ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Выяснив у директора детского дома подробности визита шантажистов, я вернулась в свою машину. Мне необходимо было решить, каким образом можно установить новое местожительство мамаши мальчика, ведь сделать это не легко. С одной стороны, все эти данные имелись в паспортном столе, только вот меня к ним вряд ли кто подпустит. Эта информация считается закрытой, кому попало ее не дают. Мой знакомый Киря, конечно, не «кто попало» и без проблем смог сделать запрос, но беспокоить и отвлекать его от работы лишний раз мне не хотелось. Наверняка ведь не раз придется просить его о помощи, успею еще надоесть.

И тут я вспомнила о Гарике Папазяне. Гарик был обычным ментом, правда, армянского происхождения. Гарик обладал массой полезных связей. То, что не могла узнать я сама или Киря, в самые короткие сроки выяснял он. Причем, как ему такое удавалось, никогда не рассказывал. Но я-то знала, что все это делается не бескорыстно. Гарик питал ко мне неоднозначные чувства. Вот уже который год он лелеял надежду, что я поддамся его чарам и ухаживаниям и соглашусь разделить с ним ложе. Я, как могла, отлынивала, хотя подарками его пользовалась и весьма часто обращалась за помощью, точно зная, что мне он не откажет. Гарик Папазян устраивал меня как друг, но не более.

Достав из сумки сотовый, я по памяти набрала номер телефона Папазяна и в предчувствии очередных заигрываний и напрашиваний на встречу поднесла трубку к уху. Гарик ответил на звонок сразу и, видимо, узнав по определителю, кто звонит, с ходу выдал:

— Мадам, вы окончательно обнаглели.

— Вот это наезды, — опешив, откликнулась я. — С чего бы это вдруг?

— С чего? Она еще спрашивает! — фыркнул Папазян насмешливо. — Вы вот лучше скажите, когда в последний раз радовали старого друга своим присутствием или вниманием? А-а?

— Ну… — протянула я, стараясь припомнить нашу последнюю встречу. Увы, мне это как-то не удавалось. — Извини, просто было некогда, — буркнула я.

— Врешь, — строго сказал в ответ Гарик. — Наше время — в полном нашем распоряжении, и мы сами решаем, на что его потратить. Лучше сразу признайся, что просто не пожелала уделить мне минутку… Совсем не уважаешь бедного джигита.

— Да что ты, я не только тебя уважаю, но и обожаю, — улыбнувшись тому, как Гарик упорно напрашивается на комплимент, ответила я ему. — Но все же работа для меня действительно важнее всего. Я так в нее погружаюсь, что просто не замечаю, как пролетают дни.

— А отдыхать-то ты когда думаешь? — вздохнул Гарик.

— Успею еще, у меня вся старость впереди, — отшутилась я и снова спросила: — Так ты позволишь мне сообщить, ради чего я позвонила?

— Вообще-то мне это совершенно не интересно, — вяло замямлил в трубку Папазян, — ну да ладно, если это единственное, что тебя толкает ко мне, то готов выслушать.

Я перешла конкретно к делу.

— Я помню, у тебя были какие-то знакомые в паспортном столе, — начала я.

— Ну допустим, а что? — со вздохом переспросил Гарик.

— Мне нужно выяснить, где проживает один человек. Поможешь?

— Ну раз до сих пор с тобой разговариваю…

— Отлично, — обрадовалась я. — Тогда слушай. Девичья фамилия женщины, что меня интересует, — Мельничук. Мельничук Мария Павловна. Сейчас она, возможно, вышла замуж.

— Ха, знаешь, сколько в Тарасове народа с таким именем-отчеством, — сделал замечание Папазян. Я продиктовала ему дату рождения женщины и только потом спросила:

— Как скоро сможешь мне перезвонить?

— Все будет зависеть от того, сколько потребуется времени, чтобы найти Мельничук, — равнодушно ответил Гарик и тут же отключился.

Я тоже отложила свой сотовый в сторону, достала сигарету, прикурила ее и задумалась.

Допустим, вычислить место жительства настоящей матери мальчика все же удастся, но что делать потом? Сами шантажисты в своих намерениях и поступках вряд ли сознаются, прекрасно понимая, чем им это грозит. Доказать их причастность к убийству я самостоятельно тоже не могу. Максимум, что смогу предъявить, так это обвинение в вымогательстве денег. Может, стоит за ними просто понаблюдать? Мало ли, вдруг выяснится, что кто-то из двоих работает на предприятии, где можно добыть люизит, или же у них есть друзья, способные помочь в подобном вопросе. Тогда-то уж шансов отвертеться у них будет значительно меньше.

Я выпустила в воздух ровное колечко дыма и вздохнула, понимая, что, чтобы я сейчас ни планировала, ориентироваться все равно придется на местности, и кто знает, как все получится. Но последить все же, на мой взгляд, просто необходимо. Пока адрес проживания женщины и ее мужа мне неизвестен, нет смысла ломать голову. Лучше уж заехать в какое-нибудь кафе и перекусить, вдруг возможности поесть сегодня больше не представится.

Приняв решение, я выбросила окурок в окно и отправилась… куда глаза глядят.

Мой телефон запищал, уже когда я покинула кафе, наевшись и даже немного отдохнув. Как я и думала, звонил Гарик. Он сообщил, что записи о нужной мне даме удалось отыскать с большим трудом. По его словам, женщина и в самом деле два года назад заключила брак с неким Барабашовым Максимом. Она даже прописана в его квартире по адресу: Северная, тридцать два, квартира семь. Именно там ее и следовало искать.

Торопливо поблагодарив Гарика за помощь и пообещав ему, что в ближайшее время непременно отыщу минутку, чтобы заскочить к нему на работу и вместе пообедать, я с радостью отключилась. Порой Папазян оказывался просто несносным и, как никто другой, умел надоедать до чертиков.

Учитывая то, что расположение улицы Северной мне было прекрасно знакомо — изучать карту городу не потребовалось, — я не медля направилась туда, надеясь застать настоящую мамашу мальчика дома, проследить за ней и выяснить, не она ли замешана в убийстве Прокопчук.

На моем пути встретилось несколько выставленных в особо опасных местах постов ГАИ, однако я благополучно их миновала: скорость не превышала, да и вообще придраться было не к чему. Хотя будь желание, докопаться можно и до столба. Через сорок минут я приехала на место.

Нужный дом относился к разряду старых пятиэтажек времен Хрущева, построенных на один манер и разбросанных по всему городу. Судя по номеру квартиры, искомая располагалась на втором или третьем этаже. На всякий случай я, конечно, это проверила, заглянув в подъезд и посмотрев, сколько квартир занимают один этаж. Оказалось, что четыре, следовательно, седьмая размещалась на втором. Имея примерное описание обоих шантажистов, я решила просто понаблюдать за их окнами со стороны, а также подождать, не выйдет ли кто. Давать о себе знать прямо сейчас вовсе ни к чему.

Серьезно настроившись на результативную слежку, выбрала для себя удобное местечко на подоконнике третьего этажа. Я была почти уверена, что если кто-то из двоих дома, то, как минимум, один рано или поздно куда-нибудь отправится, а значит, представится возможность выследить, с кем он общается.

Увы, будто мне назло, никто даже и не думал покидать квартиру. Мое раздражение достигало апогея, когда, наконец, спустя два часа, Максим высунул нос на улицу.

Правда, высунул ненадолго, всего лишь для того, чтобы сходить в магазин за покупками. Потом он вновь скрылся в квартире. Но и эта мелочь порадовала, так как сидеть просто так, ничего не делая, для меня всегда оставалось сложнейшим испытанием. Этот поход в магазин позволил мне немного изучить и запомнить мужчину. Так что теперь я могла уверенно сказать, что впечатление Ваниной о Максиме ничуть не расходилось с моим собственным: мужчина мне категорически не понравился. Я разглядела огромные мешки у него под глазами, обратила внимание на отталкивающую небрежность во всем облике.

Успев также заметить, что Максим вернулся из магазина с целым пакетом чего-то съестного и звенящего, я предположила, что он ожидает гостей, может быть, даже тех самых, что помогли ему совершить отравление Прокопчук. Я еще больше сосредоточилась на наблюдении за дверью, надеясь запомнить и успеть рассмотреть всех вновь прибывших. На всякий случай даже отлучилась к машине за фотоаппаратом — мало ли, вдруг пригодится.

Прошло два часа, но гости Максима и Марии не появлялись. Я начала нервничать, злиться, что мне так не везет. К тому же у меня давно закончились сигареты, а покидать свой пост не решалась, боясь, что в тот самый момент, как уйду в магазин, произойдет самое интересное. Проторчав на чертовом пыльном подоконнике еще около получаса, я окончательно вышла из себя и решила спуститься вниз, понимая, что если и пропущу кого, то особой беды не будет. Все лучше, чем умереть от нервного перенапряжения. А успокоить меня могли только сигареты.

Быстро спустившись вниз, я вышла из подъезда, чисто машинально задрала голову вверх и посмотрела на окна квартиры Максима. Как ни странно, они были распахнуты настежь. Максим перекинулся через подоконник и жадно курил. Выглядел он так, будто все купленное спиртное выпил в одиночку. Поняв, что так, скорее всего, и произошло, я с силой пнула ни в чем не повинное кирпичное крыльцо подъезда.

— Черт, — выругалась я мысленно. — Да он обычный алкоголик. Небось набухался со своей женушкой и в ус не дует, что я тут пыль обтираю, их ожидаючи.

«А чего им нервничать, — усмехнулась я. — Они Прокопчук убили, дельце свое грязное провернули, теперь ждут, когда папаша от ребенка откажется, чтобы себе его забрать. Победу празднуют, мерзавцы. А то, что всякие там детективы слежку устроили, так это проблемы этих самых детективов, то бишь мои. Знают, гаденыши, что не так-то просто доказать их причастность к убийству, особенно если все тщательно продумано и исполнено. Но они зря так думают, ох, зря, — слегка успокоившись, заметила я. — Они плохо знают Таню Иванову. Я-то уж до правды докопаюсь, докажу, что виноваты именно они, а не кто-то другой, вот тогда и посмотрим, кого бессонница мучить будет».

— Э, Танечка, ну чего ты так разошлась? — едва я повторно пнула ногой ступени и снова чуть не взвыла от боли, остановил меня мой внутренний голосок. — К чему такая ярость? Разве ты не обладаешь железной выдержкой? Разве ты когда-нибудь сдаешься при первой неудаче?

— Ой, ой, ой, — откликнулась я на эти замечания. — Зачем столько лести? Ну да, я лучшая. Среди детективов нашего города, по крайней мере. И что с того? Я ведь не железная. Могу я позволить себе немного расслабиться и снять стресс? Могу! — не дождавшись ответа язвительного голоска, ответила я себе. — Ну, а раз так, то имею право и побуянить немного. Зато теперь мне стало значительно лучше, и можно со спокойной совестью продолжать работать дальше. Нужно только подумать, что предпринять.

А думать действительно было над чем: и Мария, и Максим находились дома и вовсю пьянствовали. Раньше завтрашнего утра они вряд ли куда-то решатся выйти. А ведь еще только четыре часа…

Не переставая думать, я сходила в магазин, купила себе сигареты и снова вернулась на прежний наблюдательный пункт. За это время особого прогресса в мыслях не наметилось, и что меня очень сильно расстроило. И все же удача оказалась на моей стороне: равнодушно глядя на дверь злополучной квартиры, я неожиданно заметила, что она не заперта.

Видимо, вернувшись, мужчина потянул дверь на себя недостаточно сильно, и та не захлопнулась.

«А что, если тоже прикинуться синюшкой? — мелькнула у меня в голове мысль. — Войти, сделать вид, что я — какая-нибудь соседка с верхнего этажа. Притвориться выпившей и потихоньку влиться в их компанию. Сомневаюсь, что эти двое меня знают в лицо или же догадаются о том, кто я такая. Обычно забулдыги с легкостью принимают в свои ряды таких же, как они сами. Вдруг получится, и в пьяной беседе я незаметно выведаю все, что нужно? А что, стоит попробовать!»

Решив рискнуть — все равно других идей у меня не было, да и терять время даром тоже не хотелось, — я осторожно спустилась на этаж, слегка взъерошила свои волосы, потерла руками глаза, чуть-чуть размазав тушь, затем осторожно взялась за ручку качающейся туда-сюда двери и, вдохнув полной грудью, тихо вошла внутрь. Почти сразу я оказалась в просторном коридоре, оклеенном старенькими желтыми обоями с невзрачным рисунком. Прямо у самой двери валялась всевозможная обувь, под вешалкой лежал упавший пиджак.

Я слегка прислушалась к доносящимся с кухни звукам — стуку стаканов и какому-то пьяному бурчению — и прошла дальше, решив заявить о себе. Попутно я заглянула в гостиную. Она оказалась очень маленькой, со стандартным интерьером 70-х годов: сервант, два шкафа, старый, может, даже черно-белый телевизор, старушечьи покрывала на стульях и столах. Одним словом, никакого шика, никаких инноваций. Даже не верилось, что здесь жили люди приблизительно моего возраста. Наверняка все деньги хозяева спускали на водку.

Уныло вздохнув, я сделала еще один шаг в сторону кухни и почти в ту же минуту замерла в том же положении, что и находилась. Из кухни, словно почуяв неладное, высунулась лохматая голова Максима и удивленно уставилась на мою крадущуюся персону.

— Воровка! — заорал Максим и кинулся на меня с кулаками.

Я даже возразить не успела, как мощный кулак просвистел у меня прямо над ухом, не попав по назначению лишь потому, что я вовремя успела метнуться в сторону. Видимо, сработал инстинкт самосохранения. Но мужчину это ничуть не смутило.

Он вновь отвел руку назад и занес ее для нового удара, попутно крикнув жене:

— Маня, нас грабят!

— Идиот, — со злостью выпалила я, отбиваясь. — Что у вас тут воровать, старье одно.

— А-а, испугалась, — совсем иначе понял меня Максим, глаза которого уже застилала пелена алкогольного опьянения. Да и с координацией тоже было не все в порядке, хотя сила и чувствовалась. — Взломала замок, думала, никого нет. Вот я тебя сейчас проучу, стерву…

Проучить меня Максиму, естественно, не удалось, так как я очень ловко избегала его нападения, пока не нанося ответных ударов. Но так продолжалось недолго. Вскоре из кухни выскочила Маня, такая же пьяная и едва держащаяся на ногах. Высоко подняв руку с зажатой в ней ножкой от стула, она попыталась ударить меня исподтишка. Первого удара мне удалось избежать, а вот второй пришелся прямо по спине, отчего я даже негромко вскрикнула и окончательно разозлилась. Чтобы какая-то пьянь меня избила! Да не позволю…

Резко дернувшись, я отскочила от машущего кулаками Максима в сторону, соединила руки в замок и молниеносно обрушила его на спину не успевшего так же быстро прореагировать Барабашова. Потеряв равновесие, мужчина упал на колени и растерянно замер в таком положении. Зато его женушка буквально озверела. Вытаращив глаза, разинув рот и что-то гневно крича, она принялась со всей силы лупить меня своей палкой, куда придется. Я едва уворачивалась, пробовала ухватиться за палку, но ничего не выходило. А тут еще очухался ее муженек. Угроза моему здоровью увеличилась вдвое. Необходимо было срочно что-то предпринять, чтобы закончить бесполезную бойню.

Торопливо скользнув взглядом по коридору, я второй раз за сегодняшний день обратила внимание на стоящую в углу вешалку. Понимая, что ей можно воспользоваться, я, отскочив, взялась обеими руками и развернула вешалку горизонтально. Когда Мария вновь попробовала меня ударить, я без труда отбила ее палку своим новым оружием и двинула им же по челюсти метнувшегося ко мне Максима. Тот взвыл от боли и отшатнулся к стене. Внимание Марии временно переключилось на него, и я, воспользовавшись заминкой, несильно стукнула ее набалдашником вешалки по голове. Этого оказалось достаточно, чтобы женщина ухватилась обеими руками за голову и завопила так, будто ей вышибли все мозги.

— Гадина, у-у-у, — загибаясь от боли, вопила она. — Мразь. Сволочь… Ты мне за все заплатишь. — А потом вдруг с удвоенной силой заорала: — Помогите! Грабят! — и кинулась к двери.

Я в самый последний момент успела подставить ей подножку, а когда женщина наконец-то рухнула на пол и ударилась носом, громко произнесла:

— По-моему, на сегодня театра достаточно. Я из милиции, — вынув свое липовое удостоверение, продемонстрировала его обоим.

— Ну да, как же, — не поверил мне Максим. — У милиции уже ключи от всех квартир имеются? Вот не знал.

— К вашему сведению, вы сами не заперли дверь, вернувшись из магазина, — напомнила я. — И нечего теперь на меня пенять. Вставайте и проходите в кухню, разговорчик к вам имеется.

— Я с ней никуда не пойду, — успев уже сесть на ноги, активно замотала головой пьяная Маня, хлюпающая слегка кровоточащим носом. — Нет, нет, убейте, не пойду.

— Пойдешь! — прикрикнул на нее мужчина, до которого, видимо, только сейчас начал доходить смысл сказанного. — Из ментуры это.

— Че ей надо? — не сдавалась баба. — Мы ничего не делали. Мы у себя дома. Ну, выпить решили. Да, пьем, но кто нам может запретить?

— Боже, ну и отбросы, — вырвалось у меня. — И вы еще претендуете на усыновление ребенка?

Упоминание о ребенке сделало свое дело: женщина моментально притихла. Максим нахмурился и с усилием стал тереть кулаком свой распухший красный нос.

— Значит, все же сдали они нас?

— Кто это — они? — тут же прицепилась я к словам, посчитав, что упоминание о семье Прокопчук во множественном числе немного странно для людей, уже убравших одного из ее членов.

— Вы сами знаете кто, — недовольно буркнул Максим. — Прокопчуки эти.

— А я знала, что сдадут, — поддерживающе закивала головой женщина. — Ментовка проклятая, бабки зажала.

— Так это же ее собственные деньги, — добавила я к слову. — И только она может ими распоряжаться. А вы почему-то решили, что имеете на них какое-то право.

— А как же это, не имеем? — возмутилась почему-то Мария. — Они, значит, за моего мальчика бабло получают, а я не могу? Я-то, между прочим, его родная мать.

— С чего вы взяли, что они за него получают какие-то деньги? — переспросила я. — Скорее уж, они на него их тратят.

— Ха, думаете, если мы бедные, то ни черта не знаем, — усмехнулся в ответ Максим. — Любому дураку известно, что государство платит пособие родителям детей-инвалидов. А он с рождения инвалид. Прикидываете, какие бабки Прокопчуки за ее сына имеют?

— А нечего было его в свое время бросать в роддоме, — с укором заметила я. — Чего же теперь плакать? Тогда, наверное, ответственности испугались, того, что ребенок болен. А как вырос, вспомнили, что есть где-то кровиночка ваша… Заработать на нем решили. Ну что же вы молчите, мамаша? — я пренебрежительно уставилась на все еще сидящую на пыльном полу Марию. Та молчала, размазывая текущую из носа кровь по обеим щекам. — Стыдно вам должно быть, что вообще такие мысли в голову лезут. Вы не о сыне, о себе печетесь. Вам не приходит на ум, что все эти деньги — лишь малая доля того, что необходимо для его лечения? Вам бы только на выпивку чем-то разжиться, а до остального дела нет.

— Кончай на психику давить, — нервно осадил меня Максим. — Сами не маленькие. Наше это дело. Говори, зачем приперлась. Не нотации же читать.

— Нет, конечно, — согласилась с этим я. — Пришла спросить, как вы докатились до того, чтобы убить женщину, пожалевшую вашего малыша и ставшую для него матерью.

— Чего? — в один голос воскликнули собутыльники. А Максим возмутился: — Чего ты плетешь-то? Кого мы убили? Обалдела совсем.

— Кто из нас не в себе, это еще спорный вопрос, — ничуть не обиделась на его слова я и спокойно продолжила: — А вот вам ответить за содеянное все же придется. Смерть Инны Прокопчук на вашей совести.

— Бля, да она ненормальная, — обращаясь к своей жене, повертел пальцем у виска Максим. — Чего она тут нам приписывает?

— Они, наверное, на нас это преступление списать решили, — охнув, выкрикнула Мария. — Других лохов не нашли. Только хрен мы вам дадимся, не трогали мы никого.

— А чем докажете? — напрямую спросила я. — Мотив для убийства женщины у вас был, да к тому же вы сами угрожали этой семье, и Прокопчук может это подтвердить.

— Да на х… нам ее убивать? — парировал Максим. — Что она, мешала, что ли, нам?

— А разве нет? — удивилась я. — Вы хотели вернуть ребенка, а значит, рассчитывали, что Тимофей Владимирович от мальчика откажется, и вы сможете его усыновить.

— Ха-ха-ха, — загоготал во все горло Барабашов. А когда перестал, насмешливо спросил у меня: — Вы хоть сами-то поняли, что сказали?

— Вполне, — обиженно буркнула я.

— Тогда вы полная дура, — теперь уже оскорбил меня мужчина. Однако, заметив, как преобразилось мое лицо, видимо, смекнул, что ничем хорошим для него это обернуться не может, и торопливо заговорил: — Ваш мотив — полная туфта. Вот скажите, кто нам, двум безработным, позволит усыновить больного ребенка? Пусть даже мы и докажем, что он — наш! Да ни один суд на такое не пойдет! А больших связей у нас нет. Так что облом по полной программе.

Барабашов слегка согнул широко расставленные в коленях ноги и развел руки в сторону, забавно прихрюкнув. Я окинула его насмешливым взглядом и серьезно заметила:

— Тогда зачем вы стали этим шантажировать семью Прокопчук? Да к тому же и угрожали им расправой в том случае, если они не отдадут вам мальчика?

— А-а, — махнул рукой Максим и прислонился спиной к стене.

Он помолчал какое-то время, а потом принялся рассказывать:

— Ну, сглупили мы маленько, но ведь сработало же. Бабки они дали, а большего нам и не требовалось.

— Если можно, расскажите, как все было. Желательно с самого начала, — перебив, потребовала я. — Это вам же необходимо.

— А что тут рассказывать, — вздохнул Барабашов, заметно протрезвевший после драки и уже успевший слегка успокоиться. Теперь он уже не казался таким раздраженным. — В передаче какой-то мы с Маней про закон услышали. Ну, по которому инвалидам детства государство деньги платит. Типа, пенсия, что ли.

— Пособие, — подсказала мамаша, начав, наконец, подниматься с корточек.

— Ну, пособие, какая, к черту, разница, — отмахнулся мужчина. — Тут мы и призадумались. Вспомнили про сына, что в роддоме Манька оставила, подумали, что неплохо бы его забрать.

— Вы его родной отец? — поинтересовалась я.

— Ну да, — признался Максим. Затем как-то весь скривился, что-то пробурчал себе под нос и, отвернувшись, направился в кухню, на ходу произнося: — По пьяни он у нас получился, потому и больной. Врачи сказали об этом, я и велел Машке его тогда оставить.

— И она сразу согласилась? — идя за ним следом, спросила я.

— Не сразу, только когда пригрозил, что не женюсь на ней. А она так о свадьбе мечтала, впрочем, как и все бабы, — банально подвел он итог. — Да и старики ее порядком затрахали, хотелось поскорее от них уйти. А у меня хата пустая была. Вот эта самая. Она и согласилась. Я еще тогда работал, деньги водились, а как уволили, все наперекосяк пошло. Все наши мечты о нормальных детях мигом испарились, я уже не хотел ничего, кроме как забыться и уйти в себя. Жизнь покатилась по наклонной.

— А новую работу нельзя было найти? — спросила я.

Барабашов только неопределенно повел плечами, выудил из глубокого кармана вытянутых спортивных штанов пачку каких-то дешевых сигарет и закурил. Через некоторое время в кухню завалилась и брошенная в коридоре Мария. Растрепанная и угрюмая, она застыла в дверном проеме и так там и стояла в течение всего последующего разговора.

— Короче, оказавшись совсем на мели, мы решили рискнуть и попытаться вернуть себе пацана. Выведали через приют, кто его усыновил…

— Неужели сама директриса вам об этом сказала? — не сдержавшись, спросила я.

— Нет. Она-то как раз упиралась, что не может этого сделать. Тогда мы просто попросили разрешения увидеться с мальчиком. Наплели ей там с три короба, она и поверила. Вызвала к себе этого Прокопыча…

— Прокопчука, — поправила я.

— Да хрен с ним, пусть будет Прокопчук, — усмехнулся Максим. Снова сделал глубокую затяжку и, выпустив дым прямо мне в лицо, продолжил: — Тот прикатил. О чем они бакланили, не знаю, но я потом проследил за ним и выведал, где они живут. С этим вообще никаких проблем не возникло.

— И тогда вы стали их шантажировать, — продолжила я.

— Ну да. Сразу-то не подумали, что для усыновления требуется быть приличными гражданами. А все же подействовало: эти испугались и дали нам денег. Мы месяца два на них припеваючи жили. А когда бабло кончилось, я просек, что пацан нам даже и не к чему, коль его родичи такие деньги отстегивать периодически будут. Это ж золотая жила. Ну и навел на них страху еще раз… — Барабашов вновь усмехнулся: — А вы говорите, убили. На фиг бы нам это надо?

«В общем-то, и в самом деле не нужно, — мелькнула у меня в голове мысль. — Деньги дают, ни за кем ухаживать не нужно. Живи да радуйся. А захотели припугнуть, сделали бы это иначе. Должны ведь понимать, что, если убьют женщину, муж в первую очередь на них подумает, а значит, и денег давать не станет. Как я раньше не сообразила? Но почему-то зациклилась на мысли, что Барабашовы хотят забрать ребенка себе. Что ж, умело они всех запутали, стоит признать».

— А что вы думаете делать теперь, когда ваша золотая жила иссякла? — решила полюбопытствовать у этой горе-семейки я. — Вновь продолжите шантажировать Тимофея Владимировича?

— Нет, раз вы говорите, что бабу его грохнули, это слишком опасно, — замотал головой мужчина. — Куда проще еще одного такого дегенерата родить.

— Да как вы говорите о детях? — изумилась я. — Неужели вам совсем их не жалко?

— Жалко, — как-то совсем неискренне буркнул в ответ Максим. — Только, видно, судьба у них такая. Это только тем, кто у богатых родителей живет, везет, а мы в нищете родились, в ней и помрем. Пусть и они привыкают. А потом, бог даст, бабло государство подкинет, не пропадем.

«Боже мой, — взмолилась я мысленно. — И зачем только ты производишь на свет таких монстров, да еще и наделяешь их возможностью производить новую жизнь?»

— Хотите выпить? — предложил Максим спустя некоторое время и, не дожидаясь ответа, взял стаканы и принялся наливать себе и мне водку.

— Я на работе, — попробовала отказаться я. — Не положено.

— Да ладно лабуду гнать, — усмехнулся мужчина. — Небось, как начальства нет, всем отделом бухаете. Иль брезгуете? — он сунул мне стакан прямо под нос, надменно улыбаясь. Я поморщилась и непроизвольно отшатнулась. — А, значит, все же брезгуете. Ну и черт с вами. На, Маня, держи, — протянул своей подруге стакан Максим.

Мария не долго думая подошла, взяла свою долю и едва ли не залпом осушила весь стакан. Затем она громко рыгнула, со стуком вернула пустую посудину на стол и, шатаясь, заковыляла назад, к двери. Молча за всем этим наблюдая, я была просто не в силах описать словами все, что чувствовала по отношению к ним. С одной стороны, Барабашовы мне глубоко противны, но с другой стороны, я понимала, что это просто слабые люди, не способные бороться за нормальное существование в городских джунглях. Они были воистину отбросами общества, гораздо худшими, нежели какие-нибудь безобидные бомжи.

Теперь мне стало совершенно ясно, что убийство Инны Геннадьевны — дело рук вовсе не этой парочки. Обычные алкаши ни за что не додумались бы до столь изощренного убийства — предпочли бы что-то из того, что им больше знакомо. Нет, настоящий преступник куда более образован и аккуратен, чем те, кого мне представилась возможность лицезреть.

Поднявшись со стула, на котором сидела, я напоследок обвела кухню унылым взглядом и произнесла:

— Надеюсь, что все, что вы еще задумаете совершить, не будет носить криминального характера, а значит, нам больше не придется встречаться. Считайте за счастье, что Прокопчук не подал на вас заявление в милицию и вы до сих пор гуляете на свободе. Он оказался куда более порядочным человеком, чем вы. Так что мой вам совет: оставьте его в покое и будьте хоть немного благодарны ему за то, что он обеспечивает достойное существование вашего больного ребенка.

Ответом стали две противные, насмешливые ухмылки, которыми одарили меня Максим и Мария. Я не стала больше тратить время на подонков и пытаться им что-то втолковать.