Книга: Фиалки в марте
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3

Глава 2

Первое марта
Великолепие острова Бейнбридж видно сразу, даже темнота не помеха. Пока паром пересекал Орлиную бухту, я смотрела на галечные берега и крытые дранкой дома, которые отважно цеплялись за склон холма. Залитые оранжевым светом комнаты манили, словно люди в них специально оставили место для гостя, когда собрались вокруг камина выпить вина или горячего какао.
Общество на острове довольно разнородное, и жителям это нравится. Мамаши, разъезжающие на автомобилях «вольво», пока мужья-чиновники работают в Сиэтле, куда ходит паром, художники и поэты, ищущие уединения, горстка знаменитостей. По слухам, Дженнифер Энистон и Брэд Питт до развода владели девятью акрами земли на западном побережье, и все знают, что несколько актеров комедийного сериала «Остров Гиллигана» тоже здешние. В общем, подходящее место, чтобы затеряться.
С севера на юг остров тянется всего лишь на десять миль, но по ощущениям это целый континент. Здесь есть бухты и заливы, гроты и отмели, винодельня, ягодная ферма, ферма по разведению лам, шестнадцать ресторанов, кафе, где подают домашние булочки с корицей и вкуснейший кофе, а еще рынок, на котором среди всего прочего можно найти местное малиновое вино и свежесобранный мангольд.
Я глубоко вздохнула и посмотрела на свое отражение в иллюминаторе — на меня глядела суровая усталая женщина, нисколько не похожая на девчонку, которая давным-давно впервые приехала на остров. Я поникла, вспомнив, что произошло несколько месяцев назад, когда мы с Джоэлом собрались поужинать с друзьями. Уже в дверях он окинул меня критическим взглядом и спросил: «Эм, ты что, забыла накраситься?»
Ничего я не забыла, вот только зеркало в прихожей отразило бледную тусклую кожу. Высокие скулы, которыми в семье могу похвастаться только я — видно, унаследовала от молочника, как шутит мамуля, — даже они, неоспоримое достоинство, выглядели ужасно. И вся я тоже.
Паром остановился, и я шагнула на трап. В воздухе витал запах моря, отработанного паромного топлива, гниющих моллюсков и хвои; точно так же здесь пахло, когда мне было десять.
— Его бы в бутылки укупоривать, — заметил мужчина сзади.
Выглядел он лет на восемьдесят, если не больше. В коричневом костюме, с очками в толстой оправе, которые болтались на шее, он напоминал профессора, симпатичного и добродушного, вроде плюшевого мишки. Я не сразу поняла, что он обращается ко мне.
— Воздух, — подмигнув, пояснил он. — Его нужно укупоривать в бутылки.
— Точно, — кивнула я. — Не была здесь лет десять и, похоже, забыла, как мне его не хватало.
— О, так вы нездешняя?
— Нет, приехала на месяц.
— Тогда добро пожаловать. Вы к кому-нибудь в гости или ищете приключений?
— К тете. Ее зовут Би.
Старик ошеломленно уставился на меня.
— Би Ларсон?
Я едва заметно усмехнулась. Можно подумать, на острове есть еще одна Би.
— Да. Вы ее знаете?
— Конечно! — ответил он, словно констатируя общеизвестный факт. — Она моя соседка.
Я улыбнулась. Мы дошли до причала, но машины Би не было видно.
— Когда я вас увидел, мне показалось, что мы где-то встречались, и…
Мы одновременно повернули головы, услышав знакомый стрекот «фольксвагена». Би ездит слишком быстро для своего возраста, вернее, просто слишком быстро. От восьмидесятипятилетней дамы ждешь если не страха перед педалью газа, то хотя бы уважения, но к Би это не относится. Она притормозила в нескольких дюймах от наших ног.
— Эмили!
Би выбралась из машины и распахнула объятия. На ней были темные джинсы, слегка отвисшие на заду, и бледно-зеленая блузка. Би — единственная женщина в возрасте, которая одевается как двадцатилетняя девушка, вернее, как двадцатилетняя девушка из шестидесятых. Ее блузка пестрела узором «пейсли».
К горлу подкатил ком, когда мы с Би обнялись. Я не заплакала, у меня всего лишь перехватило горло.
— Я как раз говорила с твоим соседом… — начала было я и вдруг поняла, что не знаю его имени.
— Генри, — улыбнулся старик, протягивая руку.
— Приятно познакомиться. А я Эмили. — Мне тоже показалось, что я его где-то видела. — Погодите, мы ведь встречались?
— Вы тогда были еще ребенком.
Он удивленно покачал головой, глядя на Би. Та торопливо прошла мимо него.
— Детка, нужно поскорее отвезти тебя домой. Уже два часа ночи по нью-йоркскому времени.
Несмотря на усталость, я не забыла, что багажник у «жука» находится спереди, и загрузила туда свои вещи. Би завела мотор, я оглянулась помахать на прощанье Генри, но он уже ушел. Странно, что тетя не предложила по-соседски его подвезти.
— Хорошо, что ты приехала, — сказала Би.
Она прибавила скорость, отъезжая от причала. Ремни безопасности не работали, но какая разница? Здесь, на острове, рядом с Би, мне было хорошо и спокойно.
Я смотрела в окно на усеянное звездами зимнее небо. Извилистый спуск вел к берегу залива, крутые повороты воскрешали в памяти Ломбард-стрит в Сан-Франциско, одну из самых кривых улочек в мире. Ни одна канатная дорога не смогла бы пробраться сквозь лабиринт рощиц, которые расступались, открывая вид на дом Би. Даже если любоваться им каждый день, все равно дух захватывает при взгляде на белый особняк в колониальном стиле с черными ставнями на окнах. Дядя Билл уговаривал Би выкрасить ставни в зеленый цвет, мама предлагала синий, но Би считала, что если уж дом белый, то ставни должны быть черными.
Я не видела ни зарослей цветущей сирени, ни роскошных рододендронов, что сохранились в моей памяти, не могла определить, прилив сейчас или отлив, но даже глубокой ночью остров, казалось, искрился радостью, словно его не коснулось время.
— Вот мы и приехали, — сообщила Би, затормозив так резко, что я вцепилась в сиденье. — Знаешь, что нужно делать?
Я догадывалась.
— Опусти ноги в залив. — Би показала на прибрежную полосу. — Морская вода очень полезна.
— Завтра, — с улыбкой ответила я. — Сейчас мне бы только добраться до дивана.
— Ладно, детка. Я скучала по тебе.
Она заправила мне за ухо выбившуюся прядь волос. Я поймала ее ладонь и крепко сжала.
— Я тоже.
Вытащив из машины багаж, я зашагала вслед за Би по кирпичной дорожке к дому. Би жила там задолго до того, как вышла за дядю Билла. Она училась в колледже, когда ее родители погибли в автокатастрофе, оставив единственной дочери значительное состояние. Би совершила только одну крупную сделку — приобрела огромный особняк с восемью спальнями, который пустовал много лет. Еще с сороковых годов прошлого века местные спорят, какой поступок Би был эксцентричнее: покупка огромного дома или его переустройство изнутри и снаружи. Почти во всех комнатах большие створчатые окна выходят на залив и по ночам скрипят под порывами ветра. Моя мама говорит, что этот дом слишком велик для женщины, у которой нет детей. Думаю, матушка просто завидует — сама она живет в одноэтажном коттедже с тремя спальнями.
Высокая входная дверь заскрипела, когда мы вошли в дом.
— Проходи в комнату, — велела Би. — Сейчас разожгу огонь и принесу выпить.
Она стала укладывать поленья в камин, и мне вдруг подумалось, что это я должна за ней ухаживать, а не наоборот. Но я слишком устала, и у меня болели ноги. Все болело.
— Забавно, столько лет живу в Нью-Йорке и ни разу тебя не навестила, — заметила я, покачав головой. — Тоже мне племянница!
— Ты была занята другими делами. К тому же, когда пора возвращаться, судьба найдет способ тебя вернуть.
Я вспомнила надпись на открытке. Если вдуматься в слова, под судьбой Би подразумевала мои жизненные неудачи, но она желала мне добра. Я оглядела гостиную и вздохнула.
— Джоэлу здесь понравилось бы. Жаль, что мне так и не удалось заставить его отложить на время работу и приехать сюда.
— Вот и прекрасно.
— Почему?
— Вряд ли бы мы поладили.
Я улыбнулась. Би терпеть не может притворство, а для Джоэла оно вторая натура.
— Это точно.
Би выпрямилась и ушла на веранду, которую на гавайский манер называла «ланаи», к бару с напитками. Почти со всех сторон пространство веранды ограничивали огромные окна, и лишь с одной была сплошная стена, где висела большая картина. Я вспомнила о своей — перед отъездом из Нью-Йорка я сунула ее в чемодан. Надо бы расспросить Би, но торопиться не стоит. Я давно поняла, что в жизни Би много запретных тем, и живопись лишь одна из них.
Как-то раз, когда мне было пятнадцать, мы с моей кузиной Рэйчел пробрались в ланаи, открыли заветный шкафчик с темными плетеными дверцами и выпили по четыре стопки рома, пока в другой комнате взрослые играли в карты. Помню, как мне хотелось, чтобы веранда перестала кружиться. С тех пор я больше не пью ром.
Би вернулась с двумя бокалами «Гордон грин» — огуречный сок, смешанный с соком лайма, немного джина, сахарный сироп и щепотка морской соли.
— Ну давай, рассказывай.
Я сделала глоток и подумала, что рассказывать-то и не о чем. Ни одной мысли. В горле снова встал ком. Я открыла рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, однако слова не шли, и я уставилась на свои колени. Би понимающе кивнула.
— Все ясно.
Мы сидели молча и глядели на завораживающие языки пламени до тех пор, пока у меня не отяжелели веки.
Второе марта
Не знаю, что разбудило меня утром: то ли волны, которые обрушивались на берег с таким грохотом, что казалось, будто бы море стучится прямо в дверь, то ли аппетитный запах из кухни — пахло блинчиками. Никто уже не ест на завтрак блинчики, по крайней мере, взрослые точно не едят, тем более в Нью-Йорке. Возможно, я проснулась от дребезжания мобильника: он трезвонил между диванных подушек. Ночью я так и не дошла до гостевой спальни: свалилась от усталости. Или перенервничала. А может, все вместе.
Откинув одеяло, которым меня заботливо укрыла Би, я заметалась в поисках телефона. Звонила Аннабель.
— Привет! Хочу узнать, как ты добралась. Все в порядке? — весело сказала она.
Честно говоря, порой я искренне завидую Аннабель. Жалею, что не могу, как она, дать волю чувствам и хорошенько выплакаться. Видит бог, мне бы это не помешало.
Сейчас Аннабель на месяц переселилась ко мне — ее соседи сверху решили научиться играть на трубе.
— Кто-нибудь звонил? — с надеждой спросила я.
Конечно, она поняла, кого я имею в виду. Довольно жалко с моей стороны, но мы с Аннабель уже давно не стесняемся выглядеть несчастными друг перед другом.
— К сожалению, нет.
— Ну и ладно. Как ты там?
— Нормально. Сегодня утром встретила в кафе Эвана.
Эван — бывший парень Аннабель, тот, за которого она не вышла, потому что он не любил джаз; впрочем, других причин тоже хватало. Давайте-ка по порядку… Он храпел. И ел гамбургеры — серьезный недостаток, ведь Анни вегетарианка. Да, еще имя. Нельзя выходить замуж за человека по имени Эван.
— Вы говорили?
— Вроде того. — Голос подруги вдруг стал отстраненным, словно она делала два дела одновременно. — Правда, вышло по-дурацки.
— Что он сказал?
— Познакомил меня со своей новой пассией, Вивьен.
Аннабель произнесла имя девушки, как будто это было название заразной болезни вроде чесотки или стафилококковой инфекции.
— А ты, случаем, не ревнуешь, Анни? Вспомни, ведь это ты его бросила.
— И нисколько не жалею.
Так я и поверила!
— Анни, я знаю Эвана. Если ты позвонишь ему прямо сейчас и скажешь, что чувствуешь, он твой. Он до сих пор тебя любит.
В трубке молчали, словно подруга размышляла над моими словами.
— Алло, Анни, ты там?
— Угу. Прости, отвлеклась. Курьер принес посылку, нужно было расписаться. У тебя всегда так много почты?
— Значит, ты ничего не слышала?
— Прости. Что-то важное?
— Нет, — вздохнула я.
Аннабель считает себя неисправимым романтиком, но ни это, ни ее социологические исследования не помешали ей достичь немыслимых высот в умении разрушать отношения, когда дело касается любви.
— Ладно, позвони, если захочешь поболтать, — сказала она.
— Обязательно.
— Я тебя люблю.
— А я тебя. Да, не смей трогать мой увлажняющий крем от Лауры Мерсье! — полушутя-полусерьезно предупредила я.
— Постараюсь, но только если пообещаешь хорошенько выплакаться.
— Договорились.

 

Выйдя на кухню, я с удивлением обнаружила, что Би там нет и никто не хлопочет. Зато на столе меня ждали блинчики, маленькая стопка ломтиков бекона и банка домашнего малинового варенья. Радом лежала записка:

 

«Эмили!
У меня дела в городе, не хотела тебя будить. Оставляю тарелку твоих любимых гречневых блинчиков и бекон (разогрей в микроволновке, сорок пять секунд на максимальном режиме). Вернусь после обеда. Я отнесла твои вещи в комнату в конце коридора, располагайся. Обязательно погуляй после завтрака. Залив сегодня великолепен.
С любовью,
Би».
Я посмотрела в окно. И правда, серо-голубая вода, пестрая полоса берега с песчаными и каменистыми участками вперемешку — просто дух захватывает! Захотелось побежать туда прямо сейчас и собирать ракушки, переворачивать камни в поисках крабов или сбросить одежду и доплыть до буйка, как когда-то в детстве. Погрузиться в таинственную и прекрасную морскую пучину. На какую-то долю секунды я почувствовала себя живой, но это ощущение сразу исчезло. Я полила блинчики вареньем и принялась за еду.
Кухонный стол выглядел совсем как раньше: желтая клеенка с ананасами, салфетница, украшенная ракушками, кипа журналов. Би читает каждый номер «Нью-Йоркера» от корки до корки, потом вырезает понравившиеся статьи и отсылает мне, предварительно обклеив бумажками с комментариями. Сколько раз я твердила ей, что сама выписываю журнал… Би не переубедишь.
Я засунула тарелку в посудомоечную машину, вышла в коридор и стала открывать все двери подряд, пока не нашла комнату, куда Би отнесла мои сумки. Странно, в детстве я часто навещала Би, но ни разу не заходила в эту комнату, словно ее вообще здесь не было. Впрочем, у Би есть обыкновение запирать некоторые комнаты, и мы с моей сестрой Даниэль до сих пор не понимаем зачем.
Да уж, эту спальню я бы не забыла. Розовые стены, самый ненавистный для Би цвет. Мебели немного — кровать, комод, тумбочка и большой шкаф. Выглянув в окно, которое выходило на западную сторону залива, я вспомнила, что Би предложила погулять. Распакую вещи позже, решила я, и отправилась на берег, не в силах сопротивляться его притяжению.
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3