Глава 1
НАЧАЛЬНИКИ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ
Ну почему я такая невезучая! Карета подскочила на очередном ухабе, и я снова припечаталась нежной филейной частью о жесткую деревянную лавочку. Выругалась и придержала цветочный горшок, боясь, как бы из него не выскочил Васус — наследство любимой бабушки и память о ней. Цветок ядовитый и с колючками, красный, с обманчиво приятным запахом и удивительно красивый. Я его возила с собой везде вот уже три года.
— Высший управленческий университет с отличием! — бухтела я себе под нос. — Рекомендации, билет в будущее… И все пошло прахом! И ведь даже винить, кроме себя, некого!
Я тряслась в карете, ругая себя, весь белый свет и несправедливое мироздание. Началось все тогда, когда меня, выпускницу Высшего управленческого университета, пригласили на должность пресс-секретаря к его светлости герцогу Влисскому. О такой удаче никто из выпускников даже мечтать не мог, я была горда неимоверно и даже не предполагала, что счастье не будет долгим.
До сих пор считаю, что чашка кофе, пролитая на нежный зад его возлюбленной, не моя оплошность. Просто не ожидала я — юная и не искушенная делами любовными барышня, узреть герцога, запросившего кофе, в столь пикантной позе. А уж просьба подать поднос с напитком прямо на спину томно закатывающей глаза блондинке и вовсе виделась мне чем-то из ряда вон выходящим. Вот и дрогнула рука. А с кем не бывает?
Потом был барон Митерр — мужчина серьезный, увлеченный работой. Там я сама виновата — открыла ежедневник не на той страничке, записала встречу на день позже, сорвала важные переговоры и сделку. Страна потеряла миллиардный контракт, а я — работу.
Баронесса Тиррил сразу предупредила, что в личной помощнице ценит утонченность, стиль и пунктуальность. Надо ли говорить, что, торопясь на первую рабочую встречу, я упала в грязь, порвала платье и переодевалась в ближайшем магазине готовой одежды? В результате опоздала, и вид мой был далек от совершенства.
В агентстве по найму на меня уже смотрели не то с удивлением, не то с подозрением, но периодически подкидывали работу. Каждый раз вариантов становилось все меньше, но даже там задержаться не получилось. Пару раз я уходила сама по разным причинам, ну или творила глупости, влипала в неприятности. И закончилось все тем, что в последний мой приход из всех вариантов остался один, на мой взгляд, не очень и плохой. Единственное, что печалило, — нужно было переехать из столицы за город и стать личной помощницей ректора академии магии.
Это уже потом, когда я подписала контракт, мне сказали, что, во-первых, ректор — мужчина специфический и характер у него сложный. Дольше всего проработала моя предшественница — полгода и была уволена за неподобающее поведение. Говорят, хотела соблазнить. А во-вторых… если меня выгонят и оттуда, я могу идти работать куда захочу — мыть полы, выгуливать собак, а диплом прибить на стенку над кроватью и рыдать над ним перед сном, так как время на учебу было потрачено зря. И мои теоретические знании на практике мне помочь неспособны.
За поворотом показался каменный забор и возвышающиеся вдалеке башенки академии. Флаг этого достойного заведения я разглядеть не смогла, издалека он смотрелся странно, и расцветка у него была необычная — белая, в розовые точечки.
Пока я размышляла, Васус почти выбрался из горшка. Он расправил стебель и тянулся алыми лепестками к занавеске, намереваясь сожрать.
— Фу! — цыкнула я, тихонько шлепнула ладонью по плошке, и цветочек послушно занял свое место, приняв приличествующий растению вид. Только лепестки сложились таким образом, что лично мне виделся какой-то неприличный жест. Но я не стала заострять на этом внимание. Пусть тешится.
Я расплатилась с возничим, вытащила свой необъятный чемодан на вымощенный плиткой внутренний двор, смахнула со лба бисеринки пота и, стараясь принять полагающееся личной помощнице выражение лица, направилась к главному входу. Васус под мышкой немного смазывал впечатление, но класть его к вещам было чревато. Вообще цветочек у меня мирный, но, когда скучал или злился, жрал все, что не прибито. Раньше он таким не был, просто после смерти бабушки характер испортился.
Во дворе было тихо, что и неудивительно — середина лета, пора отпусков и каникул. У меня впереди — полтора месяца, чтобы вникнуть в дела, разобраться в обстановке и только потом столкнуться нос к носу с толпой диких студентов. В том, что студенты дикие, я даже не сомневалась. Сама не так давно закончила учиться. Управленцы в большинстве своем хитрые, подлые, но благовоспитанные, а вот про студентов-магов всегда ходили самые разные слухи.
По дороге я не встретила никого, лишь за спиной пару раз мелькнули тени. Они, видимо, приглядывались ко мне. Какие-нибудь магические охранники. Васусу они не понравились, и он клацнул зубами, едва не выпрыгнув из горшка. Пришлось остановиться и нежно почесать лепесточки. Цветочек завибрировал и тихонько заурчал — радовался.
Я толкнула дверь и сразу же попала в ад. Кто-то орал, громко и так витиевато, что я оторопела. Жутко воняло краской, создавалось впечатление, что в холле произошел какой-то неудачный магический эксперимент — лестница без перил, на полу — осколки плитки, серые стены в разводах, и все покрыто мелкой белой пылью от шпаклевки. До меня не сразу дошло, что это всего лишь ремонт.
— Эй, ты! Белобрысое недоразумение! — крикнули откуда-то со стороны.
И я, прижав к груди цветочный горшок с Васусом, замерла, словно испуганная мышь. Медленно повернулась и встретилась с пылающим взглядом демонических глаз.
— Онемела? Прием заявлений — со следующей недели! А сейчас — брысь отсюда! Не видишь — у нас ремонт! — грозно рыкнул мужчина. Он был высок, выше меня на голову, широк в плечах и страшен. Его перемазанная в краске физиономия не предвещала ничего хорошего.
«Вот почему эффектные мужики — такие хамы и, чаще всего, обделены интеллектом?» — вздохнула я и решила: надо будет пожаловаться ректору, что у него работают до ужаса невоспитанные маляры.
Правда, будучи девушкой утонченной и вежливой, на месте я скандал устраивать не стала, лишь тихонько пикнула:
— Простите… но я… не…
— И герань свою дома оставь. Оригинальных ценят, но не до такой же степени? И проверять будут знания. Всем наплевать на то, что ты стащила с окна у бабушки герань. Тут нужны только знания. Все, беги давай, некогда!
Я опешила, мужчина развернулся ко мне вполоборота, а противная скотина Васус, который никогда не умел себя вести, оскорбился, вытянул стебель (я даже не представляла, что он такой длинный) и попытался вцепиться грубияну в плечо.
Понимая, что вряд ли получится избежать катастрофы, я рванула горшок на себя. Хищные челюсти клацнули в миллиметре от грязной, покрытой побелкой рубашки. Я, пытаясь удержать равновесие, отступила, споткнулась о свой чемодан и, испуганно взвизгнув, полетела на пол. Точнее, полетела бы. Не знаю, как, но грубиян успел развернуться быстрее, чем я рухнула. Он хотел удержать меня за руку, но так как горшок я не выпустила, схватил за талию. Очередной писк вышел мышиным — незнакомец был мужчиной крупным, тренированным — рабочим строительных профессий не нужно потеть в спортзале, тяжелый физический труд помогает держать себя в тонусе.
— Спасибо, — успела я шепнуть едва слышно, прежде чем Васус, про которого мы неосмотрительно забыли, извернулся и все же тяпнул незнакомца за руку.
— Вот же, дрянь вонючая! — взвыл мужчина, но меня не отпустил.
Я отскочила осторожненько сама и сразу доложила, чтобы не начали убивать:
— Если что, я не виновата и совсем не абитуриентка! Я личная помощница ректора! Меня трогать нельзя! Вот!
— Да ты что? — изумился мужик, как-то очень уж отстраненно. Вероятнее всего — потому что прицеливался к моему цветку, даже рукава закатал.
Но цветуй шипел и клацал зубами — голыми руками его не возьмешь.
— Не троньте Васика! — завопила я, пытаясь спрятать горшок, и все же плюхнулась на зад в самую грязь. Похоже, с новым платьем придется попрощаться.
Цветуй, почуяв опасность, сразу же притих, быстренько съежился и исчез в горшке с землей.
— Ты даешь имена растениям? — подозрительно тихо уточнил мужчина и посмотрел на меня как на сумасшедшую. Но руки почему-то убрал.
Допустим, не я, а бабушка, но ему-то какое дело? Хочу и даю! Я уже набрала в рот воздуха, намереваясь отчитать нахала, но тут заметила, что в помещении стало удивительно тихо. За нами внимательно наблюдали и маляры, красящие стены, и толстая тетка на стремянке под потолком, и сухонький мужчинка в очочках, который показался из коридора. Может быть, это и есть ректор? Тогда мне опять не повезло. Плохо, наверное, предстать перед будущим начальником на полу, в грязи, в обнимку с цветочным горшком.
Впрочем, все оказалось намного хуже. Мужичок в очочках осторожно подобрался к нам и очень вежливо и тихо пропел, обращаясь к сегодняшнему источнику моих бед:
— Герр ректор…
После этих слов я сначала побледнела, потом покраснела и едва сдержалась от стона. С этим местом работы мне, видимо, тоже не повезло.
— Там опять проблемы… — Он несчастно покосился на меня, сглотнул и совсем тихо закончил: — С флагом академии…
Вид при этом мужчина имел потерянный и слегка смущенный, я вообще сидела на полу ни жива ни мертва и даже попыток встать не делала. Зачем, если можно попрощаться с мечтами о безбедной жизни? Придется возвращаться в отчий дом и выходить замуж за какого-нибудь сына мясника. Никто другой меня точно не возьмет. Возраст не тот, и с везучестью проблемы. Да и по дому я делать ничего не умею.
— Вот же лохматый гаденыш! — взорвался ректор, добавил пару непечатных фраз и кинулся к выходу.
Я, пискнув, отползла с дороги и снова привлекла к себе ненужное внимание.
Ректор замер, посмотрел на меня так, словно я была раздавленной лягушкой, и скомандовал:
— И эту… с геранью, кто-нибудь устройте! Сейчас совсем не до нее! Кто у нас самый свободный?
— Конечно, профессор Сазейр. Он же у нас не может мараться, это мы — простые смертные — отдуваемся, — пробухтела полная женщина, которая опасно покачивалась на стремянке. Я бы на ее месте, с таким-то весом, поостереглась лазить по верхотуре.
— Вы бы не возмущались, герра Сибилла! А то обзавидовались тут! Я вам мигом организую все условия, которые есть у профессора.
Женщина ойкнула, с трудом удержала равновесие и тут же замолчала. Интересно, чего она так испугалась? И что это за профессор такой, который может себе позволить бездельничать, когда все остальные работают?
— Кстати, найдите его кто-нибудь! — скомандовал ректор на ходу. — Пусть покажет тут все моей помощнице. А в пять вечера жду вас в моем кабинете! И ничего, богов ради, до моего прихода не трогайте! Знаю я вас! Все секретарши одинаковые: или сломаете что-нибудь, или потеряете! Все свободны!
Я не сразу поняла, что последняя часть фразы относится ко мне. Едва ректор скрылся за дверью, движение возобновилось. Мужчина в очочках кинулся обратно в коридор, видимо, разыскивать профессора. Тетка посмотрела по сторонам и, изогнувшись на стремянке, повернулась ко мне, прошептав:
— Боги услышали мои молитвы! Девонька, доработай хоть до сентября, а? Дольше-то не прошу. Вижу же: ты нежная, воспитанная — не приживаются у нас такие.
Она вздохнула, подумала и добавила:
— Да никакие у нас не приживаются. Характер уж больно у нашего ректора дурной, да и условия работы тяжелые, а ведь никаких надбавок.
Я собиралась возразить, но не успела, так как мне навстречу в темно-алой профессорской мантии вышел самый настоящий мертвец.
— Вставайте, — скомандовал он и протянул ко мне свои костлявые руки. В провалах глазниц полыхало пламя, тонкая кожа обтягивала впалые щеки, а безгубый рот скалился.
Я не смогла даже завизжать, просто покрепче прижала к себе Васуса и отключилась.
Висеть было неудобно, поэтому я, наверное, и пришла в себя. И еще — от тихих голосов над ухом.
— Куда вы ее тащите?
— А что вы предлагаете, герра Сибилла, ее там, на осыпавшейся штукатурочке оставить валяться? Сейчас этот дикобраз придет. Кому достанется?
— Всем, — обреченно отозвался женский голос.
— Вот именно — всем! Нужно убрать следы. Сделаем вид, что все пошло по плану. Может, и не вскроется.
— Может — да, а может — нет… — проворчала герра Сибилла. — Осторожно! — завопила она (видимо, наша процессия едва не налетела на что-то). — Герань-то герань заберите! А то расстроится девочка, а так, может, хоть чуток у нас поработает!
— И что же молодежь какая впечатлительная пошла! — пробухтел лич где-то над ухом. Его голос я узнала и открывать глаза передумала. А когда до меня дошло, что за руки меня тащит именно он, я едва не заорала, но предпочла обмякнуть и не подавать признаков жизни. К счастью, за ноги несет явно кто-то живой. Или у них тут стадо умертвий бегает?
Открыла глаза, только когда меня положили на что-то мягкое, подоткнули подушечку, повозились справа у уха, повздыхали.
— Умаялась деточка, — умилилась герра Сибилла, и через секунду хлопнула дверь.
Ни на одном месте работы коллеги так радушно меня не встречали. И почему все так хотят, чтобы я осталась?
Я открыла глаза и резко села.
К счастью, Васус был здесь, стоял на подоконнике и меланхолично жевал соседний цветок. Я шикнула, отругала и шлепнула по горшку. Цветуй демонстративно сжался, задрожал и попытался спрятаться.
— Не придуривайся! Сейчас только уйду, снова примешься за старое.
На тумбочке у кровати лежал листок с какой-то пентаграммой и ключ-жетон. Я повертела бумажку и так и этак и все же сообразила, что кривые линии — это коридоры, а красный жирный крест где-то вверху, вероятнее всего, кабинет ректора. Кто-то добрый над крестом пририсовал череп — очень обнадеживающе.
Я уже более-менее пришла в себя. До встречи оставалось время принять душ, переодеться и обдумать сложившуюся ситуацию. Распаковывать чемодан я не стала, только достала сверху темно-серое строгое платье. Я помнила о судьбе своей предшественницы и решила не испытывать удачу — гардероб подобрала скромный. Сейчас, правда, не была уверена, что мне это поможет. Попрет меня ректор взашей за утреннее представление. Хотя я-то тут при чем? Это все Васус.
Цветуй все же пришлось убрать с окна, пока он не успел доесть бедненькое, и без того хиленькое растение в соседнем горшке.
Мне выделили очень приятную комнату — даже не скажешь, что в ней кто-то жил до меня. Как в номере хорошей гостиницы, здесь были уничтожены все следы бывших жильцов.
Персиковый ковер. Большая кровать под балдахином, встроенный в стену шкаф, способный вместить все мои многочисленные вещи, и две двери. Одна — в душевую комнату, другая — в небольшую гостиную с диваном и камином. Просто, мило, уютно. Окна выходили на небольшую площадь и башенку. Странно, но флаг чудесным образом поменялся. Вместо белого — синий фон, на котором расправила крылья сова — символ мудрости и знаний. И никаких розовых точечек. Может быть, мне просто с дороги померещилось?
Я приняла душ, переоделась и даже успела накраситься. Зеркало отражало миниатюрную блондинку. Мне говорили о том, что я красива, но это качество нужно девушке, если она мечтает выйти замуж, а я же хотела сделать карьеру и быть независимой. Я видела, во что превратилась жизнь мамы и сестер. Нет уж, кухня, дети и вышивка — это не то, чем бы мне хотелось заниматься круглосуточно. Поэтому я не то чтобы скрывала свою внешность, нет. Скорее, предпочитала не акцентировать на ней внимание. Светлые серебристые волосы собирала в гладкую прическу, носила строгие платья с высоким воротником-стоечкой и никогда не пользовалась яркой помадой — акцент делала на глаза.
Единственное, что не удавалось замаскировать, — возраст. В свои двадцать четыре я выглядела студенткой, неудивительно, что ректор принял меня за абитуриентку. Но тут я ничего поделать не могла, да и не считала нужным себя старить.
Поразмыслив, я решила никого не подставлять и умолчать об обмороке. Вдруг это своего рода проверка на стрессоустойчивость? Остальные при виде ожившего мертвеца сознание не теряли, значит, он здесь существо обыденное и придется привыкать. Демоны, я даже есть с ним из одной тарелки была готова, лишь бы меня оставили жить в этой комнате и работать в этом месте.
Когда-то я мечтала о политической карьере, но сейчас была рада и этому. Чтобы не заблудиться и не опоздать, я даже вышла заблаговременно. Сунула под мышку Васуса, который на новом месте чувствовал себя явно неуютно. Брать его в кабинет к ректору после утреннего происшествия не стоило, но и оставлять одного я его боялась, цветуй теоретически мог уползти из горшка и забиться в какую-нибудь щель, а, как любое растение, жить без земли и воды не мог. Поэтому пришлось рискнуть.
Как ни странно, кабинет я нашла без проблем, и даже жетон подошел, и никаких неприятностей не случилось, и я выдохнула. Аккуратно закрыла за собой дверь и остановилась, чтобы осмотреться.
Здесь был бардак. И не просто бардак, а бардак с большой буквы. Стопы бумаг, немытые кружки из-под кофе, какие-то магические предметы и еще много всего, не поддающегося идентификации.
А на столе, за которым предположительно я должна работать, лежали трусы. Большие — в них влезли бы я и моя соседка по комнате со студенческих времен — и очень странного фасона. Высокие, с рюшами и кружевами. Расцветка тоже радовала — белые, в крупную ярко-розовую клубничку. В общем, весьма странная и пугающая вещь. Если у ректора такой фетиш, то, пожалуй, я понимаю, почему тут никто работать не хочет.
Я прижала Васуса покрепче и задумалась. На меня сегодня уже орали, я получила приказ не трогать ничего до появления недовольного начальства, но сидеть рядом с этим тоже не хотелось. Я подумала, поставила цветочек на подоконник рядом со столом и решила сделать кофе — это, по крайней мере, безопасно.
Не только себе конечно, но и новоиспеченному начальнику. Вдруг проникнется и оценит если не качество напитка, то хотя бы чистоту чашек.
Выходила я буквально на пять минут, помыла чашки и налила в графин воды. В приемной обнаружила маленькую плитку с кристаллами — там можно было вскипятить воду. Ректор оказался эстетом и использовал только стеклянную посуду — никакого тебе презренного металла. Ставишь графинчик на магический кристалл, и нагревается сама вода, а не стекло. Очень удобно.
Возвращалась я бегом, на доносящиеся из кабинета нечеловеческие вопли. Увидев странную картину, я едва не лишилась рассудка. Сердце упало в желудок, а графин с водой — на пол, но я даже не заметила этого.
Мой цветуечек дотянулся до милых ректорскому сердцу труселей и сожрал уже половину, даже больше. Из пасти торчали оборки одной штанины, а за другую с визгом и воплями цеплялось маленькое лохматое существо.
Если мне память не изменяет, существо именовалось шушелем и являлось выходцем из тонкого мира. Шушель истерил, верещал и пытался спасти труселя, мой цветуй не сдавался и спешно дожевывал свою добычу, а я стояла как столб, понимая, что, видимо, снова придется паковать чемоданы.
Наконец шушелю удалось отвоевать резинку с остатками веселенькой ткани, и он, ругаясь на своем шушелячьем языке, забился в угол и принялся так жалостливо подвывать, что мне стало очень стыдно за невоспитанного, прожорливого Васуса, который давился, но все же упорно заглатывал остатки тряпки.
— Что за?.. — раздалось за спиной, я вздрогнула, понимая, что пожаловал хозяин кабинета, и отскочила, зажмурившись. Было очень-очень страшно, потому как я понимала: сейчас будут убивать. По всей видимости, не только меня, но и Васуса, а цветочек я в обиду не дам.
— Твоя герань сожрала Труселя? — подозрительно тихо поинтересовался ректор, а я едва заметно кивнула, не открывая глаз. Руки дрожали, ноги подкашивались.
Чего я не ожидала, так взрыва хохота, последовавшего практически сразу же.
— Что, твареныш лохматый? — со злорадством поинтересовался ректор. — Лишился своей игрушки! Так тебе и надо, погань пакостливая!
Шушель зашипел так громко, что я открыла глаза и успела метнуть чашку, которую сжимала в руке, в сторону гаденыша, нацелившегося на Васика. Реакция у меня всегда была отменная. Гаденыш увернулся, ректор, как ни странно, — тоже.
Шушель распушился, заверещал и кинулся на меня. Я испугалась, но отступить и не подумала. Оттолкнула ректора, который занимал слишком много места, и пошла в наступление, вооружившись шваброй.
— Кыш пошел, мерзавец! — орала я. — Нечего где ни попадя свое имущество раскидывать!
Шушель вопил, шипел, но пробраться к цветку не мог, хотя и заходил с разных сторон. Мы бы, наверное, с ним долго танцевали, если бы ректор не сделал едва заметный жест и твареныш с верещанием не исчез бы в стене.
— Думаю, сработаемся, — резюмировал ректор, когда я поставила швабру в угол и поправила выбившуюся из идеальной прически прядь. — Но герань свою береги. Он не отстанет.
— Так вы же его… того… — сглотнула я и покосилась на Васика, который приобрел нежно-розовый оттенок, даже клубнички местами проступили.
— Это ненадолго. — Ректор сморщился, как от зубной боли. — Часа через два снова появится и какую пакость учудит на этот раз — неизвестно. Мы с ним почти пол года воюем, и пока счет не на нашей стороне.
— А…
Я вопрос сформулировать не успела, ректор и так понял, что хочу узнать, поэтому сам выложил занятную историю про шушеля и Труселя.
— Нет… с одной стороны, наверное, давно самому следовало их уничтожить… — задумчиво выдал ректор, рассматривая клочок веселенькой ткани в клубничку, которую не дожевал Васус.
— Трусы? — участливо осведомилась я, напоминая себе, что личная помощница прежде всего должна уметь слушать. Нас так учили.
— Да, их. Но было жалко… все же столько сил вложено… душа… опять же, — задумчиво продолжил он и вздохнул. Между темными густыми бровями пролегла складка.
— В трусы? — Я сглотнула. Конечно, работу хотелось очень, но я не нанималась сиделкой к душевнобольному. Судя по воплям, которые ранее довелось слышать в коридоре, он еще и буйный.
— Да что вы заладили: трусы-трусы! — взорвался ректор, и я предусмотрительно отступила. — Да, трусы! Это сложнейший экспериментальный образец — пояс верности. Они удобные, натуральный хлопок, безопасные, гигиеничные — исчезают, когда надо. Эта модель могла бы стать прорывом в артефактике. Я уверен, изобретение пользовалось бы спросом.
— А расцветка и фасон? — не выдержала я, все еще не понимая, зачем ректору академии пояс верности и при чем здесь шушель.
— Расцветка и фасон — отпугивающие! — совершенно серьезно заявил ректор и взъерошил короткий ежик волос. — Кого же на такие потянет? Да и ни одна современная, с позволения сказать, девица, продемонстрировать не решится. Так что с расцветкой все нормально. Сам выбирал.
— И за что же вы так жену? — Я не выдержала и проявила женскую солидарность.
— Жену? — Ректор, казалось, искренне удивился.
— Любовницу? — ужаснулась я, осенив себя защитным знаком. Странный мужчина.
— Дочь конечно же! — Кажется, мои предположения его оскорбили. — Она у меня… впрочем, вы сами будете иметь счастье с ней познакомиться в начале учебного года, если, конечно, не сбежите раньше. Лето она проводит с матерью. Должен же быть у меня хоть какой-то отдых. Она — стихийное бедствие! — Арион фон Расс закатил глаза, а мне как-то подурнело. Не думала, что него есть дети. Не то чтобы мне это было интересно, но все же.
— А дочери у нас сколько? — поинтересовалась осторожно. Вдруг такие вопросы — табу.
— Восемнадцать, но Труселя я на нее надел в семнадцать, так как рыжая пакостница совсем отбилась от рук. Вы даже не представляете, что это такое! По степени причиненного ущерба она на вас похожа.
— Я не пакостница! Я благовоспитанная и очень скромная барышня!
— Да? — Ректор удивился. — А сразу-то и не скажешь, думал, только Кассандра может быть катализатором неприятностей, сама того не желая.
— Итак… — Я вернула разговор в нужное русло. — Вы надели на свою несовершеннолетнюю дочь пояс верности. Не будем углубляться в морально-этическую сторону вопроса, но что дальше?
Ректор и сам углубляться не хотел. Он поморщился, словно от зубной боли, и продолжил:
— Ну, Кассандра была бы не Касанндра, если бы не попыталась пояс верности снять. Ничего у нее не получилось — вполне ожидаемо. — На красивом, словно высеченном из камня лице появилась хитрая усмешка, которая очень быстро сменилась кислым выражением. Видимо, переиграть дочурку у незадачливого папаши не вышло. Следующие его слова подтвердили мои догадки.
— Она разозлилась и вызвала шушеля!
— Обратно отправлять отказалась? — Я понимающе кивнула.
— Если бы! У Кассандры одна, но большая беда — у нее все получается случайно! Еще с того времени, когда она ходила под стол пешком!
Это мне было знакомо. Правда, в мою жизнь нелепые случайности начали проникать не с детства, а с момента получения диплома, и привыкнуть к ним я так и не сумела.
— Шушеля она вызвала случайно, а он всегда появляется с определенной целью. В нашем случае формулировка «Шушель их забери» касаемо трусов сработала прямо. Целый месяц в академии творился ад! Не заставляйте меня рассказывать об этом позоре подробнее! Тогда первый раз в жизни я серьезно переживал, что меня снимут с занимаемой должности! Шушель охотился на Труселя! Кассандра от них избавилась, а этот поганец до сих пор их ворует, куда ни спрячь, и вывешивает на флагшток вместо флага академии! Я снимаю, провожу ритуал изгнания, он снова ворует и вывешивает. Надо мной уже студенты за спиной смеются, а преподаватели страх потеряли и ржут в голос.
— Ну так сожгли бы их или выкинули! В чем проблема?
Я действительно не понимала сложностей моего нового начальника. Сейчас вопрос решился благодаря Васусу, но неужели нельзя было провернуть раньше что-то подобное?
— Во-первых, это значит сдаться и признать свое поражение перед мелкой гадючной тварью! Нет уж! Во-вторых, жалко — я, скорее всего, еще одни не создам, тогда был зол и не записал формулу. Все собирался попытаться повторить на досуге, но конец учебного года без личной помощницы — это ад! А в-третьих… — Ректор задумался. — Отберешь у этой твари трусы, которые она нежно любит, — и что? Кто знает, как шушель будет мстить. А он будет, поверьте. И очень хочется надеяться, что вам и вашей герани, а не мне и моей академии.
— Ой-ой… — протянула я и покосилась на довольного Васика, который сейчас ничем не отличался от обычного цветка.
— Вот вам и «ой-ой», — передразнил меня начальник. — От позора вы меня спасли, но проблем прибавили!
— И что теперь делать?
— Работать, цветочница моя, работать! Вы же за этим сюда приехали?
Я едва заметно кивнула. Сколько получится продержаться на этой должности, одним богам известно. Но уже сейчас я могла сказать — скучно точно не будет. Впрочем, мне нигде скучно не было — неприятности находили меня сами.