Марина Серова
Вприпрыжку за смертью
Глава 1
День рождения моей тетушки Людмилы — в просторечии Милы — приходится на седьмое ноября. Красный день календаря, который раньше был праздником революции, а с недавних пор — днем национального примирения, для меня был дважды красным. Какой бы смысл очередной государственный строй ни вкладывал в эту дату, она оставалась для меня прежде всего — Днем рождения тетушки.
И вот я носилась как угорелая по городу в поисках подарка. Что именно подарить своей тетушке, я прекрасно знала, но требовалась конкретизация.
Дело в том, что моей тетей владеет пагубная страсть к чтению детективных романов, к которым она приохотилась еще во время работы в юридическом институте, а уж уйдя на пенсию, получила возможность отдаться этой своей страсти целиком и полностью.
Одна повесть (или маленький роман) за вечер — вот ее норма.
И в отличие от прочих разновидностей наркоманов (а ведь чтение — тоже своего рода наркотик, правда ведь?) организм тетушки не требует увеличения дозы. Не знаю, как будет дальше, но последние полтора года Мила четко держалась в этих рамках.
Это то, что касается положительной стороны пристрастия, сравнительно, скажем, с алкоголем или героином. Но есть и другая сторона.
Водка и кайф не меняются. Очень трудно представить себе алкоголика, который ставил бы задачу ежедневно «открывать для себя» новый сорт крепких напитков. Ему не нужна новизна, человек, зависимый от алкоголя, требует лишь повторения уже известного, хочет еще раз попасть в то состояние, которое от степени его деградации диктует организм.
Совсем другое дело — читатель детективов. Он так устроен, что ему подавай именно его и ничего иного! Упаси боже встретить читаный роман под другим названием в другом переводе — день пропал даром, жизнь не удалась, все летит в тартарары!
А с памятью, господа, у этой публики ой как хорошо! Хотя, конечно же, идеальным читателем детективов был бы именно склеротик.
Но моей тете, слава богу, такое заболевание не грозит, она отличается феноменальной памятью с самого раннего возраста. И думаю, что я унаследовала это качество именно от нее.
Не побоюсь фривольного сравнения: она открывает новый томик с таким же предвкушением наслаждения, как какой-нибудь восточный султан мог требовать себе ежедневно очередную девственницу.
И вот теперь передо мной стояла непосильная задача — купить для тети книгу.
Думаете, это так просто? Конечно, если вы открываете «кирпич» в глянцевой обложке, «покет» с золотым тиснением время от времени. Но если это проделывать ежедневно, причем в течение нескольких лет, то рано или поздно возникнут проблемы.
И скажите мне на милость, что я могла найти на лотках новенького?
Мы же ведь не в Москве, а всего-навсего в одном из восьмидесяти девяти (если продолжать считать вместе с Чечней) субъектов Федерации, хоть и в областном центре с почти миллионным населением.
А моя тетушка, несмотря на ее возраст, проявляет известную прыть для обеспечения себя любимым чтением — помимо банальных инспекций лотков для покупки новинок, она еще и выписывает детективы по «Книге — почтой». Более того — созванивается с издательствами и оплачивает целые серии. А в последнее время даже бегает к соседям, компьютер которых подключен к Интернету, и заказывает книги, используя самые последние данные с оптовых складов! Ну и как тут подобрать подарок?!
К моей чести, я вышла из этого затруднительного положения.
Каким образом, спросите вы? Решение пришло не сразу. Но я все же, изрядно поломав голову, поняла: чем гоняться за новинками, лучше отыскать что-то старое, но, так сказать, не охваченное тетей Милой.
Я пошла к знакомому, который раньше, еще в старые, но недобрые советские времена промышлял самиздатом. Да-да, ведь в машинописных копиях ходили не только Солженицын с Набоковым!
Рынок самиздата был очень велик и охватывал собой практически все жанры — от художественной литературы до научно-популярной. Ведь и Карнеги, и Судзуки, и Флеминга те, кто исхитрился, прочли именно в самиздате! Разумеется, на этом рынке были представлены и детективы. Мой знакомый, выслушав просьбу, долго рылся в своих сундуках и наконец извлек несколько пыльных папок.
После беглого просмотра мы остановились на раннем Эджвуде. Не бог весть что, как вы понимаете, но для меня в данном случае была важна фактура.
«Как хорошо, что моя тетушка увлеклась детективами уже в солидном возрасте! — думала я, любовно поглаживая папку с полуслепой машинописью, которая лежала у меня в пакете. — Иначе она прочла бы и весь детективный самиздат. А теперь моя совесть чиста!»
Да, но что я буду делать в следующем году? Не писать же самой детективный роман? Ведь тогда мне придется садиться за машинку уже сегодня!
Роман… Я снисходительно улыбнулась. Как бы ни изощрялись писатели, придумывая все новые и новые повороты сюжета, жизнь всегда даст им сто очков вперед. Она гораздо более непредсказуема, хотя и не укладывается в четкие жанровые рамки.
Я порядком утомилась — не столько поисками и находкой, сколько своими размышлениями. Погода стояла какая-то гнетущая, собиралась гроза, дышать было трудно, и атмосфера сгущалась. Вот-вот пойдет дождь.
Решив немного перекусить и выпить кофе, я направилась к ближайшему кафе, которое нашарила взглядом на противоположной стороне улицы.
Непритязательное название «Ромашка» меня слегка умилило. Кафешку — явно бывшую столовую — еще не успели как следует отремонтировать, серый кирпичный квадрат, в котором размещались кухня и мойка, лишь оброс стеклянной пристройкой, где народ вкушал пищу.
Впрочем, внутрь мне попасть не удалось. Оно, конечно, и к лучшему, как и все, что с нами случается. Но обычно мы узнаем об этом потом.
Так получилось и на этот раз. Едва я подошла к двери, как меня остановил жлобского вида мужик, переминавшийся на пороге.
— Сюда нельзя, — проговорил он, загораживая мне рукой вход.
— Это еще почему? — поинтересовалась я. — Можно узнать причину?
— Нет.
Я пожала плечами и немного отошла в сторону. Любопытства ради прильнула к стеклу и посмотрела, что там творится внутри, благо розовая штора на одном из окон была не задернута.
Никого и ничего.
— По-моему, сейчас в кафе нет наплыва посетителей, — проговорила я.
Мужик на входе поиграл желваками, но решил не вступать со мной в дискуссию.
— Учет-переучет? Банкет или поминки? — не унималась я, обращаясь к охраннику.
— Вали отсюда, — настойчиво цедил он сквозь зубы. — И как можно быстрее.
— Что, так трудно объяснить? — начала я раздражаться. — И, кстати, если вы работник службы безопасности этого непрезентабельного заведения, то где ваш бейджик с фото и фамилией?
— Мать твою за ногу, — раздельно проговорил охранник, — я тебя сейчас…
Что именно собирался со мной сделать неприступный страж кафе «Ромашка», я так и не узнала. Хотя — и надо обязательно это отметить — я позволяла ему с собой так разговаривать только по доброте душевной. Будь я в ином настроении, он бы валялся сейчас на пороге с двумя сломанными ногами (и это в лучшем случае), а я мирно пила бы свой кофе. В каком-нибудь другом кафе, разумеется.
Но судьба распорядилась иначе. Не успел охранник закончить свою фразу, как у «Ромашки» притормозил двести тридцатый «Мерседес» с эллипсовидными фарами — как раз такая модель, на которой разбилась принцесса Диана в парижском тоннеле.
Хлопнула дверца, и из машины вылез представительный господин лет пятидесяти с озабоченным выражением на холеном лице.
Он одернул пиджак и, еще больше нахмурившись, направился к кафе. Ему охранник позволил войти беспрепятственно, но потом сразу же загородил вход — уже не рукой, а своим массивным туловищем.
«А чего это я тут стою? — подумала я. — Тебе это все надо, Женя Охотникова?»
Зачем терять время и пререкаться с этим малосимпатичным коллегой? Не отправиться ли тебе куда-нибудь еще, пока охранник без бейджика не конкретизировал направление твоего движения на великом и могучем?
Да-да, я не оговорилась, именно «коллега». Впрочем, узнай он об этом — не поверил бы, пока я действительно не переломала бы его конечности. Бодигард-женщина — к такому у нас еще не привыкли, хотя пора уже. Впрочем, моя специальность гораздо шире, но лицензия выписана именно на этот род деятельности.
Итак, я решила отправиться восвояси, повернулась и сделала несколько шагов по щербатой асфальтовой дорожке. Я прошла от силы метров пятьдесят, как за моей спиной раздался взрыв.
Как только до моих ушей донеслись первые звуки, я мгновенно отпрыгнула вбок и прокатилась по траве за огромный ствол дуба.
Так же быстро перевернувшись на спину, я еще успела увидеть, как по воздуху летят осколки стекла, железные панели и пластмассовая мебель.
Среди искореженных предметов были, само собой, и останки того, что раньше ходило, дышало, смотрело и даже хамило незнакомым женщинам — рядом со мной приземлилась обгоревшая манжета охранника.
Значит, заключила я, погиб и тот человек, который вошел внутрь здания.
«Прав был парторг! — мелькнула у меня в голове столь неподходящая для трагической ситуации легкомысленная фраза. — Не надо было мне туда заходить! Как, однако, мудро подчас распоряжается судьба!»
А фраза эта была из старого советского анекдота, который мне в свое время настолько понравился, что я употребляла ее по отношению ко многим возникающим в моей жизни ситуациям.
Анекдот был такой: парторг завода съездил за границу, допустим в Париж. По возвращении на родной завод его обступают в курилке работяги и начинают выспрашивать, видел ли он стриптиз.
Это сейчас, господа, подобное зрелище чуть ли не в каждом ночном клубе, а для домоседов — по телевизору за полночь. А вот раньше… Впрочем, что там объяснять, вы и так все прекрасно помните.
— Видел, — признается парторг, которого так и подмывает рассказать.
— Ну и что же это такое? — проявляют естественный интерес рабочие.
— Садишься за столик, — начинает свой рассказ парторг, — тебе коньячок приносят, ананасы на закуску, ты сидишь, ешь-пьешь в свое удовольствие, а перед тобой на сцене женщина раздевается.
Тут парторг ужасается, — да что ж это я говорю! Я же идеологический работник! — и строгим тоном заканчивает свой рассказ:
— Какая гадость!
Хмурый рабочий приходит домой, требует, чтобы его дородная женушка налила ему стакан водки, дала соленый огурец и разделась бы перед ним. Та, поломавшись, соглашается. Работяга выпил залпом водку, схрумкал огурец. Сидит и смотрит на свою жену.
— Прав был парторг, — говорит он наконец. — Какая гадость!
…Я встала на ноги, отряхнула юбку, подобрала отлетевший в сторону пакет со столь дорогой для меня машинописью. Опершись о ствол дерева, я чуть поранила руку — осколки долетели даже до моего укрытия и впились острыми иглами в кору дуба.
— Однако! — покачала я головой, вынимая из ладони крохотный кусочек стекла. — Еще бы немного, и наблюдать бы мне сейчас за происходящим откуда-нибудь сверху, в бестелесном состоянии.
Я вернулась к месту происшествия. Кругом уже суетился народ. Люди, выскочившие из машины, отчаянно кричали что-то в свои мобильники, беспомощно глядя на развалины стеклянной пристройки. А из каменного блока высыпали работники «Ромашки».
Это были преимущественно женщины, одетые в разнообразную униформу — повара в белом, посудомойки — в синем, мелькали черные халаты уборщиц.
Когда неизбежный приступ паники благополучно миновал, — кстати сказать, взрывной волной задело нескольких прохожих, одна дама сидела прямо на земле, крепко прижав к груди сумочку, и мотала головой, а другая истошно вопила: «Скорая! Милиция!» — обслуга сгрудилась на некотором расстоянии от развалин и оживленно принялась обсуждать друг с другом небывалое происшествие.
Наиболее активные и любопытные работницы отбились от толпы, рассредоточились по округе и смешались со взвинченными людьми из «Мерседеса». Очевидно, кое-какая информация дошла до их ушей, потому что вскоре по кучкам сгруппировавшихся людей пронесся шепот:
— Головатова убили!
Когда эта информация достигла стоявших немного поодаль двух молоденьких девушек в синей униформе, одна из них — некрасивая шатенка болезненного вида — поднесла руку ко рту, как будто хотела сдержать крик, а потом стала медленно оседать на землю.
К ней тут же ринулись коллеги, но, убедившись, что это всего лишь банальный обморок, мгновенно потеряли к ней интерес. Только стоявшая возле нее подружка приподняла ее под руки — посудомойка оказалась физически сильной — и оттащила внутрь хозяйственного блока.
Вскоре подъехали милиция и «Скорая помощь», которых так истошно выкликала женщина из толпы. Она орала столь пронзительно и упорно, что могло показаться, будто службы ноль-два и ноль-три услышали крики на расстоянии и примчались на ее зов.
Толпу аккуратно рассредоточили, и милиция начала свою работу.
— Дело рук профессионала, — услышала я фразу, с которой обратился один из работников органов к своему коллеге возле автомобиля с мигалкой.
Я решила, что мне нет смысла больше здесь оставаться. Давать свидетельские показания, в общем-то, было не о чем, — люди в машине видели то же самое, что и я, а опоздать на день рождения к любимой тете мне бы очень не хотелось. Тем более что у нас был и заказан на вечер столик в ресторане.
Мой подарок пришелся тетушке по сердцу, она расцеловала меня, и мы принялись готовиться к походу в «Волжский Метрополь».
Несмотря на вычурное название, недавно открывшийся в центре города ресторан был приличным, кормили там неплохо, а публика была вполне респектабельной. Впрочем, как показали события, в последнем пункте мои сведения немного устарели…
— А что у тебя с рукой? — спросила тетя Мила, заметив кровь на моей ладони.
— Так, порезалась, — сказала я правду, умолчав о причине ранения.
Мне не хотелось портить тетушке праздничное настроение, и я решила рассказать ей о взрыве, свидетельницей которого мне довелось сегодня стать, как-нибудь в другой раз, когда подвернется удобный случай.
— Срочно прижги йодом! — озабоченно покачала головой тетушка и тут же переключила внимание на телефонную трубку — она уже с полчаса принимала поздравления от бывших учеников, и аппарат звонил каждые пять минут.
Наконец все приготовления были завершены. Платье выглажено, прическа уложена, брошка приколота — тетя Мила взяла меня под руку, и мы отправились в ресторан на моем малолитражном «Фольксвагене».
Нас разместили за столиком возле искусственной пальмы напротив оркестра. Меню было тщательно изучено, и нелегкий выбор — предлагалось шестнадцать видов салатов, двадцать первых и двадцать пять вторых блюд, не говоря уже о десерте, — был сделан в пользу стейков с овощным салатом и баварских пирожных.
Все было бы замечательно, если бы не компания за соседним столиком.
Знала бы я, что так случится, — ни за что бы не повела тетю Милу в «Волжский Метрополь». Но я просто не могла себе представить, что приличный ресторан, где я была всего месяц назад, за это время успеет изрядно снизить планку и контроль на входе.
Сидевшая неподалеку от нас шумная компания веселилась как могла: громко и довольно грубо.
Я сразу заметила, что с этим весельем что-то не так. Даже если вычесть из этого впечатления своего рода «русский надрыв», да еще в блатной компании, — все равно в воздухе чувствовалось какое-то странное веяние обреченности. Как будто люди веселятся только для того, чтобы не забиться в истерике.
Впрочем, это касалось не всех сидящих за соседним столиком. То, что я смогла для себя определить, относилось к главному персонажу — человеку лет двадцати шести с золотой цепью на шее, которая выглядывала из-за ворота расстегнутой рубашки.
Он то чересчур громко смеялся, то сыпал бранью, пытался рассказывать какие-то анекдоты, которые тотчас же забывал и умолкал в оцепенении. Потом снова приходил в себя и становился еще более шумным.
Все это, само собой, было сдобрено огромным количеством алкоголя, который едва успевал подносить уже чуявший недоброе официант.
— Это сын Головатова, которого сегодня убили, — расслышала я шепот бармена, кивавшего метрдотелю как раз в направлении стола, стоявшего рядом с нашим. — То ли горе заливает, то ли еще что. В общем, скандал будет, задницей чую.
Половина хорошо прожаренного стейка была съедена. Тетушка Мила была вполне довольна вечером, но уже и она, при всей ее терпимости к окружающим, начинала недовольно коситься через плечо.
А разгульное веселье между тем у наших соседей шло по нарастающей. Казалось, еще чуть-чуть, и что-то непременно должно произойти.
— Официант! — раздался крик, сопровождавшийся ударом кулака по столу. — Еще водки! Немедленно! И шампанского для Илонки!
— Марочного! — понесся вдогонку официанту визгливый женский голос. — И чтоб с черной этикеткой! Ах, Пашенька, да не грусти ты! Все, что ни делается, все к лучшему! Сегодня будем пить, а там посмотрим!
Паша мрачно посмотрел на нее, хмыкнул, но возражать не стал. Его подруга между тем не унималась:
— Ты думаешь, что я совсем бессердечная, да? Не-ет, милый, я очень даже хорошо все понимаю! — с вызовом говорила она. — Просто у меня такая философия!
— Что? — с трудом переспросил Паша.
— Философия! Древняя, между прочим. «Лови момент» называется! Так вот, Паша, это твой день! Несмотря ни на что! — провозгласила Илона.
— Удобная философия, — огрызнулся Паша. — Пей лучше, а не болтай, мне от твоих слов совсем тошно!
Я отметила, что Пашина подруга явно косила под Кейт Уинслет в «Титанике», — такая же прическа, мимика, косметика.
Но это был как раз тот случай, когда довольно приятная наружность никак не может сочетаться с откровенной вульгарностью. Так что все сходство с кинозвездой заканчивалось, когда Илонка открывала рот и начинала нести какую-нибудь околесицу.
— Что-то здесь шумно, — виновато улыбнулась тетя Мила, посмотрев на меня.
Можно было подумать, что это моя тетушка виновата в происходящем! Кстати сказать, типичная позиция для пожилых интеллигентных людей — они до сих пор думают, что на них лежит ответственность за моральный климат в обществе, а насчет молодежи — укоряют себя, что плохо воспитали ее в свое время. Позиция чересчур уж гуманная, но, думается, неверная в принципе.
— Самое занятное, что это импровизированные поминки, — сказала я, обращаясь к тетушке. Мои слова, хотя я говорила достаточно внятно, были едва слышны, так как перекрывались взрывами хохота наших соседей.
— Поминки? — несказанно удивилась тетя Мила. — Да не может быть!
— Я краем уха слышала, что убит некто Головатов, а за соседним столиком сидит его сын, — пояснила я тетушке. — Выходит, что поминки.
— Головатов! — ахнула тетя Мила и прижала ко рту ладонь с платком, словно хотела подавить крик. — Господи, да неужели тот самый?
— Тот самый? — переспросила я заинтересованно. — Вы знакомы с этим человеком?
— Ну… я не знаю точно, о ком ты говоришь, — осторожно ответила тетя Мила.
— Такой представительный, лет пятидесяти. Седоватые брови, статный… — припоминала я черты человека, который вошел в кафе «Ромашка» и больше оттуда не вышел. — Очень хорошо одет.
— Похоже, конечно, — неуверенно произнесла тетя Мила. — Был у меня такой знакомый. Вернее, он у меня учился давным-давно, умница был невероятный. Знаешь, ведь даже среди студентов юридического светлые головы — большая редкость. Вот… Потом был юрисконсультом на здешнем оборонном предприятии, затем подался куда-то по партийной линии. А в последнее время занялся бизнесом и очень в этом преуспел.
— Так вы встречались и после учебы? — уточнила я. — Поддерживали отношения?
— Не то чтобы дружили, но виделись довольно часто, — кивнула тетя. — Он ведь даже как-то ко мне с дочкой приходил.
Мила вздохнула и осушила бокал шампанского. Задумчиво повертев сосуд на тонкой ножке, она добавила, грустно посмотрев на меня:
— Я ведь его помню еще совсем зеленым юнцом. А тут он с дочкой приходит… Знаешь, человек начинает замечать, что он старится, когда видит детей своих учеников, есть такая закономерность.
Я молча слушала тетю Милу, которая предавалась невеселым воспоминаниям.
— Ну, что еще можно сказать, — продолжала она. — Последний раз я видела его именно тогда, лет восемь-десять назад. Потом Головатову уже было не до визитов — бизнес ведь всегда жрет много времени.
Между тем шумная компания снова потребовала водки. Официанта они теперь звали хором, стараясь перекричать друг друга.
— Но, надо сказать, Ваня — теперь, конечно же, Иван Семенович — каждый мой день рождения звонил, и мы минуту-другую беседовали по телефону, — заметила тетя Мила. — А сегодня он мне не позвонил.
«И теперь не позвонит больше никогда», — с горечью продолжила я про себя ее фразу.
Тетя Мила немного отвлеклась от грустных мыслей о дне сегодняшнем, погрузившись в дела давно минувших дней. Она стала вспоминать о Головатове и по ходу дела рассказала мне потрясающую историю:
— Знаешь, ведь у него вторая жена попала в ту самую передрягу с самолетом. Помнишь, в начале восьмидесятых, когда по городу ходили слухи?
— Тетушка, дорогая, — я чуть тронула Милу за плечо, возвращая ее к реальности, — как же я могу это помнить? Я ведь жила в то время во Владивостоке! Через всю Россию такие сведения доходили только по «Голосу Америки». А мой папа не мог по чину слушать западное радио — среди генералитета это не поощрялось!
— Ну да, конечно, — кивнула тетя Мила. — Просто мне кажется, что ты живешь здесь целую вечность, а на самом деле — даже двух лет не будет.
Действительно, мы очень хорошо уживались с Милой. После того как я вынуждена была уйти из разведшколы (в процессе обучения начали вторгаться жесткие политические мотивы, которые подверстывались начальством под ту или иную фигуру во властном раскладе, а интересы государства отошли на второй план), путь домой мне был заказан. Я не могла простить отцу его женитьбу после смерти матери. Может быть, я была к нему излишне строга, как я сейчас думаю, но тогда я просто не видела себя в той, прежней жизни. И если бы не тетушка Мила, пригласившая меня к себе, кто знает, как сложилась бы моя судьба!
— В советское время терроризм был из ряда вон выходящим явлением, — напомнила я тетушке заинтересовавшую меня тему.
— Конечно, дорогая моя… Господи, да что же они так орут? Ну да ладно, пусть веселятся как умеют… Так вот, история та была довольно скверная, о ней и в перестройку писали как-то вскользь.
— А что произошло?
— Какие-то негодяи захватили самолет, — объяснила тетя Мила. — Уж и не знаю, как они разрабатывали план угона, но захватчики повели себя довольно непрофессионально. Когда стало ясно, что их затея провалилась, они стали убивать заложников. Среди них была и супруга Вани Головатова. Жуткая история, солнышко!
Компания по соседству окончательно освинела. Один из братков, напившийся вдрызг, подставил ножку официанту, который спешил по проходу с подносом.
Официант, разумеется, бухнулся оземь и не удержал в руках поднос со всем содержимым. Дорогой ковер был заляпан соусом, тушки перепелов разлетелись по полу, раздался звон стеклянных графинов, и в воздухе резко запахло пролитой водкой.
Илона стала хлопать в ладоши, запрокинула голову и зашлась в приступе хохота, а Головатов-младший сморщился и, достав из кармана стодолларовую купюру, протянул ее соседу по столу, чтобы тот урегулировал конфликт. Но тот воспринял пожелание более чем своеобразно и ловко засунул ее в рот красному как рак официанту.
— По-моему, нам уже пора, — со вздохом сказала тетя Мила, наблюдая эту безобразную сцену. — Тем более что с десертом мы уже закончили.
— Идемте, тетушка, — согласилась я. — Пирожные были замечательные. А вторую порцию кофе не будем дожидаться — можем выпить его и дома.
Мы расплатились по счету и направились по проходу к тяжелой занавеси, отделявшей зал от холла. За нашей спиной тем временем уже вовсю шла «разборка» — вежливый, но строгий работник службы безопасности о чем-то беседовал с подгулявшей компанией.
На улице было прохладно, но не слишком, и мы с тетушкой не торопясь шли к стоянке, где был припаркован мой автомобиль. В воздухе пахло горелой листвой, деревья едва шевелили голыми ветками, дышалось легко и свободно.
— Знаешь, Женечка, — сказала тетя, на ходу загребая ногой листья, устилавшие тротуар, — а ведь раньше мы действительно думали, что можно перевоспитать человеческую природу…
Я не успела ответить. Да и что я могла бы сказать Миле? Что никакими теориями, спущенными сверху, — ни национально ориентированными, ни коммунистическими, нельзя исправить природу человека, что…
— А-а-а!.. Помогите! — раздался дикий визг со стоянки. — Не надо-о-о-о… Пустите же меня! Да помогите же кто-нибудь!..
Вот тебе и человеческая природа. В ресторане сидишь — свинство, на улицу выйдешь — обижают кого-то. И не прогуляешься просто так…
Подойдя поближе, мы оказались свидетелями следующей сцены: какой-то тип, шумно пыхтевший возле «Рено», пытался запихнуть в салон автомобиля орущую девушку, которая упорно сопротивлялась.
— Как вам не стыдно! Что вы себе позволяете! — накинулась на него тетушка.
— Отвали, — устало посоветовал мужик, — идешь себе — и иди!
— Позвольте, — решительно произнесла тетя Мила, — так нельзя. Я сейчас милицию вызову. Но сначала номер вашей колымаги запишу.
Мужик ослабил хватку и с ироническим интересом посмотрел на нас. Почуявшая чуть-чуть свободу девица принялась орать еще пуще.
Ситуация, конечно, не фонтан. Я в отличие от тетушки встревать не была настроена — опыт научил меня не доверять с ходу ничему.
Наш рассудок и наши эмоции работают по инерции, они приучены «прочитывать» ситуацию в наиболее привычном для нас ключе. А кто знает, что происходит на самом деле?
Сколько раз на подобные шаблоны сознания ловились люди, становясь жертвой мошенников! А ведь этот контингент «бьет» именно на инерционные точки нашего рассудка — и извлекает из этого прибыль!
Конечно, как-то нужно было вмешаться, во всяком случае — обозначить свое присутствие. Наличие свидетелей может охладить пыл любого злоумышленника, особенно если он знает, что номер его тачки зафиксирован. Но тетушке этого было мало, и она, как истинный юрист, хотела разобраться во всех деталях.
Но то ли ситуация действительно была не столь однозначной, как могло показаться на первый взгляд, то ли владелец «Рено» был чересчур наглым — он отнюдь не прекратил своих попыток.
Более того — применил один занятный прием: четким движением сложил девушку чуть ли не пополам и почти умял внутрь машины. Этот самый прием мы отрабатывали на практических занятиях по самообороне и нападению на первом курсе в разведшколе…
— Что вы хотите от этой девушки? — продолжала приставать к мужику тетя Мила, демонстративно записывая номер его автомобиля себе в блокнот.
— Да что вы лезете не в свое дело? — заорал мужик во все горло, из последних сил удерживая вырывающуюся от него девицу. — Эта тварь у меня бумажник украла, ясно вам? Что, съели? Молчите теперь, да? Чем за всяких шлюх заступаться, лучше бы…
Что именно хотел посоветовать этот тип моей тетушке, осталось тайной, которая не разрешена до сих пор, — фраза осталась недосказанной.
Появление на улице новых персонажей мгновенно изменило ситуацию. Собственно, новыми они не были — из ресторана вывалила та самая компания, которая так по-хамски обошлась с официантом.
— Паш-ша! — орала Илона, повиснув у него на руке. — Солнце мое, ну куда тебя понесло! Зачем мы оттуда ушли, ты можешь объяснить?
— Не могу больше, — озверело замотал головой Паша. — Отстань от меня, а то и врезать могу!
— Ну Паша!.. — не унималась Илона. — Поедем кататься, раз тут отдохнуть не получилось! Мне грустно!
Последнюю фразу она проорала на пределе напряжения голосовых связок, оглашая своим ревом окрестности — пусть все знают, какое в данный момент настроение у Илоны. А чего стесняться?
Паша был мрачен и выглядел весьма зловеще. Красная опухшая физиономия с ходящими под кожей желваками, сжатые добела кулаки — все это не предвещало ничего хорошего случайным прохожим.
Заметно покачиваясь, Паша направился в сторону стоянки вместе со своими друзьями. Илона продолжала орать что-то невразумительное, спотыкаясь при каждом шаге и теряя туфли на шпильках, что замедляло продвижение Паши в нашем направлении.
«В таком состоянии — и за руль! — думала я, глядя на налитые кровью мутные глаза Паши Головатова. — В лучшем случае — сами разобьются».
Но появление Головатова с компанией и их шествие от ресторана к стоянке произвело впечатление не только на меня — мужик мгновенно прекратил свои попытки запихнуть девушку в автомобиль. Более того — резко оттолкнул ее от себя и, быстро запрыгнув в кабину, немедленно умотал, разогнавшись почти с места.
Девица от толчка упала на землю, тут же вскочила на ноги и, увидев приближающегося Головатова, окаменела. В ее глазах появился ужас, а рот приоткрылся в беззвучном крике. Это продолжалось от силы секунду — справившись со ступором, она юркнула в тень, и вскоре до нас донесся только быстрый топот ее удаляющихся шагов.
«Чем же так напугал их Головатов? — думала я, усаживаясь за руль — тетушка уже устроилась на заднем сиденье. — Неужели только своим видом? Да полно, мало ли таких по городу бродит?»
Однако занятно: и мужик сбежал, и девушка. Они видели Головатова, он их, разумеется, нет. Я сомневаюсь, что он мог рассмотреть что-либо ближе чем в метре от себя, да и то изображение наверняка двоилось.
Резко затормозив на красный свет, так что взвизгнули покрышки, я остановилась под светофором, сосредоточенно глядя перед собой. Меня вдруг пронзила мысль — а ведь я уже сегодня видела лицо этой девушки! Сразу я этого не просекла — она была в поле моего зрения лишь тот короткий промежуток времени, когда стояла под фонарем, с ужасом глядя на приближающегося Головатова. А потом исчезла, растворившись в темноте.
Ну конечно же, — снова проверила я свои ощущения, медленно набирая скорость, чтобы не портить резину на следующем перекрестке, а проехать под зеленый, — именно эту дурнушку я видела сегодня возле кафе «Ромашка», она еще упала в обморок.
Маленький, однако, у нас город, если за один день — столько совпадений!
Интересно, что бы все это значило? Казалось, судьба подбрасывает мне загадку, которую предстоит разгадать. Теперь меня не оставляло азартное чувство, что вскоре моя траектория пересечется с орбитой людей, которых я встретила сегодня.
Как это говорили древние? «Будущее отбрасывает свою тень». Что ж, посмотрим.
Я загадала: если за сегодня произойдет еще что-нибудь из той же оперы — мне наверняка светит встреча с Пашей Головатовым, Илоной, мужиком из «Рено» и некрасивой девушкой из кафе «Ромашка».
И судьба буквально через четверть часа поспешила меня уверить в правильности этой легкомысленной гипотезы. Да вдобавок напомнила, что я совсем позабыла еще об одном человеке и мой список неполон.
Когда мы подъехали к подъезду, то мне в глаза бросился небольшой фургончик с погашенными огнями, стоявший возле нашего дома.
Стоило нам с тетей Милой подняться к себе и зажечь свет, как в дверь тут же позвонили.
Удивившись такому позднему визиту, я пошла открывать, на всякий случай положив в карман халата маленький французский револьвер. Но воспользоваться им мне, слава богу, не пришлось.
На пороге стоял предельно усталый мужик с невыразимой грустью на лице.
— Распишитесь, — протянул он мне листок бумаги и шариковую авторучку.
Пока я читала, что там накорябано, он ждал, привалившись к косяку.
— Если бы не хорошие деньги, ни за что бы столько торчать не стали, — позволил он себе не очень почтительную к клиенту фразу. — Рабочий день давным-давно закончился…
Он с кряхтением подтащил к двери огромную плетеную корзину с розами, выдавил из себя улыбку и, с облегчением вздохнув, стал спускаться.
— Кто там, Женечка? — раздался из ванной обеспокоенный голос тети Милы. — Если к тебе пришел клиент, то обождите, пожалуйста, секундочку в коридоре, пока я выскочу в свою комнату.
— Это не ко мне, — тихо ответила я. — Это к вам, тетушка…
Среди цветов на видном месте красовалась визитка, выполненная шелкографией. Тяжелые капли воды на лепестках бутона стекали на мерцающую голограмму, которой была выполнена фамилия человека, сделавшего моей тете такой царский подарок: Головатов.
