Глава 2
Дядя Сережа позвонил на другой день утром.
– Полина, тебе крупно повезло: делом Лютиковой Ярославы Львовны занимается мой хороший знакомый, капитан милиции Удовиченко Леонид Максимович. Он работает в Пролетарском ОВД и сидит в одиннадцатом кабинете. Запиши его телефон.
– А он захочет со мной беседовать?
– Куда он денется! Я сказал, что ты журналистка, моя хорошая знакомая, и договорился, что ты к нему придешь. Так что не переживай, звони, и пусть только попробует отказать тебе во встрече!
– Ну спасибо, дядя Сережа. Что бы я без вас делала?!
Я положила трубку и спустилась в кухню, где Ариша потягивал свой утренний кофе. Я чмокнула старика в щеку.
– Доброе утро, дедуль.
– О, Полетт! Bon matin. Ты вчера, кажется, где-то пропадала?
– Да так... дела... – ответила я уклончиво, не желая вводить деда в курс дела. Еще неизвестно, возьмусь ли я за него, так зачем заранее беспокоить старика. Ариша удивленно приподнял брови:
– У тебя появились от меня секреты?
– Аристарх Владиленович, не говорите глупости. Ну когда у меня от вас были секреты? – строго-шутливо пожурила я деда. – Да, вчера приходил один клиент с просьбой наказать его родственника, но я пока не решила, возьмусь ли я за его дело.
– Мм... А за что наказать?
Так, дедуля пытается вытащить из меня подробности. Конечно, мне не хочется в них вдаваться, но Ариша смотрит на меня так, словно это для него вопрос жизни и смерти. Моему деду стало скучно? Давно не занимался ничем интересным, кроме своего казино?
– Да там ничего особенного нет, обычная бытовуха, – попыталась я отмахнуться.
Ариша недовольно крякнул.
– А ты помнишь, как начиналось дело террориста Казылбекова? – хитро прищурившись, спросил он.
Конечно, я помнила это дело, о котором долго писали газеты. Как же! В нашем тихом маленьком захолустном городишке вдруг объявился террорист! Сенсация! А раскрыли его действительно совершенно случайно. Просто этому горе-террористу крупно не повезло: на одной площадке с ним жила семья пьянчужек. Муж и жена лет под пятьдесят, дети давно выросли и с радостью покинули отчий дом, и от нечего делать чета выпивох каждый день устраивала увеселительные мероприятия с обильными возлияниями. Как правило, из-за последней рюмки возникали разногласия, которые заканчивались банальным мордобоем. Муж колотил жену, та ни за что не хотела уступать и тоже лупила благоверного чем ни попадя, так что крики и грохот постоянно не давали соседям спать. Те вынуждены были вызывать милицию, которая тщетно пыталась утихомирить разбушевавшихся алкоголиков. И вот однажды, когда жена, не рассчитав свои силы, от полноты душевной врезала мужу сковородой по голове, он упал без чувств. Бедная женщина, решив, что она убила собственными руками собственного мужа, заголосила так, что соседи снизу в очередной раз вызвали милицию. Менты тоже решили, что человек мертв, вызвали медиков и в понятые решили пригласить соседа по лестничной клетке, Руслана Казылбекова. Тот не хотел открывать, но милиционеры видели в его окнах свет и упорно звонили ему в дверь. Тогда Казылбеков решил, что это по его душу, и начал стрелять через дверь. Один милиционер был ранен, другой успел вовремя отскочить. Вызвали ОМОН...
В результате террорист был обезврежен, а готовящийся теракт сорван. В его квартире нашли оружие: пистолеты, один автомат и несколько взрывпакетов. Кое-кто получил повышение по службе, кое-кто ордена... А начиналось все так банально!
– Дед, я поняла, что ты хочешь этим сказать. Я обязательно все проверю. Ты удовлетворен?
– Конечно, ma chere, никогда не надо пренебрегать подвернувшейся возможностью поднять... хм, свой организм с кресла.
А этот камень в мой огород. Дед любил поворчать насчет моего сиденья в кресле с книгой. Он считал, что мне надо как можно больше бывать на людях, вероятно, думал, что так я быстрее найду свою вторую половину. Этот монолог грозил затянуться надолго, и я поспешила ретироваться.
* * *
...Я поднялась в свою комнату и набрала номер телефона, который мне дал дядя Сережа. На другом конце ответили почти сразу:
– Капитан Удовиченко слушает.
– Леонид Максимович? Здравствуйте. С вами говорит журналистка Казакова. Сергей Дмитриевич должен был предупредить вас...
– Да, он звонил, я в курсе. Чем обязан?
– Хотелось бы поговорить о деле Лютиковой, которое вы ведете.
– Пытаетесь накопать материальчик на статью?
– Вообще-то да. Я получила задание в редакции найти интересный материал на тему бытовых семейных разборок...
– Думаете, в деле Лютиковой все так интересно? Уверяю вас – суровая проза жизни, ничего больше!
– Ну, Леонид Максимович, можно мне все-таки там покопаться? Дело в том, что за последнее время не случалось ничего такого... из ряда вон выходящего. А статью скоро сдавать. Что мне делать?
Я говорила капризно-кокетливым тоном, и сердце мужчины дрогнуло. Пожалел-таки бедную девушку.
– Хорошо, подъезжайте, что ж с вами делать! Попробую вам помочь...
– Спасибо!
Меньше чем через час я подходила к кабинету номер одиннадцать, на двери которого висела металлическая табличка «Следователь капитан Удовиченко Л.М.». Я постучала, и мужественный баритон ответил из глубины комнаты:
– Да, да!
Капитан Удовиченко оказался довольно приятным внешне мужчиной лет тридцати с небольшим. Он сидел за средних размеров письменным столом, заваленным бумагами, папками, ручками, коробками со скрепками и прочими такими нужными следователю канцелярскими принадлежностями. Леонид Максимович поднял на меня глаза и посмотрел пристально. Мне стало даже не по себе под его пронзительным взглядом. Чего это он на меня так уставился? Дырку во мне хочет проглядеть? Я смутилась и залепетала:
– Еще раз здравствуйте. Я журналистка Полина Казакова, приехала вот ...
– Полина, ты?!
Я просто опешила. На каком основании он мне, совершенно незнакомому человеку, «тычет»?
– Ты что, не узнаешь меня?
Капитан Удовиченко вдруг рассмеялся. А я стояла в дверях все еще в недоумении.
– Вижу, что не узнала! Богатым, значит, буду. Да ты проходи, чего дверь караулишь? Боишься, украдут?
Он снова рассмеялся, демонстрируя мне свой белозубый рот, а потом сказал:
– Вспоминай! Институт. Отделение юриспруденции. Поток... Группа...
Я чуть не подпрыгнула:
– Леня! Неужели ты?!
– Сам себе удивляюсь.
– И как ты здесь?
– Как видишь – капитана недавно дали.
– Молодец. Ты сразу – сюда работать?
– Почти.
– Семья?
– Да, женился, и ребенка родили. Дочке Дашутке третий год пошел. У родителей жены живем. А ты как? С чего это вдруг в папарацци подалась? Кто-то из наших говорил, что ты вроде на кирпичный завод устроилась юрисконсультом... или что-то в этом роде?
Я на секунду замялась: сказать Леньке правду или не стоит? С одной стороны, он свой, учились вместе, в параллельных группах. С другой стороны, все-таки он – мент. У них своя правда, свой взгляд на жизнь. Кто его знает, как он поведет себя? Я решила пока промолчать.
– Да вот знаешь... судьба как повернула... Да, стала журналистом.
– Бывает, – попытался успокоить меня бывший однокурсник. – Я вот тоже, думал адвокатом буду или нотариусом, а сижу вон где!
– А что, нормально! Отдельный кабинет, – я оглядела стены и мебель, – следователь – это же хорошо!
– Пойдет! – Леонид махнул рукой. – Ну, расскажи еще что-нибудь о себе. Пять лет ведь не виделись. Замужем?
Терпеть не могу, когда знакомые задают мне этот вопрос. Спросить, что ли, больше не о чем? Сейчас скажу, что хожу в холостяках, – и сразу начнется: ой, да как же это ты?! Почему до сих пор?.. Но тут я вспомнила, что сама первая спросила Леню о семейном положении, и притихла.
– Пока не собралась...
– А что так? Женихов хороших нет? Так я тебе с этим помогу. У нас в отделении двое неженатых, а еще один разведенный. Майор, всего тридцать девять. Правда, двоим детям алименты платит. Познакомить?
– Как-нибудь в другой раз.
– Ну, как знаешь. Тогда ставлю чайник.
– Может, не надо? Я ненадолго...
– Что значит «не надо»? У меня по расписанию – чай. С плюшками, между прочим. Здесь, в буфете напротив, такая вкусная выпечка! Руки мыть пойдешь?
Мы пили чай из больших несуразных кружек. Вообще-то я такие терпеть не могу. Мне нравятся маленькие аккуратные чашечки из фарфора или фаянса, из которых мы с дедом пьем чай и кофе. А такие кружки на пол-литра с большими массивными ручками больше похожи на орудие убийства: при желании ими можно и прибить.
– Так о чем писать будешь, папарацци?
– Хотелось бы о том случае с обваренной женщиной. – Я взяла с тарелки еще одну плюшку.
– Мм, – промычал Леня с набитым ртом, – не о чем там писать!
– Как это не о чем? – удивилась я. – Такой серьезный случай! Женщина ведь погибла.
– Пока не о чем. Расследование только ведется.
– Ты что, еще ничего не узнал?
– Узнал, но мало. Понимаешь, Полин, сын погибшей уверяет, что его мать обварил ее брат. И мотив вроде бы есть: квартира. Брат устраняет сестру и живет себе припеваючи в квартире один со своей возлюбленной. Но у того – алиби. И тут ничего не поделаешь.
– Подожди, но ведь алиби Солдатенкову сделала его сожительница? Разве она не заинтересованное лицо?
– А откуда ты знаешь фамилию подозреваемого? Я тебе ее не говорил.
Леня посмотрел на меня удивленно.
– Один наш стажер писал заметку об этом деле. Он передал мне материал.
– А-а... Нет, Полин, дело не только в его сожительнице. Эта мадам Раневич мне самому, честно говоря, не нравится. Какая-то она скользкая, что ли. Чересчур кокетливая, жеманная. Терпеть таких не могу. Но ее показания мы проверили: соседка по коммуналке подтвердила, что именно в этот момент Раневич с ее хахалем были в своей комнате. А они живут как кошка с собакой, я имею в виду эту Эвелину и ее соседку. И уж если враг подтверждает их алиби, тут поневоле задумаешься.
– То есть ты решил Солдатенкова пока не привлекать?
– А на каком основании? Потому что его племянник считает его убийцей? Так мало ли кто что считает? Соседка показала совершенно точно: в момент совершения преступления тот со своей сожительницей находился в ее комнате. Соседка слышала голоса, смех...
– Лень, а мог вместо Солдатенкова быть кто-то другой? Может, эта Эвелина привела другого мужчину?
– Нет, соседка видела, как эта парочка проходила в комнату Раневич, она еще поворчала, мол, опять шуметь будете, покоя от вас, окаянных, нет...
– И как они выходили, она не видела?
– Не видела. Только все время слышала музыку, смех, звон посуды... В общем, молодежь веселилась на славу.
– Молодежь? Подожди, Лень. Сколько же лет этому дяде Коле? Я так поняла, он должен быть уже в достаточно солидном возрасте.
– Ну, смотря что считать солидным... Сорок лет – это, по твоему, как? Солидно или пока не очень?
– А ему сорок?
– Да, вот смотри... где тут?... Ага, вот. Видишь, с какого он года? Так что он только что разменял пятый десяток. Да дядя этого Андрея совсем еще ничего парень. С тридцатилетней бабенкой встречается, на футбол ходит, фанатеет.
– А про нее что можешь сказать?
– Полин, я таких дамочек на дух не выношу. Она разведенная, детей нет. Жутко легкомысленная особа. После развода ей досталась комната в коммуналке. Так соседка ее говорит, что Эвелина сразу начала приводить мужиков, а иногда и компании собирались человек по пять-шесть. Всегда музыка, спиртное, веселье... И все это до глубокой ночи. Одним словом, легко живет, вертихвостка.
– А работает где?
– В магазине продавцом. Неделю на работе – неделю в загуле.
– Что, так сильно пьет?
– Да не сказать особо сильно, но веселые компании любит.
– Ну и что, Лень? Кому она мешает, кроме бабушки-соседки?
– Полин, ты что, не понимаешь? Несерьезно это – женщине уже тридцать стукнуло, она должна думать о том, как завести семью, детей нарожать...
– Ну, ты скажешь тоже! Что, так прямо обязательно иметь семью и детей?
Капитан Удовиченко чуть не подпрыгнул от возмущения.
– Казакова! Это что за рассуждения?! Как же может быть необязательным для женщины рожать детей?! Это ее социальное предназначение. Это зов природы, в конце концов. Женщина должна быть матерью, так сказать, хранительницей семейного очага...
Ну, понеслось! Совсем как мой дед Ариша. Тот тоже все переживает по поводу отсутствия у меня семьи, детей и очага. Никогда не думала, что Удовиченко такой зануда.
– Лень, подожди. Не все выходят замуж и не у всех получается рожать детей. Ничего противоправного эта гражданка не делала, правильно?
– Ну, правильно, но она водит к себе компании!
– И что?
– Полин, как ты не понимаешь?! Они распивают спиртные напитки, а это прямой путь к правонарушениям. В общем, я тебе свое мнение сказал. Эта Раневич мне не нравится. Интуитивно, если хочешь.
– Ладно, Лень. Допустим, я согласна: сожительница Николая – легкомысленная вертихвостка. Но он сам-то ничего, надеюсь, дурного не совершил?
– Да, он работает и с соседями по подъезду здоровается...
– А почему ты о нем таким тоном?
– Да потому. Сын погибшей кивает на дядю не просто так. Дело в том, что дядя этот в свое время сидел.
– В каком смысле? Где сидел?
– Ну, где у нас сидят? В тюрьме, естественно. Не в Думе же!
А вот это уже интересный поворот. Дядя Коля, что называется, мотал срок? Интересно, за что?
– Предвижу твой вопрос, – улыбнулся Леонид.
Он порылся в каких-то своих бумагах и выудил на свет божий лист с печатным текстом.
– Так, так, где тут у нас?.. Ага! Вот. Отбывал срок – три года за драку в общественном месте. Нанес двум потерпевшим телесные повреждения средней тяжести.
– Двум? – уточнила я. – Один дрался с двоими? Из-за чего, там не сказано?
– Ну, как уверяет Солдатенков, они пристали к нему сами, на улице...
– Потерпевшие, естественно, говорят обратное?
– Разумеется. Вообще это дело какое-то темное. Драка на улице, точнее, в подворотне. Потерпевшим он выбил зубы, сломал носы... Садист, одним словом. Но это дело прошлое, Солдатенков свое отсидел. А в тот вечер он был к компании своей Пенелопы, и потому у меня нет оснований его задерживать. Да и никто из его собственных соседей не видел, как он приходил к себе домой.
– А другие подозреваемые есть?
– Есть, Полина, есть... Разрабатываем...
Я налила себе в кружку еще воды из остывшего чайника и, поскольку плюшек на тарелке больше не осталось, принялась пить бледный невкусный чай только ради поддержания беседы. Леня отодвинул свой пустой бокал и сидел теперь, заложив нога на ногу. У меня было какое-то ощущение недосказанности. Наверное, однокурсник многое не говорит мне, постороннему человеку.
– Ну, Казакова, и о чем здесь писать? Сама видишь: не о чем. Так что иди и проси у редактора другую тему для статьи.
– Лень, подожди. Может, ты еще многого не знаешь в этом деле. Может, вместе мы что-нибудь откопаем?
– Это ты будешь копать? У тебя что, других дел нет, копатель?
– Есть. Но мне хочется заняться этим. Ведь интересно раскрыть его и узнать: кто же все-таки убил женщину. Кстати, сколько ей было?
– Чуть-чуть до своего пятидесятилетия не дотянула, буквально несколько недель.
– Значит, сорок девять? Совсем еще молодая, как сказал бы мой дед. А сердце было слабое... Кто об этом знал?
– Все родные. Сын, брат, сожительница брата... Даже соседка по площадке. Она Лютиковой один раз на лавочке помощь оказывала. Это мне сын рассказал. Однажды его мать не дошла до подъезда буквально несколько метров, ей стало плохо с сердцем. Соседка оказалась рядом, под руку довела женщину до лавочки возле подъезда, достала из ее сумки валидол и положила ей в рот, потом помогла подняться в квартиру и вызвала «Скорую». А раз знала одна соседка, думаю, знал и весь дом. А что?
– Лень, а тебе не кажется, что Лютикову убили как-то... осторожно, что ли. Ее не ударили ножом, не задушили... Как будто убийца боялся дотронуться до нее руками. Плеснул кипятком, зная, что с таким сердцем она болевого шока не выдержит.
– Согласен. Ну и что?
– Пока не знаю, но если все как следует продумаю...
– Да я тебе и так скажу, что убил ее кто-то из своих.
– Ты имеешь в виду родственников?
– Или близких подруг. Или соседей... В общем, тот, кому она открыла. А открыть она могла только знакомому человеку. На замке и ручке двери изнутри ее отпечатки.
– Почему только знакомому? А если кто-то представился... ну, я не знаю... участковым или почтальоном? Мол, вам срочная телеграмма. Или даже новым соседом. Мы, мол, на днях переехали в ваш дом... Нет, открыть можно кому угодно, если этот человек знает, кем представиться.
– Полина, откуда ты все это знаешь?
– Давно живу. И последнее. Лень, что можешь сказать про сына погибшей?
Удовиченко пожал плечами.
– Что про него сказать? Молодой парень. Самостоятельный, живет отдельно, причем уже давно. Работает. В супермаркете системным администратором. На работе характеризуется положительно. У нас к нему претензий нет.
– А он где был во время совершения преступления?
– На работе. Он по средам всегда задерживается. У них там по средам какие-то проверки... или сверки... В общем, сидел за компьютером, сверял количество товара.
– И свидетели есть?
– Бухгалтер. Они вместе работали.
– Понятно.
Я встала. Пора было прощаться, и так отняла у Леонида много времени. Я направилась к двери.
– Леня, спасибо за беседу.
– Все-таки решила писать?
– Решила. А что еще делать? Вдруг нароем что-нибудь интересное? Поможешь с информацией?
– Поль, ты же понимаешь, что я не все могу тебе говорить.
– Понимаю. Так я всего и не требую. Кстати, ты кого-нибудь из наших видишь?
– Только Машку Олейникову. Юристом работает. А так... никого. Все куда-то поразъехались. Славка Пименов, говорят, в районный центр подался...
– А ты зайди на сайт «Одноклассники». Там много интересного. И наших найдешь.
– Когда мне еще в «Одноклассниках» сидеть? Я домой, знаешь, во сколько прихожу?! А ты, Казакова, это, давай... заглядывай еще как-нибудь.
Леня широко улыбнулся.
– Я тоже была рада повидаться. Заглядывать буду, тебе еще и выгонять меня придется. Пока!
Я вышла из здания РОВД и села в машину. Надо же, как повернулось! Следователь – мой однокурсник. Кто бы подумал! Да, наш Горовск – городок маленький. Но это очень даже хорошо, к Лене можно обращаться по-свойски. Я ехала домой и по дороге размышляла об услышанном. Пока дядю Колю трогать все-таки не стоит: как-никак алиби у него есть, соседка его пассии врать не будет. Какой ей резон? Эти дамочки между собой «на ножах». Но кто тогда мог обварить женщину? Леня прав: это сделал кто-то из своих. Но кто именно? Вот черт! Мне что, предстоит искать убийцу? Вообще-то мое дело не искать его, а мстить. На то я и Мисс Робин Гуд. Искать и вычислять преступников я не умею, да и не царское это дело. Что же тогда делать? А может, вообще не подписываться на это дело? В самом деле, зачем мне такая головная боль? Буду сидеть себе возле камина в кресле с книжкой и наслаждаться очередным бестселлером...
Но как же тогда Андрей? Передо мной встало лицо молодого симпатичного парня с темно-карими глазами и мужественным подбородком. Если я не возьмусь помочь ему, он будет мстить один и обязательно наломает дров. И угодит в тюрьму. Почему-то мне совсем не хотелось, чтобы так случилось. Что же все-таки делать, Полина, что?
Как бы в ответ на мой внутренний вопрос раздался телефонный звонок. Я посмотрела на дисплей: это был номер Андрея. Легок на помине! Долго жить будет.
– Алло?
– Полина, это Андрей. Здравствуйте.
– Привет.
– Полина, что вы мне скажете?
– В каком смысле?
– Вы беретесь за мое дело? Вы обещали подумать...
Ну, вот и приперли вас, Полина Андреевна. И думать некогда, надо давать ответ. Чего вы тянете время?
– Андрей, понимаете... Я тут навела кое-какие справки. У вашего дядюшки действительно есть алиби.
Молодой человек прямо взорвался от негодования. Он закричал в трубку, как будто разговаривал с глухой:
– Алиби?! А кто ему обеспечил это алиби? Его любовница! Разве ей можно верить?! Конечно, она скажет все, что угодно, лишь бы отмазать своего дорогого Коленьку от тюрьмы. Ей вообще верить нельзя. Это лживая тварь, Полина, поверьте, я знаю.
– Да, но ее соседка по коммуналке тоже подтвердила...
– Полина! Честно говоря, я вам в прошлый раз не все сказал. Просто я не знал, возьметесь вы за это дело или нет.
– А что, есть еще что-то важное?
– И притом очень важное. Но об этом – при личной встрече. Я не могу по телефону, у меня тут... В общем, Полина, давайте встретимся сегодня где-нибудь и поговорим... На этот раз я готов рассказать все подробно. Где и когда вам удобно?
– Можно в кафе.
– Хорошо, в каком и во сколько?
А он меня торопит. И напрягает. Говорит с напором, жестче, чем в прошлый раз. Так не терпится сварить дядюшку?
– В кофейне на Центральной. Вы до скольки работаете?
– На сегодня я все сделал и могу уйти пораньше. Часа в четыре.
– Тогда в половине пятого.
– Я буду ждать вас.
Он отключился.
Ну и что же интересного и очень важного готов рассказать мне сын погибшей? И почему не рассказал в нашу первую встречу? Осторожничает? «Просто я не знал, возьметесь вы за это дело или нет». А может, я вообще ни за что не возьмусь. Не люблю варить людей в кипятке. В самом деле, что за садист этот Андрей! Как бы там ни было, дядя – его родная кровь. Должно же у него быть какое-то чувство жалости к нему. «Давайте быстрее сварим дядю!» Хорош племянничек, ничего не скажешь!
