Глава 11
Проснувшись на следующее утро после «Пьянки подростковых авторов», Дарси села в кровати и поняла, что у нее похмелье. На ней все еще было маленькое черное платье, но теперь от него явственно разило пивом. Она хотела снова лечь, но обнаружила, что кровать под ней странным образом кружится.
Первые минуты, проведенные в вертикальном положении, дались нелегко, но стоило Дарси надеть халат и взять в руку чашку кофе, приступы головокружения стали постепенно сменяться спокойным философствованием. Непрекращающееся течение жизни по ту сторону панорамных окон успокаивало нервы.
Самолеты прочерчивали в небе широкие следы, а равномерный поток машин мчался на север к башням Эмпайр-стейт-билдинг и Крайслер-билдинг. Дарси с писательской отстраненностью наблюдала за прохожими и, чтобы позабавиться, рассказывала себе истории о них.
В холодильнике оказались только батарейки, горчица и косметика, а в кладовке – даже более неожиданные продукты, вроде консервированных трюфелей и маринованных перепелиных яиц. В поисках ближайшей забегаловки Дарси подключилась к домашнему вай-фаю, а потом наткнулась на пачку меню, лежащую на столе. В них предлагались завтраки, ленчи и обеды с доставкой на дом – как раз то, что требовалось Дарси.
Сделав заказ, Дарси в сердцах побеседовала с Лимонадом на тему «Почему птицы не говорят», после чего вошла в сеть «Ты-Паршиво-Пишешь». Ее поджидали послания от Карлы, Сагана и Ниши, и она ответила всем, рассказав, как повстречала Кирали Тейлор, Коулмэна Гейла и Оскара Ласситера во плоти. Более того, она не просто познакомилась с писателями, но обсуждала с ними сверхспособности персонажей и заглавия книг, а также участвовала в грабеже культур. Дарси попыталась передать, насколько сильно это опьянило ее, лишь слегка намекнув, как ей было страшно.
Мать тоже прислала мейл, дабы убедиться, что Дарси ночью не ограбили и не убили. Дарси поблагодарила ее за маленькое черное платье и не забыла упомянуть, что вернулась вчера домой до одиннадцати вечера. Затем ответила на приветствие живущей в Нью-Йорке тети Лаланы и с облегчением вздохнула.
К счастью, во «Входящих» не оказалось ничего из «Парадокса». Дарси чувствовала себя слишком слабой для долгожданного письма от редактора. Ее хватало лишь на то, чтобы уверять себя в реальности предыдущей ночи и в том, что никто не усомнился в ее праве находиться в Нью-Йорке.
Отсиживаясь в башне Мокси в свой первый полноценный день на Манхэттене, она чувствовала себя в безопасности. Все, кого она повстречала на «Пьянке подростковых авторов», казались убежденными в том, что именно они настоящие дарования литературы. Дарси потратила свое почти все самообладание на то, чтобы не сесть в лужу на глазах этих самоуверенных людей. Ей требовалось восстановить силы.
* * *
На следующий день она сделала несколько вылазок из квартиры, приметила кафе и банкоматы, закупила две пачки бумаги в магазине канцтоваров и сдала столь необходимое маленькое черное платье в химчистку. Дарси приободрилась и, в конце концов, задумалась: может, теперь, когда она здесь освоилась, надо ограничить поиски квартиры исключительно кварталом Мокси?
А если ею руководила трусость, как теми прилипалами, которые готовы подружиться с любой девочкой, встреченной в первый школьный день?
Но ведь в Нью-Йорке десятки районов, чьи обитатели хвалят их с чуть ли не племенной преданностью. Помимо того, что Дарси по крупицам выудила из фильмов и телепередач, ей было известно совсем немногое, а до возвращения Мокси оставалось уже двенадцать дней. От собственного невежества у нее возникало тревожное чувство, что она транжирит время почем зря. Возможно, стоило потратить последний месяц на изучение Ню-Йорка, вместо того чтобы ходить на вечеринки выпускного класса.
Поэтому на третье утро после «Пьянки подростковых авторов» она обратилась к профессионалам.
– Ты бы не хотела посмотреть со мной квартиры?
– Почему бы и нет, – Имоджен казалась удивленной. – Где ты решила поселиться?
– Ист– или Вест-Виллидж. Или Трибека, Челси или Китайский квартал…
Вот и все районы, которые Дарси могла перечислить с ходу.
– Значит, остановимся на Манхэттене. У тебя есть список мест, которые мы будем смотреть?
У Дарси он вообще-то имелся. Она распечатала его на первых листах тех пачек бумаги, которые в один прекрасный день должны были заполниться отредактированными главами и продолжением романа. Они с Имоджен договорились встретиться неподалеку в перерыве между завтраком и ленчем.
* * *
– Тебе придется смириться с тем, что первые квартиры будут ужасными. – Имоджен вглядывалась в телефон, используя его в качестве проводника по запутанным координатной сеткой улицам Вест-Виллидж.
– Ага. Значит, риелторы сначала показывают тебе паршивые места, чтобы заставить тебя заплатить больше.
– Нет, я не про них. Сам город подтрунивает над тобой, – пояснила Имоджен и оторвалась от мобильника с абсолютно серьезным видом. На ней была легкая туника без рукавов цвета ржавчины, надетая поверх джинсов, которые Имоджен, очевидно, носила, когда рисовала на досуге. Вкрапления краски были красноватого оттенка, как и туника, и Дарси нашла наряд новой приятельницы довольно артистичным. – Тебе надо доказать Нью-Йорку, что ты действительно желаешь в нем жить.
– Но я правда хочу, – Дарси решила, что другого такого места больше на свете нет, и она проползет по битому стеклу ради того, чтобы закрепиться в Нью-Йорке. – Неужели город этого не знает?
– Таков обычай, привыкай.
Дарси кивнула и сделала глубокий вдох, один из многих за эти дни.
Первая квартира находилась в полуподвале с холодными, пахнущими сыростью полами. Свет проникал сквозь узкую полоску окна, которая выглядела так, словно во время строительства потолок не до конца состыковался с дальней стеной и дыру заткнули стеклом.
– Ясно. Жуткое местечко, – констатировала Дарси.
В надежде избавиться от клаустрофобии, вызванной квартирой, она тщетно пыталась разглядеть кусочек неба. У нее появилось чувство, словно она вглядывалась в щель крышки гроба, съехавшей набок.
– Как называется такое окно?
– В бомбоубежище оно было бы смотровой щелью, – прошептала Имоджен.
– Это полуподвал, – подсказал агент, но он уже лишился доверия Дарси, когда перепробовал четырнадцать ключей, прежде чем найти подходящий. – Весьма необычный дизайн.
– Точно, – Имоджен с изумлением уставилась на матово-черную ванну на ножках, которая стояла в центре кухни. – Здесь только одна комната?
– Да, – подтвердил агент. – Подвальные лофты, так называют помещения чердачного типа, сейчас очень популярны.
– Подвальный чердак, – пробормотала Дарси, и они с Имоджен улыбнулись друг другу, вместе веселясь из-за противоречия терминов, но затем клаустрофобия Дарси усилилась, и ей пришлось ретироваться.
Вторая квартира была не менее странной; впрочем, агент по недвижимости управлялся с ключами гораздо увереннее. Жилье находилось на верхнем этаже старинного домика для прислуги, который притулился во внутреннем дворике позади особняка с террасой. Эта квартирка, расположенная в Вест-Виллидж, оказалась посвежее подвального лофта и была благословлена видом на все четыре стороны света. Увы, вид из окон открывался удручающий: многоквартирные дома стояли всего в нескольких метрах.
– Паноптикум, – провозгласила Имоджен и занялась игрой в гляделки с рыжеватой полосатой кошкой, которая сидела на соседнем подоконнике.
Дарси не знала этого слова, но оно приятно звучало, и его смысл был, в принципе, прозрачен. Она задумалась: можно ли поместить «паноптикум» в ее дебютный роман и не вспомнит ли Имоджен сегодняшний день, заподозрив, что именно она вдохновила Дарси.
Когда они спускались по лестнице, Дарси спросила:
– Ну как, город вдоволь поглумился надо мной? Теперь-то мы можем увидеть хорошие квартиры?
Имоджен отрицательно покачала головой.
– После двух? А ты не особо стойкая.
– Ничего подобного! Я стойкий оловянный солдатик. Но Мокси возвращается через одиннадцать дней! – Дарси вытащила список. – Думаю, нам нужно перейти к более дорогому жилью.
Теперь они находились на улице, а небо потемнело. Погодные виджеты Дарси давно предупредили ее о дожде, но собственного зонтика у нее не было, а огромный зонт Мокси покрывали винтажные изображения обнаженных мужчин.
Имоджен вытянула ладонь и проверила, нет ли капель.
– Те две последние квартиры и без того кажутся безумно дорогими, хотя они и странные. Какой у тебя бюджет?
– Три тысячи в месяц.
Имоджен округлила глаза.
– Не шутишь?
– Именно так говорит моя младшая сестра.
– Твоя младшая сестра собирается с тобой жить?
– Ни за что! В смысле, ей четырнадцать. – Возможно, для Дарси настал подходящий миг рассказать Имоджен о собственном возрасте, но она решила смолчать. – Ниша – математический мозг семьи. Она составила мой долгосрочный бюджет на несколько лет вперед, ведь мой роман издадут в новом году, а продолжение запланировано еще через год. Короче говоря, скоро я выясню, настоящая ли я писательница или нет.
– В смысле, узнаешь, как продаются твои книги?
Дарси кивнула, размышляя, не зря ли она произнесла эти слова.
– Ниша приучила меня сомневаться. Она твердит, что сейчас я – настоящая писательница, но, наверное, не всегда ею буду.
– Ты – автор, – заявила Имоджен. – И твоя книга – реальна, неважно бестселлер или нет.
Дарси разглядывала черную окаменевшую жвачку на тротуаре.
– Но дело не только в продажах: тут и мое право сказать вслух «мой агент» и разрешение побывать на «Пьянке подростковых авторов». Я знаю, все это кажется жалким, но именно из-за подобной ерунды мне больше верится в то, что я – настоящая писательница.
– Не извиняйся. Деньги и статус еще никто не отменял.
– Не то чтобы я стремилась к жизни богатых и знаменитых, – продолжила Дарси, – просто иногда я чувствую себя так, будто кто-то вот-вот попросит у меня документы. Ну, писательские, я имею в виду.
В небе громыхнуло, и Дарси с Имоджен застыли как вкопанные. Когда упали первые капли дождя, мимо них быстро прошел мужчина с красивой черной борзой на поводке. На миг по джинсам Дарси возле колена скользнула металлическая цепь.
Имоджен втянула Дарси под навес, и они вместе спрятались напротив стеклянного фасада магазина, где продавались сигары и курительные трубки. Со свежестью ливня смешивался сладкий, густой запах табака.
– Я знаю, о чем ты, – произнесла Имоджен. – Помнишь, как в старших классах, когда ты приходила на вечеринку и она казалась тебе бессмысленной, если ты не заговаривала с тем единственным, в кого втюрилась? Как будто остальные вообще не существуют. Глупо думать так о других людях, но именно так оно и было на тот момент, сечешь? – Дарси понимала очень хорошо, но кивнула неохотно, похоже, дни стали далекими воспоминаниями. – А порой так бывает с едой, – продолжила Имоджен, и пока она говорила, дождь усилился. – К примеру, иногда для тебя нет другой еды, кроме огромной горы картофеля-фри, и ты выходишь из дома в полночь и ищешь ее, как одержимая. – Теперь руки Имоджен сжимались в кулаки. – А для меня всегда существовала только литература. Я ни разу не пожалела о том дне, когда написала хорошую сцену, и неважно, что тогда моя жизнь представляла собой кавардак. Вот что является настоящим, Дарси.
Та затаила дыхание, настолько она была согласна с Имоджен. Она хотела развернуть время вспять и украсть реплику Имоджен, просто для того, чтобы услышать, как все это произносит собственный голос.
– Верно, – выдавила она. – Но со мной такое случилось лишь однажды…
Она подразумевала ноябрь прошлого года, когда некая миллионная обезьянка поселилась в ее голове и помогла Дарси с ее первым романом.
– Да у тебя упадок сил перед второй книгой серии, – Имоджен взмахнула рукой, ее пыл остывал. – Я тоже была такой после «Пиромантки». Моя первая девушка была пироманкой; наверное, я только о поджогах и могла написать. Роман был написан будто для забавы, но, знаешь, книги никогда не появляются случайно.
Дарси кивнула. Уверенность Имоджен оказалась заразной, и Дарси поверила в себя, просто стоя рядом с молодой женщиной и наблюдая, как усиливается и шумит ливень, очищая воздух Нью-Йорка.
– Значит, мне нужно написать еще одну книгу, и я исцелюсь.
– Ненадолго, есть одна загвоздка: после окончания «Айлуромантии» я чувствовала себя не лучше. А Кирали говорит, что каждая ее книга представляет собой чистую случайность. Поэтому нас ожидает бесконечная хандра перед следующей задумкой.
– Но это нормально, – ответила Дарси. – Пока есть такие ноябри, они будут стоить упадка сил.
Имоджен улыбнулась.
– Ты готова к тому, что тебя всегда будет снедать беспокойство, но не можешь справиться с парой-тройкой эксцентричных нью-йоркских квартир?
– Моя стойкость пока при мне. – Дарси взглянула на список, но адреса расплылись перед глазами. – Кстати, где живешь ты?
– В Китайском квартале.
– Там хорошо писателям?
Имоджен расхохоталась.
– Я живу там ради еды.
– Класс, – сказала Дарси. – Я обожаю китайскую лапшу.
Это тоже вызвало смех Имоджен, хоть он и показался Дарси неубедительным.
– Если тебе все надоело, давай поищем жилье возле моего дома. В твоем списке что-нибудь есть?
– Думаю, что-нибудь найдется. – Сомневаясь в том, где начинается и кончается Китайский квартал, Дарси передала распечатки Имоджен. – Я не мешаю тебе писать удачную сцену, да?
– Я не сочиняю до захода солнца, слишком неромантично.
– Выходит, у нас впереди целый день… – Дарси подождала возражений о том, что Имоджен может уделить ей еще час или два, однако та промолчала.
– Может, я угощу тебя ленчем, а потом продолжим искать?
– Отлично. – Имоджен отдала ей распечатки и, невзирая на дождь, потянула Дарси за собой. – Я покажу тебе заведение, где готовят самую вкусную китайскую лапшу.
Между прочим, бюджет Дарси, который в действительности являлся бюджетом Ниши, был таков:
Дебют и «Безымянный Патель» – оба проданы издательству «Парадокс» за щедрую сумму в сто пятьдесят тысяч долларов каждый. Из общей суммы в триста тысяч долларов пятнадцать процентов (сорок пять тысяч) принадлежат литературному агентству «Андербридж», а еще сто тысяч или около того – правительству, в зависимости от того, насколько Дарси позволит Нише жульничать с налогами.
После покупки нового ноутбука и кое-какой мебели ей останется примерно пятьдесят тысяч на год в течение трех лет.
Дальше Дарси могла подсчитать сама. Пятьдесят тысяч, поделенные на двенадцать, – это чуть больше четырех тысяч в месяц, что означает – максимум три тысячи за аренду жилья. А если тысячу поделить на тридцать, получится тридцать три доллара в сутки.
Ни она, ни Ниша не представляли, хватит ли этих денег для того, чтобы не голодать, хорошо одеваться и развлекаться в Нью-Йорке, но расходы казались вполне приемлемыми. А в крайнем случае, можно перейти на китайскую лапшу.
Впрочем, в эту самую минуту стоимость лапши, которую уплетали Дарси и Имоджен – между прочим, лапша быстрого приготовления с черной капустой, свиной лопаткой и восстановленным белым мисо, – уже превысила эту сумму.
– Ого! – удивилась Имоджен, когда Дарси закончила излагать ей свой бюджет. – Ты богата!
– Да. Безумно повезло, верно? – Дарси поняла, что когда этим словом пользовалась ее мать, говоря, как ей «повезло» опубликовать книгу, оно приводило ее в неописуемую ярость. Но между Имоджен и ею самой «повезло» было в порядке вещей. – Но все, что бы я ни написала, никогда не получится продать за такую сумму.
– Никогда не угадаешь, – ответила Имоджен. – Книги Кирали после «Буньипа» продаются плохо.
Дарси оторвалась от лапши.
– Правда? Я решила, тогда ночью Коулмэн пошутил.
– Нет. Он считает, что книги Кирали распродаются тиражом всего около десяти тысяч каждая, – сказала Имоджен.
– Паршиво, – Дарси не совсем понимала, что означает данная цифра, но сразу напряглась. Неужели сейчас она удачливей самой Кирали? А что будет дальше? – Если писательница вроде Кирали не может продать свои романы, то что же ожидает меня? В смысле, те, кого я знаю, взахлеб прочли все ее книги, – произнесла она вслух.
– Как знать, – Имоджен пожала плечами. – Но «Буньип» прорвался к широкому кругу потребителей… людям, которые книг не читают или, возможно, пролистывают что-нибудь раз в год. Коулмэн уверен, что в издательском бизнесе именно так и зарабатывают деньги – ловят волну и мониторят рынок, обращая внимание на народ, который не склонен читать слишком часто.
– Это многое объясняет в списке бестселлеров.
В течение последних четырех лет Дарси практически не вылезала из школьной библиотеки. Она проводила время среди ревнителей литературы, каждый из которых завел в своем блоге виджет, отсчитывающий дни до выхода следующего «Воина-менестреля» или «Тайного кружка». На День святого Валентина они посылали друг другу обложки подростковых книг с надписями в духе котоматрицы, сделанными с помощью «Фотошопа».
Но теперь Дарси поняла, что библиотеку посещало примерно двадцать ребят из тысячи учившихся в ее школе – только два процента. А если и во всем остальном мире – такая же маленькая доля читателей?
– Я чувствую себя виноватой, – пробормотала она.
– А тебе надо именно дважды по сто пятьдесят?
Дарси задумалась, сколько Имоджен заплатили за «Пиромантку», но Имоджен помалкивала, а спрашивать было неудобно.
– Минус налоги… и доля Мокси. Да и те двадцать баксов, которые Ниша запросила за то, чтобы составить бюджет!
В ответ Имоджен ухмыльнулась и медленно, по-кошачьи прикрыла веки. Дарси стало любопытно: всегда ли она улыбается подобным образом.
– Кстати, о Кирали, – заявила Имоджен. – Она жаждет заполучить твой роман.
Дарси замерла.
– Но книга даже не отредактирована.
– Она ненавидит читать отредактированные рукописи. И там не так уж много можно раскритиковать. Если ты пришлешь мне черновик, я передам его Кирали. Вдруг чтение вдохновит ее на хвалебный отзыв?
– Конечно. – Дарси вспомнила смесь восторга и беспокойства от мысли, что Кирали решила заняться анализом ее дебюта. А насколько страшным окажется экзамен, когда Кирали прочитает черновик? – Значит, она не шутила прошлой ночью? Когда говорила, будто я своровала бога, чтобы от него млели девочки-подростки?
– Ни капли не шутила, – подтвердила Имоджен. – Но Кирали намекала на своего «Буньипа» и вовсе не хотела тебя задеть. Ее книгу просто обожают, но из-за нее же Кирали упрекают больше всего.
Дарси нахмурилась.
– Ты о чем?
– Ладно, слушай… Кирали взяла древние мифы за основу страха девушки-колонистки перед первым поцелуем, что является ловким ходом, но позаимствованные туземные персонажи не появились во второй половине книги.
Дарси оторопела.
– А я не заметила!
– Потому что интрига крутится вокруг того первого поцелуя.
– Который такой манящий, – произнесла Дарси. – Странно, но если бы Кирали не украла легенду, я бы ничего не знала о буньипах.
– Такова сила предания, а с великой силой… – Имоджен развела руками. – Кирали не хочет, чтобы ты через пятнадцать лет чувствовала себя так же из-за своего дебюта.
– Или раньше. – Дарси беспокоилась, что книгу прочтет мать, а теперь к ее волнениям добавились еще восемьсот миллионов человек.
– Но ты же индуска, – сказала Имоджен. – Разве это не твоя культура?
– Я слепила Ямараджу с болливудской звезды, что говорит о том, как много мне известно об индуизме. Боюсь, он получился скорее сексуальным, чем серьезным. В смысле, для бога смерти.
– Тебе все равно придется править, – парировала Имоджен.
– Существует только хорошее редактирование, – проворчала Дарси. Она до сих пор так и не вспомнила, кому принадлежат эти слова.
Потом официантка принесла чек, Дарси взмахом руки велела Имоджен убрать потрепанный бумажник и оплатила все наличными. Счет с чаевыми более чем в два раза превысил одобренный Нишей дневной бюджет, но лапша была замечательной.
– Ты тоже хочешь почитать книгу? – спросила Дарси по пути к двери.
– Разумеется, а я пришлю тебе «Пиромантку», – Имоджен зачерпнула пригоршню картонных коробков со спичками с логотипом ресторана и затолкала их в карман. – Готова к новым жутким квартирам?
– Да, – кивнула Дарси. – Спасибо, что показала мне ресторанчик.
– Самый лучший способ узнать город – попробовать его на вкус.
– Я оловянный солдатик. Я стойкая, – устало произнесла Дарси и помотала головой. Что за бессмыслицу она несет! Но, возможно, все это еще пригодится ей при редактировании, просто чтобы напомнить себе о бесконечном дне.
Они подходили к шестой после ленча квартире. Две первые находились в Митпэкинге: одна – напротив гаража FedEx, чьи урчащие грузовики Дарси чувствовала, когда прислоняла ладонь к стенам, а другая – на улице, которая целиком пропахла мясом. Три следующих объекта недвижимости оказались пресными белыми коробками, расположенными в стеклянных башнях возле Юнион-сквер. Анника Патель одобрила бы этот квартал, но Имоджен предупредила, что все произведения, написанные в столь безликом месте, будут далеки от жизни.
Итак, под слабеющим дождем они отправились в Китайский квартал. Перед угловым зданием их встретил еврей по имени Лев, с русским акцентом и в костюме-тройке. Они зашли в подъезд и принялись подниматься вверх. Лестничные площадки почему-то отсутствовали: широкая лестница все вела в одном и том же направлении, будто ступени в храме майя.
Безо всякой возни с ключами Лев открыл дверь квартиры 4Е.
Она оказалась самой большой из тех, что уже видела Дарси, и занимала половину этажа. Потолки достигали, по меньшей мере, трех с половиной метров в высоту, а два окна выходили на угол улицы. Из разрыва в облаках выглянуло бледное солнце. Лучи, преломившись в стекле, озарили мириады пляшущих в воздухе пылинок.
– Здесь можно кататься на роликах, – тихо и с благоговением произнесла Имоджен.
– Раньше здесь была танцевальная студия, – Лев показал на зеркала, поблескивающие вдоль стен. – Вы можете их снять.
Дарси разглядывала себя в зеркалах; она выглядела крошечной в пустом помещении. Девушка приблизилась к окну. Старое стекло покрылось разводами, оплывшими снизу, будто вязкая жидкость. Здания на противоположной стороне улицы были увешаны гирляндами пожарных лестниц, с которых падали сверкающие капли дождя. Пол поскрипывал под ногами Дарси, когда она переходила от окна к окну, разглядывая Китайский квартал.
– А куда он ведет? – поинтересовалась Имоджен, кивая на темный коридор квартиры.
– Там две раздевалки для танцоров, – ответил Лев, поманив их за собой пальцем. – И маленькая кухня в придачу, – добавил он.
Раздевалки тоже оказались невелики. В каждой вдоль одной из стен выстроился ряд личных шкафчиков. При этом между двумя комнатушками нашлось место для ванной с душевой кабиной.
Имоджен замерла в коридоре.
– Сделай из одной раздевалки спальню, а из другой – гардеробную. Будешь единственным человеком на Манхэттене, у которого гардеробная соединена с душевой.
– Нет, – возразил Лев. – Я видел такое раньше.
– Я привезла не очень много одежды, – сказала Дарси.
Впрочем, ясное дело, всегда можно попросить родителей подвезти еще что-нибудь. Однако она собиралась купить одежду в Нью-Йорке, как только разберется, что носят писатели. На «Пьянке подростковых авторов» Дарси почти не обратила внимания на наряды, будучи переполненной эмоциями.
Затем Лев продемонстрировал им кухню. Она была действительно самым маленьким помещением в квартире, но Дарси не думала, что будет часто готовить. Ей хотелось выходить из дома и вкушать Нью-Йорк, пока она не познает город во всех деталях.
– Как далеко отсюда твое жилье? – спросила она Имоджен после возвращения в главную комнату.
– Минут пять ходьбы. Мы стали бы соседками, если бы ты здесь поселилась.
Дарси улыбнулась и посмотрела на распечатку с адресами. Когда она увидела, что у этой квартиры нет заранее оговоренной цены, у нее екнуло сердце.
– Такая аренда вообще законна? – осведомилась Имоджен у Льва. – В смысле, помещение под школу танцев коммерческое, а не жилое.
– Школа была нелегальной, – Лев пожал плечами. – Теперь все снова по закону.
Но Дарси уже ничего не заботило. У нее появилось свое жилье! С трудом верилось и в то, что она уже перебралась в Нью-Йорк. Поздно задумываться о законности.
Она вздохнула.
– Сколько?
Лев с хрустом открыл зеленую кожаную папку.
– Три пятьсот. Коммунальные услуги включены.
– Ой, – вырвалось у Дарси, и она поняла следующее: первое – у нее такое чувство, будто она от отчаяния проваливается сквозь пол. Второе – она уверена, что только тут сможет дать волю своему творчеству.
Она просто обязана здесь остаться.
– Не дадите минутку, Лев? – спокойно произнесла Имоджен. Он кивнул с понимающей улыбкой и удалился на кухню.
– Я должна спросить у своей сестры, – сказала Дарси, набивая эсэмэс: «Как скажутся на бюджете 3500/мес.?»
– Значит, ты хочешь эту квартиру?
– Она мне нужна, даже не знаю почему, – заявила Дарси, рассматривая улицу.
Жизнь кипела, как и под окнами Мокси, но тут, в Китайском квартале, было многолюдней, и с высоты пяти, а не пятнадцати этажей рябой поток горожан казался более близким и индивидуальным. На противоположной стороне улицы сверкал прилавок с белым льдом и серебряной рыбьей чешуей. Все словно купалось в столбах солнечного света.
– Здесь так много места, мне придется рассказывать себе истории, просто чтобы его заполнить.
Имоджен ухмыльнулась.
– Где ты будешь сочинять?
– Стол будет здесь, – Дарси показала на угол комнаты.
Она расположит его наискосок и будет сидеть лицом к окну. У нее тоже будет панорамный вид на улицу. И лишняя мебель ей не потребуется.
– Ты сможешь оплачивать такую аренду. А как насчет еды?
– Может, я не буду нуждаться в пище, – отшутилась Дарси.
Она уже представляла себе школьный стол: квадратный и деревянный, с пластиковым стулом с впадинкой на сиденье. Неужели это все, на что способно ее воображение? Ну и писательница!
Телефон пискнул, пришла ответная эсэмэс от Ниши:
«3500/мес. = 2 года 8 мес. #МатематикаЦарицаНаук»
Дарси простонала и показала сообщение Имоджен.
– Я потеряю четыре месяца!
– Ты можешь устроиться на работу.
Дарси чуть не начала объяснять, что тогда ее родители непременно заставят ее пойти в колледж. Но Имоджен, наверное, думала, что Дарси уже отучилась. Она пообещала себе, что скажет Имоджен о своем возрасте, хоть это и значит, что она почувствует себя зеленой и, если честно, не совсем настоящей писательницей.
Но не сейчас, когда на кону – ее будущее.
Телефон пискнул, снова Ниша.
«Альтернативный план: целых 3 года, зато 17 $/день на еду. Ха-ха, пожирательница лапши! #Разжиреешь».
Дарси вздохнула. Ниша не понимала, насколько дорогой может оказаться обычная лапша в Нью-Йорке. Конечно, есть лапша с черной капустой, свиной лопаткой и восстановленным белым мисо, а есть спрессованные брикеты по цене три штуки за доллар. Дарси не против этого блюда, если в тарелку можно будет добавить соус табаско, куркуму и яйца всмятку. Она сумеет писать, живя на семнадцать долларов в день в этой великолепной комнате.
– Я ее беру, – прошептала она, и Имоджен улыбнулась ей с довольным кошачьим прищуром, как будто никогда и не сомневалась в упорстве Дарси.
