Минут через двадцать или, быть может, чуть позже мы уже стояли перед воротами кладбища Викторианской эпохи. От него веяло каким-то запустением. Впрочем, скорее всего, это впечатление своим происхождением было обязано той дурной славе, которую этот район приобрел именно в последние годы.

Даже в путеводителе было сказано, что название «Кенсал-Грин» частенько мелькало в прессе в хронике криминальных происшествий. Порой здесь происходили самые настоящие перестрелки. Так, например, в ноябре 2001 года пятеро посетителей, сидевших на террасе одного из пабов в этом районе, получили тяжелые ранения, когда трое неизвестных в масках открыли беспорядочную стрельбу по заведению. Два года спустя неподалеку от этого места были найдены трупы семилетнего ребенка и его отца. Обоих убили выстрелами в голову. С тех пор цепочка насилия, совершавшегося в этом районе Лондона, не прерывалась.

В общем, данное место, несмотря на всю мою любовь к кладбищам, я никак не мог назвать безопасным, и ночевать здесь, с моей точки зрения, было бы по меньшей мере неразумно. Впрочем, учитывая тот факт, что метро уже закрылось, другого выхода у нас не оставалось.

Как и предполагала Алексия, на территорию кладбища мы проникли без особого труда. Один из секторов ограды был несколько ниже, чем все остальные. Алексия даже не забралась на него, а легко, по-кошачьи влетела на гребень стены. Оттуда она протянула мне руку, и с ее помощью я тоже сумел забраться на каменную стену. Мы огляделись и одновременно спрыгнули на дорожку, шедшую вдоль ограды. Дожди, постоянно идущие в Лондоне, превратили эту тропку в своего рода водосточную канавку.

Впрочем, в ту ночь над городом мертвых ярко светила почти полная луна. Было жарко, так что перспектива провести еще одну ночь на свежем воздухе нас с Алексией не пугала. Гораздо неприятнее было бы ночевать в полицейском участке, попадись мы сейчас на глазах охране, и еще хуже — повстречаться с местными вандалами, которые, как я читал в путеводителе, частенько заглядывали сюда по ночам.

Кладбище в этот час было пустынным и выглядело в лунном свете почти заброшенным. Это впечатление создавали поваленные могильные памятники, ставшие жертвами корней деревьев, растущих вокруг. Алексии всегда нравились подобные романтические пейзажи, и вид этого почти заброшенного погребального парка привел ее в полный восторг.

Мы прошли в глубь кладбища и в изумлении остановились перед участком, на котором почти не осталось целых захоронений. Могилы были вскрыты, а склепы и памятники практически полностью разрушены. Судя по густому плющу, покрывавшему эти руины, чудовищное надругательство над гробницами произошло не в последнее время, а много лет назад.

— Я читала, что это кладбище сильно пострадало от немецких бомбардировок во время Второй мировой войны, — завороженно разглядывая развалины, произнесла Алексия. — Как ты думаешь, мы видим следы тех бомбежек?

— Вполне возможно. Только мне кажется странным, что родственники покойных не восстановили памятники или хотя бы не привели в порядок сами могилы.

— Может быть, у них просто никого не осталось?

— В каком смысле?

— Допустим, здесь были похоронены те, кто умер, не оставив наследников. В конце концов, во время войны всякое бывает. Порой люди погибают или пропадают целыми семьями.

Чтобы не попасться на глаза охране, мы старались держаться подальше от главных аллей кладбища и передвигались в основном по узким проходам между могилами, явно проигрывавшими сражение с сорняками и кустами, буйно растущими повсюду.

Убедившись в том, что забрались в самый глухой уголок этого города мертвых и что нас здесь, скорее всего, никто не увидит, мы выбрали себе в качестве ложа большую каменную плиту, поросшую мхом. Ничего иного, что походило бы на кровать, кладбище Кенсал-Грин предложить нам не могло.

— Мы, кстати, не накрасили себе лица, — заметил я.

— Нет, оставим это на завтра, — возразила Алексия, — Сегодня у меня нет ни малейшего желания брататься с покойниками, вне зависимости от того, кто лежит под этой плитой.

— Чего же тогда тебе хочется?

— Заняться любовью прямо здесь и сейчас.

Алексия жестом попросила меня подождать ее и скрылась из виду за ближайшим высоким памятником.

Восхищенный такой перспективой — столь далеко мы на кладбище еще никогда не заходили, — я весь горел от страсти. Дожидаясь Алексию, я поспешно разделся и сидел совершенно голый на могильной плите, мягкой от слоя мха, покрывавшего ее.

Чтобы хотя бы немного успокоиться, я попытался сосредоточиться на луне, висевшей почти в зените, и стал искать знакомые кратеры на ее поверхности. В серебристом свете моя кожа приобрела какой-то странный молочно-белесый оттенок.

Алексия вернулась к нашему ложу тоже обнаженной, тотчас же бросилась ко мне, осыпала ласками и поцелуями. Там, в этом саду смерти, мы и предались прекрасному танцу жизни.

Тихий, безветренный рассвет застал нас обнаженными, укрывшимися, как одеялом, моим пальто.

Вдалеке уже слышался шум проснувшегося большого города. Наступивший день был выходным, но многочисленные машины уже пробирались по бесконечному лабиринту лондонских улиц.

Обнимая Алексию, я подумал о том, что в эту ночь мы, наверное, познали нечто большее, чем просто единение наших тел. Наслаждаясь близостью с возлюбленной прямо на могильной плите, я обещал ей любить ее всегда — и при жизни, и после смерти.

Когда все закончилось, Алексия выразила мне практически те же самые чувства, но другими словами:

— Когда не стало моей сестры, я поняла, что и сама наполовину умерла. Но моя живая часть теперь воссоединилась с твоей — с той, которая уцелела после смерти твоего брата.

Алексия энергично потянулась и столкнула меня с могилы.

Я упал на траву, затем поднялся и решил, что раз уж мы все равно проснулись, то будет лучше одеться, чтобы в таком вот виде не попасться на глаза сотрудникам кладбища или первым посетителям. Затем я сходил за одеждой Алексии, которая к тому времени села в изящной позе на ту же плиту и больше всего теперь напоминала лесную фею с какого-нибудь романтического холста.

Мы уже совсем было собрались отправиться на поиски выхода, как вдруг моя возлюбленная остановилась и сказала:

— Хотелось бы знать, чья могила послужила нам сегодня ложем любви.

Ради Алексии я был готов на все, а уж содрать голыми руками ковер мха с плиты было для меня и вовсе сущим пустяком. Вскоре нашим взглядам предстали вырезанные на камне имя покойного, даты его рождения и смерти.

Выяснилось, что нас ждал весьма мрачный сюрприз.

Несмотря на то что и сама могила, и плита, лежавшая на ней, были достаточно большими, там, в глубине, покоился человек, проживший на этой земле всего один день.

Алексия с ужасом посмотрела на меня и воскликнула:

— Мы, оказывается, спали на могиле ребенка! Нет, даже не ребенка — младенца!

— Что в этом такого? — спросил я, чувствуя, что моя возлюбленная испугалась не на шутку.

— Я слышала про такое поверье. В общем, это к большому несчастью.