Глава 7

– Он действительно не брал этих денег? – спросила я.

– Конечно, разве не понятно?

– И как Бобров выкрутился из этой ситуации?

– К сожалению, Нина Ивановна сообщила обо всем его отцу. Деньги родители Юры вернули, комсорг провел еще одно обличительное собрание, после которого половина класса стала смотреть в сторону Юры даже не с презрением, а с брезгливостью, отец… об этом даже говорить не хочется. Только мама не поверила в виновность сына, но одна она ничего не могла сделать. Надо было ходить, разбираться, добиваться, скандалить, надо было заставить признаться Алку, но у родителей, как правило, нет на это времени и желания. А дети, как они считают, в силах выдержать и более серьезные испытания.

– Когда вы упомянули про роковые последствия, – напомнила я, – вы имели в виду именно то, что только что перечислили?

Он имел в виду совершенно другое. Если бы на этом все и закончилось, его друг нашел бы в себе силы закончить школу. А там – вуз, может быть, даже в другом городе. И вся эта грязненькая история забылась бы. Но на другой день к нему как ни в чем не бывало подскочила Алка. Она уже привычно чмокнула Юру в щеку, попросила прощения и сказала, что ей действительно позарез были нужны деньги. Где взять их, она не знала, не воровать же идти, вот и пришлось слегка его подставить. Но он ведь не сердится, правда? Она так беззаботно лепетала, так забавно рассказывала о реакции отца, когда тот обнаружил пропажу денег, что Бобров даже улыбнулся. Алка, закрепляя победу, пригласила его в кино. Юра, сгорая от стыда, признался, что у него нет денег. Девушка хлопнула себя по лбу, расхохоталась и сообщила, что это она приглашает его в кино. В качестве моральной компенсации. Юра сообразил, что приглашает она его на те самые деньги, и отказался.

Впереди еще была травля со стороны комсорга Коли, отчуждение класса, жалостливые и брезгливые взгляды учителей, но ему уже все было нипочем. Он окончательно и бесповоротно влюбился. И то, что он спас любимую от заслуженного наказания, придавало всей этой истории ореол жертвенности. Теперь он ничего не боялся.

А потом у Алки стряслась очередная неприятность. Она стащила журнал из учительской и стерла двойки свои и еще нескольких одноклассников, чтобы замести следы. И опять это преступление взял на себя Бобров. В следующий раз она поставила подножку однокласснице, девочка заработала сложный вывих, а Юра очередной выговор. В тот момент он случайно находился рядом, а во всеобщей кутерьме никто не заметил, кто совершил этот проступок.

Комсорг Коля взбеленился окончательно, когда кто-то выкрал у него печать для постановки отметки об уплате членских взносов и «опечатал» все стены в мужском туалете. Алка, смеясь, призналась и в этом грехе, и Юра, недоумевая, как девушка могла безнаказанно проникнуть в мужской туалет, отмывал после уроков стены под контролем школьной уборщицы. Печать так и не нашли, Бобров же окончательно заработал репутацию циничного хулигана.

Юра удивлялся, как это Алка ухитряется чуть ли не каждый день вытворять какую-нибудь проказу? Она никогда не слыла примером для одноклассников, но так распоясалась только после того, как начала дружить с Юрой. Да и попадалась она с завидной регулярностью. Вернее, не попадалась она только потому, что Юра успевал признаться в совершении ее очередного преступления. Разве мог он подумать, что она нарочно подставляет его. И делает это по просьбе того, кого действительно любит.

– Гарри? – угадала я.

– Да, – кивнул Ростов, – ребятки подобным образом развлекались.

– Значит, эта выдумка с репетиторством с самого начала была провокацией?

– Гарри сумел срежиссировать интересный спектакль. Он сразу понял, что представляет собой Бобров, и просто хотел проверить, до чего он может дойти в своем благородстве и самопожертвовании.

Ему интересно было сломать парня, заставить его выдать любимую девушку. Алке он дал поручение влюбить в себя Юру, втереться к нему в доверие. С помощью девицы Гарри узнавал о слабых местах Боброва и бил именно по этим местам.

– Например?

– Юра умел сострадать и чувствовать чужую боль. А Алка однажды при нем натравила соседскую овчарку, гуляющую без присмотра, на какого-то жалкого алкоголика. Та здорово потрепала беднягу. Хозяина овчарки ждали большие неприятности, а саму собаку пришлось бы усыпить, если бы не удалось доказать, что она не просто так напала на пьяницу. Алка разрыдалась, заявила, что ей очень жалко бедную собачку, но признаваться она боится. Юре тоже было жалко овчарку. И хозяина ее. А больше всех – бедолагу, оказавшегося не в том месте не в то время. Только себя он пожалеть не догадался. В который раз.

– Мне все понятно, – резюмировала я, – вы знаете какие-нибудь слабые места Алевтины Трифоновой, ныне Дударевой?

– Она очень любит себя, – усмехнулся Ростов, – и мужчин.

– Ариша, – подсела я к деду, отобрав у него газету, – что ты знаешь о семействе Дударевых? В первую очередь меня интересует его супруга.

– Алевтина? Если ты будешь общаться с этой прачкой, я не сяду с тобой завтракать за один стол, – фыркнул он.

– Почему прачкой? – рассмеялась я. – Муж сэкономил на стиральной машинке?

– Она из породы прачек. Сколько ни делай из нее принцессу, красные руки и грубые замашки не скроет никакое воспитание и шелк перчаток. Я фигурально выражаюсь.

– А я слышала, что в юности она была вполне тонкой девицей.

– Кто тебе это сказал? – Он окончательно отбросил газету. – Просто образец моветона. Она до сих пор красится а-ля восьмидесятые и волосы начесывает. Знаешь, как выкручивались малоимущие женщины того времени? Ну, если не могли достать нормальной косметики? Они соскребали побелку со стен. Синюю, голубую, фиолетовую. И красили веки пальцем. Грубо и неровно. Так же, как и подводили глаза. Сейчас, естественно, она может позволить себе дорогую косметику, но смотрится она на ней как дешевая побелка.

– Откуда ты так хорошо ее знаешь? – удивилась я.

– Это недоразумение имеет доступ в клуб и обожает казино. Кажется, она воображает себя голливудской дивой. Видела в кино, как те грациозно и красиво садятся за рулетку, вот и пытается им подражать. Но больше не играет, а строит глазки молодым мужчинам.

– Тебя задевает, что она не строит их тебе? – подначила я.

Ариша даже поперхнулся кофе. Кажется, он действительно недолюбливал эту дамочку. Он сообщил мне, что она, кроме всего прочего, является завсегдатаем стрип-клуба.

– Мужской стриптиз в клубе бывает по четвергам, поэтому в этот день она в казино не появляется, – обосновал он свое утверждение.

– А ты откуда знаешь, когда в стрип-клубе женский день? – лукаво улыбнулась я.

– Полетт, – зарделся дед, – если ты будешь придираться к словам, я не стану тебе помогать. Ты же понимаешь, чтобы быть в курсе дел горожан, нельзя брезговать ничем. Ценные сведения, которые я тебе выдал по первому требованию, ты сама добывала бы неделю. Я обиделся.

– Прости, дедулечка. – Я звонко чмокнула его в щеку. – Твоя внучка неблагодарная и завистливая. Просто меня действительно несколько задело то, что ты знаешь больше меня. Так, ты говоришь, в четверг?

Ариша ничего не ответил, только внимательно посмотрел на меня поверх очков и укоризненно покачал головой.

Мужское провинциальное стрип-шоу – еще то зрелище. Мальчики, конечно, смазливые, на определенный вкус очень даже ничего. Но вот пластика и профессионализм оставляют желать лучшего. Движения преувеличенно мужественные, взгляды театрально-страстные. Неужели эти, с позволения сказать, артисты могут кого-то зажечь? Не уверена. Тем более что и публика была достаточно вялой. Клиенток было не так уж и много, и вели они себя сдержанно. Интересно, эта скованность – признак провинциальности или сегодня просто не тот день? Я выбрала столик в темном углу, подальше от подиума, кивнула официанту, заказала коктейль. Невысокий, прекрасно сложенный брюнет положил передо мной прейскурант, на последней странице которого указывались цены на приват-услуги. Так, и сколько же денег уходит на веселые четверги Алевтины? С заказом мальчика на дом не так уж и мало. А строчка «сопровождение дамы до указанного ею места», думаю, подразумевала под собой не просто поцелуй ручки у подъезда, да и стоила соответствующе.

Остается узнать, есть ли у Алки фаворит или дама не переходит границ дозволенного. Вскоре явилась и Алевтина с парочкой приятельниц. Черный с серебром обтягивающий топ, отвратительное низкое декольте открывает пышную грудь с крупными веснушками. Между топом и низко сидящими брючками виднеется небольшая жировая складочка. Макияж вызывающий, впрочем, как и у многих присутствующих здесь дам, включая меня. Я решила, что к черному парику каре подойдет макияж а-ля Клеопатра. И меня за этой боевой раскраской узнать невозможно, и месту соответствует. Наверное, я слишком предвзято отношусь к Алевтине. Женщина ловит последний шанс, еще десяток лет – и даже приглушенный свет не сможет скрыть надвигающуюся старость. Так что ее попытки разогнать коней вполне объяснимы. Да и вообще, не вижу ничего криминального в подобном развлечении для дам, особенно если они приходят компанией и отмечают подобным образом какое-нибудь веселое мероприятие. А вот одиночки вызывают у меня подозрение.

Я заказала еще один коктейль и стала пристально наблюдать за Алевтиной. С первого, группового, выхода артистов стриптиза на сцену стало ясно, кому отдает предпочтение моя подопечная. Высокий парень с хорошо развитым плечевым поясом и прескверной привычкой играть желваками явно привлекал ее внимание. Он тоже выделял Алку: несколько раз оказывался возле ее столика, кидал призывные взгляды, будто невзначай касался ее бедрами. Так, надо ковать железо, пока парня не увели. Я кивнула официанту, выделила ногтем нужную мне строку в прейскуранте, указала на танцора. Он понимающе кивнул. Я назвала номер машины, официант посмотрел на меня внимательнее, но удивления своего не выдал. Сегодня я взяла машину напрокат, не хотелось, чтобы мой приметный «Мини-Купер» лишний раз видели. Машинку я выбрала более чем скромную, вазовскую «шестерку», поэтому непонимающий взгляд парня был вполне понятен. Одна ночь со стриптизером стоила как треть этой развалюхи. С учетом амортизации, разумеется. Машины, разумеется.

Спустя час я с удовольствием наблюдала, как Алевтина свирепо ругается с обслуживающим персоналом. Я угадала, она пыталась заказать «моего» танцора и не понимала, почему в этот раз ей было отказано в обычной услуге. Наконец, кажется, конфликт был улажен. Алевтина успокоилась, официант, или кем он там на самом деле являлся, потрусил ко мне.

– Извините, я тут немного напутал. Вы заказывали Гордона, а я записал на вас Спайса. Дело в том, что вы так неопределенно махнули рукой в его сторону… Может, вас устроит Спайс? Посмотрите на него, сейчас его сольное выступление.

Я достала из сумочки купюру, положила на стол:

– Ничего подобного. Я заказывала Гордона и получу Гордона. Если вам этого мало, добавлю. А если не хватит, разнесу ваше чертово заведение на своей «шестерке». Мне папочка ее специально купил, чтобы я ее разбила о какую-нибудь дрянь. Это уже пятое ведро с болтами. Папочка сказал, что купит мне «Мерседес»-кабриолет после юбилейной, десятой, разбитой машины. Вот я и спешу. Скажите, вы не считаете, что «Мерседес» несколько провинциален? Я ругаюсь, ругаюсь с предком, а он и слушать не хочет. Считает, что мне пойдет именно эта модель и марка. Ну, так что, советуете мне разбить эту колымагу? Это будет шестая, останется четыре, – загнула я наманикюренные пальчики.

Официант молча смылся. Спайс, которого так усиленно мне навязывали, скорее всего был студентом музыкального училища. По крайней мере, свое выступление он обыгрывал со скрипочкой, хотя играл далеко не виртуозно.

Через пару минут разгневанная до багровых пятен Алка пропыхтела мимо меня к выходу. Шоу заканчивалось, я вернулась в машину и стала ждать. Когда поток посетительниц иссяк, из служебного входа вышла стайка мужчин. Кто-то из них стал пристально рассматривать машины, припаркованные возле клуба, кто-то, невостребованный сегодня, заспешил по своим делам. Я мигнула фарами Гордону, который выделялся в группе коллег внушительным ростом, он направился ко мне.

– Привет, крошка, – оскалился он, демонстрируя здоровые отбеленные зубы, – забавная у тебя тачка. Покатаемся? Или здесь тебя… проводить?

– Покатаемся, – капризным тоном повелела я и резко газанула с места.

Гордон откинулся на спинку сиденья и с интересом посмотрел на меня. Наверное, обслуга успела рассказать ему об интересной клиентке. Я вывезла танцора на окраину и заглушила мотор.

– Любишь экстрим, киска? – начал ластиться ко мне он. – Тогда идем на заднее сиденье.

– Не, не люблю, – коротко отрубила я, – просто дома нельзя. Если папка узнает, что ты со мной собираешься сделать, он тебя в асфальт закатает. Уже пятерых закатал. Представляешь, я шестой раз пытаюсь потерять девственность. Просто предыдущие пять я приводила парней домой, а сейчас решила рискнуть на свободе. Как ты думаешь, удастся? А то папочка охрану ко мне приставил, ума не приложу, оторвались мы от них или нет.

Юноша заерзал на сиденье, пытаясь через заднее стекло рассмотреть хоть что-нибудь в ночи, потом дернул ручку дверцы.

– Стоять, – приказала я, – если уйдешь, то точно асфальта наешься. Сама папке на тебя укажу.

Кажется, его проняло. Он оставил попытки выбраться из машины, понурил голову, сложил ладошки лодочкой и просунул их между коленями: берите меня, я сама покорность. Мне надоело издеваться над ни в чем не повинным парнем, но в издевательствах была некоторая необходимость: даже после того, как я объявлю ему, что пошутила, он все равно подсознательно будет чувствовать во мне хозяина положения.

– Ладно, не дрейфь, – смилостивилась я, – никто за нами не следит, и лишать невинности меня не придется. У меня к тебе другое дело. Ты сам-то чей будешь?

– Чего? – поднял голову он.

– Откуда ты? Местный? Гастарбайтер? Чем занимаешься, кроме проституции?

– Я не проститутка, – обиделся он, – я танцор. А сам с Алтая. После армии в ваш город к девушке приехал, с которой переписывался, а она меня продинамила. Ну, там, трудные обстоятельства, то-се, вот и оказался в клубе. Но это только по четвергам, а в другое время я курьером подрабатываю, газеты разношу. Работа разовая, у меня с ними даже трудовой договор не подписан, прихожу, когда могу, забираю почту, разношу. Хочу еще немного поработать – и домой. Сама понимаешь, с пустыми руками возвращаться как-то несолидно.

– Очень домой хочется?

– Раньше думал, что не очень. А сейчас что-то затосковал. Дрянной городишко ваш Горовск.

– Эй, ты мою родину не оскорбляй, – вскипела я, – а то…

– В асфальт? – с готовностью подсказал он.

– Именно. У меня к тебе есть предложение. Выполнишь одну работу, за которую получишь просто баснословную сумму. И мотай тогда на свой Алтай. Работы примерно на неделю, если управишься раньше – тебе же лучше.

– Мне не придется убивать?

– Ни в коем случае.

– За это могут посадить?

– Про Остапа Бендера читал? Не помнишь, сколько у него было сравнительно честных способов отъема денег у населения? Мы с тобой разработаем новый. Да не бойся ты, ты же мужчина, а не проститутка, как сам недавно признался. Можешь ты одним махом решить свои проблемы или так и будешь пресмыкаться перед перезрелыми, сексуально озабоченными дамочками?

Стоило мне напомнить ему, что он мужчина, как он решился. Я подробно растолковала ему, что он должен делать, мы обменялась номерами телефонов, я выдала деньги на первые расходы. Отчитываться он должен был ежедневно, но в первое время я решила проследить за его действиями – хотя юноша и обладал определенными артистическими способностями, да и до денег был жадным, полностью доверять я ему пока не могла.

В первой половине дня в квартире Дударевых раздался звонок. Алевтина сама открыла дверь: муж был на работе, дочь – в институте.

– Получите извещение, – протянул ей бланк молодой привлекательный мужчина, – и распишитесь.

– Что это? – завороженно глядя на юношу, прошелестела Алка.

– Почтовый перевод. Вам кто-то деньги прислал.

Деньги прислала ей я. Сто рублей, без указания пункта отправления. Пусть ломает голову, за какие такие подвиги ей отвалили такую нереальную сумму.

Алка, не глядя, подписала бланк, но выпускать его из рук не собиралась. Почтовый курьер робко тянул его на себя, она – на себя. Наконец женщина разрядила неловкую ситуацию:

– Это ты? Гордон, я не ошибаюсь?

– Вообще-то меня Гриша зовут, – признался Гордон.

– Нет-нет, – прикрыла ему ладошкой губы женщина, – и знать не хочу. Ты для меня – Гордон. Какие у тебя холодные губы…

– Так на улице мороз. А у меня ботинки на тонкой подошве. Я уже который час с этими извещениями по городу бегаю.

– Господи, чего же я тебя на пороге морожу? – спохватилась Алевтина. – Проходи. Я тебя чаем напою.

Курьер так замерз, что чай ему был – как мертвому припарка. Сам Дударев в этот день уехал в командировку в другой город и обещал вернуться поздно вечером, дочь раньше восьми не приходила. Поэтому Алка сочла уместным обо-греть почтальона сначала в горячей пенной ванне с ароматическими маслами и глинтвейном, а потом – в постели. А чего особенного? Жители Крайнего Севера только так и обогревали замерзающих путников – в постели с собственными женами. Если кто знает лучший способ обогрева замерзающего человека, поделитесь.

– Вот так и начинаются сказки, – шептала Алевтина, очищая мандарин и вкладывая по дольке в рот сомлевшему юноше, лежащему в ее постели, – сначала ты лишаешься чего-то очень важного для тебя, а потом это важное сваливается на тебя с небес. Разве я могла мечтать увидеть тебя в своей постели?

– Да мы же с тобой вроде бы… – начал было Гордон.

– Это не считается. Гостиничный номер, обязательная такса. Я тебя покупала, а знаешь, как грустно покупать любовь.

– Не знаю, – честно признался юноша, – но так мне с тобой тоже больше нравится. Когда работаешь, смотришь на женщину как на хозяйку положения и подсознательно испытываешь унижение. А сейчас ты для меня – моя маленькая послушная девочка. И я твой хозяин, а не наоборот.

Алевтина прерывисто вздохнула и бросилась на грудь к возлюбленному:

– Почему в четверг ты ушел с другой? Я всю ночь проревела.

– Это моя работа. Если я сам буду выбирать клиенток, вылечу из клуба. А мне нужны деньги.

– Но теперь ты будешь встречаться со мной не через клуб?

– Если ты не против. Ведь сегодня ты пригласила меня не из-за минутной прихоти?

– Я люблю тебя, милый. Уже давно люблю. Просто не знала, что ты можешь обратить на меня внимание, вот и покупала тебя. Какое счастье, что какой-то ненормальный прислал эти смешные деньги и извещение принес именно ты.

– Это судьба, – глубокомысленно поддакнул Гордон, – только мы не сможем часто встречаться. Мне надо очень много работать. Понимаешь, я не просто так работаю в клубе. На Алтае у меня мать и сестренка, у них нет никого, кроме меня, я высылаю им деньги. А еще я хочу поступить в институт и коплю на учебу. Только копить не очень получается, на семью уходит очень много.

– Это ерунда, – приподнялась на локте Алка, – я буду давать тебе деньги. У моего мужа их достаточно, а у меня свой счет. Он мне ни в чем не отказывает!

– Ты что, собралась покупать мою любовь? – вскочил хорошо запомнивший мою инструкцию Гордон. – Я же пять минут назад рассказывал тебе, какое унижение испытываешь, когда женщина платит тебе за секс. Значит, ты вовсе не любишь меня, тебе важно ощущать себя хозяйкой надо мной, а меня – вещью, дорогой игрушкой. Прости, я по-другому понимал наши отношения. Боюсь, что у нас ничего не получится.

Он встал с разворошенной постели и быстро натянул джинсы на свои стройные длинные ноги. Алка сидела в постели растерянная, ничего не понимающая. С самого начала она считала, что парень согласился на эту связь в первую очередь ради денег. Все-таки он младше ее лет на двадцать, и вдруг – такое искреннее негодование.

– Гордончик, – промямлила она, – прости, я действительно не так тебя поняла.

– Ты меня не любишь, – упрямо буркнул он, продолжая одеваться.

– Гордончик, подожди, дай мне объяснить…

– Нет.

Не давая женщине опомниться, мой наемник прошагал к двери, обулся и громко захлопнул за собой дверь. Я ждала его внизу, в машине. Из окон Дударевых моя «шестерка» не была видна, поэтому Гордон свободно сел ко мне, получил аванс и дальнейшие инструкции. «Жучок», который я подложила ему в карман, был отличного качества, в своей машине я слышала все, что происходило в квартире, и работа парня меня устроила. Он прекрасно справился с ролью.

Алка прорыдала полдня, была неласкова с мужем и дочерью, сказалась больной и рано легла спать. А на следующее утро, когда домочадцы ушли из дома, в дверь ее опять позвонил почтальон.

– Я не могу без тебя, – сбрасывая одежду уже в коридоре, бормотал он, – ты меня просто околдовала. Всю ночь видел тебя во сне. Наваждение.

В этот день Гордон был страстен, как никогда, но, закончив обязательную программу в постели любовницы, пригорюнился.

– Что, милый? Я чем-то тебя обидела? – обняла его за голые смуглые после посещения солярия плечи Алка.

– Чем может меня обидеть такая нежная и кроткая душа, как ты? Просто я вторую ночь не сплю. Страшно сознавать, что в душе женщины может царить такая чернота и жестокость.

Алка уговаривала Гришу рассказать, тот ломался, пока наконец не поведал ей свою печаль.

Легенда, придуманная мной, гласила, что с детства юный Гордон до умопомрачения любил лошадей. Каждое лето он приезжал в деревню к дедушке, и высшим наслаждением этих поездок были походы в ночное, на выпас совхозных лошадей. Этот немудреный труд, кроме удовольствия, давал подростку нехитрый заработок, который он тратил на подарки маме.

Здесь, в Горовске, он вспомнил свое детство и стал регулярно посещать местный ипподром – и престижно, и помогает тело в тонусе держать, и удовольствие от общения с этим фантастическим животным просто колоссальное. Особенно полюбился Грише один старый конь, серый в яблоках.

– Марсик, – чуть не выдала себя Алка.

– А ты откуда знаешь?

– Я… это… тоже очень любила на нем ездить. Хорошая лошадка, резвая.

– Как много у нас с тобой общего! – с восторгом признал Гордон и прижал податливую грудь женщины к своей безволосой, благодаря восковым полоскам, мускулистой груди.

После небольшой паузы он продолжил:

– Марсик очень любил мягкие зеленые яблоки, я всегда приносил ему парочку. Конь сам искал их у меня в кармане, подталкивал головой в локоть, чтобы я не забыл про угощение. Представляешь, как-то не принес, так он словно дулся весь день, у меня даже создалось ощущение, что он катает меня без удовольствия, словно работу выполняет. Лошади ведь необычные животные, они, как люди или дельфины, обладают разумом, повышенной интуицией, могут предчувствовать события и очень быстро вычисляют нехороших, порочных, гнилых душой людей. Таких они часто сбрасывают.

– Правда, что ли, – ахнула Алевтина, – я не гадкая. Я очень хорошая и люблю животных всех, без разбора. И рыб тоже.

– Так вот. Давно я не был на ипподроме, все некогда было. А вчера вдруг вспомнил о Марсике, так защемило в груди! Он же ждет меня, скучает, думает, не случилось ли чего нехорошего. Купил яблок, приезжаю, а Марсика нет. Сторож говорит, что какая-то богатая сучка потребовала беднягу под нож живодера отдать. Эх, жаль, что сторож не сказал, кто такая. Но я завтра опять поеду, вытрясу из него душу, но заставлю назвать имя этой гадины. Своими руками удушу. Или просто посмотрю в глаза и спрошу: не снятся ли ей по ночам бездонные лиловые глаза Марсика? Ты чего в лице изменилась? Лошадку жалко? Добрая ты моя! На, скушай яблочко. Это из тех, которые я для Марсика покупал. Видишь, как судьба сложилась, тебе достались. Да ты ешь, не стесняйся.

Ни есть, ни любить Гришу после этой моральной экзекуции Алка уже не могла. Стоило ему уйти, как она выскочила из дома и помчалась на ипподром. Сторож, отдавший Алинке Марсика, при виде бешеных глаз злой бабы перепугался до смерти и стал каяться в том, что оставил виновную скотину в живых. Вопреки его ожиданиям, дама взвизгнула от восторга и бросилась ему на шею. Не поняв сути происшедшего, сторож все-таки уяснил, что его нехороший поступок (продажа Марсика неизвестной девице за две поллитры) на деле оказался хорошим. Признался во всем даме, побожился, что больше делать так не будет. Дама вытрясла содержимое своего кошелька в его ладонь, велела всем говорить, что прежнюю историю он выдумал, а на самом деле коня просто списали на пенсию.

– Слышь, – бросил он вслед Алевтине, – тут та девчонка все просила документы Марсика ей продать. Отдавать или как?

– Отдавать, – решила Алевтина, – непременно отдавать. И передай той девушке, что она молодец. Нельзя так жестоко поступать с животными.

И хотя Гордон больше ни разу не заикался о Марсике, она была безумно рада, что так ловко исправила свою ошибку. Теперь, если он все-таки захочет узнать новости, эти новости будут только в ее пользу.

Спустя пару дней, сразу после того, как оба удовлетворили свою страсть, Алла и Гордон продолжили затронутую на днях деликатную тему. Алевтина призналась, что просто не может смотреть, как ее любимый ходит в такой мороз в легких ботиночках, поэтому и посмела оскорбить его предложением денег. Гордон еще немного поломался и простил свою возлюбленную.

– Гордончик, ты только не сердись, но давай подумаем, как нам получше тебя устроить. Нет, в клубе можешь продолжать работать, теперь я тебя не ревную, но вот с почты тебе надо куда-то перебираться. Хочешь, я устрою тебя на работу к мужу? Место непыльное, должность попрошу подобрать тебе хорошо оплачиваемую.

– То есть получается, что деньги мне будет платить твой муж, а не ты? – с укоризной произнес он.

– Но деньги же будут идти за другую работу.

– Понимаю. Но принять предложение не могу. Подсознательно все равно буду чувствовать себя подлецом и альфонсом.

– Тогда я поговорю со своими знакомыми. Думаю, хорошую должность в теплом офисе я смогу тебе найти.

– Да не хочу я в офис, – вскипел парень, – ты что, не понимаешь, что работа клерка не по мне? Я и в стриптиз пошел не столько за деньгами, сколько за ощущениями. Там жизнь – яркая, там блеск, софиты, праздник. Даже то, что я разношу почту, интереснее работы в офисе.

– Чем же?

– В этой работе тоже есть определенный риск. Представляешь, если мне придется отнести извещение в дом, где живет беглый преступник? Или маньяк? Или просто ревнивый супруг заподозрит меня в том, что я маскируюсь под курьера, а сам пришел к его жене?

– Да, риск есть, – с сомнением в голосе произнесла Алевтина, – а ты так любишь риск?

– Обожаю, – с придыханием ответил Гордон, – если бы была возможность, я бы в каскадеры пошел. Или в налетчики. Знаешь, кто мой идеал женщины?

– Я?

– И ты, конечно. А вообще – Сонька Золотая Ручка. Вот это была женщина! Ты же читала про нее?

– Читала, – без особой уверенности ответила Алевтина, – только мало.

– Я тебе принесу, – пообещал Гордон, – даже тогда, когда она начала стареть, молодые мужчины сходили по ней с ума, такая у этой необыкновенной женщины была энергетика. Представляешь, она прокручивала самые отчаянные аферы, не боялась ввязываться в невероятные истории, и ее наглость и талант выручали ее в самых безнадежных ситуациях. Какими деньгами она ворочала! Какие несметные суммы просаживала, не жалея, в мгновение ока! Мне кажется, если бы мне встретилась подобная женщина, я считал бы себя самым счастливым человеком в мире.

– А как же я? – робко пискнула Алевтина.

– Ты милая, красивая, уютная женщина. Мне с тобой хорошо, – зевнув, признался он, – покорми меня, а то мне на работу пора.

На следующий день Алевтина отправилась в рейд по книжным магазинам. Она скупала все, что касалось Соньки Золотой Ручки.

Отношения Алевтины и Гордона продолжались не больше недели, а он уже начал скучать. Скука выливалась в раздражение, раздражение – в желание как можно скорее покинуть свою любовницу. К тому же он действительно много работал и не хотел жертвовать временем, за которое мог что-то заработать. Встречи их становились все короче и короче, а ровно через неделю юноша вообще не пришел на ставшее привычным свидание дома у Алевтины.

Женщина впала в панику. Брак ее с самого начала был лишен ореола романтики и бурной страсти, спать со своим будущим мужем она начала задолго до свадьбы, замуж за него выходила для того, чтобы скрыть грех, как раньше говорили. Единственное, что утешало ее в первое время, так это то, что Гарри женился на ней вопреки воле своих родителей. Поговаривали, что те обещали купить сыну мотоцикл, если он откажется от брака с беспутной Алкой, но Гарри гордо отказался от мечты всех юношей того времени. Впрочем, мотоцикл ему все равно купили.

Алка после рождения дочки как-то сразу растеряла очарование юной порочной девушки, которое так выделяло ее среди ровесниц, и жизнь ее вяло потекла по старым, заросшим травой рельсам заброшенной железнодорожной ветки. Теперь уже Алка с завистью смотрела на бывших одноклассниц: в них только начала пробуждаться сексуальность, они только начали чувствовать всю прелесть своего поистине магического воздействия на мужчин, у них было все впереди, даже у самых нелепых и неинтересных. А у нее, Алки Трифоновой, самой красивой девочки в школе, все было в прошлом. Да и вес она набрала после родов, и второй подбородок откуда-то по-явился, лицо оплыло и стало безобразно круглым, и глазки на фоне этой шарообразности стали казаться какими-то маленькими. Поэтому Алка и начала слишком ярко краситься, пытаясь спасти положение.

А любви… любви больше не было. Когда они с Гарри расписались и официально стали жить вместе, сумасшедшая запретная страсть превратилась в то, что Алка наблюдала из года в год в своей семье. Между своими родителями. С тех пор она стала мечтать о любви. Нельзя сказать, чтобы попыток найти ее не было, время от времени женщина решалась на небольшой адюльтер, но то, что происходило между ней и очередным претендентом на звание прекрасного принца, было скорее похоже на какую-то суетню кошек на газоне. Да и сами претенденты были как-то не очень: перепуганный до полусмерти бухгалтер, электрик с нечистыми ногтями, компаньон мужа, обрюзгший и рыхлый. В конце концов она отчаялась и зачастила в местный стрип-клуб.

Появление в ее жизни Гордона было похоже на сказку. И имя у него было необыкновенное, напоминающее хороший джин. Правда, сам Гриша говорил, что так, кажется, звали какого-то поэта, из-за сходства с которым ему и дали этот псевдоним. Директором мужской группы был бывший филолог.

Когда Гриша пришел на собеседование, он слегка прихрамывал, днем раньше натер ногу новыми ботинками. Именно этот дефект вкупе со смазливым личиком и врожденной пластикой подкупил будущее начальство: общеизвестно, что женщины сходили с ума от хромоты Джорджа Гордона Байрона. Хромота скоро прошла, а кличка осталась.

Гордон-Гриша оказался прирожденным интриганом и соблазнителем. Как я и требовала, он закалял чувство Алки самым жестоким способом – льдом и пламенем. В течение часа мог опалить ее бешеной страстью и тут же швырнуть на льдину равнодушия. Кажется, его стимулировал не только обещанный мною гонорар, ему самому нравилась эта игра. Все-таки до последнего времени он был практически мальчиком по вызову, и подобные Алевтине женщины частенько его унижали. К тому же я клятвенно пообещала, что при любом раскладе гонений на него не последует. При условии, естественно, что он сразу после выполнения задания оперативно умотает на свой Алтай.