27

Кажется, мы бежим целую ночь. Нам кажется, что весь мир исчез и не осталось ничего, кроме этой тропинки, деревьев и снежной мглы вокруг. Останавливаемся, чтобы отдышаться, но ледяной воздух сжимает горло, сдерживая рвущееся из груди дыхание. Мы замерзли, выбились из сил, а ветер все еще свирепствует.

В нашей библиотеке я наткнулась на первую часть «Божественной комедии» Данте. В ней описывается место, куда люди попадают после смерти. Оно называется ад и имеет вид огромной воронки, состоящей из множества кругов. В одном из них – пара влюбленных, наказанная за супружескую измену. Их обрекли на вечные муки. Терзаемые диким вихрем, они не могут говорить, не могут слышать друг друга, не знают ни мгновения покоя.

На их месте вполне могли бы оказаться мы, думаю я. И самое печальное, что за все это время у нас не было ни единой возможности стать любовниками. Слуга и девушка, которую насильно повели под венец. Оба пленники. Как же нам было понять, что мы на самом деле испытываем друг к другу? На моем безымянном пальце все еще блестит обручальное кольцо, скрытое под перчаткой, связанной Дейдре.

Удалившись от кованых ворот на значительное расстояние, мы немного расслабляемся и замедляем шаг. Не могу понять, почему эта дорога никак не заканчивается. Лимузин ехал по ней считаные минуты. Неужели мы с Габриелем не туда свернули? Все вокруг покрыто настолько толстым слоем снега, что я даже не уверена, по дороге ли мы вообще идем. Как раз в тот момент, когда я пытаюсь решить, что же случилось – миру пришел конец или мы попали в свой собственный круг ада, замечаю впереди огни. Слышится какое-то громыхание, затем мимо нас проезжает большой желтый грузовик, беспощадно пропахивая снежную целину проезжей части.

У нас получилось. Мы на месте. Огни и здания появляются, как будто перед нами только что открыли занавес. Еще снегоуборочные машины. Несколько припозднившихся гуляк в свете уличных фонарей. На входе в кинотеатр реклама ночного показа фильмов про зомби.

Пока мы брели по снежной пустыне, готовясь к неминуемой смерти, мир беззаботно жил всего в нескольких милях от нас. Я смеюсь немного нервно, с нотками истерики в голосе, трясу Габриеля, тычу пальцем и повторяю:

– Видишь? Видишь, чего у тебя не было?

– А кто такие зомби? – спрашивает он.

– Не знаю. Но можем это выяснить. Мы вольны делать все что угодно.

Заходим в кинотеатр. Там тепло и пахнет попкорном и средством для чистки ковров. Ни у одного из нас нет ни цента. Знай я заранее, что нам понадобятся деньги, все равно не представляю, где могла бы их стащить. В особняке они к чему; даже Линден легко обходится без них.

К счастью, в кинотеатре полно народу, и нам удается незаметно просочиться в один из залов. Жмемся друг к другу в темноте. Вокруг одни незнакомцы. Нас никто не знает, и мы чувствуем себя в безопасности. Нам показывают жуткие фильмы с глупыми и дешевыми спецэффектами, но меня буквально захлестывает волна восторга.

– Это как на Манхэттене, – шепчу я ему.

– На Манхэттене люди выползают из своих могил?

– Нет. Они платят деньги, чтобы посмотреть фильмы вроде этих.

Киномарафон продолжается всю ночь, один чудовищный фильм за другим. Я то проваливаюсь в сон, то просыпаюсь. Теряю ощущение времени, не знаю даже, день сейчас или ночь. Сквозь дрему до меня доносятся вопли и стоны, но происходящему на экране не под силу обмануть мой мозг. Здесь я в безопасности. Габриель держит меня за руку. В какой-то момент я просыпаюсь от того, что он водит пальцем по моему обручальному кольцу. Оно уже потеряло свое значение: если я когда-либо и была женой Линдена Эшби, больше я ей не являюсь. Мне всегда думалось, что, если двое хотят, чтобы их брак был настоящим, у невесты рано или поздно должна появиться возможность говорить самой за себя.

– Моя настоящая фамилия Эллери, – сонно бормочу я.

– А у меня нет фамилии, – признаётся Габриель.

– Ну так придумай, – отвечаю я.

Он смеется. Снова эта белозубая улыбка, стеснительная и сияющая одновременно. На его лице дрожат белые отблески мерцающего экрана. Оборачиваюсь. По опустевшему залу понимаю, что показ уже закончился.

– Почему ты меня не разбудил? – удивляюсь я.

– Ты была такой милой, – оправдывается он и смотрит на меня долгим задумчивым взглядом, потом наклоняется ближе и целует.

Это восхитительное удовольствие – целоваться, не переживая по поводу открытых дверей. Его рука придерживает мой подбородок, я медленно обнимаю его за шею, и мы забываем обо всем, растворяясь среди моря пустых кресел в мире мерцающего полумрака. Мы абсолютно, безоговорочно свободны.

Вздрогнув от скрипа распахиваемой двери, мы резко отстраняемся друг от друга. В зал заходит работник кинотеатра, из первого поколения, с метлой в руках.

– Эй, – окликает он нас, – кино закончилось. Все по домам.

Перевожу взгляд на Габриеля:

– Ну что, пойдем?

– Куда?

– Домой, конечно.

Дом так далеко, что я и понятия не имею, как мы до него доберемся. У нас с братом нет телефона, поэтому я не могу просто позвонить Роуэну и сказать, что со мной все в порядке. Но как только мы выберемся из Флориды, найду телефон-автомат и позвоню на фабрику, где он работал в то время, когда меня похитили. Вполне вероятно, что он еще не сменил место. Мне приходится повторять себе это снова и снова, хотя, судя по неприятному, сосущему чувству под ложечкой, мой внутренний голос уверен, что брат оставил прежнюю жизнь, чтобы разыскать меня, и найти его будет непросто.

Выйдя из кинотеатра, оказываемся в городе, балансирующем на зыбкой грани между сном и бодрствованием. Он хоть затих, жизнь в нем не остановилась. С улиц еще не исчезли автомобили и снегоуборочные машины. Они продолжают месить грязь, в которую превратился снег. Редкие прохожие идут спокойным шагом, никуда не торопясь. Небо окрашивается в розовато-желтые цвета. Судя по всему, времени у нас совсем немного. Уже почти утро. Скоро Вон узнает, что мы с Габриелем пропали. И это только в том случае, если Сесилия смогла прикрыть наше отсутствие и он все еще в неведении.

Сесилия. Вчера она послала того слугу помочь нам, и я ожидала от нее какого-то подвоха. Да и как же иначе? Но за нами не гонится полиция с мигалками. На нас не устроили облаву. Мы с Габриелем стоим здесь, рука об руку, и разглядываем безмятежный город.

Почему она помогла мне?

Вчера, лежа на батуте, я услышала от нее это же слово «помогла». «Я помогла тебе!» – выкрикнула она. Но стоило ей только понять, что в действительности все получилось совсем наоборот, на ее юном личике отразился неподдельный ужас.

– И что теперь? – спрашивает Габриель, выдергивая меня из воспоминаний.

– Пойдем, – говорю я и тяну его за собой по тротуару.

Под ногами похрустывают крупинки соли. Нам встречается по меньшей мере человек десять: один-два кивают в знак приветствия, большинство проходят мимо, не обращая на нас никакого внимания. Мы просто пара прохожих в шерстяных пальто, возвращающихся домой.

Мы добираемся до гавани. Вблизи она совсем не похожа на ту картинку, которую я нарисовала себе, рассматривая ее из окна лимузина. Все здесь напоено жизнью. Мы вдыхаем соленый воздух, как музыкой наслаждаемся шумом прибоя и тихим стуком лодок о причал. Мне не терпится продолжить начатое, найти и украсть подходящую лодку прежде, чем нас обнаружат. Но на лице Габриеля выражение такого благоговения, что я не решаюсь его торопить. Он словно не может поверить своим глазам.

– Что-нибудь вспоминается? – спрашиваю я.

– Я… – его голос срывается. – Я думал, что не забыл, каков океан на самом деле, но оказывается, я совсем ничего не помнил.

Делаю к нему шаг. Он обнимает меня, потом крепко прижимает к себе.

– Ты же сможешь вывезти нас отсюда на одной из этих лодок? – уточняю я.

– Да, конечно.

– Уверен?

– Ну, если я ошибаюсь, думаю, долго мы с тобой не проживем.

У меня вырывается смешок:

– Отлично.

Привередничать нет времени. Возможность выбрать лодку я предоставляю Габриелю. Он-то в них понимает, хоть и учился по картинкам. По большей части лодки здесь гораздо более современные, чем те, о которых Габриель мог прочитать в нашей библиотеке, но он в любом случае разбирается в них лучше, чем я. Решаем остановиться на маленьком рыбацком суденышке с крытой рулевой рубкой – так вроде бы это правильно называется, а у Габриеля нет времени мне объяснять. Главное, в ней нам будет не страшен холодный ветер. Узел поддается на удивление быстро, и мы отчаливаем от пирса. Несмотря на то что Габриелю впервые встретилась эта модель, он управляет лодкой как заправский моряк. Хочу ему помочь, но только мешаюсь у него под ногами. В конце концов он не выдерживает и просит меня поработать впередсмотрящим. Ну, с этим я справлюсь.

Отплываем от берега.

Габриель, стоящий в эту минуту у штурвала с таким серьезным и важным видом, совершенно не похож на неуверенного, старающегося не привлекать к себе лишнего внимания слугу, который развозил нам еду по комнатам. Взгляд его голубых глаз прикован к горизонту. Сейчас он на своем месте. Не исключено, что родители Габриеля часто выходили в море. Или, может, сто лет назад, когда люди были настоящими и свободными, его предки выглядели именно так.

Наконец-то мы свободны. Мне о многом нужно ему рассказать. Дженна. Сесилия. Уверена, что Габриелю тоже есть чем со мной поделиться. Но это подождет. Я любуюсь им со стороны и не мешаю ему наслаждаться такими дорогими для него мгновениями. Пусть эта лодка под его умелым управлением несет нас в вечность. Мы будем долго-долго плыть над навсегда ушедшими под воду континентами, пока Флорида не исчезнет из виду. Просто исчезнет, как будто ее и не было.

Вдруг мы причалим к тому же пляжу, что нарисовал отец Дейдре? Подержим в руках морскую звезду, настоящую, такую, до которой можно дотронуться. Нам в любом случае придется где-нибудь высадиться. Будем останавливаться, чтобы уточнить, как лучше добраться до Манхэттена. Мы окажемся в местах, где нас никто не знает, где я не являюсь женой Линдена Эшби, а Габриель не слуга и где никто никогда не слышал о Воне Эшби и его огромном особняке. Мы плывем вдоль береговой линии, и ветер усиливается.

Габриель обнимает меня, я накрываю его руки своими, чувствую сопротивление штурвала.

– Смотри, – шепчет он мне на ухо.

Вдали виднеется маяк. Скользнув по нам, луч света продолжает свой путь по кругу. На этот раз я не знаю, куда он нас приведет.