Глава 5
Утро я начала с пробежки. Сонный охранник, ворча себе что-то под нос, нехотя открыл для меня ворота. Утро было прохладное. В розовеющем на восходе чистом бирюзовом небе не было ни одного облачка. Воздух пах луговыми цветами, и казалось, что вернулось время, когда я на Дальнем Востоке, убегая из школы, бродила по тайге, собирала ягоды и придумывала всякие занимательные штуки. Пробежавшись вдоль забора, я свернула на пустынную асфальтовую дорогу. Приходилось внимательно смотреть под ноги, чтоб не запнуться о кусты, пробивающиеся из широких трещин. Внезапно ветер донес до меня слабый трупный запах. Подумаешь. Кто-то сдох в лесу, какой-нибудь зверек, кошка, но меня словно потянуло в эту сторону. Не осознавая своих действий, я сошла с дороги и углубилась в чащу. С каждым шагом запах становился сильнее. По ходу я заметила несколько сломанных веток, в ямке отчетливый след мужского ботинка. Протектор напоминал раздвоенное копыто — посередине подошвы шла ложбинка. Каблук не пропечатался. Сделав еще два шага, я нашла источник запаха. Труп мастифа лежал в траве с перерезанным горлом. Если б не мое сверхчуткое обоняние, собаку тут вовек никто б не обнаружил. А откуда в таком месте, вдали от цивилизации, труп хорошо откормленной собаки? Вывод напрашивался сам собой — из усадьбы моего клиента. Там как раз недавно убили одну такую. Правда, Павлов утверждал, что он убил его ножкой от стула, а потом сжег на костре. Может, у него склероз? Вернувшись в усадьбу, я сообщила о находке, и к месту обнаружения трупа отправилась целая делегация во главе с Павловым на джипе. Я их провела через кусты, указала на пса:
— Узнаете?
Ювелир с грустью в глазах кивнул:
— Очень похож на Дика. Буквально один в один, но это не может быть он. Труп Дика сожгли.
— А этот тогда откуда здесь? — ехидно спросила я. — На бродячую собаку не катит.
— А откуда мы должны знать, кто притащил сюда эту падаль? — резко ответил Рамазанов, сплюнув на землю. — Может, по лесу еще полазим? А что, еще что-нибудь найдем.
— Заткнись! — рявкнул на него Павлов и, обращаясь ко мне, поинтересовался: — Евгения Максимовна, я не понимаю ваших намеков. Куда вы клоните?
— Туда, это Дик, — ответила я. — Тут не кладбище домашних животных, и в такую даль труп собаки никто не повезет. Объясняю, как все было. Дика наркотиками никто не опаивал. Под химией пес бы не стал искать конкретную жертву, а напал бы на любого, в том числе того, кто давал ему эти наркотики. Охранники бы пристрелили Дика раньше, чем он добрался до вас, Викентий Иванович. Собака должна была выглядеть обычно, чтоб не вызывать подозрений у охраны. Поэтому некто купил собаку, похожую на вашего мастифа, натренировал ее на ваш запах, потом привез в особняк, выпустил, а настоящего Дика усыпил и спрятал, затем вывез с территории в багажнике машины и выкинул здесь.
— Похоже на бред, — высказал свою оценку начальник службы безопасности.
— Погоди. — Павлов поднял кверху указательный палец. — Евгения, а у вас есть какие-нибудь доказательства изложенной истории?
— Пока нет, но я знаю, как их найти, — ответила я уверенно, умолчав о втором сбое видеонаблюдения.
— Прекрасно, занимайтесь, — кивнул Павлов и повернулся к охранникам. — Так, парни, берите из тачки лопаты и похороните собаку по-человечески.
Среди охранников послышался ропот:
— А может, это вообще не Дик…
— Молчать! — рявкнул ювелир. — Делайте, что сказано. Нечего умничать.
Когда охранники пошли за лопатами, я спросила у клиента:
— Викентий Иванович, вы планировали на сегодня какие поездки?
— Нет, а что?
— Дело в том, что я хочу кое-что проверить. Отъеду на пару часов, — призналась я.
Павлов нахмурился:
— Знаете, Евгения Максимовна, дела могут возникнуть в любую минуту. Вы должны будете по первому требованию вернуться в особняк.
— Нет проблем, вернусь, — заверила я, наблюдая за охранниками, притащившими лопаты. — Вы без крайней надобности постарайтесь не выходить из дома. При малейшем подозрении или возникновении опасности звоните мне.
— Позвоню, не сомневайтесь, — рассеянно бросил Павлов и прикрикнул на охранников: — Не сачкуйте, глубже копайте! Она размером с человека, так что и могила нужна соответствующая.
— Памятник тоже прикажете из мрамора смастрячить? — послышалось от могилы из-за широких спин охранников.
— Так, кто это там варежку разевает? — зло спросил Павлов.
— Разговорчики, — поддержал его Рамазанов. — Берите больше, кидайте дальше!
— Что-то распустились у тебя люди совсем, — пожурил Павлов начальника службы безопасности. — Хотел зарплату прибавить, но после недавних проколов, пожалуй, воздержусь.
Рамазанов в ответ промолчал, потупив взгляд.
Я дождалась завершения церемонии, сопроводила Павлова до особняка, а затем стала претворять в жизнь свои планы. Перво-наперво позвонила в психиатрическую клинику, представилась следователем ФСБ и спросила заведующую. Оказалось, что ее нет на месте, а будет она только завтра. Сотовый заведующей мне отказались дать, соврав, что не знают. Дали только домашний, но этот телефон молчал. Где в такой прекрасный летний день может находиться заведующая? — спросила я себя. Ответ пришел мгновенно: или на даче, или в каком-нибудь живописном месте на берегу Волги. Мест для отдыха на правом берегу было не так уж и много. Появилась идея: раздобыть ее фотографию и проехаться по пляжам, на которых любит расслабляться народ. Но, с другой стороны, зачем мне заведующая, ведь можно просто раздобыть медицинскую карточку жены клиента прямо в больнице. Расспрошу еще персонал о Татьяне. Может, кто что помнит. Однако вряд ли со мной будут откровенничать без отмашки руководства, кем бы я ни представилась. Пришлось прошерстить базы данных сотовых операторов, действующих на территории области. Программу для взлома предоставил мой бессменный консультант в этих вопросах Юзер. Лично лезть он боялся, зная о подсудности подобных операций, а я не стала его напрягать и провернула все сама. Добыв нужный телефон, позвонила заведующей — Петровской Любови Васильевне. Заслышав мою воображаемую должность в ФСБ, женщина сильно удивилась, спросила, чем может помочь. Я попросила рассказать о Татьяне и спросила разрешения получить ее медкарту.
— Нет, только по письменному запросу, — сухо ответила Петровская, — приходите с запросом завтра с утра.
— Конечно, запрос, санкция, опись, протокол, — нарочито серьезно поддакнула я. — До завтра, Любовь Васильевна. — Телефонная трубка умерла в моей руке. Тут же я вновь набрала номер телефона психиатрической клиники. Говорила на этот раз не своим голосом, а подражая голосу заведующей. За время разговора я неплохо изучила ее манеру, тембр, различные нюансы, и пародия получилась практически идеальной. Дежурный врач подмены не заметила.
— Сейчас к вам подъедет следователь из ФСБ, выдайте ей медкарту Чвановой Татьяны, расскажите ей о больной, что она захочет, — приказным тоном сухо сказала я.
— Хорошо, я все сделаю, — женщина на другом конце провода замешкалась, потом сообщила: — Любовь Васильевна, с вами тут Петр Лазаревич поговорить хочет.
Вместо ее голоса в трубку через секунду ворвался взволнованный мужской голос:
— Люба, что происходит? Что нужно от нас ФСБ?
— Ничего, только медкарту Чвановой, не напрягайся, — ответила я, имитируя голос заведующей.
— А больше им ничего не надо, только медкарту этой самой, и все? — недоверчиво спросил мужчина. По тому, как он спрашивал, чувствовалось, что Чванова не представляет для него опасности. Несомненно, в клинике занимаются какими-то махинациями, только они не связаны с женой моего клиента. Что ж, это к лучшему. Легче будет получить информацию.
— Да, все, только карточку больной, — заверила я. — Потом поговорим, мне сейчас некогда. И последняя просьба к тебе, Петя, выйди через пятнадцать минут на крыльцо, встреть следователя и лично сопроводи, расскажи, чем она там будет интересоваться.
Через пять минут я в полной боевой экипировке направилась к машине. В коридоре столкнулась с Павловым.
— Можно мне узнать, куда именно вы едете? — спросил он.
— Проверить «Союз-2000». — Отчасти мои слова были правдой. Ответив, я попросила у ювелира парочку побрякушек, чтоб выглядели как настоящие бриллианты. — Я собираюсь представиться богатой арендаторшей, чтобы подобраться к Тахмазову. У них там офисы сдаются недорого. Не хотелось бы пробиваться к нему через охрану. Хочу сделать все тихо, без лишней крови.
Павлов кивнул, сходил в мастерскую и, вернувшись с небольшим холщовым мешочком, сказал, протягивая его мне:
— Вот, подберете себе из этого что-нибудь. Подделки очень высокого класса. На взгляд неотличимы от настоящих.
— Спасибо, — я сунула мешочек в сумку, вышла во двор, села в «Фольксваген», завела двигатель и вылетела через открывающиеся ворота на улицу.
Машину я оставила за оградой психиатрической больницы. Из-за деревьев виднелось четырехэтажное с облупившейся краской здание главного корпуса. Небьющиеся стекла в слепых мутных окнах. Калитка рядом с решетчатыми воротами была открыта, и я свободно прошла на территорию. По бетонной дорожке подошла к крыльцу, где меня поджидал высокий импозантный мужчина лет сорока с пронзительными серыми глазами. Статный, с орлиным носом, с усами и баками, в кремовом костюме и при галстуке, он немного напоминал английского джентльмена. Мужчина курил тонкие черные сигары и время от времени бросал взгляд на золотые часы.
«Неплохо, наверное, платят здесь служащим, если судить по внешнему виду», — подумала я и сунула ему под нос корочки.
— Следователь по особо важным делам УФСБ Хомутова. Вас, Петр Лазаревич, предупредили на мой счет?
От неожиданности мужчина вздрогнул, едва не выронив сигару. Глаза метнулись сначала на удостоверение, потом на мое лицо и обратно на удостоверение.
— Что, похожа, — весело осведомилась я, — где медкарта Чвановой?
— Я сказал, ее сейчас найдут, а мы могли бы пока пройти внутрь, попить чаю или кофе с ликером, — торопливо заговорил мужчина бархатным баритоном.
— Давайте пройдем, заодно и поговорим о Чвановой, — предложила я.
— Помню этот случай. Обычный юношеский психоз, — кивнул он. — Врач, которая вела ее, обсуждала со мной лечение девушки. Знаете, как это бывает, неудачная любовь, тяжелый психологический слом и жесточайшая депрессия. У Чвановой это случилось дважды. Затем депрессия переросла в маниакально-депрессивный психоз, последовало несколько попыток суицида. Ее госпитализировали, четыре месяца принудительного лечения, и она пошла на поправку. Сейчас, я слышал, Татьяна посещает психотерапевта в частной клинике.
— Скажите, а она представляет опасность для окружающих? — спросила я вкрадчиво. Мы неторопливо поднимались по лестнице, и слова эхом отражались в лестничных пролетах.
— Нет, что вы, — махнул рукой Петр Лазаревич. — Даже в стадии обострения она представляла опасность только для себя. Уж поверьте моему опыту, до того как стать главврачом стационара, я вел сотни подобных больных.
— У вас тут буйные содержатся? — покосилась я на дверь без ручки.
Главврач улыбнулся, достал из кармана связку ключей:
— Нет, буйные на четвертом этаже, а здесь легкие больные. Наркоманов и алкоголиков мы содержим в наркологическом корпусе, расположенном по соседству, у нас также есть амбулаторный корпус — там больные наблюдаются после выписки. — Говоря это, он сноровисто открыл замок и распахнул дверь: — Проходите.
Моему взору открылся длинный коридор, по которому брели женщины в больничной одежде. Кто-то сидел прямо на полу, кто-то плакал либо бормотал себе под нос.
Провожатый шел впереди, не обращая на окружающих никакого внимания. Остановившись перед очередной дверью, он заглянул внутрь и сделал мне приглашающий жест:
— Входите. Здесь у нас архив. Инночка, ты нашла карточку Чвановой? — спросил Петр Лазаревич у молодой медсестры, шарившей по стеллажам, заставленным стопками медкарт больных.
— Да, вот, пожалуйста, — девушка подала ему скоросшиватель, на обложке которого был указан адрес и девичья фамилия жены моего клиента. Главврач передал карту мне, предложил сесть и велел медсестре сделать чаю. Наш разговор возобновился.
— Она вам рассказывала, что это была за несчастная любовь? — поинтересовалась я, подозревая, что объект страсти Татьяны мог вновь замаячить на ее горизонте, подчинить ее и заставить убить мужа.
— Банальная история, — вздохнул врач, затушив сигару в пепельнице. — Он ушел в армию. Она его ждала. Только, вернувшись из армии, парень не горел желанием продолжать старые отношения, нашел другую и женился на ней, у них пошли дети. У моей же пациентки от всего этого съехала крыша. После лечения только она стала успокаиваться, появился другой — тоже трагическая любовь всей жизни. — Иронически улыбаясь, врач крякнул. — И, как говорится, понеслось! В результате парнишка оказался наркоманом, бандитом, психопатом и извращенцем. Сейчас лежит у нас в соседнем корпусе — необратимые изменения в психике из-за воздействия наркотических веществ. Он ее и бил, и пытался посадить на иглу, продать на панель. Похитил, держал несколько дней у какой-то родственницы в подвале. Девушку привезли к нам просто в ужасающем состоянии. Теперь эту историю я привожу в пример другим пациенткам, пережившим несчастную любовь. Выздоровление идет намного успешнее, так как у большинства попытки суицида происходят из-за ерунды. Я играю на контрасте.
— А что сейчас с Чвановой, вы ее давно не видели? — поинтересовалась я.
— Нет, признаться, давно не видел и не знаю, что с ней, — покачал головой врач. — Если бы у ее родителей были деньги, то ее могли положить в частную клинику, а так она, скорее всего, опять вернется к нам. Это все обычно происходит циклически. По моим подсчетам, в начале весны она должна была встретить новую любовь, а в данный момент уже столкнуться с суровой действительностью. То есть со дня на день ее привезут. Стоп, вы же из ФСБ, значит, уже что-то случилось?
— Я не вправе разглашать эту информацию до окончания расследования, — с важным видом ответила я и поинтересовалась в свою очередь: — А что, разве не может эта девушка встретить нормального мужчину, от которого у нее крышу не снесет?
— Нет, не может, — убежденно ответил главврач. — Ее привлекают роковые красавцы с определенным типом поведения и складом характера. Она всегда будет наступать на одни и те же грабли.
Я подумала о Павлове. Можно ли последнего назвать роковым красавцем? Очень сомнительно — только с гигантской натяжкой. Медсестра принесла на подносе чай, печенье и конфеты. Оставив поднос, она вышла. Я по привычке, опасаясь отравления, взяла чашку ближе к главврачу, а печенье с подноса только после того, как он тоже взял одно и откусил. Пережевывая печенье, Петр Лазаревич с задумчивым видом стал шарить по карманам. Нащупав то, что искал, он полез во внутренний карман, бросив мне:
— Вот сейчас, посмотрите, второй любовник Чвановой, который наркоман, у меня есть его полароидная фотокарточка. — Вытащив бумажник, врач нашел фотографию и протянул мне. На ней — счастливая Татьяна в обнимку с высоким черноволосым парнем, который словно сошел с обложки журнала. Весь в коже. Демонический взгляд голубых глаз. Немного он напоминал мне Рамазанова, начальника службы безопасности Павлова, тот же типаж. Все сходилось. Мои подозрения подтверждались. Татьяна вышла замуж за ювелира, переехала в особняк, там попала под влияние Рустама Рамазанова. Под его диктовку попыталась пришить мужа, чтоб безраздельно завладеть всем имуществом. Потом, возможно, Рустам женился бы на Татьяне и быстренько сымитировал самоубийство. Никто бы не подкопался. Хитер…
Повертев фотографию в руках, я сунула ее себе в карман:
— Это мне понадобится для расследования.
— Берите на здоровье, — махнул рукой врач, — скажите только: она хоть жива?
— Жива, — буркнула я и заметила, что известие не очень порадовало собеседника. Мелькнула мысль: «Не одна ли это шайка?» А вслух я добавила: — Жива и подозревается в покушении на убийство.
— Ну, нет, она не способна на убийство, — возразил Петр Лазаревич с железной убежденностью в голосе. — На самоубийство — да. На убийство — никогда. Поверьте моему опыту.
— Ладно, мне пора, засиделась. — Я поднялась из-за стола, запихала медкарту жены клиента в элегантный кожаный портфельчик — непременный элемент маскарада, служивший для изображения должностных лиц и работников следственного аппарата правоохранительных органов. — Спасибо, Петр Лазаревич, за чай, за гостеприимство, за помощь следственным органам, на суде вам это зачтется и будет служить смягчающим обстоятельством.
Главврач от моих слов смертельно побледнел и подавился печеньем. Я похлопала его по спине, весело объявив:
— Извините, это у нас, у следователей, такие шутки. Вам пока ничего не грозит.
— За «пока» спасибо, — прохрипел главврач, поднимаясь. — Я вас провожу.
В коридоре мы нос к носу столкнулись с взбешенной заведующей психиатрической больницы. Петровская оказалась крепко сбитой, загорелой тетенькой средних лет со злыми карими глазами. На ней была какая-то простенькая, открытая черная майка, джинсовые шорты, шлепанцы на босу ногу, а на голове черная косынка, завязанная на пиратский манер. Верно, мой визит сорвал Любовь Петровну прямо с дачи из-за стола. В воздухе улавливался запах костра, шашлыков и спиртного. За спиной у заведующей находилась группа поддержки — необъятных размеров медсестра с жабьей улыбкой, вылупленными глазами и полным отсутствием шеи, а также двое медбратьев с наколками бывших десантников — у одного парашютист на руке, у второго, без халата, на плече череп в краповом берете.
— Это она? — гневно спросила заведующая, остановившись передо мной.
— Да, следователь ФСБ, — подтвердил Петр Лазаревич, несколько оробев.
— Да ни хрена она не следователь! Я звонила и узнавала, к нам никого не направляли, — проревела заведующая, проедая во мне взглядом дыру. — Сейчас, милая, узнаем, кто ты на самом деле. Взять ее!
Главврач отскочил в сторону, а на меня бросились медбратья и медсестра-жаба, готовя на ходу смирительную рубашку.
— Зря вы так, — выдохнула я и прошлась по нападавшим серией приемов из оперативного карате кубинского мастера Рауля Риса. Приемы без изысков. Каждый направлен в болевую точку. Я даже не выпустила из рук портфеля, демонстрируя «технику одной руки». Один из медбратьев-десантников свалился, держась за промежность, второй сполз по стене, закатив глаза после удара по сонной артерии. Потом мой кулак угодил в нос медсестре, и она плюхнулась на задницу, размазывая кровавые сопли.
— Всем успокоиться, или будет намного хуже! — сказала я громко. Чтоб слова имели больший вес, вытащила из кобуры револьвер и взвела курок.
— Что вам от нас нужно? — хриплым голосом спросила заведующая, попятившись.
— Мобильники все сюда, быстро! — скомандовала я. Собрав телефоны, я запихала вяло сопротивлявшихся противников в кабинет, где хранился архив, закрыла дверь и обломила в замке ключ. Больные женщины, застывшие в коридоре, смотрели на меня, как на восьмое чудо света, а какая-то девчушка с ненормальными глазами, привязанная к каталке, попросила взять ее с собой.
— В следующий раз, — пообещала я и направилась к выходу.
Больше никто мне не препятствовал. Спокойно я вышла на улицу, села в машину, обдумывая дальнейший план действий. Главврач вроде бы не знал, где находится сейчас Татьяна, что у нее муж миллионер, а значит, есть смысл посетить частную клинику, где последнее время у психотерапевта наблюдалась Татьяна.
Я завела двигатель, одновременно отыскивая в записной книжке адрес клиники. Заведение называлось реабилитационным центром «Защита». Расположено оно было недалеко от Детского проезда. На карте навигатора, по старым данным, там находилась детско-юношеская спортшкола «Пламя», но времена стремительно менялись. Путь до центра занял пятнадцать минут. По дороге я переоделась в модный топ, юбку-шорты, напялила на себя фальшивые драгоценности, чтоб выглядеть посолиднее. Глаза скрыла под солнцезащитными очками вполлица, на голову приладила светлый парик с длинными волосами — все на случай, если возникнут какие-то неприятности. Пятиэтажное здание «Защиты» сверкало новым фасадом после евроремонта — современные светоотражающие стекла голубого цвета, крыльцо, отделанное гранитом, и пара вращающихся дверей. Оказавшись в вестибюле, заполненном людьми, я посмотрела на поэтажный план, висевший на стене. Первый этаж — группы всяких анонимных алкоголиков, курильщиков, игроков и тому подобное. На втором — детский центр, коррекция поведения, тренинги. Кабинеты психологической поддержки были на третьем. Там же процедурные, массаж, иглоукалывание. На четвертом — администрация и пара целителей, а пятый занимал приют для женщин. В здании имелись три выхода плюс один на крышу. Когда я направилась к лестнице, меня задержал охранник с металлоискателем:
— Вы записаны?
— А то, — возмущенно ответила я.
— Покажите талон, — нахмурился охранник.
— Что у вас тут вообще за нацистские методы работы, — возмутилась я еще больше, напирая на него грудью. — Я буду жаловаться! Мой муж большой человек.
— Мне все равно, это моя работа, там у нас приют для женщин, пострадавших от домашнего насилия, поэтому мы не пускаем всех без разбора. Есть список фамилий людей, которых пропускать сюда запрещено, — это бывшие мужья, приятели и ревнивые любовницы мужей. При регистрации вашу фамилию сверяют с этим списком, — стоял на своем охранник. — Покажите талон или запишитесь на прием. Регистратура там.
Я проследила за направлением его пальца. Потом посмотрела на купольную камеру видеонаблюдения, смотревшую на нас с потолка, из ряда фонарей подсветки. Расчет всех вариантов показал, что проще действительно записаться, чем прорываться через охранника. Вздохнув, я прошла к регистратуре, по памяти назвала медсестре имя психотерапевта, с которым хотела бы повидаться.
— К Кускову нет талонов, запишитесь к другому, — предложила мне девушка, сверяясь с записями в журнале регистрации.
Я молча протянула ей пятисотрублевую купюру. Медсестра подняла на меня удивленные глаза, схватилась было за деньги, но затем, опомнившись, остановилась и пробормотала:
— Подождите, я же все равно не смогу вас к нему записать. Все расписано уже по часам. Он не станет вас принимать, даже если я выпишу вам дополнительный талон.
— Это уж моя забота, — спокойно ответила я, — не станет так не станет. Деньги по-любому твои.
— Ну, как скажете, — пожала плечами медсестра, быстро выписала мне дополнительный талон и просунула в окошечко вместе с карточкой, заведенной по моим фальшивым водительским правам. Я поблагодарила ее. С талоном подошла к охраннику.
— Теперь проходите, — кивнул он.
Я ожидала проверки металлоискателем, однако он про свой приборчик и не вспомнил. Его больше интересовала моя грудь, соблазнительно обтянутая топом.
В приемной Кускова сидела парочка, мать и дочь. Я плюхнулась рядом с ними на кожаный диван, взяла со столика толстый глянцевый журнал, а в следующую секунду дверь кабинета психотерапевта распахнулась. Тишину нарушили голоса. Кусков — добродушный толстяк с седой бородкой, веселыми глазами, просто источал жизнерадостность и оптимизм. Энергично похлопывая по плечу мрачного дерганого типа в очках, он мягко приговаривал:
— Вот и ладненько, ваша проблема на пути к решению, ни о чем не переживайте, до свидания.
— А если это повторится? — с ужасом воскликнул нервный очкарик, противясь выдворению из кабинета.
— Нет, не повторится, — уверенно сказал Кусков, оторвал от своего халата пальцы надоедливого клиента и силой выпихнул его в коридор, крикнув вдогонку: — Запишитесь на следующую неделю. Вот тогда и проверим результаты.
Обернувшись к нам, он задумчиво пробормотал:
— Что-то вас как-то сегодня много. Вы все по записи?
Не успели мать с дочкой открыть рты, как я молнией подлетела к доктору.
— Вил Аполлинарьевич, пожалуйста, спасите меня! У меня безвыходная ситуация. Я еле к вам прорвалась.
— Так, спокойнее, что случилось? У меня скоро обеденный перерыв, так что говорите быстро, — холодно оборвал он мои мольбы.
— Я не могу возвращаться домой, я очень боюсь, — всхлипнула я, — любые деньги заплачу, только избавьте от этого! — Глаза психотерапевта скользнули с лица на серьги в виде каскада с рубинами, потом на брошь с крупным рубином. Брови озадаченно подались вверх.
— У нас, между прочим, талон на одиннадцать, — подала голос женщина, поднимаясь с дивана.
— Одну минуту… — начал Кусков, но я ловко взяла его под локоть и, втащив в кабинет, закрыла дверь перед носом женщины.
— Что вы себе позволяете? — недовольно поинтересовался психотерапевт.
Он выдернул из моего захвата локоть, насупился, готовый высказать свое мнение о происходящем. Я поспешила сгладить ситуацию. Пустила слезу, закрыв лицо руками, судорожно задышала, имитируя рыдания.
— Скажите же, наконец, что стряслось?! — раздраженно воскликнул он. — Я должен знать, что случилось. Вот присядьте, сейчас выпьете воды. — Он потянулся за графином.
— Лучше чаю, — всхлипнула я, опустившись в кресло.
— Ладно, чаю. Сейчас. Только не молчите, — кивнул Кусков. Он достал из шкафчика электрический чайник, влил туда воды из графина и включил в розетку.
— Мне стыдно об этом говорить, — мямлила я, сознательно затягивая разговор.
— Я врач, вам нечего меня стыдиться, — ласково произнес психотерапевт, доставая из того же шкафчика чашки. Из коробочки он вынул несколько пакетиков с одноразовым чаем, разложил их в чашки. Поставил на стол сахарницу. Все это было заранее подготовлено для разговора по душам с очередным пациентом.
— Не подумайте, что я сумасшедшая, — попросила я жалобно.
— Вы совсем не похожи на сумасшедшую, говорите, — ободрил он.
— Это так дико, глупо, — пробормотала я, опустив глаза, — извините, но я… боюсь сантехники.
— А? Что вы сказали? Я, кажется, не расслышал, — переспросил доктор, застыв с вскипевшим чайником в руках.
— Боюсь сантехники, — повторила я тихо. — Боюсь принимать душ, мыть руки или пользоваться туалетом.
— Да, очень интересно, — протянул он, — расскажите подробнее, что конкретно в сантехнике вас пугает? Цвет, звуки? Может, вас пугает теснота?
— Нет, я боюсь, что сантехника меня убьет, — соврала я, особо не заморачиваясь.
— В каком смысле убьет? — не понял Кусков. Придвинув ко мне чашку, он уточнил: — Микробы? Вы боитесь болезней, грязи, нечистот?
— Да нет, — произнесла я через силу. — Мне кажется, что эти штуки могут убить меня в самом прямом смысле или изнасиловать. Подозреваю, что унитаз давно хочет меня засосать, а душ удушить.
Мои слова заставили Кускова надолго задуматься. Выдохнув, он признался:
— Такое впервые в моей практике.
— Можно, я закурю? — я достала портсигар, вытащила сигарету.
Психотерапевт кивнул. Я прикурила от зажигалки и в это время под столом из тайного отделения портсигара достала капсулу, содержащую пентотал натрия. Убрала портсигар, зажала капсулу в ладони, затем незаметно оглядела комнату, придумывая, как отвлечь психотерапевта. Заприметив приоткрытую дверь в туалет, я сдавленно вскрикнула.
— Что с вами? — встрепенулся Кусков, грохнув своей чашкой о блюдце.
— Там, там… Закройте, пожалуйста, дверь, мне страшно, — прошептала я, указывая на туалет.
— Не волнуйтесь, сейчас. — Он поднялся и направился к двери.
Пока психотерапевт закрывал дверь, я всыпала порошок из капсулы ему в чай, быстро размешала пальцем, после выпрямилась как ни в чем не бывало, благодарно улыбаясь:
— Спасибо, Вил Аполлинарьевич. Мне так страшно было.
— Я здесь, и вам нечего бояться, — успокаивающе произнес Кусков, отхлебнул из своей чашки и поинтересовался: — Когда возникли ваши страхи? Должен был иметь место какой-то толчок. Постарайтесь вспомнить — это очень важно для излечения. В крайнем случае, если не вспомните, то попробуем под гипнозом…
Я слушала, поддакивала, время от времени выдавая новую порцию бредней по поводу своих фобий, а сама поглядывала на часы, ожидая, когда препарат начнет действовать. Вскоре жизнерадостность Кускова стала плескать через край. Полностью расслабленный, он откинулся на кресле и смотрел на меня с любовью.
Поняв, что клиент созрел, я плавно перевела разговор на интересующую меня тему.
— Чванова? Да, помню, очень интересный случай! — с радостью признался психотерапевт, позабыв о врачебной этике. — Масса комплексов, порожденных неудачным опытом общения с мужским полом. Вы не поверите, но спасением для нее явился нынешний муж. Он физически неполноценен, карлик, не способен стать отцом из-за особенностей развития организма. Чванова призналась, что только с ним смогла расслабиться и не думать о всякого рода неприятностях, что он ее бросит, что она забеременеет и тому подобное. Она даже уверяла, что полюбила его за то, как он заботится о ней.
— И вы ей поверили? — спросила я с сомнением.
— Подобное случается, и не так редко, — пожал плечами разговорчивый Кусков. — Аналогичные случаи приводятся в литературе. Синдром красавицы и чудовища. Я вводил ее в транс, и под гипнозом она также заявила, что любит мужа, что лишь с ним впервые испытала удовольствие от интимной близости.
— Вот черт, — вырвалось у меня.
И было от чего расстроиться. Самая перспективная версия разваливалась на глазах. Коль Татьяна действительно любила мужа, то она вряд ли стала бы покушаться на его жизнь, если, конечно, она не уличила благоверного в измене. Я ухватилась за эту мысль. Такое вполне реально. Павлов богат и может себе позволить сауны с девочками. Татьяна как-то прознала про это или ей кто-то подсказал, и у нее снесло крышу. Прикидывая возможности новой версии, я слушала болтовню Кускова. Психотерапевт прочитал мне лекцию о человеческих фобиях и комплексах. Привел мнения известных психиатров.
— Ладно, Вил Аполлинарьевич, я, пожалуй, пойду, — оборвала я его монолог, — мне пора.
— А как же лечение? Мы же хотели испробовать гипноз, — вяло возразил Кусков, потирая лоб. — Боже, я как-то странно себя чувствую.
— Магнитные бури, наверное, — улыбнулась я и вышла из кабинета. Уже в коридоре из сумочки раздался звонок телефона. Ювелир интересовался, проверила ли я «Союз-2000». Пришлось соврать, что как раз занимаюсь этим вопросом. Не могла же я признаться, что целый день прорабатывала его жену.
— Что удалось выяснить? — поинтересовался Павлов.
— Я не могу сейчас говорить. Скоро приеду и все расскажу, — пообещала я. Отключив сотовый, я кинулась к машине. Надо было срочно заскочить в этот самый «Союз-2000», чтоб было чем отчитаться перед клиентом. «Фольксваген» летел вперед по знакомому маршруту.