ЭПИЛОГ

Прошел год. Я жила своей обычной — не очень спокойной, но аскетичной жизнью. Эта безумная история, чуть не выбившая меня из колеи, постепенно стиралась в памяти, как стираются сны или не слишком удачные фильмы. Только иногда, натыкаясь в какой-нибудь газете на репортаж из Латинской Америки, я чувствовала легкий укол в сердце и прочитывала все до последней точки. Но, разумеется, в газетах не было ни слова об Овалове.

Быстро влиться в привычное жизненное русло мне помогла и тетя Мила, которая вернулась из сибирского путешествия в состоянии шока. Она была настолько потрясена результатами поездки, что напрочь забыла о благих намерениях отрегулировать мою личную жизнь. Постепенно из ее сбивчивых рассказов мне удалось выяснить, что так встряхнуло мою тетушку. Оказалось — какой ужас! — что ее кемеровская подруга ничего абсолютно не читает, кроме женских романов. «Подумать только, прожить целый месяц в аду!» — делая испуганное лицо, еще долго восклицала тетя Мила.

Время затянуло ее раны, но иногда воспоминания возвращались, и тогда, чтобы отвлечься, она просила меня смотаться в магазин деликатесов — купить чего-нибудь «вкусненького».

В одно прекрасное утро она опять проснулась в меланхолическом настроении и жалобно сообщила, что ей просто необходимо сейчас съесть хоть один кусочек зефира в шоколаде. Я не могла устоять перед ее умоляющим взором, да и, кстати, нам давно уже требовалось пополнить запас хорошего кофе. Поэтому я не споря немедленно оделась и вышла на улицу.

Мой «Фольксваген» стоял у подъезда, весело сверкая на солнце чисто вымытыми стеклами. Я открыла дверцу, села за руль и завела двигатель. Но не успела я тронуться с места, как сзади возникла какая-то тень, и некто деликатно, но очень настойчиво постучал в стекло. Я обернулась.

Около машины стоял очень странный человек — без лица. То есть номинально лицо у него, конечно, было. Но это лицо могло принадлежать кому угодно — шапка черных волос, усы, борода и большие солнцезащитные очки. С таким лицом можно смело отправляться на маскарад — по крайней мере, поощрительный приз обеспечен.

Человек был настойчив и знаками показал мне, что не прочь попасть внутрь «Фольксвагена». Я чуть-чуть опустила боковое стекло и довольно резко сообщила, что в любом случае еду совсем в другую сторону.

— Меня устроит любая сторона, — миролюбиво согласился ряженый.

Я почувствовала, как по моей спине побежали мурашки. Этот голос я запомнила навсегда — он был слишком серьезен, чтобы пытаться забыть его. Я слышала его всего два раза в жизни, но именно этим голосом озвучивались ночные кошмары, в которых мне не хотелось признаваться даже себе самой.

Впервые я даже не была уверена, сумею ли справиться с таким противником, и оттого нервничала.

— Мне нужно съездить за зефиром для тетушки, — сказала я. — Это очень срочно.

— Да вы не беспокойтесь, — голос Иван Иваныча был необыкновенно предупредителен. — Ну, посудите сами, если бы я хотел вас, гм, ликвидировать, зачем бы я стал сам этим заниматься? Просто мне захотелось вас повидать и передать кое-что. Я здесь сейчас по делам и вот решил воспользоваться представившейся возможностью.

В его словах была логика. Но и в моих опасениях — тоже. В любом случае, выбора у меня, по сути дела, не было. Нельзя бесконечно уходить от погони. Сейчас я, по крайней мере, не подвергаю опасности тетю Милу. А кто знает, что будет завтра? Жаль только, что она может так и не дождаться своего зефира.

Моя рука потянулась к замку дверцы.

— Я предпочел бы сесть сзади, — сообщил Иван Иваныч.

Я открыла заднюю дверцу. Иван Иваныч уселся поудобнее и положил на колени чемоданчик, обтянутый тонкой черной кожей. «Интересно, что там, — подумала я, — пистолет, шприц, стальная удавка?»

— Никакого оружия, — прочитав мои мысли, сказал Иван Иваныч. — Обычный набор командированного… Ну что — едем?

— Куда? — сухо спросила я.

— За зефиром, наверное, — удивленно произнес Иван Иваныч. — Вы же, кажется, за ним собирались? По дороге и поговорим. Мне, собственно, всего пару слов…

Я вырулила на проезжую часть и поехала к центру города. Мой пассажир с беззаботным видом поглядывал по сторонам, ритмично постукивая пальцами по крышке чемоданчика.

— День сегодня чудесный! — сообщил он с восторгом и спросил: — А вы что же, в самом деле решили, что я появился здесь, чтобы совершить акт мщения?

— А что я, по-вашему, должна была решить?

Иван Иваныч покивал головой.

— Конечно, вас можно понять, — проговорил он. — Но, во-первых, мы осуществили бы такой акт гораздо раньше. Гораздо! Такие вещи делаются быстро и неотвратимо. Если же я сразу не счел нужным… Я ведь, знаете, фаталист. По-прежнему надеюсь, что наши дорожки пересекутся. Я имею в виду — в хорошем смысле. Не люблю разбрасываться кадрами. Даже потенциальными. А у вас потенция — дай бог! Поуродовали мне таких мужиков! Честное слово, вы зарываете свой талант в землю.

Я ничего не ответила. Иван Иваныч смотрел на меня сквозь очки совершенно непонятным взглядом. Вполне возможно, что он мной любовался. Даже у таких монстров бывают свои симпатии.

— Ну, и отчасти вам повезло, — продолжил он. — Господина Овалова поймали довольно быстро — это умерило страсти. Он был чересчур самоуверен.

— Где его взяли? — спросила я, и голос мой предательски дрогнул. Иван Иваныч деликатно отвернулся и ответил:

— В Монако. Слишком уж он любил всю эту мишуру — Монако, Канны, Ницца, Сен-Тропе… Артистическая натура! Наладился бы на какую-нибудь куриную ферму в аргентинской пампе — глядишь, до сих пор был бы жив, — он немного помолчал и добавил значительно: — Если бы мы не нашли его — еще вопрос, что ожидало бы вас. Некоторые были настроены весьма агрессивно… Но я против эмоций. Вы как раз могли нам пригодиться — вдруг Овалов решил бы с вами связаться? Письмо, звонок, денежный перевод — нам подошла бы любая ниточка. Я отстаивал именно такую трактовку ситуации. Ну и, разумеется, отстоял. В глубине души я отстаивал вас.

— Ну, спасибо! — хмуро сказала я. — Что вы сделали с Оваловым?

— Вам нужны кровавые подробности? — удивился Иван Иваныч. — Так их не было. Жил человек, жил, а потом умер. Вот и все.

Я вела машину словно в полусне. Иван Иваныч это заметил и мягко предложил:

— Вы, Евгения Максимовна, притормозите у тротуара, а то, не ровен час… — и, когда я послушно выполнила его совет, достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги. — Это его последнее письмо. Вообще он вел себя достойно. Единственное, о чем попросил — передать вам весточку.

Ватной рукой я взяла листок и развернула его. Неровные торопливые строчки запрыгали у меня перед глазами.

«Милая Женя! Мне бы следовало тысячу раз просить у тебя прощения, но некогда — за спиной стоят парни с пушками и нетерпеливо посматривают на часы. Так что, можно сказать, час мой измерен. Я все-таки не вернул тебе должок — за работу, которую ты выполнила так блестяще. Но они взяли меня в Монте-Карло — как раз тогда, когда я собирался крупно отыграться. Увы, отыграться уже не успеваю. Посылаю тебе единственный серебряный доллар — на счастье.

Женечка! Странная вещь, но больше всего я боюсь сейчас одного — остаться в твоей памяти просто „великим обманщиком“. Милейший Анатолий Петрович любезно согласился выполнить мою маленькую просьбу — при встрече он передаст тебе одну вещь. Надеюсь, она как-то уравновесит твое разочарование во мне. Ну все, дорогая. Пора. Живи долго. Твой Берт».

Я бережно положила листок на сиденье и обернулась. Иван Иваныч или, может быть, Анатолий Петрович с непроницаемым лицом протянул мне небольшой сверток, в котором что-то негромко брякнуло.

— Здесь доллар, — пояснил он. — И фильм «Режущая цепь». Его разыскали по моей просьбе в киноархиве и перевели на кассету. Овалов говорил, что вы без ума от кино.

Я взяла кассету — пальцы у меня слегка дрожали. Иван Иваныч увидел это и скупо усмехнулся.

— Кстати, в этом фильме Овалов мне тоже понравился, — заметил он. — Последние роли удавались ему хуже.

— Ну, самая последняя роль получилась, по-моему, как раз неплохо! — с вызовом бросила я.

Иван Иваныч хмыкнул, нажал на ручку дверцы и не торопясь выбрался из машины. В последний момент он наклонился и пристально посмотрел на меня.

— Просто на этот раз ему попался хороший режиссер, — с усмешкой промолвил Иван Иваныч, захлопнул дверь и пошел прочь.

Не шевелясь и болезненно вывернув шею, я завороженно смотрела ему вслед, не в силах отвести взгляд, и очнулась только тогда, когда его зловещая фигура окончательно смешалась с пестрой людской толпой.