Книга: Retrum. Когда мы были мертвыми
Назад: Философия и сумерки
Дальше: Пена в ночи

Визит

Каждый день рождения — это очередное перо
в наших крыльях времени.
— Жан-Поль Рихтер —
Разбудило меня дребезжание оконного стекла под порывами ветра. В помещении, где я находился, было душно. Я приоткрыл глаза и понял, что лежу на кровати в своей комнате практически голый. На улице к тому времени уже успело стемнеть.
Я попытался вспомнить, что со мной случилось на занятиях. Мне удалось восстановить в памяти отдельные фрагменты этого утра. Вот я поднимаюсь из-за стола, иду к кафедре, встаю рядом с преподавательницей и поворачиваюсь к аудитории. Как я отвечал на ее вопросы — мне вспомнить не удалось. Затем вокруг меня все потемнело, и я провалился в бездонную сумеречную мглу.
Как я оказался в своей постели и сколько времени прошло с тех пор, оставалось для меня неизвестным. Судя по всему, одноклассников я здорово напугал и рассмешил одновременно. Переживать по этому поводу я не собирался. От погруженного в печаль готичного парня из Тейи можно было ожидать и не таких выходок.
Я вроде бы снова стал отключаться и проваливаться в сон, как вдруг скрипнула приоткрываемая дверь. Этот звук вновь вернул меня к реальности.
В дверном проеме, как и следовало ожидать, стоял отец. Впрочем, меня удивило, что выглядел он не расстроенным и не озабоченным.
«Странное дело, — подумал я. — Сын, значит, в обморок падает, а отец, заглядывая к нему в комнату, выглядит таким довольным, каким я его давно не видел».
— К тебе гости, — бодрым голосом объявил он, — Будешь в постели лежать или оденешься?
С одной стороны, я вовсе не был намерен принимать каких бы то ни было гостей. С другой — мне было интересно, кто же это сподобился проведать меня на ночь глядя. Немного подумав, я решил, что ни сил, ни желания одеваться у меня нет. Приму гостя — кто бы это ни был, — не вставая с постели. Так будет еще понятнее, что я нездоров, и визит надолго не затянется. Лежачий больной всегда имеет право сказать, что устал и хочет побыть один.
— А кто там? — спросил я — Впрочем, пусть проходит.
Отец вышел.
Не прошло и минуты, как дверь вновь распахнулась, и в мою сторону сквозь темноту стала двигаться яркая горящая звезда, рассыпавшая вокруг себя искры.
— Это что еще за хрень? — пробормотал я.
Искрящаяся звезда зависла рядом с моей кроватью, и в ее неверном свете я разглядел силуэт человека, державшего в руках пиротехническую игрушку.
Это явно была девушка.
Загипнотизированный фонтаном искр бенгальского огня, я молча смотрел на этот огненный цветок и очнулся, лишь когда он догорел и вместо искр в воздухе на время повисла красная точка раскаленного металла.
— Свет включить не хочешь? — раздался в комнате знакомый голос.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы нашарить на стене выключатель бра, висевшего у меня в изголовье.
Наконец зажегся свет, и на некоторое время я словно ослеп. Дело было, разумеется, не в яркости привычной лампы. Ослепила меня Альба, стоявшая перед кроватью. В алом платье, с распущенными по плечам светлыми волосами, она сама словно сияла.
Я чуть опустил взгляд. Альба держала в руках малиновый торт, на котором взбитыми сливками было выведено «17». Из самого центра этого произведения кулинарного искусства торчал обугленный металлический прутик — все, что осталось от бенгальского огня, буквально минуту назад поливавшего мою комнату дождем ослепительных искр.
— С днем рождения! — поздравила меня гостья, продолжавшая стоять с тортом в руках и явно не знающая, что делать дальше.
С того места, откуда я наблюдал за Альбой, мне лучше всего были видны ее длинные стройные ноги. Заставив себя отвлечься от этого зрелища, я вдруг вспомнил, что несколько месяцев назад был в такой же роли — единственного гостя на ее дне рождения. Ситуация повторилась в зеркальном отражении.
— Не знаю, полезет ли мне в горло что-то сладкое, — заметил я, разглядывая густой толстый слой малинового желе, покрывавшего торт. — Но признаюсь, что бокал шампанского мне не повредил бы.
— Шампанское уже охлаждается в морозилке, — гордо доложила Альба, — Где у тебя бокалы?
— В серванте в гостиной. Спроси у отца и скажи ему, пусть он тоже к нам присоединится. Я, конечно, не уверен, но вполне возможно, что мой родитель тоже захочет пригубить шампанского за здоровье доходяги, который достался ему в качестве сына.
В этот момент я услышал звук закрывающейся двери.
Альба поймала мой удивленный взгляд и, явно стесняясь, прояснила ситуацию:
— Он уже предупредил меня, что не сможет с нами посидеть. Твой отец договорился с друзьями поужинать в Барселоне и сказал, что, судя по всему, засидятся они довольно поздно. Нет, он, конечно, сначала отменил эту встречу, чтобы побыть с тобой, но я сказала, что вполне в состоянии подменить его в качестве сиделки и не оставлять тебя одного, пока отец не вернется. Завтра, кстати, пятница, но день нерабочий. Или ты забыл?
Это обстоятельство действительно вылетело у меня из головы, причем напрочь.
Все еще толком не понимая, что происходит, я смотрел вслед Альбе, вышедшей из комнаты за шампанским. Невзирая на свое состояние, я не мог не обратить внимания на то, как эффектно и вместе с тем не вульгарно она покачивает бедрами. Как только Альба скрылась за дверью, я присел на кровати, пытаясь сообразить, где может лежать моя одежда. Если уж на то пошло, прием гостей в день рождения в одних трусах вряд ли можно считать проявлением хороших манер. Ни одеться, ни даже отыскать свои вещи я не успел. Альба очень быстро вернулась в комнату с подносом, на котором стояли два высоких бокала и бутылка «Моэ и Шандона». Шампанское она явно позаимствовала у своих родителей. Девушка поставила поднос на столик у кровати, и я, несколько стесняясь такой близости с одноклассницей, натянул одеяло по самую шею.
Альба продолжала стоять у кровати как прекрасная статуя. Судя по всему, она тоже не совсем понимала, что делать дальше.
— Ты присаживайся, — сказал я ей, показывая на край своего ложа. — Кровать широкая, оба поместимся.
Все так же закутанный в одеяло, я чуть подвинулся в сторону. Альба сбросила туфли и села на кровать с ногами. Надо сказать, что вела она себя совершенно естественно — ни дать ни взять, старая подружка, если не невеста, привыкшая находиться в непосредственной близости со своим молодым человеком.
Пока Альба открывала шампанское, я поинтересовался у нее:
— Раз уж такое дело, может быть, ты мне по секрету расскажешь, как я здесь оказался?
Назад: Философия и сумерки
Дальше: Пена в ночи