу Ромуальдовну. Я спустилась в ресторан и приобрела две плитки швейцарского шоколада. Аллочка всю жизнь сидит на диете, что не мешает ей на ужин уничтожать половину сливочного торта. Но зато на людях она деликатно обгрызает листик салата и запивает его водой без газа. Наверное, причина в том, что все ее богатые клиентки ведут затяжную борьбу с лишним весом — или с тем, что им таковым кажется. Ну, вот Аллочка и старается им соответствовать. На самом деле, я как-то прожила целую неделю в ее доме, расследуя запутанные дела ее молодого супруга, и выяснила, что любимый напиток маникюрши — сладкая наливка, а любимое блюдо — вовсе не руккола, а самый обычный холодец. Кстати, я тоже очень его люблю. Чистый протеин, море энергии. Так что сама себе шоколадку Аллочка не купит. А вот в подарок — примет с удовольствием.
Алла Ромуальдовна пила кофе в своей «каморке», как она называла вполне комфортабельное помещение с мягкими диванами и телевизором. Она заедала кофе пирожными и смотрела какой-то очередной сериал.
— О, Женька! — обрадовалась мне маникюрша. — Давай по кофейку?
Я знала, что кофе Аллочка пьет такой, как надо — чтобы грешников топить, поэтому не стала ломаться и с удовольствием присоединилась к маникюрше. Да и пирожные из ресторана были выше всяческих похвал.
Какое-то время мы молча наслаждались кофе, уставившись в экран. Там как раз заканчивалась очередная серия отечественной мелодрамы. Аллочка предпочитала кино «из нашей жизни», и когда всяческих «Изаур» и «просто Марий» сменил российский «продукт», она сразу же перешла на него.
Сериалы я не смотрю принципиально. И вовсе не потому, что я какой-то там высоколобый интеллектуал. Хотя я, как и большинство людей, считаю себя, по меткому выражению моей соседки по общежитию, «не глупее прочих», я вовсе не склонна задирать нос. Да, я получила образование, которое — по современным меркам — считается элитарным, да еще и спецподготовку прошла, имею большой жизненный опыт, на порядок опережающий мой календарный возраст, но интеллект у меня обычный, среднестатистический, ничего выдающегося. Я не испытываю превосходства над своими согражданами, которые привыкли заменять тележвачкой реальную жизнь, ведь «мыльные оперы» придуманы не просто так: они оказывают психотерапевтический эффект. Причем на огромные группы населения. Новый популярный сериал снижает градус агрессивности у всей страны в целом! Это как с любимым фильмом моего детства, знаменитым «Семнадцать мгновений весны» — когда он шел на телеэкранах, милиция в разных городах фиксировала резкую убыль количества преступлений в них — и это вовсе не миф!
Вероятно, моя нелюбовь к сериалам связана с тем, что у меня, телохранителя в настоящем и агента специального назначения в прошлом, и так нескучная жизнь. Это первая причина. А вторая — мне банально не хватает времени и терпения, чтобы просмотреть двухсот— и это в лучшем случае! — серийный продукт до финала. А бросать дело на полпути я не люблю, ведь по гороскопу я Дева. Успокоительный эффект «мыла» основан, прежде всего, на повторяемости, предсказуемости. Каким бы трудным ни был твой день, приходя с работы, ты знаешь, что вечером тебя ждут знакомые лица с их привычными проблемами, которые со вчерашнего дня остались прежними, едва-едва сдвинувшись с мертвой точки. Одну и ту же ситуацию герой или героиня много-много раз обсудит с другими персонажами — это на тот случай, если пару серий вы все-таки пропустили, а так — все предсказуемо и понятно. Недаром действие в сериалах движется в час по чайной ложке — никакую историю, даже самую захватывающую, нельзя разматывать бесконечно.
На экране побежали титры, заиграла знакомая до тошноты музыка. Аллочка оторвала от губ чашку с кофе и глубокомысленно произнесла:
— Ну вот, она опять потеряла память!
Я посмотрела на серьезное лицо маникюрши, и мы обе покатились со смеху.
— Хорошая ты баба, Женька, хотя и Джеймс Бонд в юбке! — отсмеявшись, проговорила Алла Ромуальдовна.
В некотором роде, мы с маникюршей были коллеги — в незапамятные времена она ведь тоже была агентом, только с другой специализацией. Общаясь со мной, Аллочка чувствовала себя причастной к большому делу, к таинственным закулисным играм опасных профессионалов. Она отказывалась верить, что я — всего-навсего провинциальный бодигард, зарабатывающий на жизнь своими специальными навыками.
Я вручила Алле Ромуальдовне шоколадки. Та оглянулась, хотя в комнате мы были одни, миг — и запретные плоды исчезли в глубинах карманов ее белоснежного халата.
— Вижу, вижу! — заговорила вдруг маникюрша с нарочито цыганской интонацией. — Вижу профессиональный интерес! Ну, ты мои правила знаешь. Еще Лев Абрамыч меня учил: «Держи рот на замке, дольше проживешь!»
Лев Абрамович был тем самым парикмахером, на пару с которым Аллочка начинала свою профессиональную карьеру в гостинице «Евразия».
— А если погадать? — попросила я заискивающе.
Аллочка задумалась. Она знала, с каким восхищением я отношусь к ее таланту психолога, и мое внимание ей льстило. В последние годы маникюрше негде было блеснуть своими способностями, а ведь человек, хоть однажды «причастившийся» к «большой игре», не откажется от нее никогда. Так, большинство людей, снявшихся в кино, мечтают сделать это снова и снова. Вот и в агентурной работе есть свой сладкий яд. Алле Ромуальдовне не хватало риска, тайн, аромата опасности. Слишком много лет прошло с тех пор, как она — девчонка с трясущимися от страха коленками — входила в серый дом и сообщала строгому дяде в неприметном стандартном костюме жалкие тайны своих клиентов. Людям свойственно романтизировать свое прошлое, и в своих воспоминаниях Аллочка ощущала себя Матой Хари на покое.
Иногда — очень редко и только в виде исключения — Алла Ромуальдовна все же сообщала мне некие сведения, полученные от клиента в ходе сеанса. У нас даже образовался своего рода ритуал — мы делали вид, что гадаем на картах. Мол, Аллочка просто раскидывает потрепанную колоду и сообщает мне не то, что болтливый клиент сообщил маникюрше в расслабленном состоянии (о чем его, кстати, никто не просил), а то, что поведали гадалке карты. В глубине души Аллочка сохранила страх перед всесильной и всемогущей «конторой глубокого бурения», которая за неосторожно сказанное слово вполне может стереть тебя в порошок. И хотя конторы — в привычном виде — давно уже не существовало, страх был заложен в ее подсознание. Чтобы его обойти, Аллочке и требовалась эта игра в гадание.
— Ну, не знаю, не знаю, — с сомнением протянула маникюрша. — День сегодня не карточный…
Но я продолжала молча смотреть на Аллу Ромуальдовну, и она сдалась:
— Ну, давай раскинем на червовую королеву… Так, ждут ее — дорога, казенный дом, пиковый интерес… Пустые хлопоты в родном городе… понятия не имею, что это может значить… — Маникюрша недоуменно уставилась в карты: — Тьфу ты, Женька, ты меня сбила! Я ведь и вправду гадать начала! А вот тут, смотри, — Аллочка склонилась над картами, как будто они действительно что-то ей сообщили, — вот тут у королевы интерес к трефовому королю. Черный такой мужчина, важный очень. Она его ждет. И ждет, и боится — все сразу. Власть у него над ней! И деньги общие связывают их. Хватит тебе? — Аллочка просительно заглянула мне в лицо.
— Еще что-нибудь скажи, ручку позолочу! — пообещала я.
Аллочка вздохнула и продолжила:
— Страх у нее на сердце. И совесть неспокойна. Грех на ней, давний. Боится королева, что это — расплата за тот грех. Не верит никому. Ходит — все оглядывается.
— Ну, спасибо тебе, ромалэ, — задумчиво проговорила я.
Алле Ромуальдовне можно доверять. Ни один детектор лжи не вытащил бы из Качалиной больше информации, чем ненавязчивая заботливая маникюрша. Проблема в том, что сеанс маникюра — это вам не допрос, прямые вопросы там недопустимы. То, что сейчас сообщила мне Аллочка, она объединила в связный рассказ на основе мелких оговорок, разрозненных сведений, которые, сама того не ведая, сообщила ей Качалина. Надеюсь, эта информация мне пригодится.
Я попрощалась с Аллой Ромуальдовной и поднялась на четвертый этаж в «люкс».
Так, пора звонить Ложкареву. Ниточки номер один и два, казавшиеся такими многообещающими, завели меня в тупик. Что там было с этим журналистом, как его — с Лёвой Яворским? Раз за разом набирала я номер мобильного Артема, но Сердитый был недоступен. Отчаявшись связаться с неуловимым журналистом, я позвонила ему домой и узнала, что Ложкарева отправили в командировку в соседний регион, где проходит судьбоносное мероприятие по проблемам ЖКХ, и туда согнали журналистов со всей округи. Ладно, никуда он не денется. А мне пора на службу.
Остаток дня прошел без эксцессов. Мы с парнями удалились в номер охраны и часа три отрабатывали совместные сценарии. Вот классическое покушение в автомобиле. Вот нападение в замкнутом пространстве лифта — бывает и такое. Одну двойку охранников мы оставили в номере у Качалиной и периодически их сменяли, так что никто не ушел обиженным. Ребята были тренированные, подготовленные, работать с ними было одно удовольствие. Из каждого мог бы получиться классный телохранитель. Я спросила Сашу, не хочет ли он сменить нанимателя — разумеется, не сейчас, а потом, когда все закончится. Тот покачал головой и ответил — довольно сухо, — что не намерен оставлять Ольгу Христофоровну. Скажите, какая преданность… Ладно, это не мое дело.
Ну вот, теперь я почти спокойна — вместо враждебно настроенных спецназовцев со мной работает слаженная команда телохранителей. Все сценарии расписаны, в случае нападения каждый знает, что ему делать, за что отвечать. Проблема в том, что жизнь частенько нарушает готовые сценарии, и все предусмотреть невозможно. Но что от меня зависело — я сделала.
Еще одна проблема заключалась в том, что Качалина не вызывала у меня ни симпатии, ни сочувствия. Кем бы ни был враг генеральши (кажется, я начинаю называть так Ольгу Христофоровну вслед за Валентиной), у него явно были основания для ненависти. Вот это — самое элементарное и самое неприятное в моей работе. Очень часто человек, которого приходится охранять, действительно бывает виновен в чем-либо таком, за что другие люди проводят долгие годы за решеткой. Порою он — настоящий преступник, которого от наказания защищает лишь его высокое положение и некоторая, скажем так, излишняя гибкость закона, присущая нашей стране. Иногда хочется опустить руки, отойти в сторону и дать возможность справедливости свершиться. Но это абсолютно невозможно.
Я — телохранитель. Этот человек, каким бы он ни был, доверяет мне свою жизнь, и моя задача — сохранить ее любой ценой, при необходимости пожертвовав своей. Ну, надеюсь, конечно, что до этого не дойдет… Я — не судья и даже не суд присяжных. Не мне решать, в чем и насколько виновен мой клиент. Моя работа — охранять его, что я и делаю. Хотя порою и сжав зубы, вот как сейчас.
По уже установившейся доброй традиции я отправилась ночевать в номер Качалиной. Сережа, которого я пришла сменить с дежурства, улыбнулся мне. Замечательный мальчик, самый перспективный из всех. Качалина уже спала, Сережа играл в нарды с Галкой. Телохранительница выигрывала. Она посмотрела на меня без своей обычной враждебности и предложила:
— Сыграем?
Сережа поднялся, потянулся, зевая, и ушел спать.
— Почему бы и нет?
Я подсела к столу. В нарды я играть не умела. Эта игра всегда ассоциировалась у меня с уличными лотками перестроечных времен, когда восточные мужчины в трениках с растянутыми коленками часами сидели на корточках прямо на тротуарах. Вот в шахматы я играю неплохо, еще в школе у меня был второй взрослый разряд…
Я попросила Галку объяснить мне правила, и вскоре мы уже азартно двигали цветные шайбы.
Честно говоря, игра мне не понравилась. Да и за столик я села вовсе не для того, чтобы освоить элементарные правила этой игры, а с дальним прицелом. Галка выигрывала, азартно хлопая себя по коленке, и вскоре пришла в отличное расположение духа. Ну что ж, начнем…
— Классно играешь! — похвалила я ее вполне искренне. — А у меня по шахматам разряд, а тут — никак не выиграю!
Галка усмехнулась:
— Да ты не так играешь! Не надо чересчур уже четко все планировать, понимаешь? Вот в чем твоя ошибка. Ты слишком любишь все просчитывать наперед. Это ж не шахматы. Надо прежде всего расслабиться и ждать. Не напрягаться, не строить планы, не пытаться просчитать возможные ходы противника. Просто ждешь, поняла? А когда наступает момент действовать, ты — прыг, прыг, и все — выиграла!
Значит, расслабиться и ждать… А потом, в то самое единственное мгновение, когда — пора, действовать. Да, это — психология снайпера. Вот почему Галка так любит эту игру — нарды позволяют ей почувствовать то, что она ощущала, занимаясь любимым делом. Хотя нарды — довольно жалкая замена.
— А где ты научилась так играть?
Спокойно, тут мы вступаем на скользкую почву. Если Галка сейчас психанет, как обычно, когда речь заходит о том времени, когда ее звали Светланой, и закроется — тогда все, разговора не будет.
— Муж научил. — Губы Галки на мгновение сжались, потом она задумчиво продолжала: — Ждать приходилось долго, надо же было что-то делать…
— А он хорошо играл, твой муж?
Все, проскочили опасный момент!
— Толик? Да, он всех обыгрывал, даже Сашку.
— Они вместе служили? — Я не поднимала глаз от доски.
— Ну да, еще в первую войну. Я тогда в Ростове жила, с дочкой, ждала Толика. А потом решила — так и спятить можно! И по контракту завербовалась.
— Ты спортсменка? Какой разряд?
Галка засмеялась — в первый раз за все время:
— Мастер спорта я!
— А дочке твоей сколько? — Я прилежно двигала нарды по доске.
— Пятнадцать лет. Она у матери, в Ростове. Сама я, понимаешь, с Ростова. Нечего ей со мной таскаться.
— Повезло Ольге Христофоровне, что ты у нее есть, — вполне искренне сказала я.
— О, моя взяла! — Галка хлопнула ладонью по столу и встала. — Да, повезло.
Бывший снайпер говорила медленно, глядя мне прямо в глаза:
— Ольге я всем обязана — ее муж нас из окружения вывел, это ты у Пашки уже разведала. И Толика моего вывел, они его на руках несли, ребята, только он потом все равно в госпитале умер. А вот в душу мне пытаться залезть не надо. Еще раз попробуешь — пожалеешь! Поняла?
— Поняла.
Я сложила нарды в коробку и встала. Теперь мы стояли друг напротив друга. Если бы между нами поместили электрическую лампочку — она бы вспыхнула от взаимного напряжения.
— И кончай вынюхивать про Ольгины дела! — с ненавистью процедила Галка. — Тебя наняли ее охранять — вот и охраняй.
Я протянула коробку с нардами телохранительнице:
— Держи. Я не вынюхиваю, а пытаюсь понять: кто хочет прикончить твою хозяйку? Мы же не можем вечно держать ее в бункере! Рано или поздно ей придется выйти. И убийца будет нас поджидать. Я хочу вычислить его до того, как он нанесет следующий удар.
Галка равнодушно пожала плечами:
— Умная ты чересчур… Ну, смотри, тебе виднее.
