Глава 12
Весна – лето 453 г. Паннония – Доброгастово
Привет участникам!
Гунны спокойно ушли, переправившись через Секвану-реку. Не Керновия вела их, не через Бибракте и земли эдуев – на радость монастырю и матушке Арнавии – пробирались неисчислимые орды, вытесненные, но вовсе не побежденные. Шли по цветущим долинам лингонов, пробирались пустынными плоскогорьями левков, синими теснинами высоких гельветских гор, могучие вершины которых сверкали от снега. Поспешали – в оставленных областях свирепствовала чума, по большому счету, именно это и вынудило Аттилу покинуть Галлию.
Керновия осталась в Августобоне, не одна – со Скорькою, раненого парня нельзя было взять с собой, он просто не вынес бы путешествия, умер в пути. А Керновия заявила, что вылечит.
С тяжелым сердцем Радомир простился с обоими. Скорька пытался шутить, хорохорился – мол, придет время, и встретимся, однако князь точно знал – никакой встречи не будет. И от этого было вдвойне горше, все-таки этот юный воин был славным и верным парнем, да и Керновия заслуживала всяческого уважения.
– Мы переждем немного в Августобоне у моих старых друзей, а потом… Потом, как бог даст. Может быть, уйдем в Бибракте, а может – на Лигер-реку. Там у нас есть у кого остановиться. Звали.
Девушка говорила на ломаной латыни, обильно пересыпая речь местными галльскими словами, но хевдинг все понял. Улыбнулся:
– Звали? Амбрионикс и его девушка…
– Глезия. Так ее зовут. Да, может быть, мы и проведаем их. Но сначала я поставлю его на ноги.
О, каким довольным, несмотря на тяжелую рану, выглядел при этом Скорька!
Господь даст – поправится, юноша он крепкий, а галлы умели лечить.
Керновия и Скорька отправились в Августобону на барке, вниз по реке, и, стоя по колено в тронутой солнцем воде, Рад долго махал им вслед, до тех пор, пока лодка не скрылась наконец за излучиной. Грустно было. Рана тяжелая да еще и – чума. Правда, Керновия очень серьезно заявила, что от чумы они спасутся молитвой. Ну, дай-то Бог!
Путь оказался трудным – хорошо, что не взяли раненого – сначала шли плоскогорьем, затем показались горы, синие, темно-красные, пурпурные, с отливающими голубыми снегами вершинами. Кончилась провинция Галлия, начался Норик, славившийся разведением лошадей. Горы постепенно становились все ниже, словно таяли на ярком весеннем солнышке, показалась зеленая, уходящая далеко к югу долина, и город на широкой реке. Белоснежные портики, храмы, мощные стены…
– Виндобона, – не слезая с лошади, узколицый оват Оллам Гийот приложил ладонь ко лбу, защищая глаза от бьющего солнца.
Обернулся, посмотрев на следовавших за ним воинов:
– Передайте своему повелителю, великому господину Аттиле – как и обещал, я провел его самым прямым путем. Паннония – перед вами!
Да уж, прямым, – хохотнул здоровенный верзила с рыжеватой бородкою, приставленный к проводнику для охраны. – Сколько кругами ходили, помнишь?
– Так было нужно, – мрачно усмехнулся оват.
Зеленый, как первая весенняя трава, плащ его трепетал за спиною. Оллам Гийот хмурился и вовсе не считал нужным скрывать свое плохое настроение от этих дикарей гуннов. Друид Фримаск, с которым он давно уже должен был встретиться, что-то запаздывал. Быть может, убит? И напрасно теперь ждать. Так это, верно, и к лучшему… лишь бы теперь убраться подальше от гуннов.
– На колени!!! – хрипло воскликнул верзила, и оват поспешно спешился, почтительно упав наземь при виде подъехавшего на белом жеребце повелителя… чем-то напоминавшего обычного сельского пьяницу, давно заложившего Бахусу душу и тело. Широченные плечи, кривоватые ноги, круглое курносое лицо с небольшой кучерявой бородкою, курносый мужицкий нос. Издали поглядеть – и впрямь, деревенщина! Однако, если в взглянуть в глаза… Глаза были страшные, темные, с некой мрачной мутью, они жгли и пронизывали насквозь. Очи повелителя полумира.
– Ну? – нахмурившись, Аттила задал тот самый вопрос, которого так боялся Оллам Гийот, боялся и все-таки ожидал:
– И где же твой друид? Где бургундская дева?
– Думаю, он скоро будет в Паннонии, повелитель. Может быть, давно уже здесь.
– Может быть? – гуннский властелин саркастически скривился. – Кажется, он обещал давно уже появиться. Видать, не смог отыскать деву. Солгал. А ты знаешь, что бывает за ложь?
– Подожди еще немного, повелитель! – вытянулся в дорожной грязи оват.
– Хорошо, – Аттила покладисто кивнул и неожиданно рассмеялся, посмотрев на почтительно внимавшего разговору верзилу. – Следи за ним понадежней, мой верный Велегор, как бы этот мерзкий колдун раньше времени не сбежал.
– У меня не сбежит, – подбросив на руке увесистую секиру, угрюмо хмыкнул воин. – Господин…
– Что еще? – уже поворотив коня, оглянулся правитель.
– Мои воины люди только что донесли: навстречу нам, по римской дороге, кто-то едет. Целый караван!
– Караван?
– Да, мой конунг. С повозками и надежной охраной.
– Видимо, боги отняли у этих купцов разум, – Аттила задумчиво усмехнулся. – Либо – это наши купцы.
– Вот скачет мой воин! – услыхав стук копыт, Велегор с поспешностью оглянулся. – Видать, с вестью.
Всадник быстро приближался и вот уже, завидев самого повелителя, поспешно спрыгнул с коня, склоняясь в глубоком поклоне.
– Что случилось, Серый Карась? – по-словенски спросил Велегор. – Почему ты осмелился побеспокоить великого?
– Я только хотел доложить. Тот купец… он вовсе не купец.
Начальник охраны вскинул глаза:
– Не купец? А кто же?
– Говорит, повелитель его хорошо знает. Он назвал себя – друид Фримаск.
– Друид Фримаск?
О, с какой радостью и облегчением забилось при этих словах злобное сердце Оллама Гийота!
– И что ему надо, этому… Фримаску?
– Он сказал, что привез обещанное.
– Повелитель, – Велегор повернул голову…
– Не надо переводить, – махнул рукой Аттила. – Я знаю язык народа словен… А твой господин таки объявился! – сказал он уже по-готски, посмотрев на овата. – Правда, что-то поздно. Что скажешь, херцог? – повелитель гуннов посмотрел на свою свиту, на подавшегося вперед Варимберта, скакавшего верхом на сером коне.
– Potius sero, quam nunquam, мой господин, – херцог отозвался, не задумываясь. – Что в переводе с латыни значит…
– Знаю! Лучше поздно, чем никогда. Так поспешим же! – взвив коня на дыбы, Аттила махнул плетью. – Все же не терпится посмотреть на нее.
– На кого же, мой конунг?
– На бургундскую деву! Наконец-то мне ее привезли.
На устроенный повелителем пир созвали всех вождей, от херцогов и эрлов до хевдингов, даже некоторые особо отличившиеся десятники и простые воины – и те были приглашены. Естественно, эдакая прорва нарожу – больше ста человек – в знаменитом деревянном дворце Аттилы не поместилась. Пировали прямо во дворе. Еще с раннего утра начали готовить: жарили, парили, варили, выпекали хлебы. Пиво уже было приготовлено загодя, а вино доставили из Карнунтума и Виндобоны. Хорошее римское вино, которое, в общем-то, не очень-то любили гунны да и германцы с галлами не особенно жаловали. Первые предпочитали обходиться кумысом и ягодной бражкой, последние – забористой медовухой и пивом.
– А подай-ка мне во-он того налима, с пыреем и чесноком, – сидевший рядом с Радомиром верзилушка Велегор протянул руку. – Что-то мне никак не достать.
– Изволь, – выхватив рукой из большого деревянного блюда скользкую, но вкусную рыбину, хевдинг протянул ее собутыльнику. – Возьми, пожалуй, ешь.
– Не обижаешься на меня за своих парней? Скажи – ведь даны вовсе их не хуже!
– Не хуже, – улыбнулся Рад. – Лучше даже.
– Ну-у, лучше. Это уж ты хватил! Ладно, не буду спорить, давай-ка лучше выпьем. За нашу с тобой дружбу!
Снова, в который раз уже, сдвинулись кружки – огромные, литра по полтора-два. Вообще-то, Радомир не хотел сегодня пить, тем более – напиваться, а ведь к этому все шло, и, самое главное, никак не откажешься. Ну, как с боевыми товарищами за дружбу не выпить? Обида. А обида легко перерастет в ссору. А ссора – в поединок, скандал. Оно Радомиру надо? Ему другое надобно – корона бургундов! Такой удобный случай представится еще не скоро, если вообще представится. Грубо говоря – сечь поляну нужно, чтоб, улучив момент… В общем, спереть эту чертову корону, похитить – за тем, собственно говоря, Родион сюда и явился.
А как до короны добраться? Вдруг ее Аттила и не оденет? Значит, тогда в доме, во дворце надобно поискать.
Уже начинало темнеть, и слуги зажигали факелы и светильники, а повелитель гуннов, как назло, так еще и не появился. Этак можно и не дождаться, упасть мордой в блюдо да захрапеть, как многие уже сделали.
– Так выпьем же за дружбу, о, славный хевдинг!
– Так пили уже за дружбу, Валик!
Велегор, однако, не отставал: усмехнулся, погрозил пальцем:
– За дружбу и сто раз выпить не грех!
– Совершенно с тобою согласен.
А что еще ответить-то? Разве что не пить, так, пригублять… так уже напригублялся – с полудня-то тут сидеть! Медовухи Рад, конечно, не пил, да бражка, зараза, оказалась забористой, пиво – крепким и чересчур сытным, а вино – по варварской традиции – неразбавленным. Не хочешь – упьешься, и не заметишь как.
– Где же наш конунг? Почему не выходит к народу? Почему пустует этот прекрасный трон?
– Выйдет! – опростав кружку – кажись, уже десятую, силен мужик! – Велегор выпятил богатырскую грудь и, обняв Рада за плечи, расхохотался: – Обязательно выйдет, хевдинг! Выпьет с нами, и еще самолично проследит, чтоб никто трезвым на пиру не остался. На то и пир.
– Оно так, ясно. Да кто тут трезвый-то? Может, ты?
– А?! Не-е-е…
– И я – нет. Нет тут трезвых и не должно быть. Кстати, я слыхал, твои воины сегодня стоят на страже в деревянном дворце.
– Х-ха! У самой опочивальни. Мои! Ну, эти… бывшие твои.
– А-а-а! Серый Карась с Горностом.
– Славные воины.
– Увы, они сейчас трезвые.
– Кто тебе сказал, друже? – Велегор громко расхохотался. – Я лично принес им добрую корчагу браги!
– Так это ты мало принес. Всего-то корчажину – на один зуб.
– Думаешь, и вправду – мало?
– Мало, мало. То так.
– Тогда это… Пойду еще отнесу.
– Ты щедрый парень, Валик!
– А то ж!
Пошатываясь, Велегор прошел во дворец, прихватив с собой изрядный кувшинец с чем-то хмельным. Радомир оглянулся в поисках добрых знакомых. Заметив, помахал рукой Миуссу, подозвал. Парнишка лишь пригубил:
– Нельзя пока мне, да. Рану травою лечу. В другой раз давай, а?
– Знаю о твоей ране. Пью за то, чтоб заживала быстрей. Слушай, Миусс, друг, ты купца Евсевия помнишь? Ну, я еще вас знакомил там, в Галлии.
– А-а-а! Так он и сюда за нами шел, да. Товары вез в повозке, невольников гнал.
– А нынче барку нанял. Не в службу, а в дружбу: ты б его нашел да сказал – мол, согласен князь.
– Скажу, – кивнув, гунн поднялся. – Пойду уже я. Пора.
– Прощай, друже… – встав, хевдинг осторожно, стараясь не зацепить все еще бередившую рану, полученную в недавней битве, обнял парня, похлопал по плечу. – Прощай.
Славный парень этот Миусс… пусть поможет ему Господь. И все боги.
Вскоре, после ухода гунна, вернулся из деревянного дворца Велегор, уселся, шумно дыша.
– Напоил!
– Молодец! Истинный вождь – щедрый на кольца! Да… пора бы конунгу объявиться. Слышь, Валик, а он при полном параде выйдет?
– Чего?
– В смысле – с короной? Есть у него корона-то?
– А как же! Бургундская! А трон этот – лангобардов.
– Что ж не идет повелитель-то?
– Сейчас выйдет… Вон-вон! Идет!
Бражничающая толпа взревела, увидев в оранжевом свете факелов своего грозного предводителя, возникшего из ночи, словно призрак. Надо сказать, на этот раз Аттила выглядел вполне представительно: невысокий рост его не был столь уж заметен среди сидевших и уже валявшихся на траве людей, кривоватые ноги скрывали широкие штаны, а круглое лицо похабника-крестьянина зрительно удлиняла корона, напяленная немножко кривовато, набекрень. В спешке надел? Или это просто такой гуннский шик?
– Слава повелителю! Слава!
Аттила милостиво кивнул и улыбнулся, усевшись на трон. Слуги поспешно передали ему золотой кубок и яства.
– Пью за вас, мои верные воины! – встав, повелитель высоко поднял кубок. – Ибо без вас не было бы моих побед и вообще – меня. Верю – наши победы не кончились, и мы не раз еще потрясем и Галлию, и надменных римлян, и завоюем весь этот мир! Теперь я точно знаю – так будет… И порукой тому – вот эта корона, – Аттила коснулся рукою искрящегося драгоценностями венца. – Вот эта корона… и моя невеста – бургундская дева!
– Слава бургундской деве!!! Слава!
– Многие из вас знают это поверье, предсказание, – с ходу опростав кубок, продолжал гуннский вождь. – Так сказали боги устами жрецов. Корона и дева! А вместе – власть! Корона у меня была давно, вы знаете. А теперь – есть и дева. Моя невеста… Сейчас я покажу ее вам! Эй, вы там… Скорей ведите мою невесту к столу! Пусть все на нее посмотрят.
Невесты еще не хватало… – не отрывая взгляд от короны, равнодушно подумал Рад. Поставив наполовину пустую кружку, потянулся к кровяной колбасе…
– Смотри, смотри! – Велегор возбужденно толкнул князя под локоть. – Вот это красавица!
– Красавица? Где?
Князь поднял голову… и не поверил глазам! Перед ним – рукой подать – стояла Хильда. Бледная, в длинных белых одеждах, с волосами цвета белого золота и большими темно-голубыми очами… странно туманными. Просто похожа? Может быть… Но сердце-то вещало другое! Эта бургундская дева… это была именно она – Хильда! Живая, вовсе не спящая… только вот двигалась, словно сомнамбула.
Аттила хвастливо распахнул объятия:
– Иди же ко мне, красавица Ильдико! Моя бургундская дева!
Ильдико – Хильда. Но… почему – бургундская? Хотя, да – Хильда ведь рассказывала о своих бургундских корнях. Мать ее была бургундкой. Королевой бургундов! А Хильда, выходит – принцесса.
Э! Что же он делает-то?
Вытерев жирные пальцы о край своего пурпурного императорского плаща, повелитель гуннов, казавшийся сейчас Раду мерзким отвратительным троллем, кривоногим карликом из древних легенд, потянул свои волосатые лапы к невесте… Притянул к себе, облобызал. Хильда – если это все же было она – не реагировала никак.
– Хочу выпить и во славу моего друга, жреца! – обнимая красавицу левой рукой, Аттила покосился на внезапно возникшего из тьмы человека с мощной квадратной челюстью и стылым взглядом закоренелого уголовника, творящего зло.
– Это мой друг Фримаск… Он и привез деву. Слава!
Друид! Судя по белым одеждам – это и есть друид.
Друид Фримаск… Черт! Он же связан… связан с поверьем о бургундской деве.
Выронив колбасу, Рад тотчас вспомнил все то, что слышал об этом и чему просто не придал значения. Не обратил никакого внимания, мало ли ходит по свету всяких странных баек, легенд…
А левая рука у друида – беспалая, будто клешня. Не хватает пальцев. Неужели он отыскал Хильду в далеких словенских землях? Но как? И Влекумер… Да черт с ним, с Влекумером… Истр! Дружище Истр, Имран да все прочие… они, что же – не уберегли? Да и вообще – живы ли?
– Сейчас я уйду, – поглядывая на Хильду, плотоядно облизнулся Аттила. – Уйду, чтоб исполнить свой супружеский долг!
– Слава повелителю!
– Повелителю слава!
Притянув к себе девушку, вождь гуннов накрыл ее губы своим гнусным ртом… Рад застонал – он больше не в силах был выносить это.
Схватил кувшин с медовухою.
– Пойду, угощу моих бывших… С твоего разрешения, Велегор, дружище.
– А? Угости, угости, коли не лень. Скажи, я велел им пить до дна! Сегодня все должны пить до дна, такой уж день – праздник… Повелитель звал в свои покои всех херцогов… Но, конечно, чуть позже, когда насладится новой бургундской женой – красавицей, каких мало. Слава великому конунгу! Выпьем же, други! Выпьем!
С кувшином в руках Радомир взошел на крыльцо деревянного дворца Аттилы. Гуннские стражники – раскосые воины с непроницаемыми лицами – тут же скрестили копья.
– Миусс! – широко улыбнулся хевдинг. – Миусс… Ищу его – вот, принес выпить.
Он потряс кувшином, поднес медовуху воинам. Те переглянулись:
– Повелитель… просить… вино?
– Да-да, – обрадованно закивал Рад. – Вот именно.
Копья неуверенно поползли в стороны.
С достоинством кивнув стражам, князь неспешно вошел во дворец, в обширные сени… нет, скорее, это больше напоминало римский атриум, только все было деревянным – колонны, пол, поддерживающие крышу стропила. Посреди крыши, как и положено в атриуме, виднелась большая квадратная дыра, под которой располагался бассейн – мраморный, выложенный по краям круглыми разноцветными камнями. Высоко, под самой крышей, были развешены какие-то тускло блестевшие маски – люди, звериные головы, чудовища из древних легенд.
– Стой! Куда?
Рад опустил голову и, увидев перед собой Горноста, поспешно спрятал усмешку.
– Ой… княже, – узнав хевдинга, сконфуженно молвил воин.
И он, и Серый Карась – оба чувствовали себя виноватыми перед Радомиром и старались избегать встреч. Хотя все формальности перехода были соблюдены, но все же, все же…
– Пришел угостить вас вином, – негромко произнес хевдинг. – С разрешения друга моего Велегора. Где Серый Карась?
– Там, дальше, в покоях.
– Зови!
– Но-о… – Горност замялся и по-прежнему смотрел неуверенно.
– Или лучше сами пойдем к нему?
– Да, пожалуй, так будет лучше…
– Вы что же, еще не выпили за здоровье повелителя? – В притворном гневе вскинул глаза Радомир.
– Выпьем! – откуда-то слева, из-за колонн, голос прозвучал резкий голос.
Князь повернулся:
– Карась! Тебя-то я и ищу, парень. Велегор, ваш новый…
– Я слышал тебя, князь, – невежливо перебив, Серый Карась тут же и сам испугался подобной наглости и, стремясь загладить вину, склонился в низком поклоне, не выпуская, однако, из рук короткое германское копье.
– Я все слышал, – снова повторил воин, на этот раз уже куда спокойней и тише. – И рад видеть тебя, князь. Рад, что ты не держишь в душе ничего дурного.
– Ну, так выпьем же! – расхохотался Рад. – Только вот кружек, увы, я не захватил.
– Найдутся кружки. Сам повелитель посылал слуг угостить нас вином.
– Ага, так вы все-таки уже выпили! – хевдинг потер руки. – Теперь выпьете и со мной. Только имейте в виду – я очень спешу, Варимберт-херцог звал меня в свои покои – продолжить в обществе чернооких местных дев.
– Девки здесь веселые, княже! – Серый Карась и Горност глумливо переглянулись. – Такое в постели творят – никогда б не придумал.
– Вот и посмотрим. Ну, где ж ваши кружки? Давайте, пьем, да пойду – херцог уже, верно, заждался.
Куда-то быстро сбегав, Горност вернулся с большими деревянными кружками.
– Ну… за нас! – улыбнулся хевдинг.
– Покои херцога в…
– Знаю! В левом крыле.
По всему дворцу слонялись пьяные слуги. По понятиям варваров, пир – он на то и пир, чтоб не было ни одного трезвого человека, даже самого распоследнего раба. Вот и Рад прикинулся пьяным… впрочем, никто на него и внимания не обращал – и слева и справа от атриума во множестве слонялись упившиеся херцоги, эрлы…
А вот в центральных покоях было как-то подозрительно тихо и пусто. Хотя нет… Слышалась приглушенная музыка.
На музыку Рад и пошел, в любую секунду готовый заорать песни и даже пасть на пол, подобно горькому пьянице. Не пришлось… Кругом никого не было, лишь по стенам тускло горели светильники.
Чу! За спиной послышались чьи-то шаги.
– Господин…
– Давай сюда свое блюдо! – завидев несущего яства слугу, пьяно ухмыльнулся хевдинг. – Я сам отнесу повелителю… тем более – он меня звал. Он всех херцогов звал!
– Да, господин, звал… Но удобно ли будет…
– Удобно, удобно. Давай! Да, и пойди принеси вина, да побольше.
Рад вошел в покои с серебряным блюдом в руках и яростью в сердце. Вскользь глянул на музыкантов, на стоявших у тяжелых зеленых штор, за которыми, судя по всему, и находилась опочивальня, воинов – невозмутимых глыб с узорчатыми секирами на плечах.
Эти-то уж точно никого не пропустят, можно даже не сомневаться.
– Какой странный слуга, – кто-то произнес по-латыни в углу.
– Это не слуга, мой друид. Похоже, он один из тех варварских вождей, что Аттила-рэкс решил позвать к себе, дабы предаться кутежу на всю ночь.
– А как же невеста?
– Невеста невестой, о, мой друид. Куда она денется? А отказаться от пьянства в компании достойных людей вовсе не в обычаях варваров.
– Я вижу, ты хорошо знаешь их обычаи, любезный Оллам Гийот.
Радомир еще не сообразил, что делать, как вдруг из опочивальни послышался какой-то шум… затем – слабый крик. Занавеси раздвинулись… и на пороге возникла Хильда – красивая, как никогда. Ее окровавленное белое платье было разорвано на груди, темно-голубые, как два океана, глаза пылали гневом, а в руках дрожал узкий кинжал, обагренный кровью.
– Прочь! – оттолкнув слугу, девушка выбежала из комнаты.
– Я посмотрю, что там… – Друид в зеленых одеждах заглянул в опочивальню вслед за опешившей от недоумения стражей… И тотчас выскочил. Руки его тряслись а глаза округлились:
– Она убила его! Повелитель мертв!
– Хватайте ее! Скорей! – швырнув блюдо, Радомир нарочито неловко повернулся и, зацепив локтем слугу, упал, создавая неразбериху и сутолоку.
Закричал:
– А точно ли конунг мертв? Надо бы убедиться…
– Да-да, – охотно подтвердил неприятный тип в зеленых одеждах. – Надо убедиться… Господин мой, Фримаск, может, мы поточнее все выясним? Ведь стражники еще там.
– Да-да, – закивал хевдинг. – Выясните. А слуги пусть остаются здесь. Я же позову херцогов!
– Девку! Девку ловите!
Рад выскочил из покоев и, сделав пару шагов, позвал:
– Хильда! Где ты, милая, где?
– Рад?!
Дернулось пламя светильников, качнулась портьера. Бледная, как сама смерть, Хильда вышла, словно бы из стены, сжимая в руке окровавленный кинжал:
– Я чуть было тебя не убила!
Хевдинг схватил жену за руку:
– Бежим! Хотя нет… спрячься пока здесь.
– Там, в стене – ниша.
– Жди. Я сейчас.
– Милый, куда ты?! – увидев, как Радомир снова бросился в покои Аттилы, девушка округлила глаза, ничего не понимая.
Князь все же обернулся:
– Потом объясню. Жди!
Выхватив из ножен меч, он ворвался в покои и громко закричал:
– Она убежала в сад. Тот, что за домом. Бегите же, скажите стражам.
Стражники и два жреца: с квадратной челюстью, в белых развевающихся одеждах, другой – в зеленом – тотчас же выскочили наружу. Не мешкая, Радомир выгнал музыкантов и слуг и, быстро оглянувшись, вошел в опочивальню… Да так и застыл у дверей, увидев лежащего в луже крови Аттилу, зарезанного, словно свинья. Нелепо запрокинутая круглая голова повелителя казалась капустным вилком, а нос – кочерыжкой. Голый по пояс, похожий на какого-то мерзкого карлика, наконец-то настигнутого справедливой карой, Аттила лежал на низкой кушетке. Мощная короткая шея и грудь его, покрытая темной курчавой шерстью, были в крови. Куда же ударила Хильда? В сердце? В шею? Но удар оказался смертельным… еще бы.
Ладно, черт с ним, с Аттилой. Дело надо делать, то самое, ради которого и пришел. Князь огляделся вокруг… Изысканная, невиданной ценности, корона из белого золота, сверкая драгоценными камнями, валялась на ворсистом ковре около ложа, словно какая-нибудь выброшенная пивная бутылка. Никому пока не было до нее никакого дела.
Скривив губы, молодой человек нагнулся, подняв тяжелый венец… Вот она, пресловутая корона бургундов, символ великих побед, доставшийся грозному повелителю гуннов. Некогда грозному, а ныне – хладному, никому не нужному, трупу. Наследнички сейчас его быстренько захоронят со всеми полагающимися по такому случаю почестями, а затем – и пары дней после похорон не пройдет – примутся увлеченно делить наследство. Непрочная, созданная кровью, держава тут же развалится, немногочисленные гунны исчезнут в своих степях либо растворятся среди местных, германцы же и словене пойдут каждый своим путем – в вечность.
Убрав меч в ножны и завернув венец в плащ, Рад уже повернулся уйти, как вдруг услыхал за спиной, под ложем, какой-то шорох.
Князь быстро нагнулся, заглянул под кровать:
– А ну, вылезай! Вылезай, вылезай, не прячься.
– Не убива-аай, господи-и-н, – трясущийся пожилой мужичонка, судя по одежде – слуга, поспешно выполз из-под кушетки. Что-то сверкнуло – на ковер упал перстень с крупным кроваво-красным рубином.
– Воруешь? – грозно прикрикнув, хевдинг схватил служку за шиворот.
Редкая бороденка воришки затряслась от страха, маленькие глазки захлопали:
– Пощади-и-и, господин. Я могу быть тебе полезным. Ты ведь тоже кое-что прихватил…
– Что-о?! Ах ты, подлый негодяй! Да я тебя…
– Господин, я знаю, как отсюда выбраться.
– Ну… говори, – оглянувшись на дверь, Радомир решительно сменил гнев на милость.
– Есть потайной ход, пойдем, господин, я покажу…
Вновь что-то шевельнулось под ложем.
– Кошка, – поспешно пояснил слуга. – В доме много мышей.
– Ладно, – хевдинг махнул рукой. – Шагай, показывай. Да только не вздумай улизнуть – не получится.
– О, я ничего такого и не замышляю, мой господин. Мне б и самому выскользнуть…
– Золотишка да камушков, видать, прихватил немало, – ухмыльнулся на ходу Рад. – А? Что молчишь?
– Ну-у… прихватил. Исключительно – на память о своем повелителе. Все равно ведь все разграбят – не я, так другие. И в могилу драгоценностей много уйдет. А к чему добру пропадать, верно?
– Ладно, ладно, шагай.
Везде уже стоял страшный шум и грохот. По всему дому, выпучив глаза, носились воины и слуги, кто-то падал, кто-то что-то орал, кто-то пьяно смеялся, а кто-то, не обращая на всю суматоху никакого внимания, смачно прихлебывал бражку. Повелителя убили? Бывает, и очень часто. Что ж теперь – жизнь кончилась? Вот уж поистине – кот из дому, мыши в пляс. Нет, конечно, были и верные воины, искренне скорбевшие о кончине своего властелина и от всей души желавшие найти и покарать убийцу… или – убийц? Но все вместе, тем более – пьяные, они, скорее, мешали друг другу, создавая совершенно не нужную суматоху. Впрочем, все ходы и выходы стража перекрыла быстро. Искали деву.
– Сюда, сюда, господин, – оглянувшись, поманил слуга.
– Постой… – Рад повернулся к портьере. – Хильда.
– Я здесь, милый. Просто не верится, что ты…
– И мне не верится. Скорее идем!
Вслед за ворюгой-слугой они проскользнули в неприметную дверцу, спустились по скрипучим ступенькам вниз и дальше уже шли под землей. Пахло сыростью и специфическим приторно затхлым запахом разложившихся трупов. Видать, по обычаю, перебили всех тех рабов, что копали ход. Прикопали здесь же… неглубоко. Вот и пахли.
Хильда поморщилась:
– Тут как в выгребной яме.
– Милая! Надо было бы – и через выгребную яму ушли б. Эй, черт! Далеко еще?
– Две тысячи шагов, мой господин, – повыше подняв прихваченный со стены светильник, обернулся слуга. – Только не вздумайте меня убить, когда приведу.
– Что?
– Бывает, так и поступают. Помни, мой господин, там, под ложем, была не кошка, а мой сын Фламин. Он все видел, все слышал. И, ежели я не явлюсь, может многое рассказать. Вас будут ловить по всем дорогам!
– Ах ты, плут, – рассмеялся Рад. – Тебе ж сказано – не убью, а я привык держать свое слово.
– Ты очень хорошо говоришь по-латыни, мой господин. Вот… теперь уже совсем скоро.
О, как Родион был сейчас счастлив! Нежданно нахлынувшая радость захлестнула его, не давая опомниться. Это было приятное чувство, еще бы – ведь рядом шагала Хильда – настоящая, живая, здоровая! Излечившаяся наконец от своего недуга, в буквальном смысле слова – восставшая из гроба, вернувшаяся в мир живых.
– Милая…
– Все, господин. Пришли.
Что-то скрипнуло. Яркий свет полной луны ударил в глаза, а ворвавшийся ветер погасил светильник.
Протянув руку, Рад помог выбраться Хильде и, обернувшись, невольно вскрикнул, увидав под ногами луну и мерцающие размытые звезды.
– Это что же – река?
– Данубий, мой господин, – голос ушлого проводника послышался откуда-то сверху, с кручи. – Прощайте. И, да поможет вам Бог.
– А слуга-то, христианин, оказывается, – обняв Хильду за плечи, вполголоса произнес князь. – Плохой христианин, нерадивый. Хотя какое дело христианину до умершего язычника?
– Я его не убивала, Рад.
– Что-что?
– Я не убивала Аттилу-конунга, – негромко повторила девушка. – Не убивала, но, не скрою, хотела убить. И убила бы, если успела. Вначале гунн был любезен, смеялся, рассказывал что-то смешное, угощал вином… Потом – вот как-то вдруг, сразу – набросился, я отпрянула, выхватила у него же из-за пояса кинжал. Гунн перехватил мою руку, навалился… и тут ужасные очи его расширились, а из носа и горла потоком хлынула кровь. Когда я скинула тело и выбралась, Аттила был уже мертв. Лежал, запрокинув голову, пялился в потолок невидящим взглядом. Думаю, он был отравлен.
– Очень может быть, – задумчиво кивнул Рад. – Ничуть не удивительная смерть для великого воина и тирана. Слишком уж много завистников и врагов. Цезарь Валентиниан и Аэций, августейший Марциан из Константинополя, римский папа, в конце концов – собственные сыновья, Эллак и все прочие. Смерть великого гунна была выгодна многим… Ну что, милая. Я тебя ненадолго оставлю. Вернусь к утру, а ты спрячься здесь, в потайном ходе. Или нет – лучше вон там, в лесу…
– О, муж мой…
– Не переживай! Я скоро.
Радомир и впрямь вернулся быстро, едва только забрезжил рассвет. Пришел не один, с верными готами. Осмотрелся и негромко позвал:
– Милая, выходи.
– Хукбольд! – выбежав на берег реки, узнала земляков Хильда. – Видибальд, Фрез! Какие вы теперь взрослые, парни. Меня-то хоть помните?
– Как можно забыть, госпожа?
– Скорей переодевайся, – Рад протянул супруге мешок. – Сейчас на реке появятся рыбаки.
Поспешно вытащив одежду, Хильда растерянно хмыкнула:
– Но… это же мужское платье!
– Вот именно! Скажу больше – я припас ножницы, буду тебя стричь.
– Что-о?
– Ничего не поделаешь, уж придется мальчиком походить. Ищут-то – деву.
Славный получился мальчик – этакий замарашка-плут. Все, как полагается – узкие штаны, короткая туника, башмаки, пояс с ножом. Еще и плащ, и кожаная круглая шапка.
– Ну, любовь моя, – радовался хевдинг. – Теперь тебя и родная мама не узнала бы.
– Вождь! Лодка! – оторвав взгляд от реки, воскликнул Фрез. – Сворачивают сюда. Покричать им?
– Лучше помаши рукой.
– Не увидят, не так уж еще и светло.
– Ладно, кричи давай. Но только не громко.
– А… как это – негромко кричать, хевдинг?
– Тьфу! – Радомир озабоченно почесал лоб и улыбнулся. – Сказано тебе – кричи шепотом. Впрочем, можешь уже и не кричать – это те, кто нам нужен.
– Господу слава! – крикнули с лодки.
– Слава Господу! – отозвался в ответ князь.
Хильда обняла его сзади за плечи:
– Что это еще за челн?
– Это не челн, милая, а барка, нанятая купчиной Евсевием. Он торгует рабами, скотом и всем, чем придется. Наш добрый знакомый и друг.
– Друг? – присмотревшись, девушка удивленно моргнула. – А что это за парни на барке?
– Эти… Господи! Да это ж наши бандиты! Ишь ты, не ушли.
– Кто-кто?
– Это даны, родная. Неистовые и дикие язычники – даны.
– Тоже – наши друзья?
– О! Похоже, что одни из самых верных. Ну, что ты так смотришь? Прошу…
Лихо подхватив супружницу на руки, Радомир нежно поцеловал ее в губы и перенес в барку.
Следом за ним, на суденышко влезли готы, встреченные веселым хохотом юных данов, Готбольда и Раксы, буйных в бою и радости демонов смерти.
Добротная двухмачтовая скафа почтенного константинопольского купца Григория Пселла, причалив в гавани Херсонеса, спустила сходни, высадив на землю греков и готов Радомира с княжной и пятерых воинов. С ними сошел и сам Григорий, за время плавания обещавший свести дружинников с неким херсонесским торговцем, греком Амалием, часто ходившим с караванами и по рекам в земли готов и словен.
– С ним и доберетесь, Амалий – человек надежный. Да и ваши мечи ему пригодятся, Евсевий не зря же вас хвалил.
Так и вышло, с Амалием сговорились быстро, и через три дня, помолившись, отправились в дальний путь. По рекам, по волокам, потом – ближе к родным мечтам – и пешком, коней тут раздобыть было сложно. Последнюю ночь провели в дубраве, знакомые уже потянулись места, можно сказать – родные. Ближе к селению готов князь отпустил домой Хукбольда, Видибальда и Фреза. Простились весело – парни ведь не знали, что навсегда. Смеялись:
– Наше селенье и твое – в друзьях отныне будем. Осенью, хевдинг, жди – пожалуем за невестами.
Хукбольд чуть замялся, поскреб шею:
– Может, все же, князь, тебя сопроводить до самого дома? И почетно то, и безопасней – мало ли кто в этих местах бродит?
– Нет, верный мой Хукбольд, – с улыбкою покачал головой Радомир. – Спешите к своим, здесь же – чужие не ходят. Да и даны у нас – хоть куда стражи! Любого порвут, несмотря на молодость.
– Да уж, это люди верные, несмотря на то, что язычники. Что ж… Удачи тебе, князь, и тебе, госпожа Хильда.
Хильда по очереди поцеловала парней в уста:
– Отцу Ингравду, священнику – поклон.
– Передадим. А осенью обязательно свидимся.
– Даст Бог, даст Бог, – Рад все же не удержался, вздохнул – верные были парни. Вспомнился вдруг убитый Иксай и тяжелораненый Скорька – как-то он там? Жив ли? Выходила ли его Керновия? Должна бы, должна… Не столько за Скорькины раны переживал хевдинг, сколь опасался чумы – это такая дама, что никого не щадит. Даже Аттила, на что уж непобедимый герой, а и тот от греха подальше убрался. Правда, от смерти это его не спасло. Интересно, кто ж его отравил? Впрочем, какая разница? Многим было бы выгодно избавиться от неистового гунна.
Растянувшись в шалаше, хевдинг прижал к себе Хильду, задрав на супруге тунику, погладил по животу, повернулся, обнажив вздымающуюся грудь, покрыл жадными поцелуями…
– Хевдинг! Здесь кто-то ходит, – подойдя к шалашу, доложил дан, Ракса или Гутбольд. Впрочем, они чем-то были похожи, обоим около пятнадцати лет, оба светленькие, лохматые, сероглазые, только Гутбольд чуть посерьезнее и повыше, да и веснушек у него побольше, Ракс же – хохотун, покажи палец. Хорошие пареньки. Умелые и безжалостные убийцы! Что поделать – такие уж обычаи, такая жизнь.
– Ходит? – Поцеловав Хильду, Рад ужом выскользнул из шалаша. – Где? Кто?
– Трое. Здесь, на лугу, рядом. Распрягли коней да пустили пастись. Ничего не боятся! Беспечны, как молодые тетерева.
Речь данов все же отличалась от готской, пусть не очень сильно, но Родион половину слов не понимал, тем более, говорили эти ребята быстро.
– Тетерева? Какие тетерева?
– Их всего трое. Разреши, хевдинг, мы с Раксой нападем на врагов и принесем тебе их головы.
– Всего трое, говорите. Тогда зачем нападать? – Князь перекинул через плечо перевязь с мечом, верным Громом Победы. – И вообще, с чего вы взяли, что это – враги?
– Каждый чужак – враг, – убежденно переглянулись парни.
Хевдинг махнул рукой:
– Ладно, посмотрим.
Он нарочно пошел вперед, даны могли натворить дел, в силу молодости и языческих воззрений эти ребята сначала делали, а уж потом – думали.
Так где? – хотел было спросить хевдинг, но тут уже и сам увидал оранжевые отблески пламени на стволах осин и березок.
На полянке расположились… Действительно, ничего не боятся, жгут себе беспечно костер. Хевдинг обернулся и бросил невидимым в сгустившейся вечерней тьме данам:
– Останьтесь здесь, я посмотрю, кто там. В случае чего, будьте наготове.
– Мы всегда наготове, вождь.
Узкий месяц завис над небольшим костерком, разожженным на просторной полянке. У костра сидели четверо, желто-красные языки пламени выхватывали из темноты лица… До боли знакомые и родные!
Рад улыбнулся и, не таясь, зашагал к костру:
– Ну, здорово, други!
Парни разом оглянулись, будто ждали: Истр, братья-близнецы и… здоровенная оглоедина Муму! Этого-то черта зачем сюда взяли?
– Княже!!!
– Брат!!!
Вскочив, Истр бросился к родичу первым. А кто-то из близнецов, радостно замахав руками, громко закричал в темноту:
– Это свои! Свои! Князь вернулся!
– Кого это вы там зовете? – удивленно поинтересовался Рад, по очереди обнимаясь со всеми, кроме Муму – с тем не рискнул, больно уж здоровущ дурачина, вполне мог на радостях и помять, поломать ребра.
– Княже! – из дальних кустов, забрасывая за спину лук, выскочил к костру Ирман.
Подбежав, почтительно поклонился:
– Рад видеть, мой господин, в добром здравии. А у нас беда…
– Знаю, знаю, – ухмыльнулся хевдинг. – За спящей красавицей не уследили? Так я ее уже отыскал, с собой привез обратно!
– Мы и за Истром не уследили, княже, – Ирман скорбно склонил голову. – Выкрали молодшего князя…
– Опоили, гады, сон-травой, и… – подтвердил Истр. – Эх, брате, как рад я! А из нашей-то усадьбы ход потаенный есть. Как раз – к реке. Навий меня по нему и спровадил.
– Навий?
– Он, он – Влекумер-жрец. Тот еще змей оказался. Думаю, он и супружницу твою вражинам продал. Однако то вилами по воде… Сама-то она что говорит.
– Ничего не помнит.
– Поня-атно.
– Ладно о ней, вы-то как тут?
– Истра-князя из полона ходили выкупать.
– Выкупили, я смотрю.
– Не. Отбили! Он и сам…
– Не, брате, без этих парней мне б ни за что не убежать. Так бы и помер…
– Ага, – хмыкнул Радомир. – То-то я и смотрю – эту оглоблину Муму с собой прихватили. Вижу, удачно все прошло…
– Слава богам, удачно. Мы б и раньше за князем сподобились, да не могли – все село с Влекумером боролось. Больно уж великую силу себе забрал, всех хотел держать в страхе… да не вышло.
– Казнили?
– Казнишь его… Убег, собака бешеная, где-то в лесах схоронился.
– С Хотобудом, что ли?
– Хотобуд, княже, сгинул давно в трясине. Так охотники говорили. Видели. То ли Хотобуда, то ли нет – но видели.
Князь лишь хмыкнул от столь хитрого оборота речи, так толком и не поняв – сгинул все-таки Хотобуд или нет? И кого там видели охотники на болоте? Махнул рукой:
– После все расскажете. А как узнали, где Истр?
– Творимир, твой, княже, слуга старый, сказал. Разговор Влекумера с ромейскими купцами подслушал. Долго не говорил, опасался навия. Уж потом, как тот в леса подался, сказал.
– Ладно… Вы костерок-то разожгите пошибче. Не так уж еще и поздно, мы сейчас пировать придем. Я да Хильда-краса, да двое воев моих, парни славные, но неотесанные. Бражица есть ли у вас?
– Вино, княже, найдется!
– И у нас вино.
– Грецкое, из Херосонеса-града.
Радомир и Хильда ушли в грозу. Даже не ушли – уехали с полным комфортом на «Победе». Никто ее не разобрал, ни колеса, ни бампер не сняли, даже приемник – и тот остался. Аккумулятор, конечно, сел, чего уж…
С Истром, со старостами, со всеми своими простились, сказали, что навестят готов в родном селении Хильды, а затем – через Херсонес да Константинополь – к гуннам. Правда, ни дани с собой не взяли, ни воинов – налога кровью. Так выехали, налегке, о двух лошадях… Они посейчас у болота, на полянке паслися. После данам-парням пригодятся, Гутбольду с Раксой, те к готам решили податься, а может, и дальше. Туда, где весело – где война, где кровь и стоны, где в поисках достойнейших воинов, павших от вражьих мечей, рыщут над полем брани светлоокие валькирии-девы. Так уж решили ребята, скучно им у словен показалось, хоть и сулили им в жены неплохих работящих девок. Да что им девки – им слава нужна! А как ее тут заработать? Ну, совершат какой-нибудь подвиг, так кто о нем в далекой стране данов узнает? Кто сочинит хвалебную песнь? Да никто. А то для парней – куда как хуже смерти… правда, и смерть в их представлении очень даже не плоха, но смерть достойная – в битве.
Хильда выучила заклятие, как хорошая школьница – «на пять», Рад лично проверил, уже после того, как с пристрастием осмотрел брошенный бежавшим жрецом дом, даже, можно сказать – провел в нем тщательный обыск. И ведь нашел-таки, что искал – сотовый телефон, вот что – дешевенькую «Нокию», видать, оброненную кем-то в Черном болоте и волшебным путем оказавшуюся здесь, в этом мире. Мобильник! Уж эта штука – точно не из пятидесятых. На и заклинание… и корона… На этот раз все должно бы пройти, как надо. Должно!
– Эй, юноши! – распахнув дверцу, Рад оглянулся назад. – Что там встали-то? А ну, навались…
«Победа» даже не дернулась. Ручник, что ли, приржавел? Или – колодки? Ах, да…
– Парни, там, под колесами камни – выкиньте… Ага! Молодцы. А ну, еще разок. И-и-и… раз-два, взяли! Пошла, пошла, поехала… Покатила, матушка… Эх! «А дорога серою летною вьется…» Ну, заводись, милая… Ну, давай…
Завелась!
Родион тут же переключил передачку, газанул, набирая обороты. Двигатель тянул хорошо, мощно, ускорялся на низах быстро…
В небе полыхнула молния, полил дождь… Утробно рычал двигатель. Бежевая «Победа» неслась под уклон, быстро набирая скорость…
– Читай заклинания, Хильда!
Вот оно, болото… Трамплинчик, еще год назад любовно устроенный Радом из камней и глины.
– Хильда, держись. Взлетаем!
В-вуххх!!!
В синих вспышках молний машина пронеслась над трясиной, словно в сказочном сне. Пронеслась, рыкнула двигателем, и, тяжело плюхнувшись колесами в песок, заглохла.
– Ну, и черт с тобой, – стукнув кулаком по приборной панели, выругался молодой человек.
Распахнул дверь – и тут же захлопнул, с такой силой лил дождь. Настоящий ливень! Да еще и ветер, гроза – в небе снова полыхнуло. Грянул гром, совсем-совсем рядом.
– Ты посиди пока, милая, а я пойду, гляну – что как.
Не дожидаясь ответа, Родион выскочил из кабины и, укрываясь от дождя синим ромейским плащом, побежал к видневшемуся рядом лесу, с виду довольно дремучему и глухому. Точно такому же, что был и там, недалеко от Доброгастова селения. Такому же? Хм… Да это же один и тот же лес! Никуда они не уехали, не прорвались. Не получилось, увы, не вышло, хотя и корона с собой была, и заклинания Хильда читала вполне уверенно и правильно. А может, все же что-то напутала? Ха! Так что сейчас гадать-то? Просто позвать парней, и…
Укрывшись под елью, Рад набрал в грудь побольше воздуха и громко закричал:
– Эй, Гутбольд! Ракса! Па-арни! Ну, где вы там? Отзовитесь же! Хм… наверное, ушли уже, чего им под дождем мокнуть? Вот так же, небось, стоят под деревьями, ждут, пережидают ливень. Не должны бы далеко от коней отойти. А ну-ка…
Натянув на голову плащ, Радомир побежал вверх по склону, на то самое место, где только что стояла «Победа» с заботливо подложенными под колеса камнями. Чу! Вдруг послышалось ржание… Ну, ясно… Снова вспыхнула молния, казалось, что над самою головою, и чуть погодя канонадой ухнул гром. Бабах!
И снова молния… выхватила из сиреневой грозовой мглы что-то… какую-то растяжку… Лозунг! Черт побери – лозунг! Повешенный меж двумя березами кумачовый транспарант с белыми прыгающими буквами. Подбежав ближе, Радик дождался очередной молнии и наконец смог прочесть:
«Привет участникам двадцать седьмого слета юных туристов и краеведов!»
– Эй, эй, привет! – К только что разгрузившейся от белых известняковых плит барке, стоявшей у дальнего причала в гавани славного и многолюдного города Генабума, по деревянным мосткам подошли двое – парень и девушка. Оба в добротной одежде, в одинаковых шерстяных плащах, крашенных желтыми цветками дрока. Парень – лохматый и чуточку бледный, девчонка – большеглазая, с волосами, спутанными ветром.
– И вам здравствовать! – оглянулся с кормы матрос – полуголый, в одних просторных браках. – Вы что-то хотели, любезнейшие господа?
– Это – «Дафния»?
– Нет. Наша барка носит гордое имя – «Галльский петух»!
– Что ж, – путники с явным огорчением переглянулись. – Видать, мы опоздали. Увы. Извини, ради Господа, за беспокойство, добрый человек.
– Да не за что, – бракатый парень отвлекся на что-то, а затем вдруг вскочил на ноги, закричал: – Эй, уважаемые, подождите! Вы что, ищете «Дафнию»?
– Да, именно ее.
– Наша барка совсем недавно носила такое имя! Пока молодой хозяин не переименовал ее в «Галльского петуха».
