42

Следующие пять секунд ощущались как пять часов. Прозвенел второй звонок, и мимо меня протиснулась светловолосая девочка по имени Вера, тащившая за собой школьного инспектора. Вера плакала. Хм-м.

— Когда я сюда вошла, она давилась, но я не знала, что делать!

От плача из носа Веры выдулся пузырь, и сопли потекли по губам. Гадость.

— Все назад! — закричала миссис Коннолли, школьный инспектор.

В дверном проеме теснились перепуганные ученики.

Я услышала звук сирен, и вскоре медики «Скорой помощи» и полицейские оттеснили учеников в сторону и возле двери класса образовалось пустое пространство. Люди плакали, пихались и вообще раздражали меня, поэтому я подалась назад, выбравшись из толпы. Перепрыгивая через две ступеньки, я бежала по лестнице, пока не оказалась на земле. Я не обедала. Я умирала с голоду, у меня кружилась голова, минувшей ночью я не спала. И, господи, помоги мне, всего этого не может происходить. Принимала ли я утром таблетки? Я не могла этого припомнить.

Спотыкаясь, я вышла из-под арки на просторную зеленую лужайку. Солнце слепило глаза, и мне захотелось его стукнуть. При мысли об этом я невольно захихикала. Потом хихиканье перешло в смех. Вскоре я уже смеялась так, что слезы струились по лицу. Чувствуя на шее влагу, задыхаясь, я упала на землю под деревом в углу кампуса. Безумно смеясь, я корчилась на траве и хваталась за бока, потому что они болели, проклятье, но все это было просто смешно!

Невесть откуда появилась рука, которая схватила меня за плечо и усадила. Я посмотрела вверх.

— Мара Дайер, так? — спросил детектив Гадсен.

Тон его был пытливым и ровным, но глаза — недружелюбными. Какое-то движение позади него привлекло мое внимание. В поле моего зрения появился Ной; увидев, с кем я говорю, он остановился. Я уставилась на свои ноги.

— Как собака? — спросил детектив.

Все, что я смогла сделать, — это не вскинуть потрясенно глаза. Я повернула голову, и волосы занавесом упали на мое лицо. Лучше укрыться, моя дорогая.

— Какая собака?

— Забавно, — сказал детектив. — Собака, из-за которой вы звонили в службу по отлову животных несколько недель тому назад. После того как я с вами поговорил, она просто взяла и исчезла.

— Забавно, — отозвалась я, хотя это не было забавным. Совершенно.

— Мисс Моралес была вашей учительницей? — спросил он тут же.

Была? Значит, она мертва. По крайней мере это было реальным. Невозможным, но реальным.

Я кивнула.

— Должно быть, для вас это тяжело.

Я чуть не засмеялась. Он и понятия не имел, насколько тяжело! А может… Может, имел?

Надо признаться, паранойя — уморительная штука. Что детектив вообще может знать? Что я подумала о смерти Моралес и та умерла? Безумие. Что я хотела, чтобы хозяин собаки поплатился за то, как с ней обращался, и он поплатился? Смехотворно. Мысли о чем-то не делают это «что-то» настоящим. Желание чего-то не превращает это «что-то» в реальность.

— Да, очень тяжело, — сказала я, снова кивнув, чтобы волосы еще больше упали мне на лицо и скрыли мою безумную ухмылку.

— Я сожалею о вашей потере, — сказал он.

Плечи мои задрожали от попыток подавить смех.

— Вы не знаете, была ли у мисс Моралес аллергия на что-нибудь?

Я покачала головой.

— Вы видели когда-нибудь у нее инъектор с адреналином?

Я покачала головой, потом поднялась на дрожащие ноги. В конце концов, я была дочерью юриста и даже при зыбкой связи с реальностью знала, что беседа закончена.

— Мне надо идти, — сказала я.

— Конечно. Отправляйтесь. И очень сожалею насчет вашей учительницы.

Я пошла прочь. Прочь от детектива и прочь от Ноя.

Но Ной меня догнал.

— Что случилось?

У него был непривычно участливый вид.

— Ты не появился этим утром, — сказала я, не глядя на него.

— Мара…

— Не надо. Просто… Не надо.

Я глядела прямо перед собой, сосредоточившись на дороге к классу.

— Все в порядке, Ной. Я не злюсь. Я просто… Мне надо идти. Я опаздываю на биологию.

— Уроки закончились, — медленно проговорил он.

Я остановилась.

— Что?

— Сейчас почти четыре часа. — Ной говорил тихим голосом. — И последний урок отменили. Я искал тебя повсюду.

Два часа. Я упустила больше двух часов. Я почувствовала себя так, будто падала, как будто кто-то выдергивал из-под меня землю.

— Тпру! — сказал Ной, положив руку мне на поясницу, чтобы поддержать.

Я стряхнула ее.

— Мне нужно идти, — сказала я.

Меня тошнило. Но потом вторая рука сжала мое плечо, и колени мои чуть не подогнулись.

— Эй, ребята, — сказал Даниэль серьезно. — Сумасшедший денек.

Я сглотнула: к горлу подступила желчь.

— Ты не очень хорошо выглядишь, Мара, — продолжал Даниэль.

Голос его теперь звучал спокойнее, но тревожная нотка еще слышалась.

Я убрала прядь волос, прилипшую ко лбу.

— Я в порядке. Просто немножко тошнит.

— Как раз к твоему дню рождения, — с натянутой улыбкой проговорил Даниэль. — Уверен, это для тебя такое разочарование.

— Дню рождения? — Ной перевел глаза с меня на Даниэля.

Я метнула на брата очень ядовитый взгляд. Он проигнорировал меня.

— Маре завтра исполняется семнадцать. Пятнадцатого марта, маленькой плутовке. Но она странно к этому относится, — объяснил Даниэль, снимая очки и протирая линзы. — Каждый год у нее ужасная депрессия, и мой долг старшего брата отвлечь ее от хандры, которая нападает на нее в день рождения.

— Я этим займусь, — немедленно сказал Ной. — Ты снят с крючка.

Даниэль широко улыбнулся.

— Спасибо, братец, ты настоящий друг.

Даниэль и Ной стукнулись кулаками. Я не могла поверить, что брат такое со мной сотворил. Теперь Ной будет чувствовать себя обязанным что-то сделать. Мне хотелось ударить их обоих по лицу. И блевануть.

— Хорошо, — сказал Даниэль, обхватив меня рукой. — Думаю, мне лучше забрать Мару домой. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя вырвало в машине Ноя? — спросил он меня.

Я покачала головой.

— Я заеду за тобой завтра в одиннадцать, — сказал Ной, не сводя с меня глаз, пока Даниэль вел меня прочь. — Хочу тебе кое-что сказать.