Книга: Я достойна большего! Жизнь и грезы бухгалтера Петровой

Андрей Жвалевский, Евгения Пастернак
Я достойна большего!:
Жизнь и грезы бухгалтера Петровой

Жизнь

Будущий автор бестселлеров бухгалтер Петрова неспешно шла с работы. Был почти апрель, и сумасшествие очнувшейся жизни кружилось вокруг нее. Люди метались, ошалев от внезапного тепла (каждый год внезапного), но весенний авитаминоз придавал их движениям неровную суетливость. Из-под снега показались продукты зимней жизнедеятельности города, а из-под юбок – первые, еще несмелые, коленки. Мужики резво блестели глазами в предчувствии любовных побед и футбольного сезона. Голуби и милиционеры вели себя нетипично живо, даже если ни дармовых крошек, ни робких кавказцев поблизости не наблюдалось.

Впрочем, все это Ирины Николаевны касалось мало, а если касалось, то скользило по ней и улетало прочь. В ее тридцатидвухлетней душе уже давно царил непролазный февраль. С бухгалтером Петровой никогда и ничего не происходило. В тот день она, как обычно, шла после безупречного трудового дня в безупречно пустую квартиру.

Возле перекрестка Ирина Николаевна остановилась полюбоваться привычной картиной весеннего дорожного движения: три машины стояли перед светофором, уткнувшись друг в друга, как при забытом ныне танце «летка-енка». Первая и третья машина выглядели дорого и блестяще, их явно только что извлекли из зимних хранилищ и вымыли. В середине «бутерброда», как котлета в гамбургере, застыл коричневый грязный «Москвич». Хозяин его, такой же грязный и бывалый, беседовал с водителями остальных машин. Беседа протекала живо и давно уже перешла бы в банальную потасовку, если бы коричневому мужику противостояли не те, кто ему противостоял. Две неестественные блондинки стояли перед бушующим владельцем «Москвича» и синхронно хлопали глазками. Петровой они напомнили нестандартных кукол Барби: одна слишком тощая, вторая излишне пухлая.

– Куда ты тормозишь? – ревел мужчина. – А ты куда смотришь? Тебе в детстве мама про дистанцию безопасности рассказывала? А тебя тормозами пользоваться учили?!

При этом он так жестикулировал, что непонятно было, кому адресована та или иная реплика. Барби на всякий случай кивали на каждую фразу.

– Вы не расстраивайтесь, – сказала Барби-тощая, – сейчас мой Виталик приедет.

– И мой Саша, – добавила Барби-пухлая.

– И милиция, – продолжила тощая.

– Ага, – мужик, кажется, начал выдыхаться, – они-то приедут. Потому что они ездить умеют. Вот и возили бы вас… таких…

Водитель совершил руками такое сложное движение, что смысл его остался непонятен. Тощая Барби нахмурилась.

– У меня, между прочим, высшее образование, – сказала пухлая.

Тощая ревниво покосилась на нее, но промолчала. Промолчал и мужик, который вынул из кармана сигареты и пытался закурить на ветру.

Ирина Николаевна хотела подождать продолжения представления (очень интересно было глянуть на упомянутых Виталика и Сашу), но замерзла и двинулась домой. «Почему таким дурам все само в руки валится? – подумала она, входя в лифт. – А вдруг лифт сейчас застрянет, меня придет выручать молодой плечистый ремонтник…» Дальше дело застопорилось. Вряд ли ремонтник, даже молодой и плечистый, сможет одарить ее новенькой иномаркой или хотя бы нарядами, которые она заметила на Барби. «Ладно, – решила Петрова,– тогда меня пусть спасет…»

Но тут лифт достиг шестого этажа без всяких происшествий, и ей пришлось отказаться от идеи застрять в нем.

Дома Ирина Николаевна погрузила ноги в мягкие тапочки и включила свет. В комнате у нее тоже царил февраль, потому что тяжелые серые шторы были всегда задернуты. А зачем было их раскрывать? Чтобы полюбоваться стеной дома напротив? «Кто так строит, – привычно оскорбилась Петрова. – Самих бы их в такую квартиру».

Не успела она переодеться в домашнее, как зазвонил телефон.

– Ты дома? – затараторила в трубке старинная подружка Ольга. – Хорошо, я уже подъезжаю.

– Зачем?

– Как зачем? Уже забыла? Мы договорились, что я, – Ольга понизила голос, – кое-что у тебя оставлю. Чтобы эта сволочь не забрала.

– Да, помню, – сказала Ирина Николаевна, – жду.

«Этой сволочью» ее подруга называла собственного мужа, который вот-вот должен был стать бывшим. Супруг не возражал в принципе, но противоречил в частностях. Например, он хотел разменять квартиру и забрать некоторые вещи. Ольга была возмущена таким поворотом событий и потихоньку свозила самое ценное к подруге. Она опасалась, что муж втихаря вывезет спорное имущество – так временами и случалось. Теперь супруги практически очистили квартиру от мебели. Ирине Николаевне стало даже любопытно, что ей привезут в комплект к уже теснящимся в углу телевизору, холодильнику, музыкальному центру и коробкам с неизвестным содержимым.

Ирина Николаевна отправилась искать место для хранения нового спасаемого имущества. И, как выяснилось, зря. Ольга привезла всего лишь компьютер типа «ноутбук» с блоком питания.

– Надоело таскать его каждый день в машине, – пояснила Ольга, – положи его куда-нибудь. Да хотя бы на стол. Ой, а давай ты будешь им пока пользоваться! В нем все есть: и «аська», и Интернет. Хоть познакомишься с кем-нибудь.

После отъезда подруги Петрова еще немного посидела на диване. Потом полежала. Искать друга в Интернете она уже как-то пробовала (использовала для этого рабочий компьютер), но воспоминания от этого приключения остались самые стыдные.

Ирина Николаевна отправилась готовить легкий ужин. Параллельно она вспоминала ДТП на перекрестке и снова приходила к выводу, что жизнь несправедлива.

Петрова считала, что каждому в жизни должно воздаться по заслугам. Так учили книги. Если ты дура и сволочь, то жизнь у тебя не сложится, а если, наоборот, умница и красавица, то жизненные блага должны обрушиться на тебя полноводной рекой.

Но за последние десять лет в это ее видение жизни вкрались некоторые сомнения. Насколько она видела, все дуры и сволочи жили просто припеваючи. Взять хотя бы Таньку. Более склочной бабы Ирина Николаевна за всю свою жизнь не встречала! А живет ведь! Третий раз замужем, дочь взрослая, от первого мужа квартира осталась для себя, от второго для дочери… И еще ухажеров полный комплект, каждый день в конце рабочего дня что-то воркует в трубку.

Интересно было бы хоть денечек пожить, как Танька. Петрова попыталась себе представить, как это – прийти вечером после страстного свидания домой, чмокнуть мужа, поздороваться с дочкой, сказать «ах, как я устала», и тебе – ужин в постель, чай с травками…

Ирину Николаевну передернуло, как от стакана уксуса. Все это было подло и противно: одного чмокать, с другим… И дочка все это видит.

Нет. Лучше уж плохо, но честно. Да и принц вот-вот должен был нагрянуть. «Он нагрянет, – думала Петрова,– а я замужем. За нелюбимым. Безобразие».

Когда с ужином было покончено, а посуда вымыта, Ирина Николаевна отправилась в единственную комнату своей квартирки. На столе она увидела раскрытый ноутбук и остановилась в смятении.

Нельзя сказать, что компьютеры пугали Петрову. Наоборот, в бухгалтерии она считалась самой компьютерно грамотной среди женщин. Да и не только среди женщин.

Испуг Ирины Николаевны был совсем другого сорта. Она боялась не компьютера, а того, что она вдруг решила с ним сделать. Если бы Петрова попыталась проанализировать свой страх, то наверняка просто отправилась бы спать, полночи ворочалась, прислушиваясь к голосам внутри, а следующий день посвятила бы лечению мигрени.

Но Ирина Николаевна ничего анализировать не стала. Она села за стол и включила ноутбук. Пока он загружался, она сидела с закрытыми глазами и ни о чем не думала. Услышав призывный звяк системы, Петрова открыла Word и написала:

Сладкие грезы.

Словосочетание ей жутко не понравилось, но придумывать новое значило потерять запал, расплескать ту отчаянность, что горела у Ирины Николаевны внутри.

– Потом поменяю, – сказала она себе и принялась стучать по клавиатуре.

Грезы

Я увидела его в магазине. Он возвышался над толпой как образец мужественности. Широкие плечи, крепкое загорелое тело. Смотреть куда-нибудь в ДРУГУЮ сторону было практически невозможно. Он автоматически притягивал к себе взгляды всех женщин.

Причем, похоже, сам совершенно не замечал, что находится в центре внимания. Кассирша улыбалась подобострастно, продавщица готова была донести покупки до машины, а потом еще и бежать за ней следом.

Я тяжело вздохнула и пошла покупать стиральный порошок. Этот принц явно не для меня. Такой никогда не обратит внимания на не слишком высокую, не слишком стройную, не слишком блондинку… Короче, на совершенно обычную молодую женщину, да еще к тому же и маму двухлетней дочери.

Привычно совершив обычные покупки, я вышла из магазина и побрела к машине. Принц стоял возле капота. Возле моего капота. Вернее, возле капота моей машины.

– Ваша машина?

– Да…

– Не могли бы вы немного подвинуться, я не могу выехать, – говорит вроде бы вежливо, но понятно, что очень зол.

– Да, конечно…

Оттого что он стоял так близко, сердце забилось где-то в горле, ноги стали ватными (соски опять же напряглись, как пишется в дамских романах). От него пахло чем-то таким мужественным, просто невозможно было оставаться равнодушной.

Я села в машину, включила зажигание и попыталась сдать чуть назад… послышался отчетливый скрежет. Через секунду дверца машины распахнулась, сильные руки выдернули меня из-за руля.

– Женщины! Вы когда-нибудь научитесь водить машины?!

Я в ужасе смотрела на вмятину на полированном боку нового «мерса». Как я его не заметила? Что меня дернуло поехать назад?

– Я просил подвинуться, а не въехать мне в бок! Сначала вы паркуетесь так, что никому невозможно выехать, а потом еще машины калечите!

– Я заплачу…– Я чуть не заплакала, когда представила себе, сколько обойдется эта парковка.

– Вы заплатите, как же…

Мужчина с огромным сомнением оглядел мою старенькую машину и джинсовый комбинезон, явно не первой молодости.

– Машина застрахована?

– Да. Наверное…

Слезы уже были так близко, что соображать не было никакой возможности.

– Вот только не нужно тут плакать! Я и так из-за вас уже опоздал куда только можно! Дайте ваш телефон, я свяжусь с вами завтра, когда узнаю про страховку.

Я дрожащими руками вытащила из сумки визитную карточку.

– Марина… дизайнер… понятно.

Презрительная ухмылка в мою сторону. Понятно, что дизайнеры у него не котируются. Он сунул мне в руки свою визитку и скрылся в машине.

«Мерс» взревел и пропал за поворотом, а я наконец-то расплакалась. Ну что за невезуха! Только с долгами рассчиталась! Только собиралась себе купить что-нибудь! После этого…

Жизнь

В половине третьего ночи Ирина Николаевна отвалилась от монитора и огляделась. Красавца брюнета поблизости не наблюдалось. Как, впрочем, и обычно.

Она уже забыла, что сама придумала дизайнера Марину, и начала завидовать ей черной завистью. Ведь понятно, что все у Марины в жизни сложится, выйдет она замуж за этого красавчика и нарожает ему детей. И жить они будут в загородной вилле с бассейном, и ездить на шикарных машинах.

Ирина Николаевна так явственно видела лучезарно улыбающуюся семью на фоне заходящего солнца, что просто взвыла от зависти. А потом чуть не расплакалась от жалости к себе. Конечно, если пользоваться исключительно метро, вряд ли удастся въехать в кого-нибудь на парковке.

Так, заливаясь воображаемыми слезами, она пошла на кухню готовить себе чай (Марина бы просто попросила об этом горничную). Нет! Марина бы тоже пошла сама делать себе чай, а уже на кухне ее за этим занятием встретила горничная… «Мадам, да что ж это вы… Я сама все сделаю, идите…» – «Ах, Луиза (красивое имя для горничной), мне не хотелось тебя беспокоить. Иди спать, я сделаю чай сама».– «Ах, мадам, как вы добры»…

Блин! Она добра! Вот объясните, в чем проблема – налить себе чаю?

Нет, с горничной, возможно, вышел перебор. Хватит с этой Марины и мужа-миллионера. С другой стороны, если муж-миллионер, отчего бы и не завести себе горничную?

И тут ее осенило.

– Фиг тебе, а не муж, – решила начинающая писательница и устремилась к компьютеру.

Вместо того, что напридумывала, она дописала в конце файла: «Ремонт стоил тысячу баксов, а этого брюнета Марина больше никогда в жизни не видела!!!»

Внутренние слезы высохли, Петрову отпустило. Спала она долго и во сне видела что-то приятное.

На следующий день Ирина Николаевна домой от метро снова топала пешком. Так было удобнее размышлять о счастливой судьбе дизайнера Марины.

Казалось бы, неприятное событие – ДТП, но сразу понятно, что все будет хорошо. В книгах всегда так: что ни делается, все к лучшему. Даже если погибает любимый человек, то потом выясняется, что он не просто так погиб, а был сволочь и изменник, и поэтому его не жалко. А героиня встречает настоящего героя, и живут они долго и счастливо.

«Вот если бы я была героиней книги, – рассуждала Ирина Николаевна, – я бы не просто так сейчас вышла прогуляться, это обязательно что-нибудь да значило бы. В книгах же не бывает, что какое-то событие происходит просто так. Из-за него что-то должно непременно случиться. Например, я бы шла-шла и нашла лотерейный билет. Выигрышный, естественно. Или встретила мужчину своей мечты.

Он бы подошел ко мне и сказал: „Я ждал тебя всю жизнь…»»

Петрова улыбнулась и трижды повторила про себя последнюю фразу.

«Хотя нет, так сразу даже в книгах не бывает, он бы просто толкнул меня плечом, а потом мы бы встретились на какой-нибудь презентации, я в шикарном платье, он в смокинге, и он бы…»

Тут ей пришлось прерваться, потому что, во-первых, она слабо себе представляла, что происходит на презентациях, а во-вторых, вместо себя упорно видела некое огненно-рыжее стройно-фигуристое создание в бальном платье. И про это создание мечтать было совсем неинтересно. У таких созданий все и так получится, без помощи Петровой.

«Ладно, с мужчиной из мечты не получается. Но зачем-то же я сегодня пошла пешком? Зачем тащусь с сумкой по довольно гаденькой погоде? Неужели Судьба так и не подаст мне никакого Знака?»

Уже подходя к подъезду, Петрова заметила, что на земле что-то валяется. Сердце забилось. Это мог быть только он, Знак. Вопрос состоял только в форме. Кошелек? Визитница прекрасного принца? Не похоже, похоже на мобильный телефон.

Но Знак оказался издевательским – драный чехол от телефона. Может, кто до мусорки не донес, а может, и уронил нечаянно.

– Вот тебе, Петрова, и счастье на блюдечке, – сказала Ирина и двумя пальцами понесла Знак в ближайшую урну.

Вошла в квартиру, переоделась и… неожиданно для себя, вместо ужина, вместо чтива, вместо лежания на диване, – включила компьютер.

Перечитала вчерашнее. Теперь ей не нравилось не только название.

– Нет, дорогуша, – сказала она монитору, – все было совсем не так.

Грезы

В магазине было, по обыкновению конца рабочего дня, вавилонское столпотворение. Хотя нет, при столпотворении люди творили какой-то столп, а здесь только толкались, хамили и срывали понедельничную злость. Перед самым носом у меня какой-то бугай влез в очередь у кассы, чем окончательно разъярил. «На тебе пахать, – свирепо думала я в накачанную спину, – а ты, небось, штаны в офисе просиживаешь! И дорогие, кстати, штаны!»

Я расплатилась, упаковалась, дотащила пакеты до машины – и снова уперлась в накачанную спину. Правда, теперь она стояла лицом… то есть обратной стороной затылка ко мне, но штаны были теми же самыми, нагло дорогими.

– Долго ходим, – сказал бугай, как будто ждал меня здесь с утра.

Подумаешь, заперла я его «бэху»! Бандит и урод. Кстати, заперла не я, а вон та «девятка». Я о-о-очень медленно заводилась, о-о-очень тщательно прогревалась и все думала, как бы этого козла наказать. Не знаю, как он, а я взвинтилась до упора. Наверное, поэтому и передачу перепутала. И наказала урода.

Судя по звуку, крыло «бэхе» придется ровнять. И, что противно, за мои деньги. Ладно, не первый день не замужем.

– Ты чего ее подсунул! – заорала я, вылетая из машины. – Ты видишь, я маневрирую!

Проверенная тактика сработала – урод принялся оправдываться.

– Куда подсунул? Кто подсунул? У меня тут бордюр! Ты че, курица, глаз не видишь?

Я сразу вспомнила бывшего почти мужа, который любил орать: «Ты че, страха не боишься?» Чувствуя, что парень дал слабину, я начала развивать успех:

– Подумаешь, передачу перепутала. А ты чего тут паркуешься? Правил не знаешь?

Это безотказный прием. Правила такие парни знают, как «Отче наш». А кто в наше время знает «Отче наш»? Только не такие парни. Все их ПДД (иногда и права тоже) обычно хранятся в барсетке, перевязанные резинкой, и выдаются гаишникам по мере надобности.

Но этот попался тертый.

– Какие правила? Я тебя счас урою, кобыла!

«О, – подумала я, – с повышением меня: была курица, стала кобыла». И перешла на деловой тон:

– ГАИ будем вызывать?

– Да я тебя счас без ГАИ урою… Где моя мобила? Дима, привет! В меня тут на стоянке телуха какая-то врезалась, че мне делать? Так… Так… О'кей. Давай, пока.

По тону, которым мужик общался с Димой, я поняла, что не все у него в порядке, ГАИ не будет.

– Короче, – сказал он, – гони триста баксов, и по домам.

Он опять упускал инициативу. Я потянулась к телефону.

– Куда? – спросил мужик.

– Ментам. Что я дура, такие бабки платить? Пусть приезжают, оценивают ущерб. Заплатит страховая. Алло!

– Ладно, не гони. Что мы, не люди, договоримся.

Мужик попытался изобразить любезную улыбку. «Не люди, – подумала я, – а курицы и коровы. И козлы».

Через пятнадцать минут к нам подъехала машина, из-за руля которой вылез мужик, представившийся Мишей. Осмотрев «БМВ», Миша произнес фразу, после которой я почуяла полную и безоговорочную победу:

– Ну, Толька, ты попал. У шефа через полчаса совещание закончится, он тебя убьет.

– А кто у нас шеф? – ехидно поинтересовалась я.

– Слушай, будь человеком, давай деньги, и я поеду.

– То есть шеф у нас грозный?

– Деньги давай!!!

– Не дам.

Все складывалось настолько хорошо, что я могла еще и в выигрыше остаться.

– Сейчас мы вызовем ГАИ. По правилам я не виновата (Толян и Миша синхронно моргнули), пусть приезжают, разбираются. Еще ты мне и заплатишь.

– Стерва. Я сейчас уеду, но я тебя потом из-под земли достану, я тебя…

Грозную тираду прервал звонок мобильника.

– Да… Нет, я не успею. Я возле магазина, у нас тут ДТП. Да я… Да у меня… Бок помят. Прилично. Но… А… Да. На! – Толька ткнул мне трубку. – Это босс.

– Послушайте, – раздалось в трубке, – вы можете побыстрее разобраться? Мне позарез нужна машина.

– Мы бы разобрались, но ваш шофер хамит и требует денег.

Толик испепелял меня взглядом.

– Вы ГАИ вызвали? – продолжил шеф.

– Нет, не успела еще.

– Не вызывайте. Что у вас с машиной?

– Практически ничего…

– Так что вы голову дурите!!! Валите домой, отпустите мою машину!

– Я дурю?! Да никого я не держу, это Толик ваш тут истерики устраивает!

Толик выхватил у меня трубку:

– Она мне весь бок помяла, я что, должен ее отпустить?! Вы ж потом с меня это все высчитаете! Да, сильно! Да, блин, потому что бабы дуры! Ездить не умеют! Хорошо…

– Все, ты допрыгалась! – это уже мне.– Сейчас он приедет и тебя уроет.

Я пожала плечами и уселась в свою машину. Подумала, залезла в «бардачок» и выудила пакетик изюма. Теперь пусть приезжает.

Приехавший шеф вылезал из машины долго и мучительно. Не то чтобы он был некрасивый, нормальный холеный мужик, и если бы он вышел из своего «БМВ», то наверняка произвел бы на меня неизгладимое впечатление. Но он выкорябывался из шестой модели «Жигулей» и делал это удивительно неартистично. Даже с такого расстояния артикуляция читалась совершенно отчетливо.

Подошел, оглядел свою машину, потрогал руками вмятину и схватился за телефон.

– Да, это опять я. Вмятина приличная. Ты мне скажи, нужно ДТП оформлять? Машина на фирму оформлена. Нужно? Хорошо.

И тут же второй звонок.

– Алло. Капитан Воронихин нужен. Алло, ну, привет. У меня тут ДТП. Адрес: улица Сухаревская, дом… Дом… Не вижу номера, короче, это универсам. Да. Жду.

Что характерно, со мной этот тип не то что не поздоровался, он даже не взглянул в мою сторону! Я налегла на изюм с удвоенной энергией.

Приехала ГАИ, поздоровалась с шефом за руку, поцокала языком над «пятеркой» и начала составлять картину дорожно-транспортного происшествия. Толик орал и махал руками до тех пор, пока шеф не сказал:

– А какого лешего ты вообще оказался возле магазина? Я тебе что сказал делать? Стоять и ждать! Нашел себе такси! Короче, оформляйте обоюдную вину, в следующий раз будет умнее.

От меня потребовалась только подпись.

Злобный Толик минут пятнадцать поливал меня отборным матом, рассказывая всем по телефону, как в него въехала «эта коза» (какие, однако, у парня познания в зоологии!), и я угробила три часа своего свободного времени.

А так, в принципе, все обошлось.

Да, забыла сказать, шеф уехал сразу после приезда ГАИ, так и не заметив, что у машины, которая врезалась в его «БМВ», был водитель.

Жизнь

Петрова с удовольствием перечитала текст.

К такой Марине она уже не испытывала жгучей зависти, теперь было совершенно непонятно, чем дело кончится. Будет у нее роман с шефом Толяна? И будет ли он удачным? Смущало то, что Марина получилась уж больно боевая. Героине любовного романа это как-то не к лицу. Но, как оказалось, писать про такую Марину намного интереснее. Она за словом в карман не лезет и пошутить может. Вон как Толяна этого отбрила!

– Ну почему я так не могу… – спросила Ирина Николаевна у экрана ноутбука.

Экран мигнул и перешел в спящий режим. Это напомнило Ирине Николаевне о режиме дня. Она разобрала постель и залезла под одеяло. И только когда выключила свет, увидела, что компьютер оставила включенным.

Сначала дернулась его погасить, а потом решила оставить. Пусть будет. Как будто окошко в жизнь, которая кипит по ту сторону монитора.

Следующее утро выдалось, мягко говоря, хмурым. То, что она полночи просидела у компьютера, отнюдь не означало, что не нужно идти на работу. Когда Петрова выскочила из подъезда, она уже понимала, что опаздывает. Пусть минут на пятнадцать, но это все равно ужасно, такого она себе никогда не позволяла. Как будто она одна из тех девчонок, которые шныряют по офису в мини-юбках и полдня просиживают в курилке!

– Эй! Девушка! Куда вы так спешите? Хотите, я вас подвезу? Да не убегайте вы…

– Нет, нет, спасибо. Я на метро… – сказала Ирина и оглянулась.

И чуть не померла со стыда. Обращались вовсе не к ней!

А та, к которой обращались, и не подумала отказаться! Наоборот, радостно щебетала и усаживалась в машину. Пусть это оказался не шестисотый «мерс», пусть даже не «БМВ», все равно удар был силен. Что такое есть в этой девушке, чего нет у нее? Брюки, куртка – в это время года в городе все одеты одинаково.

Ирина дотащилась до метро и всю дорогу думала, думала, думала… Представляла себе, что сейчас происходит в той машине. Вот девушка снимает капюшон, и по плечам рассыпаются шикарные волосы. А мужчина делает вид, что ничего не замечает, и ведет машину. Вот водитель перехватывает руль, и на руке у него поблескивают дорогущие часы. Как они выглядят, Петрова представляла слабо, что-то такое… шикарное. У девушки звонит телефон, она берет трубку, ей звонит восторженный клиент и заказывает что-то еще, он готов ей заплатить бешеные деньги, только бы эту работу сделала именно она. У мужчины тоже звонит телефон – он берет трубку, и из разговора понятно, что он опаздывает на деловую встречу, но говорит, что «у него есть одно очень срочное дело» и он будет чуть позже, «начинайте без меня». И вот он довозит девушку до работы, паркует машину… А потом нежно так проводит рукой по ее волосам и говорит: «Мы еще обязательно увидимся, я найду тебя…»

Дойдя до этого места, Ирина Николаевна озверела. Если бы она взялась анализировать свои чувства, то поняла бы, что безумно, мучительно ревнует. К тому, что не она сейчас в той машине и не ее волосы гладит тот, неизвестный ей, мужчина с дорогими часами на руке.

На работу Петрова опоздала. Снимая куртку, она мельком глянула на себя в зеркало и ужаснулась. Отражение и так ее редко баловало, но сегодня просто превзошло себя. Практически бессонная ночь плюс отвратительное настроение не лучший коктейль красоты.

– Вот черт… Сейчас начнут с вопросами приставать, узнавать, что случилось, – пробурчала Ирина своему отражению и пошла к себе в бухгалтерию.

Вошла в кабинет, поздоровалась, пошла к своему столу, села, включила компьютер…

И тут ей захотелось плакать в голос. Никто не поднял головы, никто даже не взглянул в ее сторону, хотя она и услышала традиционное «доброе утро».

Всем на нее наплевать, никто даже и не подумал поинтересоваться, почему она так плохо выглядит. А может, просто не заметили разницы?

Петрова шмыгнула носом и погрузилась в работу.

Оторваться от расчетов удалось только часа в четыре дня, к этому моменту все уже сходили пообедать, несколько раз перекурить и прогуляться. Коллеги были бодры в предвкушении окончания трудового дня, а Петрова – голодна, зла и несчастна.

– Ира, пойдем кофе последний раз попьем,– позвала ее Таня.

Коллеги уже два года сидели за соседними компьютерами, близкими подругами не стали, но были добрыми приятельницами. Они не скатывались на обсуждение личной жизни, зато вовсю ругали дурака-шефа и маленькую зарплату.

– Почему последний? У нас что, кофе опять кончился?

– Ну, ты даешь! Я сегодня целый день об этом рассказываю. Уже всем уши прожужжала. Увольняюсь я.

– Как?

– Да, собственно, уже уволилась. Месяц отработаю – и вперед. Представляешь, у меня есть подруга, а у нее муж. А у мужа фирмочка небольшая, они там торгуют чем-то… Я пока не вникала. Короче, ищут бухгалтера, начальная зарплата даже больше, чем здесь, а главное, офис на соседней улице от моего дома. Ты представляешь?! Через дорогу перешла – и уже на работе. Я, конечно, сразу согласилась. У нас здесь ловить нечего, а там перспективы, у них фирма растет, штат молодой.

Таня была чудо как хороша. Глаза горели, она активно махала руками и все время вскакивала со стула – то чашку взять, то кофе принести, – как будто уже прямо сейчас собиралась бежать навстречу новым перспективам.

А на Ирину Николаевну навалилась тоска. В ушах прочно застряло: «У нас здесь ловить нечего». Сразу представилось, что она сидит на берегу заболоченного озера и держит в руках пустой сачок.

Вечером Петрова была совсем разбита. Болели руки, ноги и голова. Это состояние замечательно описал пес Шарик в книжке про Простоквашино: «Лапы ломит, и хвост отваливается».

От навалившейся депрессухи мог бы спасти какой-нибудь покетбук с романчиком, но, как назло, ничего интересного дома не завалялось. Шоколад Ирина Николаевна весь съела еще неделю назад, а новый не покупала, чтобы не искушать себя лишними калориями.

Она обшарила на кухне все шкафчики – ничего вкусненького обнаружено не было. Пришлось отрезать кусок черного хлеба, намазать маслом и густо посыпать сахаром.

С этим бутербродом Петрова уселась за компьютер. Собственно, она и не собиралась ничего писать, а вовсе наоборот, собиралась скачать себе что-нибудь из Интернета, но на рабочем столе так призывно торчали «Сладкие грезы», что рука с мышкой дрогнула.

– Отвратительное название, – сказала Ирина и начала стучать по клавиатуре.

Грезы

Когда я работаю, то мобильник, как правило, отключаю. Неадекватна я в процессе творчества, особенно если заказ срочный. Своих не узнаю. А тут вот почему-то не выключила. Да еще и ответила, хотя номер был незнакомый. Я ж говорю: в таком состоянии не только своих не узнаю, но и чужих не отслеживаю.

– Алле, – сказала трубка, – это Анатолий. Нужно подъехать.

– Куда подъехать? Какой Анатолий? Извините, я очень занята.

– Такой Анатолий, который Толян. С «бэхи», какую ты вчера бабахнула.

Абонент хохотнул. Я смотрела на экран и мучительно соображала: 1) что у меня с композицией; 2) не маловат ли логотип; 3) кого я вчера бабахала.

– Это который у универсама? – озарило меня. – Мы же вчера разобрались.

– Разобрались, да не разобрались. Надо подъехать.

– Куда еще подъехать? И вообще, откуда у вас мой номер телефона?

– От верблюда, – ответил друг животных Толян. – Короче. Тут по страховке вопросы.

Тут я поняла: 1) в композиции провален верх; 2) логотип нужно делать черно-белым; 3) да пошли они со своими наездами!

– Вот что: если у моей, – я тщательно выделяла личные местоимения, – страховой компании появятся ко мне претензии, то они свяжутся со мной. Пока!

– Э! Погоди! – Что-то человеческое прозвучало в голосе Толяна, и я не бросила трубку. – На самом деле… это… шеф просил приехать. Дело у него какое-то.

К этому моменту я уже четко понимала, как мне выстроить постер, поэтому решила смилостивиться:

– Ладно. Если не в Бирюлево, заеду.

– Какое Бирюлево? Центр! Записывай.

Толяновскому шефу поперло: его офис находился рядом. В десяти минутах ходьбы или пятнадцати – езды.

Правда, с парковкой получилось все двадцать пять, но это было даже удачно. Пусть подождут, раз им надо. На входе уже ждал Толян.

– Здорово, – буркнул он, отчего-то не прибавив ни «корова», ни «овечка», ни хотя бы «гусыня», и повел вглубь офиса.

В кабинет вводить не стал, только показал направление. Секретаршу я миновала с ходу, та только ресницами похлопала. Ни черта работать не умеют, отрабатывают жалованье… совсем не головой.

– Здрасьте, – сказала я, плюхаясь перед боссом, – слушаю вас.

– Добрый вечер, – ответил босс, напрягаясь, – а с кем имею честь?

«Не узнал, болезный! – обрадовалась я. – Ну, поразвлекаемся ».

– Неужели не вспомнили? – Я постаралась изогнуться посексуальнее, но в рамках дозволенного.

Судя по этой Барби в приемной, на босса такие штучки должны оказывать парализующее действие. Так и случилось: босс поплыл.

– М-да… э-э-э… конечно… но не совсем.

– Вы попросили меня заехать вечером, – продолжала я грудным голосом, – и вот я здесь.

Заметьте, ни слова вранья я не произнесла!

– Я попросил?

«Хорошего понемножку», – решила я и сказала уже нормальным голосом:

– Я вашу машину вчера побила. То есть… обоюдная вина. А сегодня ваш водитель мне позвонил…

– А-а-а! – обрадовался босс. – Припоминаю. Ты ж вроде дизайнер?

«Надо было еще его помурыжить», – запоздало сообразила я. Вечно меня подводит природная доброта.

– Типа того.

– Есть работа. Учитывая обстоятельства, можешь быстро сделать?

– Какие еще обстоятельства?

– Ну машину-то ты мне побила.

– Обоюдная вина, сами сказали.

В глазах у хозяина кабинета появился нехороший огонек.

– Я сказал, я и отменю. Короче, берешься?

Желание спорить отпало. Такой, если озвереет, может и в асфальт закатать.

– Что за работа?

– Секретарша продиктует.

– Она умеет читать? – удивилась я.

– На трех языках. – Казалось, что босс говорит о породистой лошади. – И компьютер в этом… в совершенстве.

– А вы на скольких языках? – мне хотелось хотя бы укусить этого бугра с горы.

– На одном, – ответил он, – и то с трудом. И на компьютере только в игрушки умею. Но, заметь, не я у нее в секретарях, а она у меня. Так что иди (он кинул взгляд на визитку, которая лежала на столе), Марина Дмитриевна, и работай. До свидания.

«Менты визитку отдали, – поняла я, – вот какие верблюды Толяну мой телефон продали».

– До свидания, мужик, – ответила я, поднимаясь.

– Не понял? Кто это «мужик»?

– А как мне вас звать, если вы не представились?

Уже в спину мне донеслось:

– Владимир я! Петрович!

Жизнь

На этот раз Ирина Николаевна легла спать почти вовремя, в двенадцать. На столе остался остывший чай, недокусанный бутерброд и уже традиционно невыключенный компьютер.

Следующая неделя пролетела быстро. Каждый вечер Ирина Николаевна добавляла по эпизоду к отношениям Марины и Принца (Владимира Петровича) и даже жалела, что эти отношения стремительно летели к постели, а через нее, транзитом, к свадьбе.

Правда, была еще одна забота, которая отвлекала Петрову от творчества. В субботу ей предстояло пойти на день рождения, и к этому событию нужно было как следует подготовиться.

Она всегда немного нервничала перед очередным выходом «в свет». Кто знает, кого там встретишь? А вдруг там окажется ее будущий муж? И потом, через много лет совместной жизни, они будут сидеть на кухне, и он спросит: «И как бы я жил, если бы ты тогда не пришла к Лене на день рождения?»

Уже в среду вечером Ирина Николаевна погладила и повесила в шкаф юбку и блузку. Юбка черная, прямая, блузка голубая, под цвет глаз, с красивым вырезом и длинным рукавом. Приготовила туфли – черные лодочки.

В четверг покрасила волосы.

В пятницу занималась маникюром и ходила в магазин упаковывать подарок.

В субботу утром встала пораньше, чтобы помыть голову и дать волосам высохнуть самим, а не сушить их феном.

К вечеру Петрова была готова к тому, чтобы встретить свою судьбу. Жаль, у нее не было длинного пальто, спортивная куртка и строгая юбка смотрелись немного нелепо, ну да ладно.

– Не буду же я там в куртке сидеть, – сказала Ирина Николаевна своему отражению, взяла приготовленные туфли и пошла на встречу с неизвестным.

Лена, которая пригласила Петрову на день рождения, была ее школьной подругой. Они виделись пару раз в год, созванивались чаще. Не очень красивая, не очень удачливая, она тем не менее смогла выйти замуж. Не то чтобы у нее все было хорошо… Но и не плохо. Жили себе спокойно, снимали квартиру, собирали на свою. Лена очень хотела ребенка, муж был против. По этому поводу она часто плакала, жаловалась всем подругам на «бессердечного и эгоистичного тирана» и уходила к маме «на недельку». Потом возвращалась, и жизнь продолжала течь спокойно и размеренно.

Ленины дни рождения Ирина Николаевна любила. Всегда было много народу и вкусной еды, со многими гостями она уже встречалась, и не нужно было каждый раз вливаться в новую компанию. Было весело: приходили Ленины сослуживицы, приходили друзья Лениного мужа, курили, рассказывали анекдоты. После такого вечера все вещи пахли смесью табака, духов и хорошего спиртного – всем тем, что называется «атмосферой праздника».

Петрова приехала вовремя и оказалась первой. Девушку, которая открыла ей дверь, она узнала с трудом.

– Лен, это ты?!

– Я-я… Заходи. Нравится?

– Не знаю. То есть нравится, конечно…

Ирина Николаевна вовремя вспомнила, что у подруги день рождения и ей нужно сказать что-нибудь приятное.

– Я уже полгода такая. Забыла тебя предупредить.

Лена выглядела… Трудно было подобрать подходящее слово, ведь то, что Петрова видела перед собой, очень отдаленно напоминало ее школьную подругу. Перед ней стояла Женщина. Абсолютно все на ней просто вопило о женственности. Ногти сверкают, прическа – нечто состоящее из локонов, но эти локоны так продуманно свисают, обнажая то кусочек ушка, то немного шеи, что трудно заподозрить их в естественности. Лена была в брюках, и эти брюки были даже не слишком облегающие, да и маечка довольно целомудренная, но общий вид получился такой, что Ирине Николаевне все время хотелось отвести глаза.

Лена засмеялась:

– Да ладно, подумаешь, волосы перекрасила. Это еще не повод меня не узнавать. Пошли, поможешь мне бутерброды сделать.

Подруги пришли на кухню. Петрова от растерянности забыла надеть туфли, которые взяла с собой, и теперь не знала, куда спрятать ноги в носочках. Вернуться ей было почему-то неудобно.

Лена протянула ей бокал:

– На, пей. Аперитив. У нас на сегодня большая программа, мы все здесь соберемся и поедем в «Реактив». Там сегодня программа – супер. Главное, успеть до одиннадцати пройти, чтобы столик захватить.

– Куда поедем?

– «Реактив» – это тут недалеко. Хороший клуб, приличная музыка, нет шпаны семнадцатилетней.

Лена еще что-то рассказывала, а Ирина Николаевна представила себе, что сейчас все придут, а она в носочках, а потом все начнут собираться и увидят ее куртку, которая к юбке совершенно не подходит, да и не будет же она в клубе в туфли переодеваться! А ходить там в сапогах уже далеко не первой молодости…

– Лен, ты извини, я к тебе вообще-то только на полчасика заскочила. У меня тут у родственницы такое случилось, ну… Ты понимаешь… Ладно, я тебе позвоню… Я тебе потом все расскажу…

Ирина Николаевна говорила все это очень быстро, чтобы ее не перебили, пятясь назад в коридор, одной рукой нащупывая дорогу.

– Лен, ты меня извини, кстати, вот подарок, я потом еще заскочу как-нибудь…

Совершенно опешившая Лена только успевала хлопать глазами в такт причитаний Петровой.

А та схватила с вешалки куртку, сунула ноги в сапоги, открыла дверь…

– Ты только не обижайся, ладно? Пока…

Выскочила из квартиры и перевела дух. У нее было ощущение, что она избежала чего-то страшного.

Когда Ирина Николаевна вернулась домой, уже наступили сумерки. Она сняла с себя нарядную одежду, аккуратно повесила в шкаф, привычно стыдливо отводя глаза от своего отражения в дверце.

Но именно сегодня это отражение казалось таким загадочным, какие-то блики попадали в комнату с улицы даже сквозь шторы, откуда-то доносились обрывки музыки.

«Интересно, – подумала Ирина, автоматически садясь за компьютер. – А как это: прийти в ночной клуб и сделать так, чтобы все смотрели только на тебя?»

Грезы

Объем работы, который мне продиктовала суперсекретарша, оказался впечатляющим.

Недели на две, если вкалывать как папа Карло, или на месяц, если в промежутках еще успевать немножко поспать.

– С кем мне согласовывать макеты? – поинтересовалась я у секретарши, стараясь говорить громко и отчетливо.

Почему-то я продолжала сомневаться в ее умственных способностях.

– С коммерческим директором.

Я ждала продолжения. Секретарша честно смотрела мне в глаза.

Я решила помочь бедной девушке. Попыталась натолкнуть ее на мысль.

– И?

– Что?

– Не подскажете ли вы мне его телефон? Слова «вы» и «мне» я максимально выделила голосом, чтобы облегчить бедолаге ее и без того нелегкий труд.

– Зачем?

В ее глазах было только кристально чистое непонимание.

– Я хочу пригласить его на свидание!

Нехорошо раздражаться на сирых и убогих, не сдержалась…

В этот момент из кабинета вышел Владимир Петрович.

– Таня, я забыл сказать, дайте Марине Дмитриевне приглашение на завтрашний банкет.

Таня послушно извлекла из ящика стола конверт и протянула мне.

Владимир Петрович собирался скрыться, но не успел.

– Спасибо, – сказала я, – но у меня к вам еще одна большая просьба.

– Да?

– Попросите, пожалуйста, вашу секретаршу дать мне координаты того человека из вашей фирмы, с которым мне можно будет связаться, если у меня возникнут вопросы по работе, которую вы мне только что предложили. Будьте так любезны.

Владимир Петрович потряс головой, в которую явно не поместилась моя фраза целиком. Он посмотрел на меня, потом на Таню, потом вознес глаза к потолку и сказал:

– Вы приходите завтра на банкет. Я вас там со всеми познакомлю. Это тут недалеко – клуб «Реактив». Форма одежды – неформальная.

– Правда, – обрадовалась я, – то есть смокинг могу не надевать?

Шеф молча скрылся за дверью.

Не могу сказать, что я не бывала на подобных банкетах. Бывала, и много раз. Но каждый раз формулировка «неформальная форма одежды» ставит меня в тупик.

Для кого-то это джинсы и майка, а для кого-то вечернее платье. А неформальность в том, что шлейф и кринолин, так и быть, можно оставить дома.

Если бы время, потраченное на размышления о том, «что мне надеть», женщины тратили на решение мировых проблем, на земном шаре давно воцарились бы мир и спокойствие.

Но сейчас не об этом. Итак: что мне надеть?

Хорошо, что компания незнакомая, можно смело появляться в том, что уже носила.

Значит, блестящее платье.

Или оно слишком блестящее?

Значит, черное.

Или оно слишком простое? Как-то банально.

Значит, юбка и топ.

А если там холодно?

Значит, брюки и что-нибудь с длинным рукавом. И топ вниз, на случай, если там жарко.

И туфли на каблуке? Или без каблука?

А танцы будут?

Или будет банальная обжираловка?

А по какому поводу хоть банкет-то?

Я открыла приглашение и прочитала, что завтрашнее торжество посвящено предстоящему через полгода десятилетию фирмы. Собственно, тому самому десятилетию, к которому я же и должна разработать кучу рекламной ерунды.

Ситуацию это не прояснило, и я решила взять с собой две пары туфель.

Вечер завтрашнего дня, как обычно, наступил совершенно неожиданно. Вроде бы только что было раннее утро, а потом хлоп – уже вечер. Пришлось, как всегда, собираться в темпе вальса. Даже, пожалуй, в темпе очень зажигательного рок-н-ролла.

Я, естественно, катастрофически опаздывала.

Умерить пыл пришлось уже на шоссе, куда я лихо вылетела с перпендикулярной улицы. После того как мне раз пять просигналили вслед, я поняла, что лучше доехать на пятнадцать минут позже.

А еще я представила себе реакцию Владимира Петровича на звонок, в котором я сообщу, что не могу прийти, потому что попала в аварию. Я бы на его месте ржала, как конь.

В клуб я вломилась, не снижая скорости. Охранника пыталась отодвинуть в сторону со словами «позвольте пройти», и совершенно не хотела понять, почему он меня задерживает, чего он от меня хочет и когда он наконец отпустит рукав моего пальто.

Закончив отбиваться, я сообразила, что нужно предъявить пригласительный, и была отпущена с миром. Меня даже не обматерили.

Первое, что бросилось в глаза, когда я вошла в зал, была секретарша Таня.

Если бы я была мужиком, то у меня бы уже выскочили из орбит глаза, а по подбородку рекой текли слюни.

Если цель этого банкета – соблазнение спонсоров и инвесторов, то Таня, несомненно, главное действующее лицо. Не знаю, зачем ей три языка, по-моему, ей достаточно чуть пониже наклониться – и переговоры можно считать законченными. Уже никто не вспомнит, о чем и зачем переговариваются.

– Ладно, – пробурчала я себе под нос, – раз королевой бала мне сегодня не быть, можно расслабиться. Где тут у вас бар?

Я спросила первого, кто попался мне под руку. А то, что попался Владимир Петрович, – это его личная проблема.

– Добрый вечер, Марина. Я уж думал, вы не придете.

– Зря надеялись. Мне же не удалось выдрать из вашей секретарши нужный телефон. Она же у вас просто цербер в юбке.

Я еще раз взглянула на Таню и не удержалась:

– Жаль, кроме юбки, она ничего не надела…

Владимир Петрович засмеялся:

– Странно, почему-то мне кажется, что все женщины недолюбливают Танечку. Вы не знаете почему?

– Зато ее мужчины долюбливают, – пробормотала я. – Ладно, давайте вы меня с кем-нибудь познакомите, пока я трезвая, а потом я начну буянить, стриптиз устрою и танцы на столе… Не до того будет.

– Обещаете?

– Клянусь!

– Тогда я останусь до конца банкета.

Следующие часа полтора я провела удивительно однообразно. Под конец у меня уже болел язык – всем объяснять, что я их новый дизайнер, и уши – выслушивать гениальные предложения по оформлению рекламной продукции.

Банкет к тому времени перешел в совершенно неформальную стадию. Уже уединялись парочки по углам, уже танцевали в соседнем зале, уже временами раздавался громкий рогот, а не сдержанное хихиканье. Уже обнажились плечики и пузики, и я почувствовала, что чужая на этом празднике жизни.

– Вина? – откуда-то материализовался Владимир Петрович.

– Честно говоря, я за рулем.

– Тю! А как же стриптиз?

– В другой раз.

– А хотите, я вас до дома довезу? А вы машину здесь оставьте.

– Вы? А вы разве не пьете? – Я с сомнением покосилась на бокал в его руке.

– Я пью. Анатолий не пьет. Отрабатывает разбитое крыло.

Это в корне меняло дело. Приятно было использовать Толяна в качестве такси.

– Ладно, уговорили. Давайте вина. Только белое и очень холодное. Да, и еще – рислинг я не люблю. Я буду ждать вон за тем столиком.

Я гордо удалилась. Владимир Петрович врос в землю.

Какой черт дергал меня за язык? Зачем я вдруг принялась с ним заигрывать? Самое ужасное: начав, остановиться я уже не могла.

Мы пили на брудершафт. Мы танцевали. Много танцевали. Потом я опять вела какие-то сложные переговоры с коммерческим директором. Потом пришел Володя и меня спас. Мы опять танцевали.

А после полуночи начались всякие разухабистые конкурсы. И мне таки пришлось устроить стриптиз, в фанты проиграла.

Хорошо, что я надела кофтюлю с огромным количеством пуговок. Пока я их все расстегнула – музыка кончилась.

Когда мне надоест дизайнерить – пойду в стриптизерши. Потрясающее ощущение испытываешь, когда зрители замирают в ожидании твоего следующего жеста. И удивительное чувство безнаказанности. Перед одним мужчиной так не будешь выпендриваться, он тебя быстро на постель повалит, зато перед толпой можно делать практически все что угодно.

Судя по глазам Володи, я и правда немного увлеклась. Со сцены он меня практически уволакивал, а вслед неслись громкие аплодисменты.

Хотелось бы к этому добавить страстную ночь любви – ан нет. У Толяна в машине я мгновенно заснула, хорошо хоть, адрес сказала. До квартиры добралась на полном автопилоте и рухнула спать.

Давненько я не ложилась в пять утра…

Жизнь

– Давненько я не ложилась в пять утра, – пробормотала Петрова, сверилась с часами и тоже рухнула в постель.

Следующим вечером Ирина Николаевна перечитала роман с самого начала и осталась довольна. Марина получалась живая и настоящая. Более настоящая, чем томные Золушки из покетбуков. И Принц у нее вырисовывался такой… человеческий, такие точно бывают. По крайней мере, могут быть.

Петрова задумалась. Из текста следовало, что с постелью Марина и Володя (Принц) больше тянуть не могут. Пора им было слиться в экстазе волшебной ночи. Этот эпизод должен был получиться прочувствованным и ярким, поэтому Ирина Николаевна раскопала в стенном шкафу ароматические свечи, которые остались от празднования Нового года, налила бокал сухого красного вина, нашла по радио классику и приготовилась окунуться в атмосферу романтической страсти.

План провалился с треском. Вернее, с грохотом, который донесся из-за стенки. В принципе, этот звук был вполне ожидаем – соседская скандальная парочка и так две недели сидела тихо. «Ну почему именно сегодня?!» – подумала Петрова и шепотом, чтобы не оскорбить классическую мелодию, выругалась.

Она попыталась сосредоточиться на музыке и аромате свеч, но не смогла. Звукоизоляция в ее доме была рассчитана на беседу двух охрипших интеллигентов, а не на могучий ор и грохот опрокидываемой мебели.

Ирина Николаевна решила забыться с помощью вина. Она сделала большой глоток, замерла и помчалась в ванную – отплевываться. А ведь предлагала ей тогда Ольга: «Давай допьем, все равно оно у тебя в уксус превратится». И было это… ну да, полтора месяца назад.

Петрова прополоскала рот и тщательно почистила зубы, но настроение безнадежно ушло. Вернулась в комнату, принюхалась и задула вонючие свечи. Чтобы освежиться, Ирина Николаевна вышла на балкон. Дверь пришлось плотно прикрыть, но какофония соседской баталии доносилась и сюда.

«Лучше уж одной жить, – подумала Петрова, рассматривая соседский дом, – чем так, как соседи. Он же ее бьет. Или она его? Нет, наверное, он. Она потом всю ночь плачет. Ни за что не смогла бы сосуществовать в одной квартире с человеком, который способен поднять на меня руку. Или хотя бы голос».

Ирина Николаевна задрала голову. Ей повезло – сегодня сквозь вечернюю дымку пробивались звезды.

«Любой конфликт можно решить мирно, просто поговорив с человеком, – думала она, – лишь бы человек был любимым и любящим. Любящий всегда поймет, даже без слов».

Так она медитировала довольно долго, пока не обнаружила, что соседи притихли. Ирина Николаевна вернулась в комнату и прислушалась. За стенкой больше ничего не орало, не разбивалось вдребезги и не падало. И тем не менее какие-то звуки оттуда доносились.

Петрова приблизилась к стене и неожиданно для себя прижалась к ней ухом. И застыла.

Соседи занимались любовью. Ирина Николаевна различила ритмичный скрип дивана (видимо, его специально пожалели при ведении боевых действий) и сопровождающие его женские стоны. Петрова стояла у стены, как будто ее внезапно хватил паралич. Ей было невыносимо стыдно подслушивать, она ощущала себя извращенкой, но ухо словно примерзло к обоям. Когда Петрова неимоверным усилием воли оторвалась от стены, можно было уже не прислушиваться – стоны соседки вышли на максимальную громкость.

Ирина Николаевна стояла посреди комнаты, закрыв глаза. Теперь она вспомнила, что уже слышала эти стоны раньше. Каждый соседский скандал заканчивался одинаково – шум смолкал, наступало затишье, а потом доносились эти звуки. «А я-то, дура, – внутренне рвала на себе волосы Петрова, – думала, что она плачет от побоев. А она… Как она может, они же только что орали друг на друга?»

Ирина Николаевна зажала руками уши и направилась на кухню. В недрах холодильника она нашла початую бутылку водки, налила себе рюмку и залпом выпила. В отличие от вина, водка совершенно не испортилась – осталась такой же мерзкой и горькой, как была полгода назад.

Петрова убрала бутылку на место… и замерла у закрытого холодильника. Она вдруг ясно, во всех деталях увидела волшебную ночь страсти Марины и Володи. Ирина Николаевна видела ее не последовательно, минута за минутой, а всю сразу, от горячего пролога до терпкого и нежного финала.

Она вернулась к компьютеру и начала быстро-быстро писать, чтобы не упустить ни одного кадра из этой феерической картины.

Звуки из-за стены то ли утихли, то ли попросту больше не имели значения.

После часа напряженной работы Ирина оторвалась от монитора и с чувством выполненного долга отправилась на кухню за чаем.

Она была страшно горда собой – то, что она написала, обещало стать лучшим моментом ее произведения.

Страсть, накал, нежность – все слилось в одну незабываемую картину.

Ирина собиралась налить себе чай, а потом вернуться в комнату и перечитать написанное, для того чтобы еще раз пережить вместе с Мариной эти чудесные мгновения.

Грезы

На следующее утро меня разбудил звонок в дверь.

Но сразу хочу предупредить, что утро для меня – это не время суток до двенадцати, а несколько часов после того, как я проснулась.

Итак, сегодня утро у меня начиналось в час дня.

Я влезла в халат и, автоматически шепотом приговаривая: «Иду, иду…» – потащилась к двери. Глаза пока решила не открывать.

За дверью стоял Володя.

– Нужно спрашивать «кто там?», – сказал он.

– Кто там? – послушно спросила я.

– Это я.

– Очень хорошо.

– Я привез тебе сумочку, ты забыла ее вчера в моей машине.

– Да?!

Я даже проснулась от неожиданности. Учитывая то, что в сумочке были права и документы на мою машину, ее потеря могла мне дорого обойтись.

– Может, ты пригласишь меня в квартиру? – спросил Володя.

– Ах да, конечно.

Я потеснилась, давая ему пройти. И поймала себя на том, что автоматически сдерживаю дыхание.

Коридор вдруг стал тесным, казалось, что мы не в состоянии в нем разминуться.

Я в панике отскочила в комнату.

– Ладно, я сейчас сварю тебе кофе. Ты п-п-посиди на кухне, а я оденусь.

Мало того что я начала заикаться от волнения, так еще и покраснела в конце этой тирады.

Интересно, это старость? Или просто вчера перепила?

Страшно на себя злясь, я начала быстро приводить в порядок комнату, запихивая в шкаф все, что плохо лежит.

– Где у тебя кофе?

От неожиданности я чуть не подпрыгнула.

Володя стоял в дверях и спокойно наблюдал, как я судорожно сую в шкаф моток, состоящий из горы свитеров, покрывала и моего нижнего белья.

– Я же сказала, посиди, я сейчас приду.

– А мне внезапно захотелось тебя порадовать.

– Тогда иди домой…

Володя лениво оторвался от двери и медленно подошел ко мне.

– Ты правда этого хочешь? Тогда попроси меня уйти.

Он подошел близко-близко и говорил, почти касаясь меня губами:

– Если ты меня убедительно попросишь, я уйду.

Я очень плохо соображала. Я нежно прижимала к себе одежду и пыталась придумать язвительный ответ. Но мозг уже был парализован. Он растекся по черепу и вяло там плескался, даже не пытаясь работать.

– Уходи, – просипела я.

– Неубедительно, – сказал Володя и принялся нежно целовать меня в шею.

– Пожалуйста, – попросила я.

– Я сделаю все, что ты захочешь. Вот этого ты хочешь?

Нежный поцелуй.

– Да.

– Хорошо… А вот этого?

– Да…

– Мне уходить?

– Нет…

– А можно, я пока заберу у тебя эти вещи? Хотя, в принципе, они мне не мешают…

Я с удивлением посмотрела на то, что прижимаю к себе, и просто разжала руки. Для меня уже переставал существовать окружающий мир.

Жизнь

На этом месте Ирина Николаевна прервала чтение с бешено колотящимся сердцем. Отошла к окну, залпом выпила остывший чай.

Она настолько сжилась с Мариной, что уже практически чувствовала удивительно нежные поцелуи Володи. Она зажмурилась, чтобы получше рассмотреть его лицо, но оно выглядело размытым. И тут она впервые задумалась о том, как выглядит ее герой.

Безусловно, высок. Конечно, брюнет. И плечи широченные.

Ей сразу вспомнился парень из последнего пионерлагеря. Первая любовь – спортсмен, косая сажень в плечах. Когда после очередной дискотеки он пошел ее провожать и через пять минут полез целоваться, никакого удовольствия Ира не получила. Вовсе наоборот: воняло дешевым куревом, он противно сопел и всю ее обслюнявил.

Володя не такой. Он умеет целоваться, он знает, как доставить женщине удовольствие.

И опять что-то не то… Петрова долго думала, что же ее смущает, бродила по квартире, представляла себя на месте Марины. Вот Петрова спит, звонок в дверь, она накидывает халат и идет открывать, там стоит Володя – то есть мужчина, который ей нравится. Он ее целует.

О чем она думает?

О том, что не накрашена, о том, что под халатом у нее семейные трусы и растянутая майка вместо пижамы. О том, что за последнее время она набрала семь килограммов и уже года три не загорала.

Как при этом женщины умудряются терять голову, непонятно… Неужели счастливы только красотки с обложек журналов? Или все остальные тетки мира, кроме нее, каждый день перед сном надевают лучшее сексуальное белье, чтобы утром (если вдруг к ним забежит прекрасный принц) выглядеть сногсшибательно?

Вот, например, Танька не худышка. А мужиков – толпа. Как ей удается не думать о том, что сейчас ее разденут и увидят все эти складочки вместо талии?

Как им вообще удается не думать? Может, дело в мужчине? Но тогда следующий вопрос: сколько женщин должно было быть у этого Володи, чтобы он научился так целоваться, что для Марины немедленно перестал существовать окружающий мир?

Неужели Володя, ее Володя, банальный бабник?

А Марина, дурочка, этого не понимает. Она в него влюбится, а он ее бросит, как и все свои предыдущие жертвы!

– Вот понаписывают всякой ерунды! – в сердцах сказала Ирина.

Компьютер согласно моргнул. Потом согласно моргнул свет. А потом все погасло, потому что согласно моргнуло что-то в ближайшей подстанции.

Когда электричество включили, выяснилось, что все электроприборы не пострадали, только компьютер почему-то не сохранил последние изменения в файле. Вся эротика была безвозвратно утеряна.

Но Ирину это теперь совершенно не расстроило. Она даже обрадовалась, что постельная сцена пока не состоялась. Все-таки нельзя так сразу – нужно получше узнать друг друга.

В конце следующего дня Петрова вспомнила о своем трагическом непоходе в клуб. Двое суток гнала от себя мысли о нем, а тут решила, что стоит все-таки позвонить Лене и извиниться. И сказать что-нибудь приятное.

Лена взяла трубку, кажется не дождавшись гудка.

– А, это ты, – сказала она разочарованно.

Ирина Николаевна решила пока не обижаться.

– Да. Привет. Ты извини, что я не пошла. Там срочно нужно было… Я очень хотела…

Лена продолжала хамить – молчала.

– А ты так здорово выглядишь. Очень похорошела. У вас с мужем что, второй медовый месяц?

Трубка издала неразборчивый прерывистый звук. Петрова почему-то вспомнила соседей и их ночь любви.

– Если я не вовремя, – торопливо начала Ирина Николаевна, но трубка перебила ее новым звуком, еще более душераздирающим.

– Я беременна! – вдруг проплакала Лена. – Понимаешь? Ребенка я жду! Поэтому и грудь, и все… Что мне делать?

Петрова понимала, что от нее ждут ответа, и ляпнула первое, что пришло в голову:

– Ну, ничего, все как-нибудь образуется.

– Что образуется? Пузо образуется? Так оно уже образовывается! И грудь еще растет!

«Далась ей эта грудь»,– подумала Ирина Николаевна.

– А я реву, – продолжила Лена, хотя это можно было и не пояснять. – А он все время спрашивает, а что я ему скажу?

– «Он» – это кто? Врач?

– Херач! Муж спрашивает! Не могу же я ему сказать, что это не его ребенок.

Петрова почувствовала легкое головокружение и села на диван.

– Как не его?

– А вот так. У меня уже полгода другой мужчина. А он не знает! А он знает, но боится, что он узнает!

Ирина Николаевна пожалела, что подруга не завела себе на стороне женщину. Тогда было бы понятно: «он» – муж, «она» – любовница. Пришлось выпытывать правду по кусочкам. Вырисовалась трагическая картина: Лена залетела от любовника, о существовании которого законный супруг не имеет ни малейшего представления.

– Как же тебе удается мужа обманывать? – не удержалась Петрова.

– Тоже мне, проблема. Он же с работы придет – и к телевизору. Он о моих приключениях узнает, только если о них в новостях расскажут.

Таким образом, муж о предстоящем ребенке вообще не знает, любовник знает, но не хочет, а сама Лена… Тут начиналось самое сложное.

С одной стороны, Лена ребенка хотела давно, поэтому об аборте речи не было. То есть была, и даже экспрессивная, но сводилась она к одному тезису: «Буду рожать, и пошли они все…»

С другой стороны, муж за измену может и выгнать из дому. Или, скажем, сам уйти, что в такой ситуации одинаково плохо. Поэтому правду ему говорить нельзя.

С третьей стороны, отец будущего ребенка таковым становиться не собирался. У него есть своя жена и две девочки. Бодаться еще и с ними Лена не собиралась.

– Значит, – попыталась Петрова сделать логичный вывод, – скажи мужу, что это от него.

Сказала – и самой стало противно. Врать собственному мужу, да еще в таком важном деле! Жить во лжи… Ведь ребенок вырастет, правда все равно вылезет наружу. Сейчас Лена обматюгает свою школьную приятельницу, и правильно сделает. Скажет: «Нет уж, лучше сразу сказать правду. А там – будь что будет».

Ирина Николаевна так живо представила себе гнев приятельницы, что едва не пропустила ее реплику из реальности.

– Знаешь, – говорила Лена, вдруг успокаиваясь,– я и сама так думала. Наверное, так правильнее всего. Всем так будет лучше. Спасибо, Ирка, что поддержала.

Теперь молчала Петрова.

– Даже не ожидала, – сказала Лена, – что ты так мне поможешь. Ты ведь всегда такая… упертая была в этих делах. Спасибо. Ты чего молчишь?

– Пожалуйста, – ответила Ирина Николаевна.

– Ага. Ты извини, мне тут звонить должны. Я ремонт делать затеяла. Потом перезвоню, ладно?

Петрова положила трубку и пошла в ванную. Хотелось то ли смыть с себя остатки этого странного разговора, то ли просто освежиться. Мысли возникали в голове хаотично. Сначала она думала о своей «упертости». Непонятно, что Лена имела в виду. Потом попыталась представить жизнь между двух мужчин. Не уход от одного к другому – об этом она много читала, – а стационарное состояние. Днем с одним, вечером с другим. Постоянное вранье. Затем пришла мысль о ребенке, как он будет жить в этой странной семье.

За раздумьями Ирина Николаевна и сама не заметила, как оказалась перед экраном ноутбука. Руки сами включили его и сами открыли файл со «Сладкими грезами».

«Идиотское название, – мельком напомнила себе Петрова, – завтра же поменяю».

И начала читать файл с начала. В конце третьего абзаца она споткнулась о словосочетание «двухлетняя дочь». Ну да, у Марины же где-то есть девочка двух лет от роду. Надо это как-то осветить, а то получается неполная картина. Соседки по бухгалтерии о своих детях сутками могут болтать, а в романе – ни одного упоминания.

«Марина в ночной клуб ходила? Ходила. А дочь где оставила? Наверное, просто уложила спать, и все дела. Ребенок спит – мама веселится».

Петрова хотела уже внести необходимые исправления в текст, но остановилась. А работа? Где ребенок, когда Марина работает? Не может же он спать круглыми сутками. Логичным выходом из положения была няня, но тут Ирина Николаевна встала на дыбы.

– Еще чего! – произнесла она вслух. – Няня кучу денег стоит, у Марины их быть не может. Пусть мне спасибо скажет за квартиру и машину. Заставила бы ее в троллейбусе ездить, вот тогда она попрыгала бы.

Петрова почувствовала себя доброй, но справедливой феей. До замужества с богатеньким Володей ни о какой няне не могло быть и речи. Нужно было искать другой выход.

Ирина Николаевна поступила так, как всегда поступала, если ей нужно было быстро найти какую-нибудь информацию – забралась в Интернет. Через десять минут она оказалась на сайте молодых мамаш и принялась читать их сообщения.

Сообщения удручали. Выяснилось, что родители малолетних детей не только фотографируются всей семьей для рекламы стоматологических фирм, но и ужасно устают. Особенно впечатлили рассказы о том, что проделывают эти несчастные люди с недосыпу.

Кто-то пытается засунуть грязную посуду в коляску, а ребенка – в кухонную мойку. Да еще и удивляется, почему дитя сопротивляется и не влезает. Кто-то встает к мирно спящему дитяти и начинает его укачивать. Кто-то помещает грязные памперсы в микроволновку. Кто-то забывает о приготовленном супе и находит его только через неделю по запаху.

Петрова вспомнила, как встретила в супермаркете изможденную женщину, которая покачивала тележку с продуктами и разговаривала с ней. Тогда Ирина Николаевна рванула от странной покупательницы, заподозрив в ней тихо помешанную, но оказалось, что это довольно типичное поведение мамы, которая впервые выбралась в магазин без грудного ребенка.

Петрова вышла из Интернета и пригорюнилась. По всему выходило, что Марина должна не по вечеринкам шататься и не дизайнерить, а сидеть неотрывно с дочкой и вытирать ей то сопли, то попу. Весь сюжет трещал по швам, как юбка студенческой поры, которую Ирина Николаевна как-то попыталась на себя напялить.

Полчаса она силилась решить проблему несовершеннолетнего дитяти то так, то этак, пока не поняла, что у нее есть всего один выход.

Недрогнувшей рукой она убрала кусок третьего абзаца.

«Я тяжело вздохнула и пошла покупать стиральный порошок. Этот принц явно не для меня. Такой никогда не обратит внимания на не слишком высокую, не слишком стройную, не слишком блондинку… Короче, на совершенно обычную молодую женщину, да еще, к тому же, и маму двухлетней дочери».

Ирине Николаевне стало безумно жаль маленькую двухлетнюю девочку. Только что она была, и вдруг ее не стало.

– Ладно, ладно, – бурчала она себе под нос, – так будет лучше для всех. Марине все равно не до ребенка, ей бы со своими делами разобраться.

Но осадок все равно остался гадкий.

Петрова так расстроилась, что не стала больше ничего писать, а легла спать необычно рано – в одиннадцать.

Утро оказалось субботним, можно было выспаться за неделю, но Ирина Николаевна подорвалась ни свет ни заря – всю ночь ее мучили кошмары на тему супружеских измен. Петрова побродила по квартире в халате, но заняться ничем не могла. Мысль о двух мужчинах для одной женщины впилась в нее, как энцефалитный клещ.

Она включила компьютер и попыталась описывать дальнейшие события в романе. Получалось неубедительно. Какие в романе могли быть дальнейшие события, когда в реальности творилось что-то непонятное? Петрова неоднократно слышала и читала о супружеских изменах, но считала это чем-то трагическим и экстремальным. А тут ее почти подруга полгода живет во грехе, и все спокойно! Было спокойно, пока не случилась эта беременность. А если бы не случилась? Лена так и жила бы меж двух мужчин? «Я бы так не смогла, – думала Ирина Николаевна.– Даже Марина так не смогла бы».

Это придало ходу мыслей новое направление.

Петровой стало любопытно, что случилось бы с Мариной, встреть она кого-нибудь еще. А что? Володе она пока не жена, об измене речь не идет. Пусть у нее появится просто хороший человек, с которым еще лучше, чем с этим мешком денег. Ирина Николаевна воодушевилась. Теперь она могла признаться себе, что Владимир Петрович ей не очень-то и нравится.

– Новый будет блондином, – решила она. Ирина открыла файл с уже примелькавшимся названием и перепрыгнула в конец текста.

Задумалась. Ведь чтобы придумать продолжение, нужно было как-то разрулить описанную ситуацию. А то Марина с Володей стоят посреди комнаты, целуются… Не может же прямо в этот момент возникнуть герой-любовник?

Хотя… Почему не может?

– Я же не документальный роман пишу, – сообщила Ирина ноутбуку, – если бумага все стерпит, то монитор тем более.

Компьютеру возразить было нечего.

Грезы

Голова кружилась, руки дрожали. Казалось, что все нервы натянуты в тонкие струнки и за них дергает Володя.

Что-то звякало, что-то падало, что-то куда-то катилось – ничего не помню.

Очнулась только тогда, когда Володя зачем-то от меня оторвался и рванул к двери. Несколько секунд мне потребовалось только на то, чтобы сфокусироваться, а потом еще столько же на то, чтобы сообразить, кто я и что здесь делаю.

Из коридора в это время раздались мужские голоса. Аккуратно переступив через кучу вещей, которые валялись у меня в ногах, я подошла к двери.

– О! Маринка! Ты дома? А я уж думал, что тебя нет! А я звоню, звоню, а ты не открываешь! А потом, думаю, а чего это я звоню? И точно, у тебя, как обычно, дверь открыта. Так и не научилась дверь закрывать! Привет! (Володе) Я – Павел. Слушай (это уже мне), я там у тебя какую-то вазу уронил, она на дороге стояла, это ничего? Я тебе мороженого принес. Сейчас съедим или на вечер оставим?

– Это мой одноклассник. Павел, – сообщила я Володе.

– Я уже в курсе.

– Нет, ты не понял. Просто одноклассник.

– Я понял.

Паша тем временем весело шуршал чем-то на кухне.

– Маринкин, я чаю хочу. Я чайник поставил. Хорошо?

– Хорошо, – автоматически ответила я.

– Всего хорошего, – каменным голосом сказал Володя, – приятного вам вечера.

Паша вылетел из кухни.

– Как, ты уже уходишь? Не останешься с нами?

– Нет.

Дверь в квартиру Володя закрыл аккуратно, а вот следующей шваркнул прилично. Я повернулась к Паше:

– Слушай, а почему бы тебе не позвонить заранее и не сообщить, что ты придешь?

– Марин, ты чего? Мы ж еще неделю назад договорились? Сейчас еще Катька подтянется, а мороженое я на всех купил.

Вот дырявая башка! Пить надо меньше! И точно, я же сама их всех в гости пригласила! Хорошо, что первым Паша оказался, если бы это была Катя, Володя бы так просто не ушел. И мне бы потом год внутренности ковыряли, почему я до сих пор не замужем за этим красавчиком.

– Ладно, замяли. Паша, это останется между нами, ладно?

Пашка хмыкнул:

– А кто это был?

– Новый шеф. Я пойду в ванне полежу, останешься за хозяина?

– Хоть на всю жизнь.

Несмотря на скомканное начало, вечер со старыми друзьями удался.

Следующую неделю я честно посвятила работе. Ваяла без продыха, с небольшими перерывами на поесть, поспать и подышать свежим воздухом, высунувшись в окошко.

В пятницу подъезжала к Володиному офису очень довольная собой. Практически гордая. Сейчас я бухну ему на стол все, что напридумывала, и он скажет, что я молодец. И возможно, даже поцелует. В щечку. Тут у меня начали дрожать коленки, и я решила дальше не мечтать. А то сейчас ворвусь к нему в кабинет, мяукая, как мартовская кошка.

Сообщение секретарши о том, что шеф просил его не беспокоить и по всем вопросам рекламы обращаться к коммерческому директору, подействовало на меня как холодный душ.

Я раза три открывала рот, но так и не придумала, что спросить. Поплелась к коммерческому директору. И это был первый случай в моей жизни, когда заказчик одобрил все, что я принесла, а я уходила из офиса, едва сдерживая слезы.

Нет, я не влюбилась, не нужен мне этот Володя. Просто обидно…

Жизнь

Теперь Петрова не ревновала Марину. Теперь она ей сочувствовала. Все было так хорошо – и такой облом.

– Я же как лучше хотела, – сказала Ирина Николаевна компьютеру, но переписывать ничего не стала.

Выпила чаю, успокоилась и решила, что ситуацию должен выправить Паша. В конце концов, для чего она его придумывала? Чтобы в жизни героини появился новый мужчина. Вот пусть и ведет себя соответственно. А Володю еще помучаем. Нечего тут коней кидать!

Пылая праведным гневом ко всем придуманным ею мужчинам, Петрова положила пальцы на клавиатуру, но написать ничего не смогла. Действия Паши она представляла в виде схемы: он должен был… должен был… сделать так, чтобы Марине стало хорошо. Но детали не просматривались.

Ирина написала: «На следующий день позвонил Паша и сказал», после чего надолго зависла. Она разложила три пасьянса, но слова альтернативного мужчины по-прежнему не звучали в ее голове.

Петрова вдруг осознала, что до сих пор ничего сама не придумала. Увидела на улице аварию – описала ее. Узнала от подруги о возможности иметь двух мужчин одновременно – ввела второй мужской персонаж. А вот сегодня никуда не выходила, ни с кем не говорила, и как результат никаких идей.

«Значит, – пригорюнилась Ирина, – я бездарность? Или другие писатели тоже так пишут?» Словосочетание «другие писатели» приятно царапнуло внутреннее ухо, но Петрова продолжала размышлять об источниках вдохновения. «Наверное, они тоже ничего не придумывают, описывают, что с ними происходит, – и все. А я даже этого не могу, потому что со мной ничего не происходит. Вот и описываю чужую жизнь».

Ирине стало совсем тошно. Она включила телевизор и щелкала каналы до тех пор, пока не наткнулась на какой-то сериал. Там как раз плечистый блондин охмурял героиню. Петрова попыталась запомнить жесты и записать реплики, которыми он пользовался.

На следующее утро она перечитала то, что записала:

«– Дорогая, твои глаза как звезды! Когда я увидел тебя, сразу понял, что моя жизнь навсегда будет связана с тобой!..

– Милая, я так хочу, чтобы ты была счастлива. Я для этого все сделаю…

– Красавица моя. Если бы не встретил тебя тогда, моя жизнь была бы пустой и несчастной…

– Ты – моя королева!..

– Когда я смотрю на тебя, мне кажется, что взошло солнце!..»

Ирину терзали сомнения. С одной стороны, звучало это все красиво, а с другой, как-то странно будет выглядеть мужественный Паша, сюсюкающий что-то про королеву и свет в окошке. А с другой стороны, если не так, то как? Должен же влюбленный мужчина что-то говорить! Если верить романам, то у мужчин в этом состоянии рот просто не закрывается, они занимаются исключительно тем, что рассказывают своей возлюбленной о внезапно посетивших их чувствах.

Собственного опыта у Ирины не было. Ей никто и никогда не рассказывал о своей неземной любви. Самая пламенная речь на эту тему была произнесена ее одноклассником классе в восьмом и состояла практически из одних междометий.

– Ты… это… ну… давай… (долгий протяжный вздох) того… ну… короче… Со мной пойдешь?

Видимо, все, что касалось взошедшего солнца, дрожи в руках и сияния глаз, подразумевалось.

Ирина решила позвонить Ольге. Она как раз меняет второго мужа на третьего, поэтому должна знать, как разговаривают влюбленные мужчины.

– Алле, Оль, привет! Слушай, ты только не смейся, у меня к тебе есть вопрос. Наверное, дурацкий. Тебе муж как в любви признался?

– Какой муж?

– Ну, например, нынешний…

– А зачем тебе? Хм… А с чего ты взяла, что он мне в любви признавался?

– Ну ты ж за него замуж вышла!

– А, ну да… А я не помню… Ну, сказал, наверное, что-то. Хотя… А, он мне кольцо подарил!

– Ну и?

– И все.

– Как все? И что сказал?

– Да ничего не сказал. А чего тут говорить, и так все понятно. А зачем тебе?

– Да понимаешь, у меня тут один знакомый есть…– Ирина засмущалась, не зная, что соврать, пауза затянулась, и она выпалила первое, что пришло в голову, – он не говорит ничего.

Ольга была явно озадачена.

– А что он должен сказать?

– Ну, что любит…

– А, в этом смысле. А ты не слушай, что он говорит, ты смотри, что он делает.

– А что он должен делать?

– Ну, что-нибудь… Он в постели как?

Ирина покраснела и замычала что-то нечленораздельное. Оля сжалилась.

– Ну, он часто приходит? А уходит сразу после или остается? А к себе зовет? Слушай, а ты с ним вообще спала?

Зависла неловкая пауза. Оля засмеялась.

– Слушай, Ир, ты кончай эти свои девические штучки, мы уже не в том возрасте, чтобы себя беречь. Еще пару лет – и беречь будет нечего. Ой, извини, мне по другому телефону звонят. Ты соглашайся давай, пока еще предлагают.

Ира после этого разговора совсем упала духом. Ведь ей-то ничего и не предлагали…

Можно было позвонить еще и Лене, но не хотелось снова окунаться в мир двоемужия и тайной беременности. Петрова решила припасть к сокровищнице мирового киноискусства. «Кино, – сказала себе Ирина, – это не сериалы».

Ира отправилась в кинотеатр. Фильм оказался на удивление простым и хорошим. Она – провинциалка, он – не миллионер, но тоже очень даже ничего. Она поспорила с подругой, что охмурит его…

В этот момент за спиной Петровой завозились.

– Отстань, – прошептал женский голос, но было ясно, что обладательница голоса с ним не согласна.

Ира напряглась и попыталась сосредоточиться на фильме. Самое важное – сцену соблазнения – она смогла продержаться, но потом за спиной принялись экспрессивно целоваться. Петрова пересела на два кресла влево. Стало еще хуже. Парочка на заднем ряду попала на самую границу бокового зрения, Ирину весь сеанс тянуло чуть-чуть повернуться и посмотреть, чем они там занимаются.

Из-за этого от фильма осталось смешанное впечатление. Петрова даже не смогла бы ответить, в каком платье счастливая невеста стояла у алтаря. Единственное, что запечатлелось в памяти, – сцена соблазнения. Впрочем, это было самое главное.

От кинотеатра до дома было минут пять ходу, и Ирина сумела не расплескать ощущения по дороге. За компьютер она села не раздеваясь.

Грезы

Отплакав, как положено, я решила, что Владимиру Петровичу следует преподать наглядный урок. Или он решил, что таких девушек, как я, бросают? Еще чего! Даже мой бывший почти муж не опустился до такой наглости. Или не поднялся до такой наглости? Короче, я его бросила, а не он меня.

Я собралась продемонстрировать своему работодателю, что счастлива, красива и окружена мужским вниманием. Счастье я могла изобразить, красоту – нарисовать… оставалось добыть мужское внимание. По поводу кандидата не было ни малейшего сомнения. Паша мою идиллию разрушил, ему и отдуваться. И пусть он только попробует потом сказать, что сделал это не по своему желанию.

Я высморкалась, прочистила горло и набрала Пашин номер.

– Привет, – сказала я как можно труднее, – как дела?

Возможно, у меня нет таких шикарных форм, как у некоторых секретарш, но цену своему голосу я знаю. Когда я пускаю в ход секретный тембр, мужчины забывают о стереотипах и начинают любить ушами.

– Кхм, – ответил Паша, – нормально. А ты как?

Пауза, рассчитанная до миллисекунды.

– Я звоню, – продолжала я в той же тональности, – чтобы поблагодарить тебя. Вчера был чудный вечер.

– Да, – Паша общался все менее естественным голосом, – хорошо посидели.

Мини-вздох. Еще одна пауза.

– Может, повторим? – это уже откровенная провокация. – Только не в такой расширенной компании, хорошо?

Даже по телефону было слышно, как мой бывший одноклассник становится в стойку. Ах ты, сволочь! Ты ж старый холостяк, у тебя этих баб было… ну, уж больше, чем у меня мужиков.

– Давай. Сегодня вечером я не занят. Когда к тебе заехать?

Так уж сразу и ко мне! Нет уж, сейчас – небольшое закатывание губы на место.

– Да не нужно за мной заезжать. Давай встретимся в семь в «Дровах». Знаешь где?

– Отлично. Займу столик.

– Целую.

– Аналогично. Пока.

Я положила трубку и посмотрела в зеркало. Очень даже. Губки приоткрыты, глазки поблескивают. Тело приняло позу… неоднозначную. Если Паша сегодня на меня не поведется, пойду в феминистки.

Но никаких постелей! По крайней мере, не в первый вечер. Подумав так, я фыркнула: «первый вечер» у нас с Пашкой состоялся в девятом классе. Он тогда в походе хлебанул дешевого портвейна и пытался уволочь меня в кусты со словами: «Отойдем, а то неудобно».

И тем не менее я собиралась продержать Пашу на голодном пайке как минимум пару дней. Перед Володей… Владимиром Петровичем я должна появиться в сопровождении мужчины страстного, алчущего, но не обладающего. Пусть мой начальник поймет, что у него остался последний шанс. И не дай ему бог этим шансом не воспользоваться!

В «Дровах» Паша встретил меня хризантемами и бокалом «Бастардо». Это было приятно и удивительно. Честно говоря, не подозревала, что он помнит мои вкусы. Мужики обычно плохо разбираются в таких вещах – и норовят налить сухого белого вместо моего любимого красного десертного или являются на свидание с букетом голубых гвоздик (гадость какая!).

Паша был хорош. Он сразу же подхватил мой тон: небрежный и вроде бы ни к чему не обязывающий, но полный интимного смысла.

– Отлично выглядишь! – сказал он, пододвигая мне стул.

– Это просто прическа, – ответила я. Паша покачал головой:

– Нет, это что-то в глазах.

Я, вроде бы в шутку, зажмурилась.

– И какого цвета у меня глаза? – спросила я.

Это был отличный тест на отношения. Если мужчина не помнит цвет твоих глаз, значит, смотрит исключительно на ноги.

– Обычно серого, – без запинки ответил Паша. – А сегодня зеленые. И словно светятся изнутри.

Стопроцентное попадание. В моменты… э-э-э… особого душевного состояния мои серые глаза действительно зеленеют и начинают светиться. Сама, правда, не видела, но люди рассказывали.

«Не слишком ли я вошла в роль?» – подумала я и приоткрыла глаза.

Паша сидел, слегка подавшись вперед. Встретив мой взгляд, он почти незаметно облизнулся. Это был очень хороший признак. В ответ я слегка приоткрыла губы.

Безмолвную беседу прервал не в меру ретивый официант:

– Извините, вы уже определились?

Я откинулась на стуле, отдавая инициативу мужчине. Пусть почувствует себя главным. Паша, не прикасаясь к меню, продиктовал:

– Салаты «Греческий» и «Цезарь». Птица… есть у вас фирменное блюдо из птицы?

Я довольно потянулась. Паша все делал как надо. Я с удовольствием съела все, что он заказал, не забивая себе голову названиями блюд и ценами.

Но основное пиршество происходило не на тарелках, а в разговоре.

– Паша, расскажи что-нибудь, – сказала я, когда нам принесли десерт.

Паша усмехнулся:

– А что бы тебе хотелось услышать?

– Расскажи о себе.

Я с огромным удовольствием рассматривала себя в зеркальной панели за спиной у Паши. Одна рука лениво помешивает кофе, другая поддерживает подбородок. Красиво свисают волосы, глаза широко распахнуты, губки блестят. Такое впечатление, что я всю жизнь мечтала исключительно о том, чтобы Паша поведал мне историю своей жизни.

Паша тоже откровенно мной любовался.

– Ну, дорогая, что я тебе буду рассказывать, ты и так все знаешь. Хожу на работу, иногда вожу в рестораны очень красивых девушек.

– А на работе что делаешь?

– Работаю. Я думаю, тебе неинтересны всякие технические подробности и склоки между поставщиком А и заказчиком В. Мы же не за этим сюда пришли?

– А зачем?

– Чтобы приятно провести время. Чтобы получить удовольствие друг от друга. Ты сегодня просто потрясающе выглядишь. Такое чувство, что ты влюблена.

– Да?

Я от неожиданности даже покраснела.

– У тебя блестят глаза, ты просто сияешь. Ты покраснела от смущения! Сегодня ты самая красивая женщина мира. И я счастлив, что именно я рядом с тобой. Извини, мне звонят.

Я слегка опешила от последней фразы, а в руках у Павла уже заблестел какой-то умопомрачительно новый мобильник.

– Да. Я слушаю. Отрываешь. Занят. Хорошо, говори, только быстро. Да. Нет. Да. Фьючерсы нужно было держать… И следи за никелем, есть инсайдерская информация. Все, сам разбирайся.

Паша отключил мобильник и сунул его в карман пиджака.

– Какой ты умный! – сказала я вполне искренне.

– Просто опыт. Быть дизайнером гораздо сложнее, талант нужен. Пошли танцевать.

Павел улыбался совершенно искренне, и я внезапно поняла, что потеряла инициативу. Уже не я его соблазняла, а он меня. А я медленно и верно поддавалась этому соблазнению. Мне уже нравился запах его одеколона и рука у меня на талии, и было безумно приятно чувствовать его взгляд и замечать, что его рука, которая поправила мой выбившийся из прически локон, дрожит.

Мы протанцевали несколько танцев, а когда вернулись за столик, там стояло вино, фрукты и горела очаровательная свечка. Некоторое время мы молчали, переваривая внезапную близость. Я не выдержала первая:

– Знаешь, Паш, ведь редко встретишь в жизни человека, который тебя на самом деле понимает.

– С которым можно вот так просто помолчать?

– Да, – я засмеялась, – который все чувствует с полуслова.

– Это комплимент? Теперь мы смеялись вдвоем.

– Тебе завтра рано вставать? – спросил он.

– Как обычно.

– Тогда поехали, я отвезу тебя домой. Честно говоря, я не ожидала такого финала. То есть я, конечно, не собиралась сегодня ничего такого делать… Но я-то надеялась, что меня поуговаривают! Паша с улыбкой смотрел на мое разочарованное лицо.

– Я знаю, о чем ты подумала. Я же все чувствую с полуслова.

Он внезапно нагнулся через стол и поцеловал меня прямо в губы.

– Я хочу тебя. Очень. Просто, если это свершится, то я хочу быть уверен, что это будет не единственный раз. В качестве девушки на один вечер ты меня не устраиваешь. Официант! Счет, пожалуйста!

Домой я приехала в смешанных чувствах. С одной стороны, было очень приятно, а с другой, я задумалась – а нужны ли мне серьезные отношения с Пашей? Уж слишком серьезными они получались.

Жизнь

Ирина перечитала написанное. Потом еще раз. И еще.

Выглядело красиво, в соответствии с фрагментом из фильма, но сомнение ныло где-то в основании черепа. Вдруг вспомнился школьный учитель физики, Сергей Соломонович, с его любимой фразой: «Практика – единственный критерий истины». Честно говоря, это было все, что Петрова усвоила из курса физики.

Нужен был эксперимент.

С прошлогодней встречи одноклассников у Иры хранился список телефонов, которыми все обменивались в пьяном угаре братства. Она нашла строчку «Коля Филимонов», выдохнула и взяла телефонную трубку.

Колю она считала своим мальчиком с седьмого по девятый класс. Он неоднократно носил ей портфель и даже один раз подрался с Антоном Хорошавиным, – правда, Петрова не была уверена, что из-за нее.

Ирина набрала номер, услышала первый длинный гудок и в панике бросила трубку. Она поняла, что все придуманные фразы выскочили из головы, как крысы из трюмов «Титаника». Петрова посидела немного, собираясь с мыслями, потом развернула к себе экран ноутбука и снова набрала Колин номер.

Рука дрожала.

«Если ответит женский голос, я просто брошу трубку», – в сотый раз говорила она себе.

Ответил мужской.

– Алло, – сказал он.

– Алло, – сказала Ирина, хотя на экране было написано: «Привет, как дела?»

Мужчина промолчал. Петрова в панике с предполагаемого грудного голоса перешла на петушиный.

– Здрасте, извините, Колю можно?

– Это я, – голос стал озадаченным.

– Коля, это я, – Ирина судорожно прокашлялась, но грудной тембр все равно не удался, – Петрова. Одноклассница. Помнишь, ты мне на встрече дал телефон, а я вот тут сижу, дай, думаю, позвоню.

Ирина лихорадочно сверилась с открытым файлом.

– Я звоню, – процитировала она, – чтобы сказать тебе, что мы тогда провели чудный вечер.

– Когда?

– Ну, тогда…

Беседа снова уклонилась от плана, и Петрова растерялась.

– А… – Коля не проявлял даже намека на взволнованность. – И что?

– Может, повторим? Только не в такой расширенной компании, хорошо?

Повисла небольшая пауза, а потом голос на том конце провода немного потеплел:

– А… Ну, это можно. А где?

– Давай встретимся завтра в семь в «Дровах».

– Да дорого там, что я там не видел?

Это уже не лезло ни в какие ворота, Петрова лихорадочно соображала, что ей делать.

– Дорого? А мне премию дали… – сымпровизировала она.

– А, то есть ты приглашаешь? Ладно, приду. Ты извини, тут «Милан» с «Интером» играет… Ну, пока, до встречи.

И Коля отключился.

Петрова немного послушала короткие гудки, положила трубку и пошла на кухню прикладывать лед к разгоряченному лицу. Первая прикидка дала ей понять, что план – каким бы продуманным он ни был – может в любой момент полететь ко всем чертям. Особенно если его нарушает она сама. Поэтому Ирина тщательно вызубрила сцену соблазнения, на всякий случай узнала из программы, кто такие «Милан» и «Интер».

Это оказались футбольные клубы, которые играли за кубок… кубок… Вот названия кубка она так и не запомнила. «Будем надеяться,– решила Петрова, – до этого не дойдет».

Весь день она провела в лихорадочном оцепенении. Сидела в лучшем своем платье и макияже перед компьютером и пыталась осилить хотя бы одну проводку. В пять не выдержала и убежала под предлогом нездоровья.

В результате около «Дров» она оказалась в половину седьмого, а без четверти не выдержала и зашла внутрь.

Коля появился в семь двадцать, радостно потирая руки.

– Привет,– сказал он,– еле вырвался. Голодный, как волк. Ты уже заказала?

Ирина кивнула на бокал вина.

Тут официант подсунул Коле меню, и первый поклонник Ирины погрузился в поиск достойных блюд. Пока он озабоченно перелистывал страницы и что-то бормотал про себя, Петрова смогла внимательно рассмотреть Колину залысину. И Колины довольно заметные щеки. И не слишком тщательно выбритый подбородок.

«Спокойно! – приказала себе Ирина. – Это просто эксперимент».

– Ага! – сказал Коля и подманил к себе официанта. – Пишите: салат «Охотничий», жаркое по-венски, гарнир… картошка фри, сто граммов «Арарата» и… ладно, десерт потом закажу.

Кавалер откинулся на стуле.

– А дама? – поинтересовался официант.

– Будешь что-нибудь? – спросил Коля.

Петрова вызвала в памяти сценарий и почему-то хрипло сказала:

– Греческий салат. Все.

Когда официант исчез, Ирина собралась с духом, незаметно прочистила горло и произнесла первую фразу задуманной интимной беседы:

– Паш… то есть Коля, расскажи что-нибудь. Коля пожал плечами:

– В смысле?

«Почти по плану», – стала успокаиваться Петрова.

– Расскажи о себе.

– Я же на встрече все рассказывал: почти защитился, но пошел в бизнес. Женился восемь лет назад. Дочка, семь лет. Ты не знаешь, они долго тут готовят? Жрать хочу – сил нет.

Коля стал всматриваться в направлении кухни.

– А на работе что делаешь? – Ирина не позволила разговору уклониться от намеченной стези.

Программистом. Сисадминю понемногу. Форумы модерашу. Дома компы собираю. – Коля перестал вынюхивать кухню и с живым интересом повернулся к собеседнице. – Кстати, тебе не нужна машина домой? Могу по знакомству дешево, из бэушных деталей. Камень, понятно, новый, но не «Интел», а «Атлон». Он не хуже, а гонится на раз. Петрова почувствовала, что ее рот приоткрывается. Однако это было не романтическое приоткрывание губ, как у Марины, а выражение глупой беспомощности. Или беспомощной глупости.

– Камень? – переспросила она единственное понятое слово.

– Ну, процессор! «Атлон» только ставить нужно с нормальным кулером, а то ламеры клеят не той стороной, камни горят за милую душу…

К счастью, от окончательного обалдения Ирину спас официант, доставивший салаты и коньяк. Коля набросился на еду и на время отвлекся от инфернального рассказа о горящих камнях. Петрова ковыряла греческий салат (это оказались крупно порезанные овощи с брынзой на неестественно зеленых лопухах салата) и мучительно размышляла, как вернуть разговор в нужное русло. Насколько она помнила текст, дальше Марина задала вопрос: «А зачем?» Но зачем было это «А зачем?», вспомнить не могла.

Ирина решила пропустить кусок текста, хотя там и было что-то приятное про ее блестящие глаза. «Я должна покраснеть, – припоминала она, – а потом у него зазвонит телефон». Петрова украдкой потрогала щеки. Судя по температуре, они были белые, как Антарктида.

Но телефон у Коли действительно зазвонил. Николай выхватил кирпичеподобную «Нокию» и недовольно сказал:

– Ну, что там у вас?.. Совсем не включается?.. Гудит? Уже хорошо. Монитор темный?.. Странно…

Попробуйте кабель пошевелить, который от монитора к системному блоку идет… Ничего? Тогда сетевой… Ну, электрический!.. Тоже?

Коля отхлебнул коньяка и поперхнулся. Видимо, этот напиток не входил в его ежедневный рацион. Зато «Арарат» оказал благотворное воздействие на мозговую деятельность Николая.

– Слушайте! А вы сам монитор включили-то?.. Да, он отдельно включается! Поищите, там должна быть такая кнопочка спереди, «Повер» называется!.. Лучше ищите!

Коля сосредоточенно замолчал.

– Она еще сбоку может быть, – робко подсказала Петрова.

– Или сбоку, – сказал компьютерный специалист в трубку. – Ну что, появилась картинка? Вот видите! Просто включать все нужно по-человечески.

Коля бросил отключенную трубку на стол.

– Идиоты. Ламеры мастдайные. И звонят, заметь, с «Мегафона» на МТС. Небось, у них мобилу фирма оплачивает, а я сам.

Но Ирину было уже не сбить. Следующую фразу сценария она помнила очень хорошо.

– Какой ты умный!

– Да, – согласился Коля, возвращаясь к салату,– когда «Поле чудес» идет, я всегда буквы раньше игроков угадываю. И в «Кто хочет стать миллионером» тоже почти все ответы сразу называю. Чтобы компы собирать, тут мозги иметь нужно. А ты, кстати, где работаешь?

– Бухгалтером.

– Вот видишь!

Теперь действительность вопиюще контрастировала с замыслом. Вместо обольстительного танца происходил какой-то бессмысленный разговор. «Какая я дура! – сообразила Петрова. – Марина просила Пашу рассказать что-нибудь уже за десертом, а мы еще горячего не ели. Дура! Дура! Ну как можно так облажаться!»

Ирина без особой надежды на успех выдала случайную фразу из придуманного диалога.

– Знаешь, Коля, ведь редко встретишь в жизни человека, который тебя на самом деле понимает.

– В смысле? – спросил Коля.

Петрова совсем потерялась. Ее снова спас официант, который принес тарелку с куском мяса, по форме и размерам напоминающим Гренландию. Вокруг него желтоватыми прямоугольными айсбергами располагались ломтики картофеля. Коля заурчал и вгрызся в восточное побережье острова.

Ирина сидела, закрыв лицо бокалом с недопитым вином. Пока план трещал по всем швам. Оставалась последняя его фаза, самая важная. Если она будет удачной, то все остальные неувязки можно забыть. Петрова дождалась, когда сотрапезник уничтожит мясо с картошкой, собралась с духом и сказала как можно интимнее:

– Ты не отведешь меня домой?

На сытом лице Коли появился отблеск напряженной работы мысли.

Ирина постаралась облизнуться посексуальнее. Возможно, постороннему наблюдателю показалось бы, что она дразнится, но Николай сообразил.

– В смысле, – сказал он, – это самое?

Вот теперь Петрова покраснела как следует. «Сейчас он скажет „давай», – подумала она, – и что я буду делать?»

Но Коля неожиданно ответил:

– Нет. Не могу.

Сердце Ирины забилось так, как описано в романах: сначала длинная пауза, а потом дробный стук. Самое главное испытание ее избранник прошел. И черт с ними, с этими деталями! Главное, что он…

– Не могу сегодня, – сказал Николай. – Давай послезавтра, у меня как раз жена уезжает…

Ирина приехала домой, чувствуя, что по ней проехал электровоз. Даже парочка электровозов.

Голова гудела, руки дрожали. Смертельно хотелось есть.

Пока она жарила себе яичницу, вывернула на себя соль, разлила чай и обожглась сковородкой.

Потом села и решила поплакать, чтобы полегчало, но не успела – подгорела яичница и она ее спасала. Потом зазвонил телефон.

«Это Николай! – подумала Ира. – Он звонит, чтобы извиниться. Сейчас он скажет, что вел себя так, потому что…»

Почему Николай себя так вел, Ира придумать не успела – взяла трубку.

– Да…

Она попыталась придать своему голосу некую таинственность, в итоге начала говорить шепотом.

– Ты чего шепчешь?

Это был не Николай, а Ольга.

– Я не шепчу. Я… Я… Я ем.

– А… Ну, извини, если помешала. Слушай, а что ты мне вчера про мужика какого-то рассказывала? А ну давай колись, кто там за тобой ухаживает? А то я вчера как-то мимо ушей пропустила – занята была. Давай, рассказывай подробности.

Ирина растерялась – она уже и забыла про вчерашний звонок.

– Оля, да нечего пока рассказывать.

– Как нечего? Что, совсем? – Ольга явно расстроилась. – Что, он никуда тебя не водил?

И тут Иру осенило, что с Ольгой можно посоветоваться.

– Ну… Вот сегодня в «Дровах» были.

– А ты говоришь, нечего рассказывать! «Дрова» – это круто! И что?

«Круто, – согласилась Петрова про себя, – ползарплаты».

– И ничего…

– Подожди, ты вчера жаловалась, что он ничего не говорит. Так что ж тебе еще надо? Далеко не каждый мужик способен тетку в такое место отвести. Что ты еще от него хочешь? Соглашайся давай.

– На что? Оля, он женат.

– И что? А где ты неженатого найдешь? На этот вопрос Ирина ответить не могла.

– Оля, он такой… Такой неромантичный… Судя по тону, Оля просто обалдела.

– Какой? Ирина, сколько тебе лет? Какой романтики тебе надо? Чего ты ждешь? Прогулок при луне? Цветов в постель?

– Да… – прошептала несчастная Ирина. – Да, я хочу цветов в постель.

В разговоре наступила пауза. Обе собеседницы тяжело и надолго задумались.

– Ладно, Ир. Я тебе как-нибудь в другой раз позвоню, – сказала Ольга, – только дам один совет. Последний.

Ирина вся обратилась в слух.

– Не жди. Цветов в постель не будет.

Сказать, что после этого разговора Ирина расстроилась, значит ничего не сказать. Она скисла, сникла и завяла.

Пыталась сесть писать, но не смогла.

Что она может написать про Марину? Как можно описать счастливый финал, если не будет цветов в постель?

Невозможно даже представить себе Марину рядом с эдаким Колей, который жрет за ее деньги и спит с ней и собственной женой попеременно.

– Ладно, ладно, – бубнила Ирина, – вот завтра позвонит Коля, я ему все скажу. Он спросит:

– Во сколько завтра приходить? А она железным голосом скажет:

– Кобель ты, Коля.

Нет… Лучше ехидно так поинтересуется:

– А как себя чувствует жена?

Он засмущается, конечно, а Ирина ему скажет:

– Знаешь что, дорогой, вали-ка ты домой!

Различные варианты этого диалога сильно разнообразили Ирине вечер и утро. На работе она все время держала телефон в поле зрения, чтобы быть в форме и сразу взять нужный тон разговора. Вечером, пока ехала домой, все время проверяла аппарат – нет ли пропущенного звонка? Дома села ужинать и положила мобильник перед собой. Она уже и не замечала, что все это время проигрывает разные варианты диалога.

– Ира, я долго думал и понял, что ты – мой идеал.

А она так гордо:

– Знаешь, если бы ты не был женат…

Или:

– Знаешь, я вчера так много не успел тебе сказать…

– Зато много успел съесть!

Ирина перебрала бессчетное множество вариантов, кроме одного.

Коля не позвонил.

Когда время перевалило за полночь, Ира отключила телефон и рухнула в постель. Слез не было, эмоций не было, цветов, естественно, тоже не было.

Через час тупого лежания она поняла, что нужно хоть кому-то сделать хорошо, и села за компьютер.

Грезы

Я еще не успела переварить восхитительный ужин, как зазвонил мобильник. Номер определился – Паша. Улыбаясь, я взяла трубку.

– А как же подождать три дня? Разве можно вот так сразу звонить? Не боишься, что я подумаю, что у нас все серьезно?

– Не думай. У нас все несерьезно. У нас все слишком красиво, чтобы быть серьезным.

Я засмеялась.

– Ты уже дома?

– Нет. Я еще в пути. Еду, думаю о тебе.

– Эй, а я тебе рулить не мешаю?

– Мешаешь.

– Тогда я кладу трубку.

– А ты, оказывается, в душе гаишник. Ладно, я тебе еще из дома позвоню.

– Зачем?

– Чтобы ты подумала, что у нас все серьезно.

Я положила трубку и направилась в душ. Телефон оставила в спальне. Во-первых, в душе он может намокнуть, во-вторых… а пусть не думает, что я тут сижу и с нетерпением жду его звонка!

Выйдя на свет божий чистая и пахнущая морской солью, как Афродита, я пошла на кухню, потом покружила по коридору и только потом максимально небрежно взяла в руки мобильник. На нем значилось два неотвеченных вызова. Настроение мимо воли поднялось.

– Вот я какая, – напевая, я расстилала постель, – гордая и недоступная.

И тут снова позвонили. В дверь.

Я покосилась на часы. Они показывали половину одиннадцатого. В такое время приличные девушки не открывают. Я подошла к глазку. За дверью никого не было, только на краю поля зрения что-то темнело. И тут в дверь позвонили еще раз.

«Это снаружи,– сообразила я,– кто-то в тамбур войти не может. Его проблемы».

Раздался третий звонок.

Я все-таки добрая девушка. Накинула халат и вышла из квартиры с твердым намерением дойти до тамбурной двери и, не открывая ее, устроить позднему гостю выволочку.

И немедленно на что-то наступила.

Это был букет роскошных белых лилий. Вообще-то лилии не мой цветок, но эти были… как-то к месту. Я осторожно подняла их (один цветок оказался сломанным моей же ногой) и понюхала. Потом, по-дурацки улыбаясь, пошла к выходу из тамбура. За тамбурной дверью никого не было.

Я вернулась и набрала номер Паши. Голос собиралась сделать построже, но, по-моему, у меня плохо получалось.

– И что это было? – спросила я.

– Это типа «Спокойной ночи»,– ответил Паша.

– Вообще-то у меня уже есть один букет. Желтые хризантемы. Один приятный молодой человек подарил.

– Хризантема – цветок вечерний. Даже, я бы сказал, дневной. А лилии – ночные растения. Ты их в воду уже поставила? Учти, лилия нежнее розы, за ней уход нужен…

Паша обстоятельно рассказывал о тонкостях сбережения лилий, а я стояла, улыбаясь во весь рот, и нюхала эти замечательные ночные цветы.

Когда ложилась спать, думала, что полночи буду ворочаться, вспоминать подробности отличного вечера, но заснула очень быстро. Не помню, что снилось, но утром вскочила веселая, отдохнувшая и в несусветную рань – девяти еще не было.

Немного поработала на домашнем компьютере, решила несколько композиционных проблем, которые еще вчера казались непреодолимыми, и полетела на работу.

Город улыбался мне. Я почти не стояла в пробках, на шоссе выскочила очень удачно, ни одна сволочь не пыталась меня подрезать или оттеснить с ряда. И то – попробовали бы они меня сегодня оттеснить! Даже издали было заметно, что еду я – Марина Великолепная. Дважды, когда рядом со мной на светофоре останавливались приличные машины, их водители показывали мне большие пальцы и прочие жесты, полные восхищения. Я благосклонно улыбалась, глядя перед собой.

В довершение идиллии погода стояла образцово-показательная. Апрельское солнце нанесло сокрушительный удар по серым тучам, и побежденные бежали так, что до горизонта их не было видно. Два-три облачка на ультрамариновом (специально для Ультра-Марины!) небе выглядели украшениями, а не признаками непогоды. Улицы вовсю пытались соответствовать небу. Витрины забыли о всегдашней конкуренции и перетасовывали осколки солнца друг другу. То ли ночью прошел ливень, то ли коммунальщики вдруг вспомнили о своих обязанностях, но асфальт был влажен и чист. Даже шины чувствовали это и шелестели задушевно, стараясь имитировать морской прибой.

В офис я вошла насвистывая (это при моем-то музыкальном слухе!). Уверена, все мужики в коридоре оборачивались на меня вовсе не из-за свиста.

В приемной меня ждала еще одна удача – Владимир Петрович собственной хмурой персоной. Я поздоровалась с ним доброжелательно, но без подобострастия, после чего обратилась к секретарше Тане.

– А коммерческий уже пришел?

Таня посмотрела на меня и выпятила свой главный калибр.

– Нет еще, – ответила она.

– Передай ему, пожалуйста, что я подготовила несколько вариантов. Как появится, пусть подойдет, выберет. Отлично выглядишь!

И я развернулась, чтобы проследовать на место.

– Ты тоже, – ответила секретарша без намека на дружелюбие.

– Марина… гм… Дмитриевна, – сказал мой злобный начальник. – Коммерческий сегодня может задержаться. Что там у вас?

Я прижала папку с эскизами к себе.

– У меня там варианты оформления представительской продукции. Я лучше подожду коммерческого директора. Вы, Владимир… гм… Петрович, извините, не в теме.

У директора лицо, как и при первом нашем разговоре, приняло выражение «Счас в асфальт закатаю». Но сегодня мне было совсем не страшно.

– Я как-нибудь разберусь, – произнес он на грани шипения.

Однако сегодня был поистине мой день. Дверь приемной открылась, и вкатился коммерческий директор Андрей Витальевич – более известный как Андрюша. Владимир Петрович поперхнулся. Я выждала эффектную паузу. Секретарша Таня исполнила свой служебный долг.

– Андрей Витальевич! Марина Дмитриевна просила вам передать, что эскизы готовы, – сообщила она и уткнулась в монитор.

Директор ушел к себе, продолжая беззвучно шипеть. Коммерческий недоуменно проводил его взглядом, потом переместил взгляд на более достойный объект – на меня – и произнес с подкупающей непосредственностью:

– Потрясно выглядишь! Влюбилась, что ли?

Я отшутилась и принялась обсуждать дизайн поздравительных адресов, но вопрос застрял у меня в мозгах. И ответить на него я не смогла – ни утвердительно, ни отрицательно.

Жизнь

Ирина поставила точку и потянулась. Торжество справедливости заполняло ее. «Так тебе, дураку! – подумала она, обращаясь к спесивому Владимиру Петровичу.– Ревновать он вздумал!» Петрова размяла затекшую шею и отправилась на балкон.

«А этот коммерческий ничего, забавный,– думала она на ходу, – надо было его раньше ввести. Не для романтической линии, а так… для смеху».

На балконе было хорошо. Звезд сегодня не наблюдалось, но воздух оказался свежим, хотя и теплым. Ирина еще раз прогнала в памяти утро Марины. Получилось здорово. «И описания природы нужно почаще вставлять, – подумала Петрова, – настоящие писатели все время какие-то пейзажи описывают».

Тут настроение испортилось. Ирина вспомнила, что она всего-навсего писатель, да к тому же и ненастоящий.

Потом мысли перескочили на ее личные проблемы. После литературной мести мужчинам инцидент с обжорой Колей уже не казался такой трагедией. Теперь Ирина смогла спокойно проанализировать причины провала. Во-первых, мужичонка оказался плохонький. «Это неконструктивно, – в голове Петровой ожил тот самый внутренний голос, о котором столько пишут в книгах, – ищи причину в себе».

Ирина честно попыталась. Судя по всему, причина была очень простая: Коля Петровой не нравился. То есть абсолютно. И он это чувствовал. Как можно вести себя романтично с женщиной, которая на тебя смотрит, словно на подопытную крысу? Ирину передернуло. Она терпеть не выносила всякую мелкую живность. Впрочем, и кошечек с собачками тоже.

«Значит, – продолжила она рассуждения, – нужно повторить эксперимент с кем-нибудь, кто мне нравится». Петрова минут пять потратила на выбор подходящего кандидата, но нижняя планка конкурсного отбора проходила где-то на уровне Антонио Бандераса. «Ладно, – с мысленным вздохом согласилась она, – с кем-нибудь, кто мне не противен».

С этим было попроще. Кандидат отыскался сразу – начальник отдела маркетинга Юрий Анатольевич. Он был примерно одного возраста с Петровой, но выгодно отличался от нее общительным нравом, чувством юмора и постоянно клокочущей энергией. Кроме того, он был неженат – после случая с Колей Ирина решила раз и навсегда отказаться от игр в «третий лишний».

На следующий день Ирина пришла на работу в бодром расположении духа и с ясной целью – соблазнить Юрия Николаевича.

Но уже утром Петрова столкнулась с практически непреодолимым препятствием. Юрий Николаевич совершенно не рвался назначить ей свидание. Более того, он даже не заходил в бухгалтерию. Носился по коридорам, балагурил в приемной, рассказывал анекдоты в курилке. Ирина даже один раз подошла поближе, чтобы послушать, почему все так смеются. Честно постояла в курилке минут десять, пока у нее с непривычки не начала лопаться голова от табачного дыма, выслушала штук пять матерных историй из жизни водителей, а потом Юрий затушил бычок и унесся по коридору в неизвестном направлении. Не догонять же его!

«Ну и ладно, первый день не получилось – это ничего, – уговаривала себя Ирина, идя домой, – Завтра наверняка получится, не может же он не заходить к нам в кабинет вечно».

Оказалось, что может. По крайней мере, Петровой этот день показался вечностью. Она ждала и страдала. Потом бродила и страдала. А потом выяснила, что Юрия сегодня на работе не будет, потому что он уехал к каким-то очень ценным заказчикам.

Ирина окончательно расстроилась, а поскольку полдня вместо работы бродила по коридорам, домой попала только в десять часов вечера. И, не включая компьютер, завалилась спать.

На следующий день Петрова решила выловить Юрия перед началом рабочего дня. Она засела в начале коридора и решила ждать до победы. Победа наступила неожиданно быстро. Уже через три минуты Юрий ворвался в коридор.

– Привет! – достаточно бодро сказала Ира.

– Здоров! – ответил Юрий и, не снижая темпа и даже не посмотрев на Ирину, учесал в сторону директорского кабинета.

Ира осталась стоять на месте с неистово колотящимся сердцем.

В этот день она еще дважды сталкивалась с Юрой. Один раз в коридоре, он как раз догнал секретаршу, нежно приобнял ее за плечи и что-то ворковал ей в ушко. Секретарша смеялась и вяло отбрыкивалась. Второй раз Юрий сидел на столе у главного бухгалтера (дородной женщины лет на десять старше Иры) и канючил:

– Ну, Нина Аркадьевна, ну пожалуйста, ну что вам стоит… Вы же такая умница, такая красавица… Ну сделайте завтра… Я вас знаете как любить буду!

Нина Аркадьевна глупо хихикала и со всем соглашалась.

Ирина стояла в стороне и злилась на весь свет.

Прошло еще два дня. Петрова настойчиво пыталась выловить Юрия Николаевича, который, казалось, общался со всеми, кроме нее.

Вечерами она приходила домой и, чтобы скрасить себе жизнь, красочно и цветисто расписывала, как Паша ухаживает за Мариной.

Он водил ее в кино, засыпал цветами и SMSKaми, носил на руках, в прямом и переносном смыслах. Устраивал невероятные сюрпризы, дарил милые ее сердцу подарки и постоянно рассказывал о том, что Марина – само совершенство.

Он прекрасно выглядел. Каждый раз, когда Паша с Мариной выходили в свет, все женщины зеленели от зависти.

Но до постели дело не доходило. Марине (или Ирине) хотелось подольше насладиться ухаживаниями.

Марина цвела и выглядела с каждым днем все лучше и лучше. Ирина с каждым днем мрачнела, ей казалось, что она похудела и осунулась.

Наступил вечер пятницы. В восемь часов вечера Петрова еще сидела за рабочим компьютером, пытаясь понять, где и что она не так сделала. Цифры, которые высвечивались на мониторе, не имели ничего общего с реальностью.

В кабинет залетела Света, ее коллега.

– Bay! Ирка, ты чего здесь сидишь? Там дым коромыслом, мы уже третью бутылку вина допиваем.

– Где?

– Да в приемной! У Олега Петровича сегодня день рождения, он проставляет. Ты что, не слышала, он же заходил в обед, всех звал. Ой, там Юрик сегодня в ударе, мы чуть животы не надорвали. Пошли скорее. А я думала, ты домой пошла!

Ирина так стремительно сорвалась с места, что уронила клавиатуру.

В приемной дым действительно стоял коромыслом. Изрядно раскрасневшаяся компания веселилась от души. Пили вино из одноразовых стаканчиков и закусывали чипсами. Да, и Света упустила одну деталь – допитые бутылки вина были полуторалитровыми.

Ирина поняла, что это ее последний шанс. Если не сегодня, то уже никогда. Она просто больше не выдержит! Опрокинув в себя полстакана вина для храбрости, она направилась к окну, где Юрий развлекал девушек. Прослушала три истории, посмеялась. Попыталась подобраться к нему поближе – не получилось. Отошла, выпила еще вина. Вернулась. В этот момент кто-то крикнул:

– А давайте танцевать!

И выключил свет.

Во время танцев Ирина все время старалась держать Юрия в поле зрения. И вдруг он пропал.

Ирина заметалась по комнате, выскочила в коридор, заскочила обратно, рванула вниз по лестнице, и наконец-то ей повезло! Юрий поднимался ей навстречу. Один! Видимо, возвращался из туалета. Не зная, что делать, Ира просто перегородила ему дорогу.

– Кого ждем? – поинтересовался Юра.

– Вас.

– Нас? – Юрий Николаевич довольно усмехнулся. – Ну-с, мы пришли-с…

Ирина аж зажмурилась от ужаса перед тем, что собиралась сделать. «Ладно, – подумала она, – в крайнем случае, потом скажу, что была пьяная».

– Юрий, сегодня такой замечательный вечер! – Петрова выхватила цитату из своего романа, как шпагу из ножен.

– Да? – В глазах у мужчины уже зажегся неподдельный интерес.

– А может быть, мы как-нибудь повторим его? – продолжила цитирование Ирина. – Но уже не в такой расширенной к-к-компании.

Юрий довольно облизнулся. Внимательно изучил глазами Ирину грудь, благо, она продолжала стоять на пару ступенек выше него.

– Отчего ж не повторить. Давай. Только я не понимаю, зачем ждать этого непонятного «когда-нибудь».

Юрий протянул Ирине руку.

– Поехали. Машина у подъезда.

В машине Петрова пожалела, что не захватила с собой вина. Два жалких бокала, которые она успела принять, выветрились от испуга. Сценарий снова развивался по неправильной траектории. Судя по выражению глаз Юрия – по очень-очень неправильной.

– У тебя отличные ноги,– сказал главный маркетолог, – чего ты их раньше-то прятала?

Как сломанный зомби, Петрова очень медленно посмотрела на свои ноги. Целую минуту она изучала их, пока не поняла, что сидит в машине с неприлично задранной юбкой. Ирина лихорадочно попыталась вернуть себе целомудренный вид. Рука Юрия перехватила ее на полпути:

– Не поправляй. Так гораздо лучше.

И рука опустилась на ее колено.

По законам жанра Петрова должна была испытать непреодолимое томление. Но не испытала. Вместо этого она дернулась, как от разряда электрического тока.

– А ты страстная, – одобрительно заметил Юрий и запел голосом веселого китайца: – «А сто с ты страстная такая, сто с ты страстная? И ненакрасенная страстная, и накрасенная!»

Тут ему потребовалось переключить передачу, и рука наконец освободила оккупированное колено.

«Надо чем-то прикрыться, – лихорадочно думала Ирина,– что-то на колени положить… сумочку… А где моя сумочка?»

– Стой! – заорала она так, что Юрий рефлекторно вжал педаль тормоза до пола.

По неисповедимому стечению обстоятельств в них никто не врезался и машину никуда не занесло.

– Я сумочку забыла! – Петрова вложила в речь всю свою убедительность. – Там ключи! Там все!

Юрий все-таки был очень добродушным человеком.

– Тьфу ты, – сказал он, заводя машину. – Ну забыла и забыла. Орать-то зачем? Завтра заберешь на работе. Мы ко мне едем.

– Нет! – Почему-то Ирина посчитала необходимым вцепиться в руку водителю и не дать ему повернуть ключ в замке зажигания. – У меня там все! Я не могу! Срочно надо!

– Прокладки, что ли? – приподнял бровь Юрий. – Да по дороге купим. Руку отпусти.

Но Петрова только мотала головой и мычала отрицательные междометия.

– Обожди, – теперь Юрий выглядел озабоченным. – У тебя что, месячные?

Вслух Ирина подтвердить не смогла, но головой затрясла так, что захрустело в шее.

– Так что ж ты голову дуришь! «Вечер»! «В тесной компании»! Хотя… Может, как-нибудь так? «Масяню» видела?

Петрова уже ничего не понимала, она просто сжимала его руку, как Матросов – последнюю гранату.

– Понятно, – сказал Юрий с нескрываемым разочарованием.– Полное «динамо» по причине ПМС. Ладно, отложим до лучших времен. Отпусти руку. Я говорю, отпусти руку, в офис едем.

Ирина выпустила добычу и закрыла освободившимися ладонями лицо.

– Ого! – услышала она. – Если ты такая в постели… Знаешь анекдот про английского лорда?

Всю обратную дорогу Юрий развлекал ее анекдотами. Некоторые из них не были похабными, но все равно крутились вокруг постели. Петрова не реагировала. Она сидела, закрыв лицо руками, и только на поворотах растопыривала локти, чтобы сохранить равновесие.

Когда машина остановилась, Ирина вышла, сказала «извините» и бегом бросилась в офис. Там их исчезновения никто не успел заметить. Вечеринка шла вразнос, как бывает только со спонтанными пьянками. Люди пели, танцевали и спорили в голос одновременно. В приемной ребята-компьютерщики то ли в шутку, то ли всерьез боролись на полу.

Петрова шмыгнула в бухгалтерию, схватила сумочку и бросилась наутек. У самого выхода она едва не столкнулась с замом по общим вопросам. Похоже, для него вечер удался особенно.

– А смысл? – спросил он Петрову в спину.

Дома она допила остатки водки, закуталась в плед и долго сидела, ожидая, когда ей станет тепло и не стыдно. Так и заснула.

Утро было хмурым. Вернее, не было утра. И дня не было. Была головная боль, слезы, сопли, стыд за вчерашнее, цитрамон, еще цитрамон… Опухшие глаза в зеркале, ненависть к себе-неудачнице и мужикам-кобелям, зависть к тем, кому вчера было весело, обида на несправедливую судьбу, слезы, слезы, слезы… Вся соленая жидкость, которую она накопила за предыдущие годы, вытекала из нее в подушку.

Вечером Петрова проснулась в неожиданно приличном состоянии духа. Похмелье прошло, стыд притупился. У нее даже хватило сил встать и умыться, почистить зубы и приготовить себе еды. И даже ее съесть.

Потом Ирина легла на диван и стала себя жалеть. Выяснилось, что она – бедная, несчастная, никто ее не любит, никому она не нужна, весь мир против нее, а счастья в жизни нет и не будет. А вот у других все хорошо, у них есть мужья, которые их защищают, и все их любят, и холят, и лелеют.

А этот Юрий, он просто, просто…

Почему у всех мужиков на уме только одно? Почему нельзя просто быть друзьями? Ходить, разговаривать, получать удовольствие от общения и не лапать руками коленки. От этого постыдного воспоминания у Ирины опять навернулись слезы на глаза. Самое обидное во всем этом было то, что Юре было все равно, чья это коленка. Он ничего о ней не знал, они ни разу не разговаривали, он понятия не имел, чем она живет и о чем думает, и тем не менее он, ни секунды не сомневаясь, тянет ее в койку. Как он может? Неужели можно получить удовольствие от незнакомой женщины?

Как она могла в нем так ошибиться?

В два часа ночи Ирине надоело пялиться в потолок, и она включила компьютер.

Грезы

Я с удовольствием смотрела на тепленькую распечатку, выползающую из принтера. Редкий случай – мне нравилось все. И цвета, и композиция, и логотип заказчика, который не я разрабатывала. А он мне нравился – вот такая я добрая.

Я поставила распечатку на стол и отошла подальше, чтобы насладиться общим впечатлением. Насладилась. Решила, что я все-таки гений.

Паша звонил два раза, остальные десять раз, когда ему хотелось позвонить, он слал замечательные SMSKH – нежные, трогательные и проникновенные.

Вечером он появился у моей двери, неся в руках очередной букет цветов. Не могу сказать, что меня это не обрадовало. Безусловно, было приятно, но… Сердце не зашлось, руки не затряслись, и в ушах не зазвонили свадебные колокола. А это очень плохой признак.

Паша пригласил меня погулять, я согласилась. Вечер был теплый, мы просто шли по городу нога за ногу и болтали обо всем на свете. О школе, о друзьях, о первой любви, о фильмах, которые недавно смотрели, о книгах, которые читали. Было очень здорово вот так идти в никуда и болтать ни о чем.

Вдруг Паша сказал:

– Послушай, я весь вечер хочу тебе это сказать, да все кажется, что не вовремя. Жалко себе настроение портить.

– Что?

Настроение испортилось у меня. Я догадывалась, о чем он меня хочет спросить.

– Марин, только давай честно. Ты как ко мне относишься?

– Хорошо…

– И только?

Я решила, что вопрос – это тоже ответ.

– А ты?

Паша скривил гримасу.

– Марина, ты все знаешь, не заставляй меня унижаться и признаваться тебе в любви. Ты же мне все равно не ответишь.

Я не выдержала его взгляда и начала рассматривать свои ботинки.

– Марина, мне нужно все или ничего. Или ты вся, или нам лучше какое-то время не видеться.

Мне на глаза навернулись слезы.

– Мне будет тебя не хватать.

– Мне тоже будет очень тебя не хватать. Извини, я лучше пойду.

Мои слова уже летели Паше в спину.

– Но, может быть, потом мы сможем быть друзьями?

Он повернулся ко мне:

– А может быть, потом мы сможем быть любовниками?

Нам обоим нечего было друг другу ответить.

На главную: Предисловие

Андрей Жвалевский, Евгения Пастернак Я достойна большего!: Жизнь и грезы бухгалтера Петровой

Жизнь

Грезы

Жизнь

Грезы

Жизнь

Грезы

Жизнь

Грезы

Жизнь

Грезы

Жизнь

Грезы

Жизнь

Грезы

Жизнь

Грезы

Жизнь

Грезы

Андрей Жвалевский, Евгения Пастернак
Я достойна большего!:
Жизнь и грезы бухгалтера Петровой