Глава 20
Половина следующего дня прошла в домашних заботах. После обеда ко мне заехала Алинка Нечаева. Как только она появилась в доме, дед сразу же ушел, даже не сказав мне, куда отправился.
– И где же ты все эти дни пропадала? – спросила я ее первым делом.
– Ездила в Москву за порошковым чаем и посудой для чайной церемонии, – сказала она, проходя в гостиную кантри.
– Ну и как, удачно?
– Очень. Кстати, я тебе разных безделушек для этой гостиной привезла. Вот на эту стену повесишь розовое опахало! А сюда поставишь позолоченную фигуру Хоттея... Поля, ты что так странно смотришь на меня? Если я не ошибаюсь, ты хотела сменить западный стиль на восточный?
– Вообще-то, эта идея пришла в твою голову, а не в мою, – заметила я. – Но я готова к экспериментам. И где же эти предметы восточной культуры? В машине?
– Нет, у меня дома. Понимаешь, я собиралась заехать к тебе вечерком, но пришлось все переиграть. Я сегодня была на конюшне. Там происходит что-то невообразимое, вот мне и подумалось, что тебе это будет интересно. Мешков рвет и мечет, уволил сторожа.
– Уволил сторожа? – переспросила я, пытаясь понять, имеет ли это отношение к похищению Агнессы, запланированному на предстоящую ночь. И если имеет, то какое?
– Ну я точно не поняла, – сказала Нечаева, с деловым видом снимая со стены панно, на котором было изображено американское ранчо, – то ли Игорь Алексеевич уже уволил, то ли грозился уволить сторожа, если тот снова спать ночью будет. Да вот еще его дочь, говорят, на море укатила, даже не известив заранее об этом своих учеников. Их родители выражают по этому поводу большое неудовольствие. Кстати, ваш Кудринцев такой подавленный, что даже смотреть на него жалко. Я его в таком упадке еще никогда не видела. Уж не знаю, из-за чего он так убивается, то ли из-за своей дочери, которой Женька подлянку устроила, то ли из-за Ритки, уехавшей на курорт.
– Наверное, здесь все вкупе, – предположила я, удовлетворенная этой новостью.
– Может быть, может быть, – задумчиво произнесла Алинка. – Знаешь, меня в Горовске несколько дней не было, Генка так соскучился, даже стал поговаривать о разводе... Но мне это совершенно не нужно. Я, наверное, с ним расстанусь... Познакомилась в поезде с таким мужчиной... Поля, ау, ты меня слышишь?
– Да, слышу. Так что там еще на конюшне происходит?
– Я ей про Фому, она мне про Ерему, – обиделась подружка и уселась в кресло. – Ничего там больше не происходит! Я тебе уже все рассказала! Ладно, тебя изменения в моей личной жизни не интересуют, но почему ты меня про чайную церемонию не спрашиваешь? Я что, только ради себя стараюсь? Тебе это действо нужно даже больше, чем мне.
– Возможно, ты права. Когда состоится первая чайная церемония?
– Я планировала ее на завтра, но Женя после моего отъезда впала в депрессию и не выполнила моих указаний. В доме у нее полный бардак, печка не отремонтирована, – Алина тяжело вздохнула. – Придется перенести мероприятие на следующую неделю.
– Жалко, конечно, но что поделаешь...
Мы поболтали с Алинкой еще с полчасика, и она уехала. Вскоре после этого пришел Вадим. Он принес партитуры музыкальных произведений, которые Александра Владимировна выбрала для своего домашнего концерта.
– Спасибо, – сказала я, но приглашать Ромашкина в дом не стала. Мне было совершенно не до него.
– Полина, а Аристарх Владиленович дома?
– Нет.
– Жаль. – Вадим еще немного помялся на крыльце и ушел, ведь в прошлую субботу я откровенно дала ему понять, что у меня есть другой.
Я бросила партитуры на тумбочку, сейчас мне было совсем не до музыки. Чем меньше времени оставалось до звонка Никите Никитину, тем больше я нервничала. Вдруг у него что-то не заладится с трейлером? А Мешков, решится ли он украсть Агнессу? Если что-то сорвется, то мне придется искать новые рычаги давления на него. Затягивать это дело дольше, чем до вторника, нельзя, иначе придется искать другого покупателя.
Чисто теоретически я разработала неплохую операцию, но вот практически на данном этапе не могла ее контролировать. Конечно, если все сорвется, это не смертельно. Но вот затраченных усилий жалко. Придется придумывать что-то новенькое. А так хотелось, чтобы неприятности сыпались на генерального одна за другой, без передышки.
Вот сегодня должно состояться позорное поражение Кудринцева-младшего в моторалли. Но сдержит ли Потап свое слово?
Ариша вернулся домой часа в четыре и сразу заметил, что я вся на нервах.
– Полетт, ну что ты? У тебя все получится. Я в тебя верю, – сказал он, обнимая меня. – Знаешь, я повертелся около конюшни, посмотрел, что там да как, послушал, о чем люди говорят...
– И что же они говорят?
– Говорят, что минувшей ночью кто-то проник на территорию конюшни. Мешков вроде бы обнаружил чьи-то следы около забора и сломанный замок на двери основного корпуса.
– Я знаю, он то ли уволил сторожа, то ли грозился его уволить. Мне Алина уже об этом рассказала. Но как раз это меня и настораживает. Мешков что-то задумал, но я не пойму, что именно.
– Полетт, тут все яснее ясного. Игорек уже начал действовать. Он создал видимость, что этой ночью кто-то проник в конюшню. Затем стал суетиться над усилением охраны... И все это для того, чтобы похищение Агнессы выглядело натурально, а подозрения пали бы на кого-то другого. Узнаю почерк Мешкова. Он из любой ситуации может найти выход.
– Дед, ты меня успокоил. Значит, можно звонить покупателю. Наш уговор остается без изменений.
– Звони, – согласился дед, – но учти, что ночью я поеду с тобой. А еще у нас будет эскорт из двух машин. Я договорился со своими приятелями, они будут нас прикрывать.
После того что произошло позапрошлой ночью, возражать деду было глупо. Группа поддержки мне была жизненно необходима. Только вот лишние глаза и уши были ни к чему.
– Полетт, не спорь со мной! Я не отпущу тебя одну в ночь, на встречу с неизвестным аферистом, – решительно заявил дед.
– Да я и не возражаю, – сказала я, чем сильно удивила Аришу.
Ровно в пять вечера, злостно пренебрегая конспирацией, я позвонила со своего мобильника Никите. Он заверил меня, что полностью готов к предстоящей операции – трейлер опробовал, карту нашей области изучил, легенду придумал, документы Любавы положил в папку. Все было o’кей. Мне не понравилось только одно – он заигрывал со мной по телефону, а меня это уже не раздражало. Возникло странное ощущение, что я знаю этого человека уже очень давно. Мне хотелось острить и кокетничать с контрагентом, о котором через несколько часов мне надо будет забыть навсегда. Только присутствие деда, забывшего про элементарные этические нормы, заставляло сохранять сугубо деловой тон.
* * *
Прозвенел будильник. Я встала, оделась и тихонько, чтобы не разбудить деда, стала спускаться по лестнице вниз. Зайдя на кухню, я вздрогнула от неожиданности – Ариша кемарил, сидя за барной стойкой. А я-то думала, что после ночной операции он лежит в своей постели и видит десятый сон.
– Полетт, ты что это встала ни свет ни заря? – спросил мой прародитель, открыв глаза.
– Уже десять часов, а у меня в одиннадцать начинаются занятия верховой ездой. Не могу отказать себе в удовольствии посетить сегодня конюшню. А ты так и не ложился?
– Похоже, что нет, – сказал дед, протирая глаза. – Я сидел, размышлял о смысле жизни...
– А что так? Неужели нельзя было поразмышлять днем? – спросила я, насыпая кофе в турку.
– Нет, днем нельзя. Тебе этого не понять.
– Ариша, а ты объясни, я постараюсь тебя понять.
– Сегодня ночью я обыграл Игоря Мешкова, это знаменательное событие. И ты хочешь, чтобы я это заспал?
– Дед, только не говори, что ты разбирал нашу операцию по косточкам, как партию в преферанс! – усмехнулась я.
– А что, если так?
– Ничего. Я тебе отчасти завидую. Ты хотел отыграться на Мешкове за все его прошлые выходки, и тебе это удалось. Ты чувствуешь себя победителем. А для меня кража Агнессы – это лишь один из пунктов моего большого плана. Мне надо играть дальше, чтобы выиграть. Кудринцев, конечно, будет опечален, потеряв любимую кобылу, но не думаю, что это окончательно сломает его. Борщинская хочет, чтобы он превратился в бомжа или в безвольный овощ, – сказала я и оглянулась назад. Дед спал, положив голову на барную стойку. Он не слышал моих последних слов.
* * *
На конюшне было тихо и спокойно, словно ночью ничего криминального там не произошло. Но ведь под утро в лесу строго в соответствии с моим планом состоялась купля-продажа Агнессы. В назначенный час мы встретились с Никитой у развилки. Со мной была группа поддержки из таких же пожилых людей, как и мой дед Ариша, но покупатель издалека не мог разглядеть их лиц. Кстати, он был заметно разочарован, увидев меня. Признаюсь, мне пришлось здорово постараться, чтобы выглядеть малопривлекательной теткой бальзаковского возраста. Курсы визажистов не пропали даром.
Мы дошли до сторожки лесника. Около нее к дереву была привязана лошадь, серая в яблоках. Никита подогнал к ней трейлер и передал мне чемоданчик с деньгами, пересчитывать которые в лесу я не стала. И правильно сделала, потому что Никитин оказался истинным джентльменом. Уже дома мы с дедом убедились, что все было в ажуре. Я отсчитала столько, сколько ушло на накладные расходы, а оставшуюся часть поделила надвое. Мне вдруг пришло в голову, что надо оказать материальную поддержку не только местному детскому дому, но и Борщинским. Дед мое решение одобрил.
Ночная операция прошла без сучка без задоринки. А утром на конюшне никто не бил в колокола. Неужели в лесу была не Агнесса, а похожая на нее кобыла, которую Мешков купил где-то по случаю? Если у Кудринцева украли лошадь, то, по идее, здесь должна была работать оперативно-следственная бригада, но ее не было. Наверное, пропажа Агнессы пока не обнаружена, или Мешков все-таки подсунул мне другую лошадь? Как бы Никита не предъявил мне заслуженные претензии...
– Полина, вы пришли? – удивился Кныш. – А я думал, что вам хватило одного раза.
– Петр Николаевич, вы ошиблись. Я очень целеустремленная. Пока не научусь держаться в седле, не успокоюсь. К тому же я уже скучаю по Спартаку.
– Да, к лошадям можно сильно привязаться. Скажу вам по секрету, сегодня ночью здесь ЧП произошло...
– Какое?
– Пропала Агнесса. Помните, я вам в прошлый раз ее показывал? Лошадь принадлежала директору кирпичного завода.
– Да, помню, такая серая с роскошной гривой, да?
– Да, она самая. Я, кажется, вам говорил, что несколько лет назад Кудринцев купил ее по дешевке у одного военного в отставке. Урсуляк позарез нуждался в деньгах, вот он и продал Агнессу за полцены. Многие говорят, что он потом сто раз пожалел об этом.
– То есть вы хотите сказать, что Урсуляк украл свою кобылу? – спросила я, немало удивившись такому повороту событий.
– Я не знаю, так оно или не так, но Кудринцев, как узнал о пропаже Агнессы, решил, что это ее бывший хозяин к этому руку приложил. Он сейчас к нему поехал, выяснить, так ли это, – сообщил мне Кныш.
Сначала я обрадовалась, что нашлось более или менее правдоподобное объяснение того, кому понадобилась именно эта кобыла. Бывший хозяин вполне мог так отомстить Кудринцеву за то, что тот когда-то воспользовался его тяжелым материальным положением. Потом я решила, что эту версию, скорее всего, подбросил Владимиру Дмитриевичу Мешков, желая выгородить себя. Я приуныла, ведь генеральный мог сорвать свое зло на человеке, не имеющем к исчезновению Агнессы никакого отношения...
Спартак встретил меня приветливо. Он уже не скалил зубы, когда я гладила его по морде. Из седла сбрасывать меня он уже не пытался, за что я ему была очень благодарна. Наше второе свидание прошло на самом достойном уровне.
Из конюшни я поехала в Карасевку. Уж очень мне хотелось побывать на деревенском рынке и воочию увидеть Аронкину за прилавком. Одна торговка уже издалека показалась мне похожей на Надежду Степановну. Во всяком случае, габариты были те же. Но вот стиль одежды действительно никак не вязался с тем, что прочно укоренился в моем сознании. Начальница отдела кадров в линялом ситцевом платье и старушечьем платке – это просто карикатура какая-то! Если у меня еще и оставались сомнения, то только до той минуты, пока она не открыла рот. Голос Аронкиной я не могла бы перепутать ни с одним другим:
– Налетай! Покупай! Яблоки сочные, ароматные!
Спрятавшись за толстый ствол дерева, я достала из сумки видеокамеру и нацелила ее на Надежду Степановну. Торговля у нее шла весьма бойко. Соседки по прилавку даже поглядывали на нее с откровенной завистью. Сняв трехминутный ролик, я убрала камеру и поехала домой.
Дома меня ждал сюрприз. Ариша сообщил, что видел по телевизору репортаж с моторалли.
– Я тут записал фамилии, чтобы не забыть, – сказал дед и надел очки. – Кубок мэра достался Коваленко, символическое второе место занял Петров, а третье – Аронкин. О Кудринцеве не было сказано ни слова, но я видел, что гонщик с цифрой пятнадцать на шлеме пришел девятым. Ему пришлось в пути мотоцикл ремонтировать.
– Ай да Потап! Сдержал-таки обещание! – возликовала я. – Надо будет съездить сегодня к памятнику Калинина и произвести окончательный расчет с байкерами. Знаешь, дед, а ведь сегодня последний день моего отпуска...
* * *
– Полетт, просыпайся, на работу опоздаешь, – сказал Ариша, осторожно прикоснувшись к моему плечу. – Будильник уже два раза звонил. Дочка, ты случаем не заболела?
Я с трудом приоткрыла глаза и снова закрыла их. И как только дедуля играет по ночам, да еще умудряется выигрывать? У меня было несколько бессонных ночей, и теперь я не могу встать. Надо же было вчера кататься с Потапом по ночному Горовску!
– Нет, не заболела, просто не выспалась. Я еще полежу немного, ладно? – попросила я. – Глаза слипаются. И вообще, не хочу идти на работу. Пошла она к черту!
– Интересное дельце! Впервые вижу, чтобы ты так капризничала.
– Разве я не имею права на этот каприз? – спросила я.
Ариша ничего не ответил и пошел вниз. Я продолжала лежать. Сна уже не было, но ехать на завод действительно не хотелось. Может, уволиться? Хорошая идея – заявиться в отдел кадров часикам к десяти и демонстративно положить перед Аронкиной заявление об увольнении! А почему нет? Меня там ничто не держит. Жизнь так коротка, так зачем же заниматься тем, что совершенно не нравится? Незачем. Как сказала Алинка, уважение к собственным чувствам делает нас счастливыми. Она права. Но что я буду делать, если уволюсь с «Красного Октября»? Хороший вопрос. Над ним надо серьезно подумать, но чуть позже. Хочу я этого или нет, но идти на работу все равно нужно. Пока месть Кудринцеву не свершилась, надо быть к нему ближе.
На заводе меня ждала страшная новость. Ее принесла мне Лера Гулькина.
– Поля, скажу тебе по секрету, – сказала она, перехватив меня на проходной и отведя в сторону, – Владимир Дмитриевич с тяжелой черепно-мозговой травмой попал в первую городскую больницу.
– А что с ним случилось? – осведомилась я.
– Вообще-то, я дала себе слово, что буду держать язык за зубами, но тебе, так и быть, скажу. У Кудринцева украли лошадь, он решил, что это сделал ее бывший хозяин.
– У него была лошадь? – Я сделала вид, что страшно удивлена.
– Да, оказывается, была. Я сама об этом ничего не знала. Владимир Дмитриевич поехал к прежнему хозяину и устроил разборку. В итоге они оба попали в больницу. Но у того человека перелом руки, а у нашего директора тяжелейшая травма головы. Врачи не гарантируют, что он выживет, а если и выживет, то уже не станет прежним, – кассирша повертела пальцем у виска. – Вот такие дела!
– То есть наш директор снова полез в драку и на этот раз получил достойный отпор, – я была настолько ошарашена Леркиной информацией, что стала размышлять вслух.
– Почему снова? Разве он уже с кем-то дрался? – удивилась Гулькина.
– Нет, не знаю, я что-то не то ляпнула. Просто не могу поверить в произошедшее, – отболталась я. – Лера, а ты-то откуда все это знаешь? Неужели на заводе уже такие слухи циркулируют? Странно, ведь рабочий день только начался.
– Что ты, на заводе если кто и знает об этом, то лишь Аронкина. Она ведь родственница Кудринцева и его правая рука. Но Надежда Степановна до последнего будет молчать об этом. Ты же ее знаешь. А мне соседка об этом рассказала, она как раз в первой городской больнице работает. Они оба туда вчера поступили – и наш директор, и тот мужик, с которым Владимир Дмитриевич подрался, – шепотом говорила Гулькина. – Я уж не помню, как его фамилия, странная она какая-то. Вот второй и рассказал про лошадь, ставшей яблоком раздора. Он же в сознании... Поля, ну как насчет Вадима?
– Ой, Лера, я совсем забыла. Его мамаша передала мне ноты, – я достала из сумки папку.
Гулькина взяла партитуру с пресной улыбкой на губах. Заглянув в нее, она окончательно приуныла и сказала:
– Знаешь, Поля, а у меня скрипки больше нет. Мама, оказывается, ее недавно продала. И вообще, может, ты мне другого жениха подыщешь? Этот мне как-то не очень...
– А почему?
– Ну я тут подумала, у него ребенок от первого брака, мама – инвалид, но с запросами... Нет, это не для меня.
– Ладно, я на этой кандидатуре не настаиваю, – с облегчением сказала я.
Откровенно говоря, я и не надеялась, что это сватовство окажется удачным. Мне волей-неволей приходилось поддерживать эту тему, чтобы во время отпуска черпать у Лерки информацию о том, что происходит на заводе.
Поговорив с Гулькиной, я пошла в отдел кадров увольняться, но оказалось, что Аронкиной на месте нет. Я сразу же предположила, что она – в больнице у Кудринцева. Девчонки, ее подчиненные, сказали мне, что Надежда Степановна будет после обеда.
В обеденный перерыв я поехала в офис местного кабельного телевидения «Спутник». Там я заказала трансляцию видеоролика с карасевского рынка. Ближайший месяц трижды за вечер он должен будет выходить в эфир в рекламных паузах самых рейтинговых телепередач. Вот уж удивятся заводчане, когда увидят Аронкину во всей своей красе!
Вернувшись на завод, я снова зашла в отдел кадров и отдала заявление на увольнение. Надежда Степановна была в таком удрученном состоянии, что даже не поняла, что за бумагу я ей отдала. По ее глазам катились крупные слезы...
