50
Когда я очнулась, передо мной была стена книг. Глаза мои опухли и отекли от сна, и я потерла их кулаками, как маленькая девочка. Из алькова через комнату к моим неприкрытым ногам в изножье кровати тянулся свет лампы.
В изножье кровати Ноя.
В комнате Ноя.
И ноги мои были голыми.
Срань господня.
Я теснее закуталась в простыню, стянув ее у груди. Сверкнула молния, озарив колышущуюся поверхность залива за окном.
— Ной? — спросила я.
Голос мой был сиплым и дрожащим после сна. Последнее, что я помнила, — это вкус того противного зелья, которое дал мне выпить мистер Лукуми. Тепло, капающее с подбородка. Запах. А потом я вспомнила холод, вспомнила, как мне было холодно. Но больше ничего. Ничего. То был сон без сновидений.
— Ты проснулась, — сказал Ной, появляясь в поле моего зрения.
Его окружал свет лампы, его штаны на шнурке сидели на бедрах низко, футболка обтягивала стройное тело. Свет придал объемность его элегантному профилю, четкому и красивому, как будто вырезанному из стекла. Ной подошел и сел на край кровати примерно в футе от моих ног.
— Сколько сейчас времени? — спросила я.
Голос мой был сиплым после сна.
— Около десяти.
Я заморгала.
— Когда семинар закончился, было около двух?
Ной кивнул.
— Что случилось?
Ной бросил на меня многозначительный взгляд.
— А ты не помнишь?
Я покачала головой. Ной молча отвел взгляд. Выражение его лица было спокойным, но я увидела, как работают мускулы его челюсти. Мне становилось все более неловко. Что же случилось настолько плохого, что он не может… Ох. Нет. Я метнула взгляд на простыню, в которую завернулась.
— Мы…
В мгновение ока лицо Ноя преисполнилось озорства.
— Нет. Ты сорвала с себя одежду, а потом побежала по дому, вопя: «Жжется! Снимите ее!»
Мое лицо заполыхало.
— Шучу, — дьявольски ухмыляясь, сказал Ной.
Он был слишком далеко, чтобы его стукнуть.
— Но зато ты прыгнула в пруд в одежде.
Невероятно.
— Я просто рад, что ты не выбрала залив. В такой шторм.
— Что с ней сталось? — спросила я.
Ной, судя по виду, развлекался.
— Я имею в виду, что сталось с моей одеждой?
— Она в стирке.
— Как я…
Я покраснела еще сильнее. Я что, разделась перед ним? Он меня раздел?
— Ничего такого, чего бы я раньше не видел.
Я спрятала лицо в ладонях. Господи, помоги мне.
С губ Ноя сорвалось негромкое хихиканье.
— Да не дергайся, на самом деле ты была очень скромной в том одурманенном состоянии. Ты разделась в ванной комнате, завернулась в полотенце, забралась под простыню в моей постели и уснула.
Ной передвинулся на кровати, и под ним что-то самым странным образом захрустело. Я впервые посмотрела на постель — по-настоящему посмотрела.
— Какого дьявола? — медленно спросила я, глядя на разбросанные по всей кровати печенья в виде зверюшек.
— Ты была убеждена, что это твои питомцы, — сказал Ной, даже не пытаясь сдержать нездоровый смех. — Ты не позволяла к ним прикоснуться.
Иисусе.
Ной взял легкий плед, осторожно, чтобы не потревожить мою простыню, и сложил его так, чтобы ни один из моих питомцев не упал на пол. Подойдя к шкафу, он вытащил свою клетчатую рубашку и пару «боксеров» и небрежно протянул мне. Сжав укрывавшую меня простыню одной рукой, другой я взяла одежду, а Ной вернулся в альков. Я натянула через голову рубашку, надела боксеры, но остро, резко ощущала присутствие Ноя.
По сути я остро, резко ощущала все. Места, где фланелевая рубашка Ноя вздувалась и изгибалась вокруг моего тела. Прохладный хлопок постельного белья под ногами — хлопок, на ощупь очень похожий на шелк. Запах старой бумаги и кожи, смешивающийся с легким запахом Ноя. Я видела, чувствовала, чуяла все в его комнате. Я чувствовала себя живой. Полной жизни. Потрясающей. Впервые за целую вечность.
— Подожди, — сказала я, когда Ной снял с полки книгу и двинулся к двери. — Ты куда?
— Читать.
Но я не хочу, чтобы ты читал.
— Но мне нужно домой, — сказала я, встретившись с ним глазами. — Родители меня убьют.
— Все схвачено. Ты дома у Софи.
Я любила Софи.
— Итак, я… Остаюсь здесь?
— Даниэль тебя прикрывает.
Я любила Даниэля.
— Где Кэти? — спросила я, пытаясь говорить небрежным тоном.
— В доме Элизы.
Я любила Элизу.
— А твои родители? — спросила я.
— Занимаются благотворительностью.
Я любила благотворительность.
— Так почему ты собираешься читать, когда я тут?
В моем тоне слышались вызов и поддразнивание, и меня шокировал звук моего голоса. Я не подумала, я вообще не думала… О том, что случилось прошлой ночью, что случилось сегодня, что случится завтра. Я даже не задержалась на этой мысли. Все, что я знала, — я здесь, в кровати Ноя, в его одежде, а он слишком далеко от меня.
Ной напрягся. Он смотрел на меня, и я чувствовала, как глаза его смакуют каждый дюйм моего неприкрытого тела.
— Это мой день рождения, — сказала я.
— Знаю.
Голос его был низким и грубым, и мне хотелось поглотить этот голос.
— Иди сюда.
Ной сделал сдержанный шаг к кровати.
— Ближе.
Еще один шаг. Он был там. Я была на высоте его пояса, носила его одежду и запуталась в его простынях. Я посмотрела на него.
— Ближе.
Он пробежал рукой по моим все еще влажным локонам, и его большой палец провел полукруг от моего лба до виска, до скулы, двинувшись к шее. Он впился в меня взглядом. Взгляд был жестким.
— Мара, мне нужно…
— Заткнись, — прошептала я, схватив его за руку и потянув, и он наполовину упал, наполовину опустился на колени на кровать.
Мне было плевать, что он собирался сказать. Я просто хотела, чтобы он был рядом. Я притянула его к себе, обхватив сзади рукой, и он не сопротивлялся, и мы прижались друг к другу, как штрихи кавычек в его полной слов комнате. Его пальцы переплелись с моими, я почувствовала на коже его дыхание. Некоторое время мы лежали в тишине, потом он заговорил.
— Ты хорошо пахнешь, — прошептал Ной мне в шею.
Я чувствовала его тепло. Инстинктивно я выгнулась, прижавшись к нему, и улыбнулась.
— М-м. Восхитительно. Беконом.
Я засмеялась, извернулась, очутившись к нему лицом, и подняла руку, чтобы стукнуть — все это одним движением. Ной перехватил меня за запястье, и смех застыл у меня в горле. Мои губы изогнулись в озорной улыбке, и я подняла вторую руку, чтобы стукнуть Ноя. Он потянулся, перехватил запястье и этой руки и, осторожно пригвоздив мои руки над головой, оседлал мои бедра. Разделявшее нас пространство вскипятило мою кровь.
Ной слегка наклонился вперед, все еще не прикасаясь ко мне. От него пахло желанием, и я подумала, что умру. Голос его был низким:
— Что бы ты сделала, если бы я тебя сейчас поцеловал?
Я пристально глядела на его красивое лицо и красивые губы и не хотела больше ничего, кроме как испробовать их.
— Я бы поцеловала тебя в ответ.
— Правда?
Ной раздвинул коленями мои ноги, а мои губы — языком, и я очутилась у него во рту и… ох. «Оставь надежду, всяк сюда входящий». Я почувствовала, как меня разворачивает, выворачивает наизнанку его настойчивый рот.
Когда Ной отодвинулся, я задохнулась от этой потери, но он просунул руку мне под спину и приподнял меня. Мы сидели, а его голова наклонялась все больше, и наши рты соприкоснулись, и я толкнула его вниз и задержалась сверху, прежде чем обрушиться на него.
Это было восхитительно и длилось вечность. Я улыбнулась, прижимаясь к губам Ноя, и пробежала пальцами по его волосам, и отодвинулась, чтобы прочитать его мысли в его глазах, но они были закрыты. Ресницы Ноя покоились на его твердой щеке. Я приподнялась повыше, чтобы лучше его видеть. Губы его были голубыми.
— Ной.
В тишине голос мой прозвучал резко.
Но он не был Ноем. Он был Джудом. И Клэр. И Рэчел, и мертвецом, и я всех их видела, парад трупов подо мной, бледность и кровь в сумасшедшей пыли. Память рассекла мой разум, как коса, оставив за собой четкую непрощающую ясность.
Захлопнулось двенадцать железных дверей.
Я захлопнула их.
И перед чернотой — ужас. Но не мой.
Ужас Джуда.
Только что он так сильно вжимал меня в стену, что я думала, я растворюсь в ней. А в следующую секунду он сам оказался в ловушке, в палате, вместе со мной. Но я больше не была жертвой.
Жертвой был он.
Я рассмеялась над ним в своей безумной ярости, которая затрясла фундамент психушки и обрушила его. Пока Джуд, Клэр и Рэчел находились внутри.
Я убила их, и остальных тоже. Мучителя Мэйбл. Моралес.
Осознание этого ударило меня и вернуло в спальню Ноя, где подо мной лежало его неподвижное тело. Я прокричала его имя, но ответа не было, и я всерьез психанула. Я затрясла его, я ущипнула его, я попыталась втиснуться в его руки, но они не дали мне убежища. Я нырнула к изголовью кровати и, в ярости и в ужасе, одной рукой нашарила его мобильник. Дотянувшись, начала набирать 911. В то же время тыльной стороной второй руки я ударила его по щеке — рука моя соприкоснулась с его кожей и костью с неистовой болью.
Ной очнулся, резко втянув в себя воздух. Моя рука дьявольски болела.
— Неслыханно, — выдохнул Ной, потянувшись к своему лицу.
Его прекрасный вкус уже исчезал с моего языка.
Я открыла рот для ответа, но не смогла набрать в грудь достаточно воздуха.
Ной выглядел далеким, лицо его слегка расплывалось у меня перед глазами.
— Еще никогда в жизни мне не снился такой хороший сон. Никогда.
— Ты не дышал, — сказала я.
Я едва могла выговаривать слова.
— Лицо болит.
Ной посмотрел мимо меня, в никуда. Взгляд его был расфокусирован, зрачки расширились. Из-за темноты или из-за чего-то другого, я не знала.
Я прижала дрожащие руки к лицу Ноя, осторожно балансируя, чтобы не навалиться на него.
— Ты умирал.
Я выговорила эти слова срывающимся голосом.
— Чушь, — сказал Ной, и на губах его появилась улыбка, как будто его это развлекло.
— У тебя посинели губы.
Как посинели губы Рэчел после того, как она задохнулась. После того, как я убила ее.
Ной приподнял брови.
— Откуда ты знаешь?
— Я видела.
Я не смотрела на Ноя. Не могла. Я слезла с него, и он сел, скользнув рукой по выключателю и осветив комнату.
— Я уснул, Мара. Ты спала рядом со мной. Ты затащила меня на кровать, и я был рядом с тобой, и… Господи, это был хороший сон.
Ной прислонился к спинке кровати и закрыл глаза.
У меня голова шла кругом.
— Мы целовались. Ты не помнишь?
Ной ухмыльнулся.
— Похоже, у тебя тоже был хороший сон.
То, что он говорил… Это не имело смысла.
— Ты сказал, что я пахну… беконом.
— Что ж, — ровным тоном проговорил он. — Неловкая ситуация.
Я посмотрела на свои руки, безжизненно лежащие на коленях.
— Ты спросил, можешь ли ты меня поцеловать, а потом поцеловал. А после я…
Не было слов, чтобы выразить, что это были за мертвые лица, которые я видела под закрытыми веками. Мне хотелось стереть их, но они не уходили. Они были настоящими. Все это было настоящим. Что бы ни сделал жрец сантерии, это сработало. И теперь я знала, теперь я помнила, а все, чего мне хотелось, — это забыть.
— Я сделала тебе больно, — закончила я.
И это только начиналось.
Ной потер щеку.
— Все в порядке, — сказал он и потянул меня вниз, так что я свернулась рядом с ним — голова на его плече, щека на его груди. Подо мной билось его сердце.
— Ты что-нибудь вспомнила? — прошептал Ной в мои волосы. — Эта штука сработала?
Я не ответила.
— Все в порядке, — очень мягко проговорил Ной, его пальцы легко коснулись моего бока. — Ты просто видела сон.
Но поцелуй не был сном. Ной умирал. Психушка не была просто несчастным случаем. Я убила их.
Это все было взаправду. Это все была я.
Я не понимала, почему Ной не помнит случившегося несколько секунд назад, но зато в конце концов осознала, что случилось со мной несколько месяцев назад. Джуд поймал меня в ловушку, раздавил меня, впечатав в стену. Мне хотелось, чтобы он был наказан, чтобы он почувствовал мой ужас, ужас оказавшегося в ловушке, раздавленного. Поэтому я заставила его почувствовать все это.
И бросила Клэр и Рэчел.
Рэчел, которая сидела со мной часами под огромной покрышкой на игровой площадке нашей старой школы — ноги наши были шершавыми от грязи, — пока я признавалась в пятом классе в своей неразделенной любви. Рэчел, которая сидела тихо, позируя мне для портретов. Рэчел, вместе с которой я смеялась и плакала, с которой я вообще все делала вместе. Рэчел, чье тело теперь превратилось в безжизненную плоть. Из-за меня.
И не потому, что я согласилась принять участие в плане насчет «Тамерлана», хотя и знала, что это опасно. Не потому, что не смогла наскрести хоть капельку предчувствия. Это было моей виной потому, что действительно, в буквальном смысле слова было моей виной… Потому что я изничтожила психушку, когда в ней находились Рэчел и Клэр, как будто дом был всего лишь пачкой бумажных платков у меня в кармане.
Я содрогнулась, вспомнив картины, которые вызывала в воображении после убийства хозяина Мэйбл и смерти мисс Моралес. Я не была сумасшедшей.
Я была смертельно опасной.
Рука Ноя перебирала мои волосы, и ощущение было таким восхитительным, таким болезненно восхитительным, что мне с трудом удавалось не плакать.
— Мне надо идти, — ухитрилась прошептать я, хотя мне не хотелось никуда идти.
Мне не хотелось нигде быть.
— Мара?
Ной приподнялся на локте.
Его пальцы пробежали по моей скуле, разбудив мою кожу.
Сердце мое не забилось быстрей. Оно вообще не билось. У меня не осталось сердца.
Ной мгновение изучал мое лицо.
— Я могу отвезти тебя домой, но у твоих родителей появятся вопросы, — медленно проговорил он.
Я ничего не сказала. Не могла. Мое горло было как будто полно битого стекла.
— Почему бы тебе не остаться? — спросил он. — Я могу пойти в другую комнату. Скажи хоть слово.
Мне не удалось сказать и слова.
Ной сел рядом со мной, матрас прогнулся под его весом. Я почувствовала его тепло, когда он подался ко мне, смахнул мои волосы в сторону и прижался губами к моему виску. Я закрыла глаза и запомнила это.
Он ушел.
Дождь хлестал в окно, а я зарылась в его постель и натянула покрывало до подбородка. Но от завывания моих грехов не существовало убежища в постели Ноя или в его руках.
