ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Наутро по дороге в магазин Бобров внимательно поглядывал на меня, ожидая, видимо, что я расскажу ему о своей встрече с Михаилом. Но мне не хотелось в подробностях описывать все, что произошло с его сыном прошедшей ночью. Наконец, не выдержав, Всеволод Евгеньевич все-таки спросил:

– Ну что?

– Полагаю, Всеволод Евгеньевич, что кто-то намеренно организовал вашу встречу с сыном.

– Но зачем? – в изумлении проговорил Бобров, уставившись на меня. – Зачем?

– Не знаю, – честно сказала я. – Но нужно быть начеку. Возможны и другие провокации. Будьте настороже.

– Вы тоже, – буркнул Бобров, вылезая из машины.

Магазин уже был открыт. Бобров сразу же остановился возле скучавшего у входа охранника и принялся расспрашивать его о том, не заметил ли он чего-нибудь подозрительного в последнее время. Охранник перечислил несколько мелких деталей, которые я выслушала, проанализировала, но тут же выбросила из головы. Вряд ли они имели значение.

– Ладно, посмотрим, – вздохнул Бобров и размашисто прошествовал в свой кабинет, и я следом за ним.

Не успел он устроиться за столом и, приняв сосредоточенный вид, взяться за стопку документов, оставленных бухгалтером, как дверь в кабинет распахнулась, и на пороге появились два человека в форме, а за их спинами несколько в гражданской одежде.

Процессию возглавлял невысокий, щупленький человек с погонами майора и цепким, пронзительным взглядом темно-карих глаз. Он мрачно и строго смерил нас по очереди взглядом, после чего сухо произнес:

– Майор Старовой, убойный отдел. Господин Бобров, я так понимаю?

– Да, – удивленно проговорил Всеволод Евгеньевич, чуть приподнимаясь. – А…

– Вот постановление на обыск, – перебив его, произнес майор, протягивая Боброву ордер.

Тот с непонимающим видом взял его и автоматически пробежал глазами.

– Ничего не понимаю… – пробормотал он. – Это ерунда какая-то, ошибка!

– Это не ерунда, а подписанный прокурором ордер, – сурово поправил его майор, молча выдернул постановление из рук оторопевшего хозяина кабинета и, не обращая больше на него никакого внимания, кивнул своим подопечным: – Приступайте!

Двое из них сразу прошли вперед и принялись методично осматривать шкафы. Один подошел к Боброву и сказал:

– Стол освободите, пожалуйста.

Бобров в полной растерянности отошел в сторону, зашуршав стулом. Я, тоже пока не улавливая сути происходящего, стала рядом у окна.

– А на каком вообще основании все это происходит? – подал голос Бобров, видя, как из шкафов вынимаются и небрежно кладутся на пол бумаги и коробки. – Что за самоуправство?

Майор Старовой не удостоил Боброва ответом. Он молча открыл одну из коробок и вывалил содержимое на пол. Оттуда посыпались какие-то мелкие ювелирные украшения.

Всеволод Евгеньевич побагровел и уже громко возопил:

– Да что это за хамство такое? Я буду жаловаться вашему руководству!

– Виталий Викторович! – тем временем произнес один из обыскивавших стол. – Смотрите!

Он вытащил из нижнего ящика стола сверток и, развернув его на ладони, протянул Старовому. Я увидела, как глаза Боброва расширились от изумления и недоверия. На белом лоскуте лежал черный пистолет. Австрийский «глок», я сразу его узнала.

Старовой просверлил его глазами, потом перевел взгляд на Боброва и процедил:

– На каком основании, говорите? Понятые, сюда!

В кабинет испуганно протиснулись две робко переглядывающиеся девочки-продавщицы.

– Так, на ваших глазах производится изъятие… – сухим, казенным тоном принялся диктовать майор, а молодой сержант старательно застрочил протокол.

Бобров, стоявший рядом со мной и онемевший от увиденного, нервно дергался и чуть было не подпрыгивал на месте.

– Таким образом, считаю необходимой мерой взятие подозреваемого под стражу, – заключил тем временем Старовой. – Распишитесь!

Девочки боязливо прошли по очереди к столу и поставили в протоколе свои подписи.

– А вы кто? – обратил на меня свое внимание майор.

– Помощник Всеволода Евгеньевича, – кратко ответила я, стараясь не выдавать своего недоумения.

– Вы бываете в этом кабинете одна? – спросил он.

– Нет, – почти честно ответила я.

– Нет? – Майор повернулся к Боброву и, так как тот продолжал молчать, удовлетворенно произнес: – Не-ет. Следовательно, так и запишем.

Затем он посмотрел на своего сотрудника в гражданской одежде. Тот шагнул вперед и, достав наручники, защелкнул их на запястьях Боброва. Всеволод Евгеньевич от страха вновь обрел дар речи. Он поднял свои закованные руки, взирая на них с каким-то ужасом в глазах, после чего быстро заговорил:

– Послушайте, это черт знает что! Вы вообще что себе позволяете?

– Все действия строго по инструкции, – невозмутимо произнес майор.

– Я уважаемый человек! – заголосил Бобров. – Я известный в городе общественный деятель! Я… Я главный редактор крупнейшей газеты, я меценат, в конце концов! Вы что, думаете, что можете вот так запросто со мной обращаться? Да я вас в пух и прах разнесу!

– Пожалуйста, лет через десять, – саркастически проговорил Старовой. – Когда вновь выйдете на свободу. И если сохраните к тому времени свои регалии.

– Что-о-о? – Бобров чуть не задохнулся. – Какие десять лет? За что?

– За убийство, – спокойно ответил майор.

– Какое еще убийство? – заорал Бобров. – Что вы хотите мне приписать?

Старовой неторопливо достал из папки несколько исписанных шариковой ручкой листков, перевернул первый из них и прочитал:

– Двенадцатого ноября, в три часа сорок минут, в собственной машине было обнаружено тело Боброва Михаила Всеволодовича, восемьдесят шестого года рождения. Смерть наступила приблизительно в два часа ночи от выстрела в висок из пистолета «глок», о чем свидетедьствует пуля, извлеченная из его тела.

Всеволод Евгеньевич моментально спал с лица. Он словно сдулся, как лопнувший детский шарик. Он уже не кричал, не возмущался и не грозил, а лицо его приобрело сероватый оттенок и какое-то жалко-растерянное выражение.

– Мишка? – шепотом произнес он, падая на стул и бессмысленным взглядом утыкаясь в стену.

Он прижал руки к лицу и несколько раз провел ладонями по щекам туда-сюда, словно делая массаж. Лицо у него при этом было такое, словно у него внезапно заболели все зубы. Он опустил голову и, покачивая ею из стороны в сторону, что-то прошептал себе под нос. Затем резко выпрямился и без эмоций спросил:

– Это точно? Достоверно установлено, что это мой сын?

– Абсолютно, – кивнул майор Старовой. – При нем были обнаружены документы, к тому же его уже опознала мать.

Всеволод Евгеньевич перевел взгляд на пистолет. Кажется, смысл происходящего стал доходить до него и показался столь чудовищным, что Бобров медленно приподнялся со стула и, тыча пальцем в оружие, с присвистом сказал:

– И вы что… Вы хотите сказать, что это… я?

Последнее слово он произнес совсем тихо. Майор молчал, как и все остальные. Потом сделал знак своему помощнику, и тот обратился к Боброву:

– Следуйте за нами.

– Куда? – спросил Бобров. – Куда вы собрались меня вести?

– В камеру, куда же еще! – не выдержал Старовой. – В следственный изолятор.

– Я никуда не пойду! – выкрикнул Бобров, тряся руками, словно пытаясь сбросить наручники. – Не имеете права! Я не убивал Михаила!

Он закрутил головой, словно ища поддержки. Однако никто из персонала не выступил в его защиту. Да и что можно было сказать, когда налицо столь весомая улика? Бобров в отчаянии взглянул на меня.

– Подождите, – вмешалась я. – Дело в том, что ночью Всеволод Евгеньевич был дома.

– Вот как? – живо повернулся ко мне майор. – Вы это подтверждаете?

– Да, – сказала я.

– Можете дать показания? – Он выхватил ручку. – Вы были с ним? Со скольки до скольки, чем занимались?

Я подавила досадный вздох. Дело разваливалось.

– Я не была с ним, он спал со своей женой.

– Откуда же вы можете наверняка знать, что он был дома? Вы что, тоже ночевали там?

– Да, я временно проживаю в доме Всеволода Евгеньевича.

– И вы втроем были в его спальне? – не сдерживая усмешки, уточнил Старовой.

– Нет, – сквозь зубы отрезала я. – Я была в своей комнате.

– Вы его видели в два часа ночи? – продолжал пытать меня майор.

– Нет.

– Заглядывали в комнату, слышали его голос?

– Нет.

Старовой смерил меня выразительным взглядом. На его губах играла полупрезрительная улыбка. Она была настолько издевательской, что я с трудом подавила желание врезать ему по губам – навыки телохранителя приучили меня хранить хладнокровие и разум.

– Но я всю ночь была в его доме и не видела, чтобы он уезжал, – добавила я, уже понимая, что мои показания ничего не дадут и не спасут Боброва от заточения в следственный изолятор.

О своей ночной прогулке я благоразумно решила ничего никому не сообщать.

– Вы у окна всю ночь стояли? – продолжал язвить майор.

Я не стала отвечать. Майор повернулся к Боброву и сказал:

– Итак, алиби у вас нет – раз. Пистолет, из которого убили вашего сына, найден в вашем столе – два. Вашу ссору, при которой вы недвусмысленно обещали убить сына, слышали человек двадцать в кафе «Русь», и все это подтвердили – три. Вам этого мало?

Бобров лишь шумно дышал, переваривая услышанное.

– Итак, все ясно, – властно кивнул майор. – Вперед!

Подчиненный Старового поднял взгляд на Боброва. Тот уже несколько пришел в себя и вернул былую уверенность, а также инстинкт самосохранения. Выражение его глаз свидетельствовало, что он сосредоточенно размышляет над дальнейшими действиями и поисками выхода. Однако спорить с властями он больше не стал и проследовал за сотрудниками убойного отдела. У дверей кабинета он обернулся и, глядя прямо мне в глаза, произнес:

– Вот вам и провокация…

Потом сглотнул слюну и громко и четко добавил:

– Никуда не уезжайте, это все ненадолго, слышите? Я скоро выберусь, я вернусь! Запомните – наше с вами сотрудничество остается в силе!

– Хорошо, – только и успела произнести я, после чего Боброва вывели из кабинета и на улице усадили в видавший виды милицейский «уазик».

В магазине царила удручающая атмосфера. Все пребывали в растерянности, бестолково топтались в зале, никто не знал, что делать дальше.

– Может быть, пойдем домой? – робко предложила Вика.

– Никто никуда не уходит! – решительно взяла я инициативу в свои руки. – Всеволод Евгеньевич прав: это недоразумение, которое скоро разрешится! Поэтому все возвращаемся на свои места и спокойно работаем!

Мой уверенный тон подействовал организующе: все хоть немного подобрались и разошлись кто куда. Девушки стали за прилавками, бухгалтер, чуть постояв, проследовала в свой кабинет, а охранник занял свой пост у входа. К нему-то я и подошла с вопросом:

– Кто сегодня первым пришел в магазин?

– Видимо, кто-то из девушек. Моя смена начинается в десять. Я пришел без десяти, в магазине уже было несколько человек.

– А кто вчера запирал его вечером?

– Я. Уходил последним, никого уже не было.

– Следов взлома нет?

– Нет, я уже смотрел.

– Сигнализация, конечно же, не срабатывала?

– Разумеется, мы бы зафиксировали. А вы что-то предполагаете?

– Я не сыщик, – коротко ответила я и отошла.

Предположение у меня было только одно. И даже не предположение, а уверенность: это кто-то из своих. И кое-что решила проверить сразу же. То, что в торговом зале магазина установлена камера слежения, я выяснила еще при первом его посещении, то есть вчера. Такая же камера наличествовала и в кабинете самого Боброва – ее я тоже уже заметила. Но тот, кто подбросил пистолет, мог и не знать об этом. А в том, что его подбросили, я не сомневалась…

Пройдя в кабинет Боброва, я закрыла замок изнутри. Потом встала на стул и осторожно сняла камеру. Заглянув внутрь, я испытала разочарование: камера была пуста. То есть в ней отсутствовала кассета с пленкой. Радовало только одно: этот факт наглядно свидетельствовал о том, что проникший сюда тайком неизвестный не хотел, чтобы его узнали… Значит, это точно человек знакомый.

Выйдя в зал, я увидела, что настроение девушек немного поднялось, и сразу поняла, почему: у одной из витрин стоял красавчик Володя, державший в руке диск, и разговаривал с Викторией.

– Ты что, не видела? Посмотри обязательно!

– Может, вместе посмотрим, Володя? – многозначительно протянула девушка.

– Непременно, моя прелесть! Только сначала посмотри сама, ни на что не отвлекаясь.

– Чур, потом мне! – тут же обиженно сказала Наташа.

– Что, и ты не смотрела? – Володя тут же повернулся к ней: – Ну вы даете, девушки! Отстаете от жизни. Совсем, бедные, запарились со своей работой. Нужно вам отпуск устроить, Всеволод Евгеньевич вас совсем закабалил.

– Ой, у нас тут сегодня что было… – понизив голос, начала было Вика, блестя глазами, но, заметив меня, осеклась на полуслове и натянуто заулыбалась.

– Одна моя знакомая, – ни к кому не обращаясь, сказала я, – однажды заработала мозоль на языке – так много болтала. Не поверите – в больницу пришлось ложиться. До сих пор помнит этот случай.

И, выразительно посмотрев на Вику, встала у дверей, сложив руки на груди.

– Ладно, девочки, мне пора! – Голубев махнул рукой и направился к выходу.

Собственно, в магазине мне больше нечего было делать. Охранять тоже, получается, некого. И даже находиться у Боброва дома было необязательно: он же в СИЗО, а охранять членов его семьи я не нанималась. К тому же им и не грозило ничего, как я полагала. Мишенью был избран именно Всеволод Евгеньевич, это было ясно. И кто-то решил его нехило подставить.

Проходя к машине, я видела, как сел в белую «десятку» Голубев и поехал прямо, я же села за руль и продолжила размышлять. Скорее всего, человек, подставивший Боброва, – тот, кто спровоцировал его вчерашнюю встречу с сыном. Человек этот, видимо, неплохой стратег: послав две противоречащие друг другу эсэмэски, он верно рассчитал, что беседа между отцом и сыном неизбежно закончится ссорой. И место встречи выбрал не случайно: не одинокая скамейка в безлюдном парке и не чья-то квартира, а многолюдное кафе. Чтобы были свидетели ссоры. Кто же этот таинственный мистификатор? Неужто Балтер?

И тут мне вспомнился незнакомец, с которым Бобров секретничал в ресторане «Волга» за несколько минут до встречи с сыном и за несколько часов до убийства последнего. Похоже, настал час, чтобы выяснить, что это за человек, и побеседовать с ним на предмет их с Бобровым обоюдного интереса.

И еще. Не мешало бы получить данные по «глоку», подброшенному Боброву. Я уже обратила внимание на то, что он был необычной, довольно редко встречающейся модели. Но для получения сведений по нему мне нужно было обратиться к знакомым людям, обладающим соответствующими полномочиями. И в голове моей уже нарисовалась парочка кандидатур.

А пока что я решила проехать в редакцию газеты «Репортер Поволжья», рассчитывая на помощь молодого, но подающего надежды журналиста Кеши.

Рабочая комната редакции, когда я наконец в нее попала, была как раз именно такой, какой мне и представлялось: с множеством народа, оживленным гулом, стрекотней клавиатур и ходящими туда-сюда жутко занятыми людьми творческого вида.

Нужный мне Кеша восседал за столом у окна и увлеченно строчил что-то на компьютере. Я подошла и постучала ногтем по столу. Кеша поднял глаза, поправил очки, узнал меня и улыбнулся:

– Привет! Ты одна? А Всеволод Евгеньевич где?

– Всеволод Евгеньевич в СИЗО, – оповестила его я, присаживаясь и видя, как вытягивается Кешино лицо.

– Ого, – протянул тот. – А что за дела? За что?

– Подозревается в убийстве собственного сына, – коротко поведала я историю задержания Боброва.

– Ни фига себе, – присвистнул журналист. – Что же теперь будет?

– Ты пока работай себе и старайся не болтать об этом, – посоветовала я. – А мне скажи-ка вот что. Тебе не знаком, случайно, вот этот человек?

Я достала из сумки снимки человека в очках и с дерзко вздернутым подбородком, что обедал в «Волге» вместе с Бобровым.

– Ну-ка, ну-ка… – нахмурился Кеша. – Вроде похож на Ногатенко… А что снимки такие некачественные? И свет плохо падает!

– Ну извини! – возмутилась я. – Мне не с руки было заботиться о ракурсе!

– Ладно, понимаю, – примирительно кивнул Кеша. – Значит, мы сейчас проверим…

Он быстренько зашел в Интернет и, выбрав в местном поисковике опцию «картинки», набрал фамилию Ногатенко. Появилось несколько фотографий.

– Гляди, он? – Кеша чуть развернул ко мне монитор.

Я всмотрелась в изображение. Предложенных вариантов было не так уж много, но сомнения мои развеялись: на снимках, сделанных мною скрытой камерой, и на фотографиях, выложенных в Интернете, был один и тот же человек.

– Итак, Ногатенко, – резюмировала я. – И что же это за фрукт?

– Нотариус. Довольно известный. Во всяком случае, процветает и увядать не собирается. Я как-то брал у него интервью, – раскачиваясь на стуле, сообщил мне Кеша.

– А какие у него дела с Бобровым?

– Не знаю, – пожал плечами работник пера. – Совместно они вроде ничем не владеют, благотворительностью он не занимается… Так что понятия не имею.

– Угу. – Про себя я отметила, что придется искать другой источник информации. – Слушай, а в ваших журналистских кругах ничего не слышно? В смысле, у кого зуб на Боброва?

– Ты знаешь, нет, – признался Кеша. – Ходят слухи, правда, что это какие-то политические дела. Ну, вроде бы Бобров собирался в городскую администрацию пролезть, а это не нравилось оппозиции нынешнего мэра… Но мое мнение – это домыслы. Бобров не собирался во власть, ему и так неплохо.

– А тот самый Балтер? Он что?

– А ничего. Его вообще сейчас нет в городе: он вчера улетел на симпозиум по внедрению нанотехнологий в Краснодар.

– Да-а-а? – протянула я. – Очень интересно!

Я тут же подумала про себя о том, что подобное поведение очень похоже на заранее заготовленное алиби. Мутная фигура могущественного Балтера занимала меня все больше и больше. И встречи с ним, пожалуй, не избежать. Но все же сперва Ногатенко. К тому же Балтера нет в городе.

– А ты не знаешь, надолго он скрылся? – спросила я.

– Не знаю. Но обычно такие мероприятия долго не длятся. Если только он не решит там зависнуть отдохнуть.

– Ясно. Тогда еще вопрос. Аварию на мосту помнишь? – Я посмотрела на Кешу в упор, и он моментально понял, какую аварию я имею в виду, но вслух ничего не сказал, только осторожно кивнул головой.

– Ничего не слышно? В криминальной хронике ведь должны быть какие-то сюжеты?

– Я попробую узнать, – серьезно пообещал Кеша.

– Особенно меня волнует личность водителя, – подчеркнула я. – Если выяснишь, отблагодарю. Точнее, Всеволод Евгеньевич отблагодарит, я лишь посодействую, расхвалив твои профессиональные качества. А пока просто спасибо тебе, Иннокентий!

– Да пожалуйста. А что, скоро Боброва выпустят?

– Мы работаем в этом направлении, – поднимаясь, уклончиво ответила я.

– Только, Женя, постой! – остановил меня Кеша. – Давай так: я тебе свою информацию, ты мне – свою! То есть все сведения по Боброву в первую очередь мне. И никому больше в редакции!

– Надеешься состряпать грандиозную статью о разоблачении собственного босса? – усмехнулась я. – Во всю первую полосу? И занять место главного редактора?

– Не надо делать из меня продажного журналиста! – загорячился Иннокентий. – А что до главного редактора, то Бобров занимает это место чисто номинально. По сути, он просто владелец газеты, а сам в жизни ни строчки не написал. Так договорились? Я-то тебе еще сгожусь!

– Заметано! – подмигнула ему я, не собираясь сообщать пронырливому журналисту ничего важного. – Только и ты помни, о чем я предупреждала: Всеволод Евгеньевич обязательно вернется, и, надеюсь, очень скоро. И ему вряд ли понравится, если ты будешь трепать по всему Тарасову о его тюремных мытарствах!

– Да я могила! – тут же поклялся Кеша.

– Знаю я вас! – погрозила я ему пальцем. – Журналисты – народ особый. Ладно, пока.

– Пока… – озадаченно проговорил Кеша, почесав русую голову, и сразу же полез в Интернет. Когда я обернулась, то успела прочитать набранную в поисковике строчку: «Тарасов. Всеволод Евгеньевич Бобров арестован…»

Вернувшись в свою машину, я задумалась. Возвращаться в магазин смысла никакого не было, ехать домой к Бобровым тоже, возвращаться к тете Миле рановато. Я не собиралась бросать своего клиента в беде, тем более что была убеждена: Бобров не убивал своего сына. Думаю, что он вообще никуда не отлучался прошлой ночью, хоть я и не заглядывала в его спальню. И еще: вчера днем, когда Бобров выходил в туалет, я быстренько проверила его кабинет и в том числе ящики стола. Так вот, никакого пистолета там не было. А сегодня мы вошли туда вместе, и Бобров все время был у меня на виду. И вообще, нужно быть полным идиотом, чтобы хранить подобную улику на своем рабочем месте почти открыто, вместо того чтобы уничтожить ее сразу после преступления. Боброва подставили, это было очевидно.

И, чуть подумав, я набрала номер Максима Игольникова, своего приятеля, работавшего в отделе по борьбе с экономическими преступлениями.

– Макс, привет, это Женя Охотникова, – начала я.

– Какие люди, – отозвался Макс. – Что за проблемы?

– Да, собственно, у меня лично никаких, – сообщила я.

– Везет же! – тут же вздохнул Макс.

– Чего и тебе желаю, – скороговоркой добавила я.

– Вот за это спасибо. А что все-таки нужно-то, а?

– Да так, мелочи, – скромно сказала я. – Информацию на одного человечка собираю. Некто Ногатенко, нотариус, слышал про такого?

– Кто? Ногатенко? – хмыкнул Макс. – Ну еще бы не слышать! Третий год его за жабры взять пытаюсь, а он все, как рыба, с крючка срывается! Верткий, как угорь! А что, у тебя что-то на него есть? – насторожился обэповец. – Поделись, буду рад! Может, вместе его прижучим?

– Ты, кажется, готов прижучить любого преуспевающего жителя города, – улыбнулась я.

– Не прижучить, а про-ве-рить! – назидательно поправил меня Максим. – Между прочим, здравый подход! Если честный – я спокоен. Если же нажил состояние неправедным трудом – пусть отвечает. Или ты со мной не согласна?

– Полностью согласна, Максим! – не стала я спорить с полезным информатором. – Так что давай действительно поможем друг другу. Мне нужно вытянуть из него кое-какие сведения. Как посоветуешь вести беседу?

– А чего тут советовать – бери его на пушку, и все! – тут же ответил Макс.

– Интересно, чем? – полюбопытствовала я. – Я потому к тебе и обращаюсь. Думала, может быть, у тебя что есть на него?

– Да у меня многое есть, не беспокойся! – каким-то зловещим тоном сообщил Игольников. – Лично у меня только три заявления на него лежат, и все о мошенничестве! Обманным путем помог состряпать липовые документы, по которым люди квартир лишились!

– А говоришь, не можешь прижучить? – удивилась я.

– Там не все так просто, – сразу погрустнел Максим. – Во-первых, они поздновато чухнулись, когда уже полгода срока прошло, отпущенного для подачи заявления о наследстве. Во-вторых, он далеко не дурак и выбирал такие дела, где завещатели были не совсем как бы дееспособны. А так как в живых их уже нет – своей смертью, правда, преставились, тут все чисто, – то и доказать это сложно. Но можно! – повысил голос Игольников. – Дела вообще-то не закрыты, а приостановлены! Так что можешь смело ему палить, что в любой момент они будут подняты. Можешь добавить, что найдены новые свидетели и майор Игольников намерен лично возобновить их проверку! Будет темнить – скажи, что зол на него крепко! Не внемлет – сообщи, что майор Игольников его к себе в кабинет вызывает. Я его мигом разговорю! Вот так! – не на шутку разбушевался Макс.

– Спасибо, Максим, – поблагодарила я. – Это уже кое-что.

– Не за что, – проворчал Игольников, остывая.

Мы поболтали еще немного, после чего я выяснила, где находится контора, возглавляемая Ногатенко, и прямиком направилась туда.

Нотариальная контора располагалась в центре города, на первом этаже трехэтажного дома по улице Гоголя, почти на углу. Я открыла металлическую дверь и прошла внутрь. Секретарши в приемной не было: то ли нотариус экономил на ней, то ли любил работать в одиночку. Во всяком случае, никаких других людей, кроме него самого, в конторе не наблюдалось. За письменным столом сидел тот самый маленький человечек с бородкой и в очках.

– Добрый день, – сразу же любезно приветствовал он меня. – Прошу вас, присаживайтесь. Что за дело привело вас ко мне?

– Очень важное дело, Лев Сергеевич, – усаживаясь на стул, сказала я, снабженная данными от Игольникова. – Меня к вам прислал ваш знакомый, Всеволод Евгеньевич Бобров.

– М-м-м? – В глазах Ногатенко на мгновение промелькнула какая-то непонятная искорка, но он никак не прокомментировал мое замечание, лишь ждал, что я скажу дальше.

– Всеволод Евгеньевич говорил мне, – продолжала я, – что у вас с ним вчера состоялась встреча в ресторане «Волга». И мне нужно узнать, на предмет чего она была.

– А что же Всеволод Евгеньевич сам вам не сказал о сути этой встрече? – испытующе сверля меня маленькими серыми глазками, тут же спросил Ногатенко.

– Ему было затруднительно это сделать. При нашем разговоре присутствовало много свидетелей. И ему не хотелось этого афишировать, – продолжала я.

Ногатенко улыбнулся.

– Видите ли, милая барышня… Простите, не знаю вашего имени-отчества.

– Евгения Максимовна, – представилась я.

– Евгения Максимовна, – тут же подхватил нотариус. – Сообщать личные сведения о делах своих клиентах – не в моих правилах. Вам, наверное, знакомо такое понятие, как профессиональная этика? Так вот, она существует не только среди врачей, но и среди представителей других профессий, в том числе и нотариусов! Хорош бы был из меня специалист, если бы я выдавал тайны клиентов! Да у меня бы их просто не осталось! Мне дорога моя репутация!

– Боюсь, что вы и так можете вскоре лишиться многих из них, – холодно произнесла я. – А что касается вашей репутации… По-моему, три заявления о факте мошенничества с вашим участием – это все-таки многовато.

– А что, они подтверждены? – живо спросил Ногатенко и вскочил со стула.

Видно было, что он занервничал и очень заинтересовался мною, хотя и старался этого не выдавать и держаться уверенно.

– Во-первых, для крушения реноме совершенно необязательно юридическое подтверждение, – охладила я его. – Вам ли не знать, с какой скоростью в нашем небольшом городе распространяются слухи. Особенно если их сообщает уважаемая газета «Репортер Поволжья». Стоит появиться статье с заголовком «Нотариус-оборотень» или примерно таким, как вся ваша репутация летит к чертям. Во-вторых, факты легко могут и подтвердиться. Кстати, майор Игольников просил передать вам привет, а также приятные новости: в ваших делах появились новые свидетели, и теперь ваши дела предстали уже в ином свете… А с майором Игольниковым, думаю, вы успели познакомиться хорошо и знаете, что он землю готов рыть.

– Это вам Максим Петрович сказал? – поинтересовался нотариус, глаза которого продолжали беспокойно бегать.

– Мы давно дружим, – сказала я. – И сотрудничаем. Так что вам лучше отделаться малой кровью и рассказать мне о беседе с Бобровым. Тем более что он сам не возражает против вашей откровенности. И тогда могу сказать майору о том, что вы ведете себя как добропорядочный гражданин, готовый оказывать посильную помощь органам правозащиты!

– Я безмерно уважаю Максима Петровича, – быстро заговорил Ногатенко. – И могу вам только сообщить, что он заблуждается на мой счет! При всем моем почтении, Максим Петрович склонен в каждом нотариусе или юристе видеть мошенника! Стереотипное мнение, знаете ли! – Он улыбнулся. – И если он хочет, чтобы я помог вам, я, конечно же, охотно это сделаю. Тем более что и скрывать-то там особо нечего. А может быть, хотите кофе с коньяком? – Он пристально посмотрел мне в глаза.

– Не стоит отвлекаться от беседы, – отказалась я. – Тем более что, кроме вас, его некому подать. Не будем терять время.

– Ну, как знаете. А я вот, признаться, люблю коньячок, – приторно улыбнувшись, начал он пространные разглагольствования. – Хотя сейчас так редко встречается настоящий. Один суррогат! Вот, помнится, был я в Испании…

– Лев Сергеевич, так что насчет Боброва? – перебила я его.

– Ах да! – Нотариус легонько стукнул себя по лбу и рассмеялся. – Совсем я стал старый, болтать люблю… Мне дома, в сущности, и поговорить-то не с кем. Я, знаете, даже попугая завел. Не поверите, по вечерам с ним разговариваю. М-да.

– Меня интересует Бобров! – требовательно повторила я.

Ногатенко вздохнул и погладил свою лысеющую голову.

– Бобров позвал меня на встречу, чтобы обсудить наследственные дела, – наконец произнес он хоть что-то по делу.

– Так, отлично, а поподробнее? – попросила я.

– Он спрашивал совета, как разумнее разделить наследство между ближайшими родственниками.

– И что же вы ему посоветовали? – прищурившись, посмотрела я Ногатенко в лицо.

Тот закатил глаза и медленно произнес:

– Так как были некоторые нюансы, я вынужден был дать совет в соответствии с ними.

– Какие нюансы? Какой совет? – чуть не рявкнула я. – Меня волнуют подробности, я вам уже сказала!

– Бобров хотел отделить часть своего состояния сыну, – не глядя на меня, сказал Ногатенко. – А нюансы состоят в том, что умирать Всеволод Евгеньевич в ближайшее время не собирается, а хочет продолжать здравствовать, чего мы все ему от души желаем, а Михаилу он хотел отделить долю именно сейчас. Дело в том, что Миша вырос несколько инфантильным молодым человеком, но, знаете, это сейчас такое распространенное явление среди молодежи, просто настоящий бич. Есть даже такое понятие – «дети-бумеранги», может быть, слышали?

Так как я молчала, Лев Сергеевич вынужден был продолжить:

– Так вот, Миша не очень оправдал надежды Всеволода Евгеньевича, который является человеком деловым и которого я безмерно уважаю и как бизнесмена, и как общественного деятеля, и даже как отца своих детей. Но тут, увы, матушка Михаила внесла свою горькую лепту, да простит она меня, что упоминаю об этом за глаза, но…

– Лев Сергеевич! – не выдержала я. – Я вообще-то не ваш попугай, если вы забыли. Вы можете говорить короче и по существу?

– Увы, нет, милая барышня Евгения Максимовна! – развел руками Ногатенко. – Так уж я устроен. Такими же были и мой отец, и мой дед, мир их праху!

– Значит, Бобров хотел отделить сыну часть наследства, – резюмировала я. – Какую именно и как?

– Денежную, – неожиданно четко и быстро сказал нотариус. – Это самое простое.

– А почему? Ведь Михаил, как вы говорите, не оправдал его надежд, к тому же отношения между ними в последнее время были натянутыми. И Михаил тратил деньги явно не на те вещи. Разве разумно было давать ему деньги? Они бы разошлись у него через месяц!

– Конечно, неразумно! – подхватил Ногатенко, всплеснув руками. – О чем я сразу ему и сказал! Но оставить Михаила без гроша Всеволод Евгеньевич тоже не мог: все-таки родной сын, родителям всегда жалко своих детей, какие бы поступки те не совершали! Когда мой Сенечка в третьем классе по глупости выкурил сигарету в туалете музыкальной школы, просто за компанию с другими учениками, мне в первую очередь было его жаль! Мне даже сложно было на него сердиться!

– Значит, Боброву было жаль Михаила, – повторила я, в душе понимая, что скорее всего это правда.

– Да, – кивнул нотариус. – К тому же ему поднадоело, что тот постоянно клянчит деньги, да и матушка его не отстает. И чтобы жить со спокойной душой, нужно было что-то придумать. И я подсказал Всеволоду Евгеньевичу, что лучше всего будет положить часть средств на счет, а еще сделать Мишу акционером местной табачной фабрики. Всеволод Евгеньевич как раз совладелец этого предприятия – весьма прибыльного и перспективного, надо сказать! – но, во-первых, заниматься им всерьез у него просто нет времени. А во-вторых, это надежный способ защитить вложенные средства. То есть дивиденды Михаила будут пополняться только в том случае, если он станет принимать активное и полезное участие в процессе развития фабрики. Этот вариант мы оба сочли самым приемлемым, и я сказал Всеволоду Евгеньевичу, какие документы нужно подготовить. Их сбор он поручил мне, и я как раз занялся этой работой. Вот, собственно, и все, – лучезарно улыбнулся мне нотариус. – Ну, теперь вы видите, что я занимаюсь самыми обычными, мирными житейскими делами? Вы уж, пожалуйста, так и передайте Максиму Петровичу!

– Непременно, – мельком проговорила я. – А кто-нибудь еще знал о вашей встрече?

Ногатенко на миг вытаращил глаза, потом отрицательно замотал головой.

– Нет, – уверенно произнес он.

– И все-таки, Лев Сергеевич? Может быть, упомянули кому-то мимоходом, что вечером встречаетесь в «Волге» с Бобровым?

– Никому! – категорически заявил нотариус. – Я никогда не сообщаю о своих встречах с клиентами и не сообщаю их имен! Разве что в таких вот исключительных случаях, – снова расплылся он в слащавой улыбке.

– А место вы оговорили заранее? И кто его предложил?

– Его предложил Всеволод Евгеньевич. Собственно, можно сказать, просто поставил меня перед фактом, сообщив, что заказал столик в кабинете на шесть часов. Но я нисколько не возражал, в «Волге» мне всегда нравилось. Помню, во времена моей молодости это был лучший ресторан в городе! Какую там подавали стерляжью уху – пальчики оближешь. Да, сейчас уже все не то, не то… Былые повара канули в Лету, а с ними утеряны и рецепты. Как говорится, иных уж нет, а те далече. Да.

– Значит, персонал ресторана знал о том, что вы там встречаетесь, – скорее для самой себя произнесла я.

– Ну, метрдотель, разумеется, знал. Возможно, кто-то из официантов. А какое это имеет значение? Что вообще случилось?

– Да ничего особенного, – улыбнувшись, привстала я со стула. – Все нормально.

– Может быть, все же совершить звонок Всеволоду Евгеньевичу? – с сомнением в голосе произнес Ногатенко.

– Не стоит, – остановила я его. – Скорее всего он недоступен.

После чего, попрощавшись, вышла из нотариальной конторы. В машине я набрала номер майора милиции Авдеенко и попросила узнать о том, как продвигается расследование убийства Михаила Боброва, порученное отделу другого района. Хотя мне и так было понятно: пытаются колоть отца, вот и все подвижки. Второй же вопрос, адресованный Авдеенко, волновал меня куда сильнее. Он касался пистолета, подброшенного Всеволоду Евгеньевичу в ящик стола. Чутье и опыт подсказывали мне, что это непростой ствол.

Авдеенко обнадежил меня, сказав, что информацию постарается получить как можно скорее, даже, возможно, сегодня к вечеру. Это меня приободрило, и, поблагодарив его, я все же отправилась домой, к тете Миле, поскольку очень мне хотелось пообедать вкусной горячей пищей.

Тетя была рада моему появлению.

– Ой, Женечка, – целуя в щечку, поприветствовала она меня. – А я как чувствовала, что ты приедешь, и встала сегодня пораньше. Сварила твой любимый борщ и плов.

– Спасибо, дорогая. А грибочками угостишь? – невинно полюбопытствовала я.

– Вообще-то я их уже закатала на зиму, – принялась было отнекиваться тетя Мила, но тут же смилостивилась: – Ладно, ладно, открою баночку. Мне и самой хочется попробовать.

Обедали мы вместе с тетей, и она в процессе делилась со мной важными для нее новостями, такими, как, например, что гречка снова подорожала почти на десять рублей, и впору вообще отказываться от нее, а как откажешься, если она и полезна, и вкусна, и блюд из нее тетя знает великое множество. Или о том, что донна Белла в девяносто шестой серии все-таки выгнала из дома эту негодяйку Луизу, а жених Амалии оказался проходимцем, которому нужны были лишь деньги ее отца.

– А таким положительным прикидывался, Женя, сроду не подумаешь! – доверительно сообщила тетя со вздохом.

Я покивала из солидарности, сочувствуя бедной Амалии.

– Уксуса не много, Женечка? – озабоченно спросила тетя, когда я навернула на вилку где-то пятнадцатый по счету гриб.

– В самый раз, все отлично! – уплетая второе, похвалила ее я.

Покончив с обедом и покурив за чашкой кофе, я пока что отправилась к себе передохнуть. Время до получения информации о пистолете у меня было, Бобров находился вне досягаемости, и за него можно было не волноваться в том смысле, что охрана ему в камере была предоставлена надлежащая. А посему образовавшееся в моей работе «окно» я решила использовать с толком и приятностью одновременно.

Поэтому я уютно устроилась на любимом диване, включив DVD и поставив диск с фильмом о военной операции в Египте. Если откинуть некую излишнюю патетичность сцен, посвященных личным отношениям и неправдоподобно благополучную концовку, в целом фильм оказался очень даже ничего.

Майор Авдеенко позвонил мне ближе к шести вечера.

– Не спишь? – спросил он.

– Это что, шутка такая? – уточнила я, зная, что у Авдеенко проблемы с чувством юмора.

– Нет, просто мало ли, – ответил тот. – У тебя свой график работы.

– Я никогда не сплю в такое время, запомни, – качая головой, сказала я. – Так что, новости есть?

– Ну, по убийству пока ничего нового, хотя, конечно, Бобров не сидит сиднем. Точнее, не он сам, а его близкие. Он, конечно, позвонил жене, а та – знакомым и друзьям, так что все вокруг активизировались и встали на защиту. Думаю, отпустят твоего Боброва под подписку. Журналисты бучу подняли, общественность поднялась, Старовому весь телефон оборвали!

«Ну и пусть, – подумала я. – А насчет журналистов я была права!»

– А с пистолетом что, Жора?

– А пистолетик-то непростой, – лукаво проговорил майор.

– Я догадывалась, – усмехнулась я. – Мне подъехать?

– Лучше да, – посерьезнел Авдеенко. – Для надежности.

В его кабинете я была уже минут через двадцать, настолько мне не терпелось поскорее разузнать подробности об оружии, из которого застрелили непутевого Михаила Боброва.

Авдеенко встретил меня с важным видом.

– Из-за тебя на работе задержался, – подчеркнул он. – Смотри, информация конфиденциальная!

– Кого ты учишь? – отмахнулась я, присаживаясь на жесткий деревянный стул. – Могу подбросить тебя домой, если хочешь.

– Спасибо, я вообще-то на колесах. И пусть не так крута моя машина…

– Слушай, Жора, давай ближе к делу, а? – попросила я. – Ну чего ты кокетничаешь? Нормальная у тебя машина!

У Авдеенко была красная «Лада Калина». Так как он подчеркнуто считал себя патриотом во всем, включая автопром, то и машину приобрел отечественную. Во всяком случае, так он заявлял всем вокруг, даже тем, кто не спрашивал. Но я подозреваю, что где-то в глубине его ментовской души проживал червячок зависти к владельцам иномарок. И что свою «Ладу» он приобрел не столько из любви к Родине, сколько из-за нехватки денег на более престижную марку…

Авдеенко успокоился после моего замечания и принялся рассказывать, раскрыв перед собой серовато-бежевую папку с «делом».

– Значит, «глок» этот паленый. И засвечен он сразу в трех криминальных делах. Первое убийство произошло в две тысячи шестом году, в Самаре, где был убит крупный бизнесмен Карпушин. Застрелен при выходе из подъезда собственного дома. Убийцу так и не нашли. Второй раз из него стреляли три года назад, убили тверского криминального авторитета Мазаева. Ну, этот случай ты должна помнить, Мазаев известной фигурой был.

– Помню, – кивнула я. – У себя дома грохнули, через окно стреляли.

– Точно так, – подтвердил Авдеенко. – Убийца опять же не найден.

– А третий?

– А третий – зампрокурора Тульской области господин Лаврентьев. Причем положили его при выходе из сауны вместе с девчонкой, с которой он там зависал. Ну, это дело пытались замять всячески, подробности скрывали, девчонку ту вообще чуть ли не тайком похоронили, а в «деле» она даже не упоминается. Ну, это понятно: местная прокуратура честь мундира пыталась сберечь.

– А дальше?

– А дальше ствол этот нигде не появлялся и всплыл только сегодня в деле об убийстве Михаила Боброва.

– Киллер? – тут же спросила я, глядя на Авдеенко.

– Похоже, что так. Киллерская пушка. Все трое из разных городов, убийства ничем между собой не связаны. Они все даже не были знакомы. А ствол один.

– Странно… – задумчиво проговорила я.

– Что тебе странно? – спросил Авдеенко.

– В тех трех случаях были бизнесмен, бандит и прокурор.

– Заместитель, – поправил меня майор.

– Это неважно. То есть все персоны значимые и влиятельные. А тут – какой-то Михаил Бобров. Полунищий разгильдяй, живущий на папины средства.

– А папа? – выразительно посмотрел на меня Авдеенко.

– То есть ты считаешь, что это целенаправленные действия против отца? – спросила я.

– Сама же говоришь, на фига он сам сдался киллеру?

– Слушай, Жора, а откуда вообще взялся этот ствол? Ну, в смысле, кому он принадлежал изначально?

– Вот этого не знаю, – тут же сказал Авдеенко. – И узнать вряд ли смогу. Возможно, вообще не по моему ведомству задачка.

«Хорошо, значит, будем выяснять через другое ведомство, – подумала я. – Там-то точно должны знать». Я нечасто стараюсь обращаться к сотрудникам спецслужб, но сейчас уже ничего не поделать. Другого варианта не имелось, а информация была крайне важна для меня.

– Жора, мне нужны фотографии пистолета и номер, – попросила я.

Авдеенко вздохнул:

– Вот скажи спасибо, что я столь предусмотрителен. Как чуял, что ты попросишь, и снимки уже приготовил. На, держи.

И он протянул мне два листа А4, на которых были отксерокопированные изображения пистолета.

– Жора, ты очень предусмотрителен, – льстиво проговорила я. – Именно поэтому в твоем отделе лучшая раскрываемость по городу. И если бы дело Боброва поручили вам, ты раскрыл бы его с блеском за два дня! Кстати, со своей стороны обещаю: если мне самой удастся пролить на него свет, я в первую очередь поделюсь с тобой, а не с самодовольным майором Старовым, который плохо себя зарекомендовал в моих глазах.

– Ну уж, надеюсь, – поджал губы Авдеенко, весьма довольный при этом.

И поэтому, не откладывая дела в долгий ящик, я, попрощавшись с Авдеенко, набрала номер старого знакомого из спецслужбы, дослужившегося до чина подполковника и знавшего еще моего отца в пору бытия зеленым лейтенантом.

– Виктор Анатольевич, это Женя Охотникова, добрый вечер, – приветствовала я его. – У меня к вам просьба одна. Для вас труда не составит, а мне позарез нужно.

– Ну, говори, говори, – добродушно разрешил Виктор Анатольевич. – Разве я могу отказать дочке Охотникова?

Я не стала развивать эту тему и быстренько продиктовала номер пистолета, а также упомянула дела об убийствах, в которых он фигурировал.

– Одним словом, мне нужно знать, что это за ствол и откуда он вообще взялся. Хорошо бы проследить всю цепочку его владельцев.

И скромно замолчала. Виктор Анатольевич вздохнул, потом задумчиво произнес:

– Что ж, жди, Женя. Только ты и сама знаешь, что «глок» – не раритетный ствол. Только хочу предупредить, что ждать, возможно, придется долго. И не факт, что смогу сообщить тебе всю цепочку, как тебе того бы хотелось.

– Я понимаю, Виктор Анатольевич, – торопливо проговорила я. – Но хотя бы что-то. А вам вообще эти названные дела о чем-нибудь говорят?

– О чем-то – да, – уклончиво сказал подполковник. – Вернее, о ком-то.

– О ком-то? – насторожилась я. – Вам знаком киллер?

– Лично с ним поручкаться не довелось, врать не стану. Но кое-какие догадки есть. Тебе не знакомо такое имя – Зубр? Не настоящее имя, конечно, а прозвище.

– Не слыхала, – призналась я. – Что, его почерк?

– Похоже, – уклончиво сказал подполковник. – Но по телефону, Женя, поговорить не получится.

– Я могу подъехать! – тут же предложила я, но Виктор Анатольевич решительно меня остановил:

– Не стоит, Женя. Преждевременный это разговор. Вот получу материалы, проверю все, тогда и позвоню. Сам позвоню, Женя, поняла?

– Да, – серьезно ответила я. – Спасибо, Виктор Анатольевич.

Подполковник чуть расслабился и неожиданно сказал:

– Ну, судя по твоей просьбе, замуж ты так и не вышла?

– Нет, – не стала я кривить душой.

– Эх, жаль! А мне так хочется на твоей свадьбе погулять! – мечтательно протянул Виктор Анатольевич. – С отцом твоим встретиться, о былых делах поговорить, молодость вспомнить.

Я промямлила что-то неопределенное и попрощалась с подполковником. Говорить о том, что мне бы крайне не хотелось подобной встречи, я не стала.

После всей проделанной работы мне оставалось лишь с чистой совестью отправиться к себе домой, где и заночевать. Никто из домочадцев Боброва не звонил мне, и я не стала набиваться сама со своими услугами. В конце концов, моя цель – Всеволод Евгеньевич.

«А все-таки кто-то нацелился на него всерьез», – подумала я, проваливаясь в сон.