20
«Grievous Angels»
MOC
Гул в теле никогда не смолкал. Всю ночь я лежал без сна, ткани боролись друг с другом, кровь кипела. Я чувствовал, как зверь сражается со всем, что я собой представляю, пытается переделать меня во что-то другое, пытается подменить меня. Даже пот пылал яростью, протискиваясь наружу сквозь поры, — типа как драка в баре, когда она выплескивается на улицу.
Глядя в зеркало, я не узнавал себя. И дело не просто в том, что я похудел, скулы обозначились резче и выступали под новыми углами, глаза стали больше. Это было что-то глубинное, пробивающееся сквозь кожу, непохожее на меня, презирающее меня. Как будто пытались проступить кости какого-то другого существа.
Это было чистой воды безумие, но часть меня умирала от желания понять, во что я превращаюсь. Иногда я просто хотел покончить с этим, выпустить зверя на свободу и подойти к самому краю. Подумать только, я чуть не сказал «да» сегодня вечером, когда Перл пригласила меня на выступление «Армии Морганы». Мне было интересно, какое действие сотни спрессованных тел окажут на мой голод, который я уже контролировал только наполовину. Я представлял себе, как их запах наполняет воздух, шум толпы сливается с ревом внутри меня…
Но нет — пока. Не без Мин. В ее объятиях я по-прежнему чувствовал себя самим собой. Кроме того, мне еще предстояло многое узнать, играя за подаяние в подземке.
Женщина не сводила с меня взгляда и внимательно прислушивалась, обеими руками вцепившись в сумочку. Она все еще не была уверена, стоит ли открывать ее и доставать деньги, рискуя таким образом протянуть еще одну ниточку связи между собой и этим странным парнем, играющим на гитаре в метро. И все же заставить себя уйти она не могла.
В этот час станция «Юнион-сквер» была почти пуста, моя музыка эхом отражалась от стен. Красный бархат гитарного футляра усеивало серебро, и еще больше монет лежало на бетонном полу. Люди бросали свои четвертаки издалека и шли дальше. Даже сквозь темные очки они видели энергию, излучаемую моими глазами. Чувствовали запах моего голода.
Но эта женщина остановилась, зачарованная.
Мне всегда было интересно: харизма — это что-то в генах, типа карих глаз или больших ног? Или, может, ты обретаешь ее от звуков аплодисментов и щелканья камер. Или знаменитые люди излучают ее, потому что я видел так много их подретушированных портретов, что их красота врезалась в мое сознание, как рекламные слоганы.
Однако оказалось, что харизма — это болезнь, инфекция, полученная через поцелуй с надлежащим человеком, зверь, который живет в твоей крови. Установив связь с этой женщиной, и притягивая ее все ближе, я чувствовал, насколько силен мой магнетизм.
Она сделала шаг вперед, щелкнула застежкой сумочки, и та открылась.
Я не осмеливался смотреть в ее зачарованные глаза. Полиции больше здесь, внизу, не было — по крайней мере, так поздно. Никто не остановил бы меня, если бы я уступил порыву.
Она рылась в сумочке, ни на мгновение не отрывая от меня взгляда. Подошла еще ближе, и пятидолларовая банкнота спланировала на пол, где уже лежали монеты. На ее лице возникло умоляющее выражение, и я понял, что она платит за возможность сбежать.
Я перестал играть и достал из кармана пластиковый пакетик с чесноком. Колдовство разрушилось, женщина повернулась и направилась к лестнице; эхо последних аккордов «Страта» угасало в тишине. Женщина не оглядывалась, ее шаги становились все быстрее.
Что-то заворочалось внутри, злясь на меня за то, что я позволил ей уйти. Я чувствовал, как оно обвивается вокруг моего позвоночника, с каждым днем становясь все сильнее. Его щупальца протянулись и в рот, изменяя вкус всего, что я ел, вызывая зуд в зубах. Желание последовать за женщиной было так сильно…
Я поднес мешочек к лицу и вдохнул запах свежего чеснока. Он заглушал шум в голове, успокаивал стремительный поток крови.
Мин дала мне его на всякий пожарный случай, но теперь я прибегал к нему практически все время. Я даже пытался сварить из мандрагоры отвратительный чай Лус, отчего, по словам мамы, провоняла вся квартира. Однако лучше всего успокаивает зверя мясо, и ничто — даже Мин — не имеет такого замечательного вкуса. Сырое мясо лучше всего, но оно сейчас в дефиците, цена все время возрастает, и простой гамбургер, только что вынутый из пластика и все еще сохраняющий прохладу холодильника, почти так же хорош.
Я стоял, вдыхая запах чеснока и прислушиваясь.
Мин была права — здесь, внизу, можно многое понять. Секреты таились в ритмах Нью-Йорка, в смене его настроений, в кровотоках его водных магистралей. В шипящих паропроводах, в активности крыс и бродячих котов — и те и другие были поражены инфекцией; все в целом походило на огромную версию болезни внутри моего тела.
Сейчас мой слух с каждым днем становился все острее, я мог слышать даже то, что происходит за углом, и все эти звуки эхом отдавались в голове. Я также гораздо лучше слышал нашу музыку и почти видел зверя, которого Минерва вызывала своим пением.
И я знал: он где-то здесь, внизу… готов научить меня всему.
Немного позже одиннадцати тридцати его запах нашел меня.
Запах поднимался снизу, переносимый затхлым, мягким ветром от проходящих поездов. Я помнил его с той первой ночи, когда поехал в Бруклин, а потом Минерва повела меня на рельсы и втолкнула в разрушенный участок туннеля; запах, который делал меня сердитым, сексуально озабоченным и голодным — все сразу.
Потом я услышал что-то, низкий, дрожащий звук, почти неуловимый на фоне содрогания почвы под ногами при прохождении поездов. Типа как во время репетиций Минерва заставляла пол под нами дрожать.
Я сгреб рассыпанные деньги, рассовал их по карманам, положил «Страт» в футляр и взял маленький усилитель на батарейках. К этому моменту запах стал слабее, унесенный прихотливыми ветрами подземки, и я на мгновение замер в неуверенности. Вокруг раскинулась станция «Юнион-сквер» со своими турникетами, автоматами по выдаче жетонов и лестницами вниз, к подземным магистралям города.
Я наполовину прикрыл глаза и медленно пошел через станцию, ловя слабый душок парфюмерии и мочи, острый металлический привкус дезинфекции и запах ржавчины, отдающий кровью. В конце концов, еще один головокружительный порыв ветра ударил с лестницы, ведущей вниз, к поезду.
Платформа внизу была пуста, если не считать снующих на рельсах крыс. Дующий то туда, то обратно ветер от далеких поездов шевелил брошенные клочки бумаги и заставлял тот запах вращаться вокруг меня — примерно так, как мир вращается, когда переберешь пива. Я снял темные очки и заглянул в глубину туннеля.
Ничего, кроме темноты.
Однако с южной стороны туннеля донесся еле слышный звук.
Когда я дошел до этого конца платформы, на меня обрушилась новая волна запахов: дезодоранта от пота, недавно выкуренных сигарет, крема для обуви, одежды после химчистки…
Кто-то прятался за последней металлической колонной на платформе, осознавая мое присутствие и нервно дыша. Еще один запоздалый странник, которому страшно здесь.
Однако из-за туннеля позади него взывал другой запах.
Я сделал еще шаг вперед, и мужчина увидел меня. На нем была форма работника подземки, глаза широко распахнуты, рука с такой силой сжимала электрический фонарик, что побелели костяшки пальцев. Интересно, он тоже слышал зверя?
— Извините, — сказал я. — Я просто… — Я мысленно прикинул вес своей гитары и усилителя. — Пытаюсь добраться домой.
Он не отрывал от меня остекленевшего взгляда, в котором застыл ужас.
— Ты один из них.
Только тут я вспомнил, что снял очки; теперь он мог видеть в моих глазах то, что скрывалось внутри.
— Простите, я не собирался…
Он вскинул руку и перекрестился; мой взгляд привлек висящий у него на шее серебряный крестик. Человек выглядел так, словно хотел убежать, но моя болезнь удерживала его на месте — то, как я двигался, сияние глаз.
Зуд пробежал по коже — типа того, что я чувствовал, когда поднимался по лестнице в комнату Минервы. Я истекал слюной.
Мужчина обильно потел, и запах его страха был так же непреодолим, как запах жарящегося бекона, просачивающийся под дверь спальни по утрам.
— Держись от меня подальше, — умоляюще сказал он.
— Я стараюсь.
Положив на пол гитару и усилитель, я порылся в кармане, нащупал пластиковый мешочек, вытащил зубок чеснока и принялся очищать от тонкой кожицы, разрывая ее ногтями. Наконец обнажилась жемчужно-белая плоть, гладкая и маслянистая на ощупь. Я сунул зубок в рот, даже не очистив до конца, и надкусил.
Острый, горячий сок, похожий на соус «Табаско», потек в горло. Я вдохнул его пары и почувствовал, как тварь внутри меня немного ослабела.
Я облегченно выдохнул — конечно, с запахом чеснока.
Человек прищурился. Столбняк, удерживающий его на месте, отступил. Он покачал головой при виде моей рваной футболки и грязных джинсов; для него я снова стал просто семнадцатилетним парнишкой, усталым, нагруженным музыкальным снаряжением. И совершенно не опасным.
— Не нужно мусорить. — Он кивнул на кожуру от чеснока, которую я уронил. — Кому-то придется убирать за тобой, знаешь ли.
Потом он повернулся и быстро пошел прочь, унося с собой страх.
Я втянул глубоко в легкие запах чеснока.
«Мы не должны есть хороших людей», — прозвучал в голове голос Минервы.
Нет, определенно нужно предпринять новую попытку с чаем из мандрагоры. Пусть у него вкус как у скошенной травы, все равно это лучше, чем вкус…
Тьма в туннеле беспокойно смещалась, что-то огромное перекатывалось там во сне, и я забыл о своем голоде.
Оно было здесь, создание, которое грохотало под нами, когда мы играли.
Я подхватил «Страт» — а усилитель оставил — и спрыгнул на рельсы. Запах уводил дальше во тьму, гравий хрустел под ногами, и этот звук эхом отдавался от стен, словно барабанный бой Аланы Рей. Запах становился непреодолимым — типа того кайфа, который я испытывал, уткнувшись носом в шею Минервы, — и притягивал все ближе.
Земля начала кружиться, тьма под ногами внезапно стала жидкой. Когда глаза привыкли к отсутствию света, я понял, что это целая орда крыс, хлынувших, словно вода, во все стороны от моих теннисных туфель; их тут были тысячи и тысячи.
Однако это зрелище не заставило меня содрогнуться — крысы пахли знакомо и безопасно, типа теплого, спящего на груди Зомби.
Запах привел меня к зияющей неровной дыре в стене туннеля, достаточно большой, чтобы туда можно было войти, и очень похожей на ту, где мы с Минервой впервые поцеловались. Брешь уходила в угольно-черную тьму, ее стены сверкали. Крысы кружили около моих ног.
Сейчас я ощущал запах опасности, но убегать не хотел. Кровь пульсировала, все тело готовилось к схватке. Я прислушался и инстинктивно понял, что пещера пуста, хотя что-то прошло через нее.
Я прикоснулся к разломанному граниту, и мои пальцы коснулись чего-то вроде темного клея, густого, точно мед. Как и черная вода, он мгновение сверкал на коже, а потом испарился.
Но его запах оставил в моем сознании сообщение: «Враг». Прямо как всегда говорит Мин: «Своим пением я вызываю врага». Земля под ногами задрожала, крысы начали пищать.
Я побежал по туннелю подземки, хрустя подошвами по гравию, крысы за мной. Ярость волнами прокатывалась по коже. Тело призывало меня сразиться с этой тварью.
И потом я услышал его, почувствовал его запах, увидел, что оно приближается ко мне…
На фоне тьмы двигалась фигура, в целом бесформенная, если не считать щупалец, хватающихся за опорные столбы туннеля в поисках поддержки. Оно тащило себя ко мне — безногое, но зато с множеством рук.
Я остановился и нервно рыгнул чесноком; голова мгновенно очистилась. До меня дошло, насколько оно велико — типа скользящего по рельсам вагона подземки — и насколько я безоружен…
Но потом зверь внутри плотнее стиснул позвоночник, наполняя меня яростью. Я вытащил из футляра «Страт», взялся за гриф обеими руками и положил гитару на плечо, как топор. Стальные струны и золотые звукосниматели вспыхнули во мраке, и внезапно прекрасный инструмент превратился просто в оружие, в кусок дерева, которым можно крушить все подряд.
Крысы сновали вокруг меня, карабкались на стены и столбы.
Тьма так и не позволила монстру обрести форму, но сейчас он двигался ко мне быстрее, из-под его тела в обе стороны летел гравий. Он хлестал по свисающим служебным светильникам подземки, с треском разбивая их один за другим, словно накатывающее облако дыма, несущее тьму.
Потом что-то влажно блеснуло в его центре — открытая пасть с рядами похожих на кинжалы зубов. И я со своей электрогитарой. Какой-то крошечной, рациональной частью разума я понимал, что сильно, очень сильно влип…
Тварь находилась на расстоянии всего двадцати ярдов. Я вскинул «Стратокастер», зашатавшись под его тяжестью.
Десять ярдов…
Внезапно мимо меня из тьмы промчались человеческие фигуры, прямо навстречу твари. Вспыхнуло блестящее металлическое оружие, и пронзительный визг монстра эхом прокатился по туннелю. Кто-то толкнул меня в бок и буквально пригвоздил к стене, не давая двинуться, пока монстр проносился мимо. По всей длине из него торчали цилиндрические отростки, заканчивающиеся ртами с острыми, скрежещущими зубами. Воздух вокруг наполнился криками людей, шорохом летящего гравия и писком крыс.
И потом тварь скрылась, всасывая за собой воздух, словно поезд подземки.
Женщина, прижимавшая меня к стене, расслабила хватку, и я, пошатываясь, вернулся на рельсы. Чудовищная белесая масса удалялась во тьму, оставляя за собой след блестящей черной воды. Темные фигуры и поток крыс преследовали ее. Оружие вспыхивало, словно искры подземки.
Я стоял, тяжело дыша и держа «Страт» таким образом, словно собирался ударить кого-то. Потом монстр исчез из вида, скрылся в найденной мной дыре, точно длинный, бледный, втягивающийся в рот язык.
Охотники последовали за ним, и внезапно в туннеле остались лишь я, несколько сот раздавленных крыс и женщина.
Я удивленно смотрел на нее. Она была немного старше меня, угольно-черная челка почти прикрывала карие глаза; одета в кожаную куртку и рабочие штаны с сильно набитыми карманами.
Она смотрела на гитару в моих руках.
— Мы можем поговорить?
— Поговорить?
Я стоял в полном ошеломлении и дрожа.
— В смысле, просто побеседовать, парень. Или у тебя уже крыша поехала?
— Ммм… — Я опустил «Страт». — Не думаю.
Она фыркнула.
— Хорошо, все правильно. Итак, парень, ты, типа, хотел, чтобы тебя убили?
Она повела меня дальше по рельсам, к заброшенной станции метро, полутемной и призрачной. Лестницы были забиты досками, будка для продажи жетонов разворочена, но разрисованная граффити платформа гудела от возвращающихся после преследования охотников. Они забирались на нее прямо с рельс, так же грациозно, как темные фигуры, спускающиеся по пожарной лестнице в тот вечер, когда я встретил Перл.
«Ангелы» — так Лус называла людей, участвующих в этой борьбе. Но мне никогда и в голову не приходило, что ангелы носят рюкзаки и уоки-токи.
— Полегче с этой вещью, — сказала женщина, которая спасла меня. — Мы все здесь друзья.
— Что?… Ох, прошу прощения.
Я все еще сжимал «Стратокастер», словно оружие. С одного конца свисал плечевой ремень, и я пристегнул гитару за спину.
Я чувствовал себя сбитым с толку. Неужели, я в самом деле видел гигантского монстра? И хотел сразиться с ним?
Я посмотрел на женщину.
— Ммм… Кто ты?
— Я Ласи. А ты?
— Мос.
— Можешь произносить собственное имя? Неплохо.
— Что я могу делать?
Вместо ответа она вытащила из кармана маленький электрический фонарик и посветила мне в глаза. Свет ослеплял.
— Ой! Что ты делаешь?
Она наклонилась ближе, принюхиваясь к моему дыханию.
— Чеснок? Умный мальчик.
Из-за ее спины послышался мужской голос.
— Инфицирован? Или просто очередной псих?
— Определенно инферн, Кэл. Но занимается самолечением, судя по всему.
— Еще один? — спросил Кэл с заметным акцентом южанина. — Третий за эту неделю.
Остаточный след вспышки фонарика все еще мешал мне смотреть, но я разглядел, как Ласи пожала плечами.
— Ну, чеснок упоминается в фольклоре. Кто посоветовал тебе есть его, Мос?
— Женщина по имени Лус.
— Врач? Целительница?
— Она, ну… — Какое слово употребляла Мин? — Сечет в эзотерике.
— Что это, черт побери? — сказал Кэл. Мое зрение прояснилось, и я разглядел, что на нем футболка с изображением Бритни Спирс, а сверху кожаная куртка, которая почему-то казалась неуместной.
— Что-то эзотерическое, — сказала Ласи.
Я покачал головой; вообще-то я никогда не встречался с Лус лицом к лицу.
— Она целительница. Отчасти католичка, как мне кажется. Варит всякие чаи и настои.
— Время любителей, — нараспев произнесла Ласи. — Итак, Мос, как давно у тебя открылся аппетит на мясо с кровью?
Я вспомнил о поцелуе Мин.
— Три недели и четыре дня назад.
Кэл вскинул бровь.
— Какая точность!
— Ну, это когда я впервые… — Мой голос затих. Рассказать о Мин? Нет, эта идея мне не нравилась. — Кстати, а кто вы сами, ребята?
Ласи фыркнула.
— Парень, мы те, кто спас твою задницу. Этот червь едва не превратил тебя в лепешку, помнишь?
Я сглотнул, глядя, как два ангела поднимают третьего на платформу. На ноге у него была глубокая рана, оттуда текла кровь вперемешку с черной водой. Он не кричал, но лицо исказилось от боли, зубы были крепко стиснуты.
И я собирался сражаться с этой тварью в одиночку?
— Ммм… Спасибо.
— Ну, приветствуем тебя. — Она прищурилась. — У тебя есть подружки? Соседи по комнате? Коты?
— Коты? — Мне припомнился странный взгляд Зомби. — Послушай, я не понимаю, о чем ты. Что здесь происходит?
— Он ничего не знает, Ласи, — сказал Кэл. — Давай грузи его — и двигайте отсюда. Этот зверь только ранен и запросто может вернуться.
Женщина долгое мгновение пристально смотрела на меня, а потом кивнула.
— Ладно. Тут вот какая штука, Мос. Старомодные народные средства не позволят тебе долго оставаться в здравом уме. Очень скоро ты начнешь скверно поступать со своими друзьями и соседями. Поэтому тебе придется совершить с нами небольшую прогулку в Нью-Джерси.
— В Нью-Джерси?
— Да, Монтана переполнена. — Ласи улыбнулась и достала из кармана штанов маленький тонкий предмет. На кончике его сверкнула игла. — Это совсем не больно, и ты пробудешь там всего неделю-другую благодаря своей эзотерической подруге. Должна признаться, она помогает тебе сохранять очень приличную форму.
— Эй, постой секундочку, — Я попятился, выставив перед собой руки. — Я никуда не собираюсь. У меня на следующей неделе выступление.
— Выступление? — Ласи перевела взгляд на гитару у меня за спиной. — Круто. Но, боюсь, тебе придется пропустить его. Мы должны обучить и подготовить тебя.
— Подготовить к чему?
— К спасению мира, — ответил Кэл.
Я сглотнул.
— Вы имеете в виду, что Лус права? Что на самом деле происходит борьба?
— Она говорила тебе о… — Ласи смолкла, закрыла глаза и принюхалась. — Эй, Кэл… чувствуешь?
Я чувствовал. Моя магическая сила заработала. Я отступил на шаг.
— Не так быстро, Мос!
Ласи схватила меня за руку. Игла придвинулась ближе.
Но когда я вырвался, земля под нами разверзлась…
Огромные отростки пробили бетон платформы, ряды зубов вспыхивали в темноте. Один отросток хлестанул совсем рядом, и рукав моей куртки превратился в лохмотья. Я уже бежал, увертываясь от молотящих по воздуху щупалец, спотыкаясь о вывороченный бетон.
Позади сражались ангелы, вокруг со свистом рассекали воздух мечи, не менее смертоносные, чем скрежещущие зубы.
Я спрыгнул с платформы и оглянулся. Ласи кружилась на месте, рубя длинным мечом мощные колонны плоти, как только они проталкивались из-под земли. Из рваных обрубков фонтанировала черная вода.
Руки снова потянулись к грифу «Страта», зудя от желания сдернуть его со спины. Я страстно хотел вернуться и вступить в борьбу, но закрыл глаза, достал чеснок и раскусил прямо неочищенный зубок.
Жгучая едкость прочистила мне мозги: я не хотел участвовать ни в какой борьбе. Я не хотел отправляться в лагерь в Нью-Джерси. Все, что я хотел, — это оставаться здесь, быть в своей группе, выступать и стать знаменитым!
Я повернулся спиной к схватке и помчался по рельсам, обратно к станции «Юнион-сквер». Когда я пробегал мимо бреши в туннеле, оттуда тек нескончаемый поток крыс, устремляясь в сторону сражения. Они стремительно проносились мимо, и я приплясывал, словно босоногий парнишка на горячем асфальте.
В конце концов, передо мной замерцали огни станции. Я вспрыгнул на платформу, побежал дальше, вверх по лестницам и туннелям с уклоном, и наконец, вырвался на открытый воздух.
Карманы оттягивали деньги — хватит на такси до Бруклина. Я должен рассказать Мин о том, что видел. Враг оказался точно таким, как она говорила: что-то чудовищное. Ангелы реально существуют, и они вербуют других в свои ряды, увозят инфицированных в… Нью-Джерси?
Не важно. Борьба на самом деле происходит.
Я остановил такси и сообщил водителю название улицы Минервы. Он сказал, что не поедет в эту часть Бруклина. Тогда я наклонился вперед, оскалил зубы и попросил его хорошенько подумать. Он повернулся, встретился с моим взглядом безумной рок-звезды — и пересмотрел свое решение.
Как только машина взлетела на Уильямсбергский мост, высоко над землей, нервы начали успокаиваться. Я ехал к Минерве, в безопасное место. Я сбежал от ангелов, и если я буду держаться подальше от подземки, они никогда снова не найдут меня…
Потом я вспомнил, что футляр от гитары и усилитель остались там, под землей. Я откинулся на сиденье и плотно зажмурился.
Усилитель — это ерунда, мне он больше не нужен… но вот футляр. Если ангелы будут искать меня, они найдут его на рельсах. Внутри лежала записка, где я вежливо просил того, кто найдет эту гитару, позвонить Мосу по указанному номеру. Вознаграждение гарантируется!
И конечно, в записке был указан мой адрес…
