В начале мая я нашел себе работу, причем там, где меньше всего ожидал. К моему немыслимому изумлению, мне теперь предстояло проводить выходные не где-нибудь, а в кафе-клубе «Пальма-де-Тейя». Я должен был стоять за стойкой по вечерам в пятницу, весь день в субботу и до обеда в воскресенье.

Если сложить почасовую оплату и рассчитывать на чаевые, то выходило, что мне удастся заработать достаточно денег на то, чтобы купить единый проездной на месяц по железной дороге и раз в два-три дня переночевать где-нибудь в хостеле. В основном же мы с друзьями предполагали ночевать в поездах или же на кладбищах.

Мне пришлось распрощаться со старыми привычками. Теперь у меня уже не было возможности долгими часами валяться на кровати, слушать музыку, видеться с друзьями из «Retrum», и в первую очередь с Алексией. На выходные мне теперь рассчитывать не приходилось.

Отец воспринял мое решение устроиться на работу как хороший знак. Его, конечно, беспокоило, не скажется ли это на учебе, но он понял, что в будние дни по вечерам я по-прежнему в основном сижу дома, и перестал волноваться.

То, что мне приходится работать по выходным, когда остальные развлекаются, меня не огорчало. Если честно, мне не было никакого дела до того, кто, где и как проводят свое свободное время. Не задевали меня и шутки и приколы одноклассников по поводу моего места работы и внешнего вида. Чаще всего меня теперь называли Черным Официантом, потому что одевался я по-прежнему только во все черное.

Главная проблема заключалась в другом. Как только информация о том, где я работаю, стала известна всему институту, в «Ла-Пальму» зачастила Альба. Порой она просиживала здесь по нескольку часов кряду, за столиком или у стойки. Девушка делала вид, что читает или просматривает конспекты, но я прекрасно понимал, что приходит она сюда для того, чтобы увидеть меня.

В первый раз, когда я заметил ее на табурете у стойки — такую симпатичную, ухоженную и опрятную, — мне показалось, что это произошло случайно, и я с удовольствием поболтал с соседкой по парте в неформальной обстановке. Когда же выяснилось, что она готова торчать здесь все выходные с утра до ночи, мне, чтобы избежать долгих разговоров, пришлось изображать, что я страшно занят. Мол, у меня куча всяческих дел и работы, отложить исполнение которой я никак не могу. Я закладывал стаканы и тарелки в посудомоечную машину и вынимал их оттуда, натирал полотенцем бокалы до блеска, драил кофеварку. Несмотря на то что это не входило в мои обязанности, я частенько брал подносы и выходил в зал, чтобы собрать со столов освободившиеся бокалы и рюмки.

Эти приступы трудового рвения не прошли незамеченными для управляющего заведением, веселого и шутливого аргентинца, который время от времени говорил мне:

— Да сядь ты, отдохни немного. Ведь из-за тебя нас скоро уволят. Ты же один всю работу делаешь. Посиди поболтай со своей подружкой, а я тебя позову, когда что-то будет нужно.

Обычно я просто отшучивался или отделывался от своего благодетеля ничего не значащими фразами. Управляющий, похоже, смирился с тем, что я какой-то странный, а мне только это и было нужно. Тем не менее как-то раз, в воскресенье утром, когда Альба сидела в кафе, старательно изображая, что читает газету, он положил руку мне на плечо и строго сказал:

— Слушай, ты уже достал меня своим трудолюбием. Смотри, в баре все сделано, работы нет, поэтому я приказываю тебе взять что-нибудь выпить и посидеть за столиком вон с той девушкой. Хорошо, просто сделай это ради меня.

И вот через минуту мы с Альбой сидели за столиком, потягивая кофе со льдом. Дни стояли уже по-летнему жаркие.

— Я надеюсь, тебя не будут из-за меня ругать, — взволнованно сказала Альба, — Может быть, твоему начальству не нравится, что к тебе приходит знакомая? Как ты думаешь, я здесь не помешаю?

Проще всего, конечно, было бы подтвердить ее подозрения и по возможности грубо попросить ее не появляться в баре в те часы, когда я там работаю. Но я просто не мог поступить так жестоко с этой доброй и отзывчивой девушкой, которая когда-то так трогательно играла в пинг-понг со своим дедушкой.

— Никому ты не мешаешь, — отмахнулся я, — Просто работы много. Здесь такой режим, что особо не расслабишься, все время нужно что-то делать.

— Понятно, — сказала Альба, положила подбородок на руки и предложила: — Слушай, а давай как-нибудь в кино сходим, например вечером в будний день. В «Каландрии» идет последний фильм Аменабара.

Я представил себе нас с Альбой в темном зале старого уютного кинотеатра. Вот мы сидим рядом и держимся за руки, а потом начинается самое интересное.

Не скажу, что такая перспектива была лишена привлекательности, но я вспомнил о том, что дал зарок не причинять никому боли и зла, за исключением, разумеется, самого себя.

— Давай подождем до конца месяца, — взмолился я. — До экзаменов осталось всего две недели, а я еще толком ник чему не готовился. С тех пор как я устроился на эту работу, на выходные в смысле учебы рассчитывать не приходится.

— Да, конечно. На самом деле я тобой просто восхищаюсь. Я точно не смогла бы одновременно учиться и работать. А ты почему так сделал? Хочешь отцу помочь?

— Нет. Ему было бы проще и удобнее, если бы я сидел дома. Просто мне деньги нужны. Я запланировал съездить кое-куда.

— Да ты что? И куда же?

Я вдруг осознал, что совершил большую ошибку. Естественно, в мои планы не входило рассказывать Альбе о намеченном путешествии по кладбищам всей Европы и уж тем более посвящать ее в подробности своей дружбы с представителями ордена бледных. Впрочем, на этот вопрос у меня нашелся ответ, который заставил Альбу всерьез заволноваться.

— Разве я тебе еще не рассказывал? — переспросил я. — Дело такое. По окончании учебного года мне придется съездить в Америку — к маме. Я и сам пока с этой мыслью свыкнуться не могу.

Альба выслушала меня и с дрожью в голосе спросила:

— Надолго ты уезжаешь?

— Сам не знаю. Пока что меня уже записали в какой-то бостонский институт, чтобы я мог доучиться там и получить диплом бакалавра. Потом посмотрим, как дело пойдет.

Глаза Альбы заблестели сильнее обычного. В какой-то момент мне показалось, что она готова вот-вот расплакаться прямо здесь, в кафе.

Но девушка взяла себя в руки и спросила:

— А ты?.. Ты сам-то хочешь туда ехать?

Я лишь пожал плечами. Мне было ясно, что любой ответ на этот вопрос будет ложью или же окажется неправильно истолкованным.

В конце концов я просто встал из-за стола, направился к стойке, обернулся и процитировал часть фразы художника, некогда высказанной в мой адрес:

— Ты уж извини, я пойду. Меня ждут. А ты не грусти, развлекайся в свое удовольствие.