Человека рывком усадили на стул, словно ненужную игрушку бросили в кучу хлама, приготовленного на выброс. Стальные объятия наручников сковали его кисти за спиной, рот был заклеен широкой лентой. Гориллы, их было четверо, окружили свою жертву со всех сторон. Солидные на первый взгляд люди, лица добропорядочных граждан.

В комнату зашел босс — человек лет пятидесяти, слегка обрюзгший, с колючим взглядом. Он уселся на другой стул, который приготовили специально для него. Человек оказался прямо напротив жертвы.

— Здравствуй, Миша, — ласково-шипящим голосом произнес он. Босс, по всей видимости, хотел выглядеть любезным, но его выдавал все тот же колючий взгляд неулыбчивого человека. — Мы с тобой не виделись со вчерашнего дня, и, признаюсь, я рад нашей встрече, хотя и огорчен внезапно появившимися обстоятельствами, которые касаются твоей личности.

Связанный не отвечал, да и не мог ответить. Пленник старался не смотреть на босса, ему был ненавистен этот взгляд, взгляд удава, которого держат в клетке и морят голодом.

— Пора кончать его, шеф, — произнес один из охранников, высокий мужчина с торчащим ежиком волос и седыми висками.

Он демонстративно щелкнул предохранителем своего пистолета, давя на психику связанного человека. Михаил не пошевелился, видимо, он уже смирился с тем, что эти минуты могут быть для него последними в жизни.

— Погоди, Игорь… — покачал головой босс. — Зачем же так сразу расставаться с хорошим человеком? Может быть, ему перед смертью хочется поговорить со мной, излить свою душу, исповедаться, в конце концов.

— Наш шеф — как святой отец, — пошутил Игорь. — Все грехи отпустит, оптом и в розницу, оплата и получение в одном месте.

— Не кощунствуй, сын мой, — ответил босс, — лучше дай возможность человеку поговорить со мной. Сказать то, что он думает.

Лента была сорвана с губ плененного Михаила резким движением. Он скривился от боли, но не издал ни единого звука. Облизав губы, он обвел присутствующих взглядом и остановил его на боссе.

— Говорить будешь? — ткнул его пистолетом в висок Игорь. Он сделал это не сильно, просто для того, чтобы напомнить о себе.

— А что ему говорить? — произнес босс. — Мы знаем больше него о том, что происходит вокруг. В общем, Миша, мы уже в курсе, кто ты есть. Кстати, мы очень не любим вас, пора бы об этом знать. Да и не умно вы поступили, мы же белогорских ментов и вас знаем всех, как облупленных, зачем же ты к нам в организацию полез? Понимаю, начальство приказало, сделать ты ничего не мог, поэтому приступил к выполнению операции под названием «Кур в ощип». Дураки вы, дураки. Поэтому-то вы с нами ничего сделать не можете, что мозгов не хватает. Для этого нужны другие люди и другие деньги, пора вам понять это.

— И законы тоже, — хмыкнул Игорь.

— Верно, — согласился босс. — Законы издаем мы, а исполнять приходится вам, дуракам. И не будет иначе, потому что мы будем у власти всегда, Миша. Ты запомнил? Всегда! Вам, нищим, не пролезть во власть никогда — это наше, для избранных. Так что скажешь, сынок?

Михаил не отвечал. Он смотрел прямо перед собой и мысленно готовился к смерти, зная, чем заканчиваются подобные разговоры.

— Козел поганый, — сплюнул человек с веснушчатым лицом, стоявший за стулом, на котором сидел Михаил.

— Вот именно, — согласился босс. — Только ты, Вова, не плюй в помещении, для этого улица есть. Да и на улице не плюй, не показывай нехороший пример детям, не нужно этого делать. Еще вот что, Миша, у нас для тебя подарок. Очень интересный подарок, но, наверное, он тебя не обрадует…

Он сделал знак рукой. Двое парней вышли из комнаты, несколько минут их не было видно и слышно, а затем они появились, затаскивая внутрь тело молодого мужчины и бросая его на пол.

— Кто это? — послышался хриплый голос Михаила.

— Не узнаешь? Это твой напарник, Миша, еще тот лох. Мы тебя уважаем за то, что ты просто так не сдался, а сопротивлялся что было сил. За это мы тебе устроим легкую смерть. А вот напарничек твой оказался слабаком. Зачем же вы таких берете к себе на службу? Прикрывать тыл должен человек опытный, умелый. А этого сопляка мы убили сразу, и убивать его было очень неприятно, будто на дерьмо наступаешь. С тобой же другое дело — ты молодец, мы уважаем сильных противников. Конечно, тебе не удалось сделать то, за чем ты пришел сюда, но не огорчайся, просто я предусмотрительней тебя, мое положение, как говорится, обязывает.

— Уберите тело, — попросил Михаил. — Не могу смотреть.

— Какая тебе теперь разница? — спросил босс. — Скоро ты ляжешь рядом, превратишься в такого же жмурика. Тихого и безмолвного.

— Уберите, прошу… Все, что угодно, только не это. Убивайте сразу, не томите…

Бандит пожал плечами.

— Как скажешь. В конце концов, это последняя просьба приговоренного. Вот только сигарету и водки мы тебе не дадим, обойдешься. И священника не пригласим — это у нас не принято. Унесите труп, ребятки.

Парни подхватили тело и вынесли его из комнаты. Даже не вынесли, а выволокли, словно мешок с мукой.

— Спасибо, — произнес Михаил. — Что-то человеческое в вас еще осталось, спасибо…

— Не за что, — произнес босс, слегка покачивая головой. — Так ты готов встретиться со Всевышним?

— Готов…

— Вот и хорошо.

Он сделал едва заметный знак, к Михаилу сзади подошел веснушчатый бандит и накинул ему на горло белесую проволоку…

В кабинет подполковника постучали.

— Разрешите, Сергей Владимирович?

Тот, к кому обращались, сидел за старомодным письменным столом. Это был высокий человек с гладко зачесанными назад волосами и ямочкой на подбородке. Сергей Владимирович носил черный шерстяной костюм, белоснежную рубашку и темно-синий, в черную полоску, галстук.

— Заходи. Есть новости?

Вошедший был в форме майора, в противоположность своему начальнику он был коренаст, с заметным брюшком. Лицо неприметное, как у агентов КГБ в лучшие контрразведывательные времена.

— Очень плохие… Прямо скажу, хуже некуда, Сергей Владимирович, — горестно произнес майор.

— Конкретней нельзя, Николай Иванович? У нас когда-нибудь были хорошие новости, кроме тех, что сообщают о получении денежного довольствия?

— Только что получили информацию… Нашли два тела и опознали Мишу Лебедева и Костю Зеленкина.

Подполковник поднялся из-за стола.

— Где они сейчас?

— В судмедэкспертизе.

— А нашли их где?

— В посадках за городом.

Сергей Владимирович покачал головой.

— Вот дьявол… Немедленно собери всех, кто занимался делом Дергунова. Немедленно, слышишь? Срочное совещание отдела.

— Есть.

Майор повернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Сергей Владимирович схватил со стола пачку «Примы», вытащил из нее сигарету и стал разминать ее большим и указательным пальцами, задумавшись. Над создавшимся положением стоило поразмыслить, слишком часто стали погибать сотрудники ФСБ, будто участвовали в активных военных действиях.

— Черт… — пробормотал он, обнаружив, что половина табака из сигареты высыпалась на стол. Пришлось бросить испорченную и взять другую сигарету.

В кабинет входили офицеры. Они старались не поднимать глаз, будто сделали что-то постыдное и теперь ждали осуждения со стороны.

— Разрешите, товарищ подполковник?.. — звучало еле слышно, будто шелест бумаги.

— Заходите и садитесь, не задерживайте, — буркнул Сергей Владимирович. Ох, и пакостно было сейчас у него на душе.

У подполковника собрались пятеро офицеров. Двое из них носили майорские погоны, двое были в чине капитана и один — старший лейтенант.

— Вот такие дела, ребята… — произнес подполковник. — Миша Лебедев и Костя Зеленкин… Слышали?..

— Мы в курсе, Сергей Владимирович. Беда большая…

— Родным сообщили?

— Родителям Зеленкина уже сказали. Про Мишу Лебедева сообщить не смогли: Ирина, его жена, в роддоме, прямо не знаем, как быть.

— М-да…

Все, кто находился в кабинете, прятали друг от друга глаза.

— Операция сорвалась. И уже не в первый раз, скажу я вам. Толку от нашей работы, товарищи, никакой. Даже не знаю, как оправдываться перед вышестоящим начальством. Боюсь, что это мои последние дни в ФСБ, выгонят с позором, да еще и без пенсии. Весь отдел разгонят, как пить дать.

— Это же дело рук Дергунова! — воскликнул капитан, худощавый человек с густыми черными бровями, сросшимися у переносицы. — Мы об этом знаем, можно же предпринять что-нибудь?!

— И что дальше, товарищ Кулдашин? — вызывающе спросил майор, которого подполковник назвал Николаем Ивановичем. — Знать-то мы об этом знаем, а доказать мы этого все равно не сможем, как всегда! Этот гад что хочет, то и делает, а мы ничего не можем предпринять. У него всегда непробиваемое алиби, никогда нет никаких доказательств его причастности к совершенному преступлению. Если надо, он подставит кого-нибудь, чтобы отвести от себя любое подозрение. Это очень серьезный противник, которого мы никак не сможем свалить.

— Вот именно! — произнес старший лейтенант, молодой человек двадцати шести лет, с тонкими усиками на верхней губе. — Самое обидное, что мы не можем подобраться к Дергунову! Ни справа, ни слева, ни спереди, ни сзади! И главное — он обо всем всегда знает и всегда готов к контрудару!

— Одно из двух, — произнес подполковник. — Или он чертовски умен, или ему докладывают обо всех наших планах.

— Кто же это может быть? — проговорил Николай Иванович. — Один из нас?

— Необязательно, — произнес круглолицый майор, по фамилии Богачев. — Информация могла просочиться через отдел кадров, секретный отдел — и вообще как угодно. Мы расслабились, товарищи, в прежние времена этакого в нашей конторе люди себе не позволяли.

— Вот я и собрал вас здесь, мои боевые друзья, чтобы решить вопрос: как быть дальше, — сказал Сергей Владимирович.

— Один способ остался! — подал голос широкоплечий капитан с мощной шеей, на которой высилась крупная голова с курчавыми темными волосами.

— Какой, Юра?

— Физическое устранение. А потом надо найти этого гада, который продает наших товарищей, и тоже пристрелить его, как собаку. — Капитан не выдержал и как следует выругался. Хоть таким образом немного душу отвел.

По кабинету прошел гул. Каждый пытался что-то сказать, но не конкретно, а так — чтобы выразить свое отношение к услышанному.

— Ты, Юра, возьмешься за это? — твердо спросил подполковник, глядя в глаза капитану.

— Возьмусь, — так же твердо ответил Юрий.

— А кто прикрывать тебя будет?

— Где именно? На операции или, так сказать, на законном основании?

— И там, и там. Кто пойдет с тобой на это дело? Кто будет рисковать положением и своей судьбой?

— Неужели не найдем желающих помочь мне свести счеты с этим гадом?

Сергей Владимирович обвел всех присутствующих взглядом.

— Кто хочет участвовать в этом?

Все пожимали плечами.

— Ну… Если надо… — прошелестело по комнате, но как-то неубедительно.

— Ясно. Так вот, слушайте меня. Никакого физического устранения не будет. Я лично не хочу и не буду рисковать вашей судьбой. Буду просить начальство, чтобы это дело окончательно поручили другому отделу, и готов идти на понижение, как офицер, не соответствующий своему служебному положению. Сегодня же напишу рапорт. Вот так.

— А как же Миша Лебедев? И Костя? — спросил Николай Иванович. — Получается, что они погибли зря?

— Получается, что так. Будем решать, как поступить, чтобы родные на нас не обижались. Подумать о материальной помощи надо, принять личное участие. Вот только как быть с Ириной Лебедевой?

— Лучше ей пока не сообщать, — произнес старший лейтенант.

— Это не так просто, Женя, — вздохнул Сергей Владимирович. — Не так просто. Сообщить все равно придется, как ни крути.

— Может быть, не сразу, — предложил капитан Кулдашин. — Сами знаете, как у женщин бывает: пропадет молоко, ребенка нечем кормить будет… И не сообщить нельзя: похоронить человека надо по-божески, со всеми почестями. Не то получится, как в плохом кино: гроб опустим в землю, а жена ничего знать не будет, не простится даже. Нехорошо…

— Черт-те что происходит, — выругался подполковник. — Беспредел полный.

— Это точно, — поддержал начальника майор Богачев.

— В общем, так… Никаких решений пока приниматься не будет, я хочу сначала определиться сам со своей позицией, а потом посмотрим. Все свободны.

Офицеры как по команде, одновременно, поднялись из-за стола и стали торопливо прощаться. Не прошло пяти секунд, как в кабинете остался только Николай Иванович.

— Сергей Владимирович, — сказал майор. — Я зайду попозже насчет материальной помощи семьям Лебедева и Зеленкина?

— Да, конечно…

Когда офицеры покинули кабинет, подполковник встал, подошел к книжному шкафу, открыл створку секретного отделения и извлек из него икону. Он поставил образ на полку и обратился к лику господнему со словами:

— Господи, вразуми раба твоего, научи, что ему делать дальше. Я подозреваю, что в моем отделе «крот», но даже боюсь об этом думать. Осталось пятеро офицеров: Катков Николай Иванович, Богачев, Кулдашин, Юра Семенов и Женя Савин. Не знаю, на кого и думать, столько лет мы проработали вместе, душа в душу. Получается, что я остался один против всех. Говорят, что и один в поле воин, и если ты поможешь мне, то я доведу дело до конца. Я достану эту сволочь, прости, господи, Дергунова. Правда восторжествует, только помоги мне, господи, прошу тебя…