ГЛАВА 12
И мы отправились в китайский ресторан. Там, над блюдами с рисом, уткой и какими-то странноватыми кислыми грибами, похожими на ватки для снятия макияжа, Лера немного расслабилась и даже повеселела. Она даже удосужилась рассмотреть меня более пристально, углядеть красовавшийся на моем локте синяк, с легкой завистью отметить, что я здорово похудела, и спросить:
– Ну а сама-то ты как?
И я вкратце поведала ей о событиях, которые произошли в моей непутевой жизни за тот короткий период, когда нас разделяла игра в «холодную войну». Схематично рассказ мой выглядел так:
а) Я стала дипломированной парашютисткой.
б) У меня есть бойфренд. Который на шесть лет моложе меня.
в) И у которого в свою очередь есть бывшая подружка-стриптизерка, считающая своим долгом изо всех сил меня ненавидеть.
г) А также старший братец, вес которого давно перевалил за центнер. Вдобавок он ко мне неравнодушен.
По мере того как мой немного отредактированный рассказ (я опустила сцену в стрип-баре, потому что и до сих пор она казалась мне оскорбительной) набирал обороты, Леркины глаза все больше округлялись. Я уже подошла к тому моменту истории, как я беспомощно висела на сосне близ итальянского городка Торболе, когда она наконец перебила меня восклицанием:
– Кашеварова! А ты точно не преувеличиваешь? Неужели все это и в самом деле произошло с тобой?!
Знала бы она, что на самом деле я еще и сглаживаю углы.
– Если бы ты была ко мне более внимательна, – подпустила я «шпильку», – то узнала бы об этом гораздо раньше!
– Ну извини, – помрачнела она, опустив взгляд на собственную руку, на которой больше не было кольца, – у меня были другие проблемы. И все-таки, у тебя что, серьезно с этим парашютным гением?!
– Похоже на то, – с некоторой гордостью ответила я.
– Но это ужасно, – прошептала Лера.
– Почему это? Что ты несешь? Наоборот – это прекрасно! Я снова чувствую себя юной и безбашенной.
– Ага, и поэтому выглядишь, как старый башмак.
– Что ты имеешь в виду? – оскорбилась я. – Сама же сказала, что я похудела.
– Это так. Но кто тебе сказал, что похудеть – это так уж хорошо? Тебе шло быть такой, какой ты была, пойми, Кашеварова… Ты меня просто шокировала. И что, ты собираешься дальше прыгать?
– Даже не говори мне об этом, – я нервно передернула плечами и отправила в рот какого-то очередного маринованного червяка, – ни за что на свете!
– Но тогда твой парашютный мачо тебя бросит, – резонно рассудила она, – судя по тому, что ты о нем рассказала.
Я вздохнула. С одной стороны, я понимала, что Лерка права. Я и сама в последнее время не раз возвращалась к этой неутешительной мысли. С другой стороны… Как же я теперь буду без его улыбки, без его ладошек, без него? Хотя в последнее время образ Кирилла Калинина не вызывает у меня былого энтузиазма. Я успела привыкнуть и к жесткости взгляда его по-девчачьи синих глаз, сквозь мальчишеское его обаяние я разглядела в Калинине новые черты. Была в его лице некая непримиримость, на которую я раньше внимания не обращала.
– Я не знаю, что делать, – призналась я.
– Сложный вопрос, – нахмурилась Лерка. – Кашеварова, а тебе совсем не нравится этот его брат, Денис? Я его, конечно, сама не видела, но судя по твоим впечатлениям, он может оказаться очень даже ничего.
– С ума сошла? – разозлилась я. – Тоже мне, дельный совет. Он толстый, он неряха, и вообще он мне ни капельки не нравится.
– Зато умный, – вздохнула Лерка, – а вот твой Кирилл, похоже, совсем ку-ку. – Она выразительно покрутила свеженаманикюренным пальчиком у виска.
– Знаю. Делать-то мне что?
– То, что и посоветовал тебе Денис, дурища, – горячо воскликнула моя лучшая подруга, – решительно объяви ему о том, что больше прыгать не собираешься. Что тебе это претит! Тебе же не пятнадцать лет, чтобы кого-то там из себя строить. Он должен любить тебя такой, какая ты есть. Просто так любить, а не за то, что ты прыгаешь с парашютом.
Я вспомнила, как Кирилл Калинин впервые признался в неравнодушном ко мне отношении (вряд ли к его путаному монологу можно было применить традиционное словосочетание «объяснение в любви»). Он сказал что-то вроде: «После прыжка у тебя было такое выражение лица… Я сразу разглядел в тебе красавицу…» – короче, что-то в этом роде. То есть ему не нравилось мое лицо само по себе. Для него моя красота обострялась, когда я волновалась. Именно из-за волнения я и выглядела более выигрышно, чем Инга, холодная как лед. Просто Кириллу Калинину нравятся эмоциональные девушки, вот и все. Может быть, потому, что сам он холоден, как тот подтаявший кусочек льда, который плавает в бокале с моим апельсиновым соком.
Мне вдруг вспомнился тот день, когда Инга совершила прыжок из аудитории Московского университета. Как горели ее глаза, как влюбленно смотрела она на Кирилла. И… как он хлопнул ее по плечу со словами: «Молодец, мать, ты звезда!» Разве так поступил бы на его месте нормальный взрослый мужчина? Да ладно Инга – а если взять мой безрассудный прыжок в Арко? Я могла погибнуть, а он всего лишь наградил меня поощрительной улыбкой и запечатлел на моих губах звонкий поцелуй. Он поощрял мой риск. Неужели он вообще так ни разу и не заметил, что парашютные прыжки доставляют мне не больше удовольствия, чем обезжиренный кефир?!
– Лерка, ну почему так получается? – покачала головой я. – Как только я поговорила с тобой, все встало на свои места. А сама… Сама я просто запуталась.
– Мне тоже было трудно без тебя, Кашеварова, – преувеличенно серьезно вздохнула она, – просто мы, как сиамские близнецы, уже не можем жить друг без друга.
– Я думала, что влюблена, – я была потрясена собственным открытием, – а на самом деле рядом с ним я просто чувствовала себя молодой!
– В смысле? – Лерка вытаращила ярко накрашенные глаза. – А так, без него, ты что, старая, что ли?
– Наверное, у меня был кризис тридцатилетия, – застенчиво усмехнулась я, – многих пугает цифра тридцать. Вспомни, как мы отмечали твой тридцатый день рождения. Как ты завела роман с брачным аферистом Паникосом.
– Не напоминай, – взвизгнула Лерка, поморщившись и для большей наглядности зажав ладонями уши.
– Может быть, ничего такого и не случилось бы… Но еще мои родственнички постарались. Мама постоянно напоминала, что мне скоро тридцать. Она бубнила это изо дня в день – тебе тридцать, тебе тридцать.
– Моя такая же, – махнула рукой Лера.
– Вот я и поверила. А моя двоюродная сестра… Она приперлась ко мне домой в день моего рождения и начала разглагольствовать о том, какая я старая.
– Надо было гнать ее из дома поганой метлой! – возмутилась Лерка.
– Но тебя же не было рядом, чтобы дать мне этот ценный совет, – ехидно заметила я.
– Об этом тоже можешь больше не напоминать, – поморщилась она, – знаешь, а ведь мы оказались в похожих ситуациях, Кашеварова. Мы обе выбрали не тех мужчин.
– Ну да, наверное, – уныло согласилась я, – мне не хватало тебя, Лерка, я чувствовала себя старой развалиной. И вдруг в моей жизни появился Кирилл Калинин.
– Такой юный, красивый и смелый, – подсказала она, – и ты решила, что он в тебя влюблен. И ошибочно решила, что влюблена сама.
– Ты права, – вздохнула я, – я должна с ним поговорить. Я позвоню ему прямо сегодня. И больше никаких парашютов.
– Только не позволяй ему и в этот раз садиться тебе на шею, – предостерегла Лерка.
– Постараюсь. Один раз я уже пробовала поговорить. И сама знаешь, чем это все закончилось. Только вот… – я осеклась.
– Что?
– Ведь если я ему это скажу, то скорее всего… – я сглотнула, – скорее всего нам придется расстаться.
– О чем я и толкую! – Лерка подняла указательный палец вверх: – О том, что тебе нужен не неоперившийся мальчонка, Кашеварова, а взрослый умный мужик! Тебе же тридцать лет, в конце концов.
* * *
Мы с Леркой топтались на Моховой и тщетно пытались решить философский вопрос возрастной самоидентификации. Проще говоря, можем ли мы, две красивые свободные тридцатилетние (хотя Лерка уже давно находится в категории «слегка за тридцать», но в сущности это не важно), причислить себя к отряду разбитной молодежи. Или нам давно уже пора остепениться и осесть по своим уютным квартиркам, вооружившись вязальными спицами и стопкой видеокассет с романтическими мелодрамами.
Если все же мы рискнем выбрать первый вариант, то самое время тряхнуть стариной (а заодно и растрясти жирок) в каком-нибудь супермодном ночном клубе. И несмотря на то, что после довольно утомительного перелета я с ног валилась от усталости, идея Лерки отправиться на дискотеку показалась мне в целом позитивной. В конце концов мы так давно никуда не ходили вместе! И наплевать, что на мне старые джинсы, а Лера не накрашена.
И вот когда мы пытались припомнить, какие хорошие ночные клубы находятся недалеко от Арбата, в моей сумочке запиликал мобильный. Как всегда, с трудом найдя в ворохе сумочного хлама крошечный серебристый аппаратик, я увидела на светящемся табло номер Кирилла Калинина.
Моя физиономия тотчас же расплылась в довольной ухмылке. Клянусь, произошло это непроизвольно. Только что, пять минут назад, я решила, что он из породы «неподходящих мужчин». Но сейчас, глядя на знакомые цифры в окошечке моего телефона, я все равно обрадовалась. Он обо мне помнит! Он звонит, чтобы узнать, как проходит моя акклиматизация. А может быть… Может быть, я поторопилась сделать выводы? Может быть, манипуляторша-Лерка навязала мне ошибочную точку зрения?
– Это твой парашютный любовник, что ли? – подозрительно спросила Лерка.
– Ну да, – подтвердила я, – в твоем вопросе мне послышалась угроза.
– Ты ему скажешь? – довольно прохладно полюбопытствовала она.
– Не по телефону же… – замялась я.
– Но я надеюсь, ты не собираешься кинуть меня ради сопливого парашютиста? – насупилась Лерка. – Между прочим, у меня трагедия, и мы собирались на дискотеку! А с ним ты все равно решила расстаться, так-то!
Я чуть было со злорадством не напомнила ей, что она-то не постеснялась бросить меня ради какого-то там программиста. Но это было бы бестактно. Мне вовсе не хотелось, чтобы, едва помирившись, мы с Леркой опять разошлись.
– Конечно нет, – со всей сердечностью воскликнула я, на ходу соображая, что бы соврать Лерке, если Калинин вдруг предложит мне встретиться прямо сейчас. Конечно, пойти на дискотеку в обществе брошенной невесты с накладными ногтями невероятной длины – перспектива заманчивая. Но в то же время мне ужас как хотелось увидеть Кирилла. И чем скорее, тем лучше. Не знаю почему. Может быть, у меня получится взглянуть на него под другим углом и решиться наконец на болезненный разрыв.
Скажу ей, пожалуй, что у меня поднялась температура… Хотя нет, Лерка ни за что мне не поверит, она же меня как облупленную знает. Я должна придумать по-настоящему оригинальный и в то же время правдоподобный предлог. Ведь не будет же лучшая подруга настаивать на совместных плясках, если у меня случится, допустим, нечто ужасное?
Можно, например, с непроницаемым лицом соврать, что Калинин ногу сломал. Хотя нехорошо это – еще навлеку на него настоящую медицинскую неприятность.
О!
Эврика!
Можно сказать, что ногу сломала Инга. Ее-то длинных загорелых конечностей мне, в случае чего, будет совсем не жаль.
– Алло! Кирюша!
Лерка скривилась.
– Саня? Где тебя носит? Еле дозвонился до тебя.
– Я с подругой была на маникюре. А что? Как ты, отдохнул после самолета?
– Отдохнешь тут, – голос у него был усталый и серьезный. Совсем не таким голосом любвеобильные голубоглазые парашютисты заманивают в свою холостяцкую берлогу красивых дам.
– Что-то случилось? – насторожилась я.
– Саня, это ужасно… Инга сломала ногу!
– Что? – мое лицо перекосилось от суеверного ужаса. Неужели он меня разыгрывает? Но это так глупо, я ведь даже еще не успела озвучить свою невинную ложь! – Правда?!
– Думаешь, я стал бы шутить на такую тему? – оскорбился Кирилл. – Я же говорил ей, что сразу после самолета не стоит идти работать в клуб! Но она меня не послушалась, как обычно… И вот результат.
– А что с ней произошло? Упала?
– Сорвалась с шеста, – он чуть не плакал, – это кошмар, она в больнице. Ей будут делать операцию.
– Хочешь, я приеду? – Стыдно признаться, но я больше волновалась не за Ингу, а за него, за Кирилла Калинина. Никогда раньше я не слышала, чтобы у него так срывался голос.
– Не знаю… Я только что выбил ей отдельную палату. Она спит.
– Адрес, – вздохнула я.
– Что?
– Продиктуй мне адрес! Я буду в течение часа.
Губы Лерки сжались в тоненькую нитку:
– В течение часа? А как же…
– Лер, Инга ногу сломала. Сорвалась с шеста во время своего дурацкого стриптиза, – перебила я, – надеюсь, ее теперь уволят, она найдет работу секретарши и перестанет наконец выпендриваться… Я должна ехать, он там один!
Лерка молчала довольно долго перед тем, как ответить.
– Ну ты даешь, Кашеварова! – при этом она так скорбно качала головой, как будто бы речь шла не о сломанной ноге зловредной Инги, а как минимум о пяти незаметно набранных мною килограммах. – Послушала бы ты себя со стороны! Ногу сломала Инга, а жалко тебе твоего героя-любовника!
– Но он же там один, в больнице суетится, – беспомощно повторила я.
– Ладно, иди уж, – махнула рукой моя подруга, – ты безнадежна.
– Спасибо тебе, Лерчик! – В благодарственном порыве я звучно расцеловала ее в обе щеки. – С меня шампанское! Обязательно сходим в клуб в другой день.
– Естественно, сходим, – фыркнула Лерка, – надо же мне хоть как-то отметить тот факт, что я больше не невеста!
* * *
До больницы я добралась минут за сорок, несмотря на то что находилась она на самой окраине Москвы. Такая торопливость не могла не отразиться на моем внешнем виде – выглядела я, как особа, которую прямо в куртке и джинсах запихнули в парилку русской бани и заставили просидеть там целый час.
С трудом мне удалось разузнать у хамоватой работницы регистратуры, в какой палате находится Инга. Еще труднее было найти корпус – попадавшиеся на моем пути медицинские сотрудники из соображений природной вредности или склонности к милой шутке почему-то все время норовили отправить меня по ложному пути.
Кирилла Калинина я увидела сразу. Он сидел в коридоре, прямо на полу. Плечи его угрюмо поникли, колени были прижаты к груди.
– Кирюша! – я подлетела к нему и плюхнулась рядом.
Он вяло повернул ко мне голову.
– А, это ты, – безрадостную реплику сопроводил холодноватый поцелуй в висок.
Но я нисколько не обиделась – все-таки он так перенервничал. Я погладила его по голове.
– Ну как ты здесь?
– Я-то что… – вздохнул он, – лучше бы спросила, как она.
– И как она? – послушно спросила я.
– Плохо, – покачал головой Калинин. – Ей вкололи сильнейшее обезболивающее, чтобы она могла уснуть. Бедная Инга.
– Перелом ноги – это не смертельно. Она скоро поправится!
– Лучше уж скажи прямо, что тебе на нее наплевать, – буркнул он.
Я хотела горячо воскликнуть: «Ты же знаешь, что нет!», но потом подумала, что прозвучало бы это фальшиво. В тот момент, когда я судорожно перебирала в уме известные мне вежливые фразы, к нам приблизился высокий мужчина в светло-голубом хирургическом костюме.
– Вы родственники гражданки Метелкиной? – спросил он.
И прежде чем я успела раздраженно ответить, что к гражданке Метелкиной мы никакого отношения не имеем, Кирилл вскочил на ноги и схватил доктора за рукав:
– Да, Инги Метелкиной! Это я. То есть я ее родственник.
Кто бы знал, чего мне стоило не фыркнуть – вот уж никогда бы не подумала, что у нашей местной порностар такая непритязательная фамилия. Но ситуация не располагала к идиотскому хихиканью.
– Брат, что ли? А паспорт у вас есть? – нахмурился врач. – Она проснулась. Но в палату мы пускаем только родственников.
– Что за идиотские правила? – кипятился Кирилл. – Нет у меня паспорта. Может быть, я ее муж!
Я закашлялась.
– Муж? – Мне показалось, что врач взглянул на него с любопытством.
– Муж, – твердо ответил мой любимый мужчина.
А на то, что мое горло почти сорвано от надрывного красноречивого кашля, он внимания почему-то не обратил.
– Ладно. – Доктор, видимо, решил, что Калинин проходит его внутренний фейс-контроль. – Можете зайти. Только тихо и ненадолго.
По-прежнему не глядя на меня, Кирилл устремился в палату. Помявшись, я последовала за ним. В дверях он обернулся и еле слышно сказал:
– Сань, а тебе лучше здесь подождать.
– Хорошо, – одними губами ответила я.
Впрочем, дверь в палату он не прикрыл, и прислонившись к косяку, я могла без труда наблюдать за происходящим в палате.
Инга лежала на койке у окна, ее загипсованная нога была привязана к специальной металлической трапеции. Не могу сказать, что выглядела она плохо. Видимо, яркий солярийный загар скрыл бледность ее лица. Краем глаза я отметила, что ногти на пальчиках ее загипсованной ноги покрыты темно-вишневым лаком. И вообще она смотрелась по-кинематографичному красиво – именно так выглядела бы захворавшая красавица из какого-нибудь сериала, над наигранными страданиями которой пускали бы потайную слезу домохозяйки. Она была красивой, притихшей и беспомощной. Ее хотелось опекать и защищать.
Я не слышала, о чем разговаривали эти двое.
Инга повернула к нему лицо, она улыбалась. Кажется, впервые я видела искреннюю улыбку на ее лице. От улыбки этой она казалась еще моложе. А может быть, все дело в отсутствии косметики – черт его знает. Кирилл что-то весело ей рассказывал. Время от времени он подносил ее узкую руку к губам и мягко целовал ладошку.
А я не знала, умиляться мне или плакать. Странное это было чувство. Если бы пару дней назад мне бы рассказали, что так вот получится, и спросили бы, какой будет моя реакция, я бы без тени сомнения ответила: подойду к Калинину, что есть мочи пну его ногой под зад, попытаюсь с максимально гордым видом покинуть помещение и разрыдаюсь, только исчезнув из их поля зрения. Но сейчас… Сейчас я смотрела на то, как Кирилл Калинин улыбался своей Метелкиной, и с ужасом думала о том, насколько же гармонично они смотрятся вместе.
– Красивая пара, – вдруг озвучил мои мысли посторонний голос.
Вздрогнув, я обернулась и обнаружила за своей спиной уже знакомого мне доктора.
– Да уж, – промямлила я.
– Давно они вместе?
Я пожала плечами:
– Несколько лет.
– Он так за нее переживает. Это так романтично, – вздохнул врач.
– Да, – согласилась я.
– А вы почему такая грустная? – проявил заботливость медик. – У вас тоже здесь родственники?
– В некотором роде, – усмехнулась я, – но вообще-то, похоже, мне пора домой.
– Конечно, идите, – поощрительно улыбнулся он, – вам надо выспаться и отдохнуть. Цвет лица у вас отвратительный. Это я вам как врач говорю.
Когда я уходила, ни Инга, ни Калинин даже не посмотрели мне вслед.
* * *
На автоответчике меня поджидало сообщение от начальства. Главный редактор газеты «Новости Москвы» Максим Леонидович Степашкин гнуснейшим голосом просил перезвонить ему в любое время.
Почему-то мне и раньше приходилось наблюдать эту тревожную закономерность: если уж на твою голову сваливаются неприятности, то все разом. И Калинина я вряд ли еще увижу (ну, только в тот знаменательный день, когда он вывезет из моей квартиры свой позабытый здесь хлам), и с работы меня скорее всего уволят. Я такая – всегда жертвую работой ради бурной личной жизни. В глубине души я понимаю, что это неправильно. Но ничего поделать с собою не могу. Как только в моей жизни появляется достойный внимания мужчина, все остальное мгновенно отходит на второй план.
А ведь я могла написать роскошный материал о парашютистах. В моем распоряжении были такие уникальные факты и такие яркие фотографии! Но вместо того, чтобы, просидев за компьютером хотя бы пару часов, сотворить нечто гениальное, я наскоро набросала заметку репортажного плана и по факсу отправила ее в редакцию.
Представляю, что мне скажет Степашкин. Ведь планировалось, что материал о бейс-джамперах будет опубликован на развороте. Я три раза брала выходные ради этой статьи, и поездку в Италию оформила как командировку. Редакция даже оплатила мне половину стоимости авиабилетов.
Я полистала записную книжку и нашла домашний номер главного редактора. Никогда раньше я не звонила Степашкину домой. В отдельные моменты у меня складывалось впечатление, что и дома-то никакого у него нет. Сами посудите: когда я прихожу на работу, Максим Леонидович уже там, сидит себе в своем кабинете и, сдвинув брови к переносице, просматривает вереницу факсов. Ухожу – а он все там же, в той же позе, усердно стучит по клавиатуре. А офисная уборщица тетя Груша даже пару раз, многозначительно понизив голос, сообщала, что шеф ночевал в своем кабинете, свернувшись клубочком на коротковатом кожаном диванчике.
– Алло! – я сразу узнала его голос.
– Максим Леонидович? Это Саша. Саша Кашеварова.
– А, вы, – без особенного энтузиазма отозвался он, – подождите секундочку.
На заднем плане послышалась какая-то увлеченная возня, а потом и звонкий собачий лай, переходящий в обиженный визг.
– Извините, – к трубке вернулся запыхавшийся Степашкин, – я тут собаку завел. Лабрадора. Никогда бы не подумал, что со щенками столько проблем. Придется завтра на работу в кроссовках идти. Все ботинки съедены.
Я ушам своим поверить не могла. Степашкин, безжалостный монстр, биоробот, хладнокровный пожиратель провинившихся корреспондентов, завел щенка лабрадора! Если бы он приобрел мрачного добермана или сурового ротвейлера – с этим я бы еще могла смириться. Но хоть убейте меня, но я не могу представить Максима Леонидовича, нежно почесывающего разомлевшую собачку за ушком.
– Я хотел поговорить по поводу вашего последнего материала, Саша.
– Понимаю, – вздохнула я. – Знаете, если еще не поздно, то я могла бы…
– Мне он очень понравился, – перебил Степашкин, и я, булькнув, умолкла на полуслове. – Поздравляю, Кашеварова, вы растете.
– Вы… правда так считаете? – недоверчиво переспросила я. – Это не розыгрыш?
– Если бы еще не ваша лень и патологическая склонность к вранью, – ворчливо добавил он.
Вот это больше похоже на Степашкина, к которому я привыкла.
– И вы просили меня перезвонить только поэтому, – не переставала изумляться я, – чтобы похвалить?
– Не только, – мягко возразил он. – Знаете ли вы, что у нас освободилась ставка заместителя главного редактора?
– Что? – после паузы тупо переспросила я.
– Ставка моего заместителя, – терпеливо повторил он, – не знаю, правильно ли я поступаю. Но почему-то я сразу подумал о вашей кандидатуре. В принципе ваши обязанности мало изменятся. Но вам придется править тексты младших корреспондентов и раз в неделю писать материал на разворот. Такой, как вы написали о парашютистах.
– Я… Я потрясена, – честно сказала я.
– Так вы согласны?
– Естественно!
– В таком случае послезавтра зайдите с утра в отдел кадров, а потом сразу ко мне. И вот еще. Я жду от вас материал о диггерах. Запишите телефон одного из них, – он продиктовал цифры, которые я, недолго думая, записала на обоях карандашиком для губ, – очень интересный человек. Бывший стриптизер, к тому же кандидат филологических наук.
Я посмотрела на себя в зеркало – по лицу моему расползалась характерная сальноватая улыбочка. А как бы вы, скажите на милость, отреагировали бы на сообщение, что вам предстоит встретиться с мускулистым суперменом, интересующимся филологией?! Эх, Кашеварова, дитя порока!
– Все будет сделано! – отчеканила я.
– Но учтите, – в голосе Степашкина появились знакомые металлические нотки. – Если я почувствую, что вы не справляетесь, безжалостно уволю!
* * *
А потом я распечатала бутылочку «Бейлиса» и принялась глотать приторный кофейный ликер прямо из горлышка, высоко запрокидывая голову. Ноги я положила на стол – на американский манер. Правда, на мне были заляпанные грязью осенние сапоги. Ничего, девушка, жизнь которой резко повернулась на сто восемьдесят градусов, имеет право на одноразовое свинство.
Я оптимистка, это факт. Пусть сегодня мне от тоски хочется выть на луну, пусть завтра я проснусь несчастная и похмельная, зато через пару недель со мной будет все в порядке, вот увидите. Я снова буду красить ресницы и как ни в чем не бывало надену утром красное расклешенное пальто. А после работы загляну в свой любимый бар в высотке на «Баррикадной», чтобы чинно выпить слабоалкогольный коктейль – его подадут в украшенном размороженной клубничиной стакане. Может быть, кто-нибудь на меня положит глаз. Может быть, я отвечу ему улыбкой. Все у меня будет хорошо, но сейчас… Сейчас мне хочется только одного – поскорее отключиться.
Пора остепениться.
Лерка правду сказала. Как же мне не хватало ее советов, она всегда умела трезво взглянуть на мои безумства со стороны. Да, права она – все это время я нагло себя обманывала.
Но – черт! – как же обидно!
Кто бы знал, как мне обидно.
И все равно, надо же рано или поздно смириться с фактом бесповоротного «повзросления». Даже если я всю жизнь буду жрать морковь вместо пирожков, все равно мне никогда не стать снова двадцатилетней. Пора привыкнуть к тому, что выросла я из образа легкомысленной прожигательницы жизни, и это – увы или к счастью? – навсегда. И блондинистые мальчики с горящими глазами, такие как Кирилл Калинин, – не для меня. А если и для меня, то только на одну ночь. Пусть ночью той я буду чувствовать себя девчонкой. Зато, проснувшись, поплетусь в ванную – замазывать бессонные полукружья под глазами кремом от морщин. Никогда не стать мне ни храброй, ни отчаянной. И парашютисткой мне тоже не стать никогда.
От мгновенно уничтоженного ликера у меня слегка кружилась голова.
Не без труда я освободилась от сапог и прилегла на диван. Я и сама не заметила, как уснула.
Снилось мне небо – оно было сине-розовым и почему-то теплым. Теплый ветер играл с моим телом, как с бумажным самолетиком, меня кидало вправо и влево, переворачивало вверх тормашками, крутило-вертело. А я думала об одном – не забыть бы, сверившись с высотомером, вовремя раскрыть парашют.
* * *
Трель телефонного звонка ворвалась в мой сон грубо и неожиданно. Сквозь дрему я пробормотала: «Да пошли все туда-то и туда-то» – и перевернулась на другой бок. Но телефон и не думал замолкать. Раздражало это катастрофически. Тем более что глаза не открывались – веки слиплись, как будто бы вместо крема от морщин я намазала их на ночь суперклеем. Разлепив левый глаз двумя пальцами, я поплелась к телефону.
– Сашенька!
– Кто это? – гаркнула я.
– Кажется, я опять тебя разбудил, – сокрушенно высказалась трубка.
– Что значит «опять»? – спросила я и в ту же минуту поняла, что интеллигентный голос принадлежит Денису Калинину. Вот только его мне и не хватало. – Денис, прости, но я сейчас… нездорова. Я тебе позже перезвоню.
– Саша, но это срочно! – Его голос даже зазвенел от волнения. – Ты должна срочно приехать в Тушино. Записывай адрес…
– Что-то случилось? – немного взбодрилась я.
– Можно сказать и так.
– С Кириллом? – ахнула я.
– Нет, не волнуйся, ничего плохого, – торопливо ответил Денис, – но все равно ты должна приехать!
– А ты уверен, что…
– Уверен! – решительно перебил он. – Я разве часто тебя о чем-нибудь прошу? Через сколько ты можешь быть?
– Ну, часа через два, – проскрипела я.
– Слишком поздно. Жду тебя через час.
– Спятил, что ли? – возмутилась я. – Я только что проснулась, и у меня страшное похмелье, и глаза не открываются, и вчера я не смыла пудру, так что на лице наверняка аллергия.
– Все это я уже знаю, – усмехнулся Денис, – еще тебе нечего надеть и под глазами вчерашняя тушь. Мне на это наплевать. Ноги в руки, бери такси и вперед.
Раньше я не слышала таких командных интонаций в его голосе.
– Ладно, заинтриговал, – вздохнула я, – но учти, если я приеду, а там какая-то глупость, пеняй на себя. Я – девушка в депрессии, мне лишние стрессы не нужны.
Принципиально не стала я ни наряжаться, ни краситься. Только ополоснула ледяной водой слегка припухшее после вчерашней вакханалии лицо. Натянула мятые шерстяные штаны и спортивную кофту на молнии и выбежала из дома.
Мне повезло, первый же частник согласился за ничтожную сумму доставить меня в далекое Тушино. Мы долго петляли среди одинаковых блочных башен, прежде чем нашли наконец нужное здание, – это была модная многоэтажная новостройка странно-розового цвета. Я расплатилась с таксистом, вышла на улицу, взглянула на бумажку с адресом, и только тогда до меня дошло, что в спешно записанных со слов Дениса каракулях не фигурирует номер квартиры. Улица есть, дом есть, а вот квартиры как не бывало. Я растерянно огляделась по сторонам. И как же я могла так опростоволоситься? Или это он продиктовал мне неполные координаты? И что теперь, спрашивается, делать? Я даже не знаю номера его мобильного.
И тут в моей сумочке зазвонил спасительный телефон.
– Добралась наконец? Быстро ты, не ожидал…
– А откуда ты знаешь, что я уже здесь? – Я удивленно повертела головой по сторонам, но знакомой фигуры нигде не обнаружила. Двор был пуст. Может быть, он смотрит на меня из окна?
– Не верти башкой, ты меня все равно не увидишь, – усмехнулся Денис, – вернее, не разглядишь. Так, стой где стоишь.
– И что?
– Нет, пожалуй, отойди на десять шагов назад, – скомандовала трубка.
– Ты что, издеваешься? – Я начала злиться. – Это какая-то игра? Почему я должна куда-то отходить?
Но тем не менее я послушно сделала десять шагов назад. Голова моя раскалывалась, единственное, чего мне хотелось – поскорее покончить с этим идиотским представлением, вернуться домой и уснуть в обнимку с любимой подушкой.
– Так, а теперь посмотри наверх!
– Денис, хватит придуриваться, – сказала я. И в ту же секунду увидела его.
Вернее, я бы ни за что не поняла, что это Денис, если бы не знала это наверняка. Он стоял на самом краю крыши и приветливо махал мне рукой. Сон как рукой сняло. Я знала, что Денис Калинин так же, как я, панически боится высоты.
– Сбрендил?! – закричала я. – А ну, немедленно спускайся!
– Хорошо, один момент, – покладисто согласился он. И отсоединился.
Я знала, знала наверняка, что сейчас произойдет, но все равно отказывалась в это поверить. Только не это! Ну почему мужчины такие инфантильные, почему они вечно пытаются прыгнуть выше своей головы, что-то доказать себе и окружающим?! Хотя я сама хороша – все лето только и занималась никому не нужным самопреодолением. Но Денис…
Нет, это не вписывается ни в какие рамки.
Короткий неуверенный шаг вперед – и вот он, широко расставив руки в стороны, уже летит вниз, и я слышу его приближающийся крик.
Я прекрасно знала, что он чувствовал в тот момент.
Это чувство ни на что не похоже. В голове гремит неуправляемый оркестр, а все внутренности словно покрываются толстой коркой льда. И вдруг сердце подступает к горлу, просясь на волю, и темнеет в глазах, и ты едва находишь в себе силы, чтобы закинуть руку за спину и раскрыть купол. Прыжок длится от силы пять-десять секунд, но кажется, что он длиннее, чем сама жизнь.
Хлопок открывающегося купола заставил меня вздрогнуть.
А через мгновение передо мной уже стоял улыбающийся румяный Денис. Я не знала, смеяться мне или плакать. Мое тело била мелкая дрожь – то ли не выспалась я, то ли замерзла, то ли перенервничала.
– Привет, старушка, – сказал Денис, хлопнув меня по плечу. Он был явно горд и доволен собой, смелостью своей.
– Ты… да ты… ты… – сама не понимая, что творю, я замахнулась на него кулаком. И попала бы точно в подбородок, если бы он не перехватил мою руку.
– Эй, ты что дерешься?
– А ты не понимаешь? – Трудно кричать, когда у тебя сел голос. – Ты совсем идиот, что ли?! Ты хоть понимаешь, что мог разбиться?!
– А ты? – улыбнулся он. – Ты ведь тоже могла сто раз разбиться летом. Знаешь, как я волновался за тебя каждый раз, когда ты с перекошенным лицом забиралась в самолет? А в Арко? Что ты там устроила, самой-то не стыдно?
Я опустила глаза.
– А тебе-то не все равно? Почему ты так обо мне печешься?
– Потому что ты мне нравишься, Саша. А разве ты никогда не замечала? И на этот прыжок вдохновила меня ты.
– Я? Поверь, меньше всего мне хотелось вдохновить тебя на такую глупость! Лучше бы серенаду спел под моим окном, честное слово. Это было бы куда безопаснее.
– Не скажи, – браво усмехнулся он, – меня могли забрать в милицию и избить резиновыми дубинками. А если серьезно… Саша, я восхищен тобой, – его глаза горели, как у религиозного фанатика, – я видел, как ты рискуешь ради того, чтобы у Кирилла не остыл к тебе пыл.
– Уже остыл, – помрачнела я, – да и я немного пересмотрела свою точку зрения.
– Это меня радует, – просиял Калинин-старший, – потому что мой братец не для тебя. Слишком уж вы разные. Но не в этом дело. Саша, на твоем фоне я вдруг почувствовал себя таким пассивным, вялым и не способным на поступок!.. Я долго думал, чем бы тебя удивить.
– И вот придумал наконец, – с сарказмом закончила за него я, – да уж, удивил, ничего не скажешь. Век не забуду.
– Значит, тебе понравилось? – Он смотрел на меня так умоляюще, что я растерялась.
– Денис… Конечно, меня впечатлила твоя храбрость, но… Ты же и сам знаешь, что ничего у нас не получится.
– Ну да, понимаю, – его улыбка немного завяла, – может быть, когда-нибудь… Да я и не претендую… Я не в твоем вкусе и все такое…
– Знаешь что? – я ободряюще хлопнула его по плечу. – У меня идея.
– Идея? – переспросил он, искоса на меня поглядывая.
– Ну да. Сейчас мы с тобой завалимся в какое-нибудь кафе, съедим по огромному шоколадному торту, и я тебе расскажу свою теорию. Мы ее разработали вместе с моей хорошей подружкой. О неподходящих друг другу мужчинах и женщинах.
– Звучит обнадеживающе, – печально усмехнулся Денис. – Сашенька, ты, как всегда, неподражаема. И что мне прикажешь с этой теорией делать? – он беспомощно посмотрел на скомканный купол, который держал в руках.
– Тебя должны любить за просто так, неужели ты не понимаешь, Денис? – горячо воскликнула я. – А не за то, что ты осмелился прыгнуть с крыши.
– И с каких это пор ты стала такая умная? – прищурился он.
– Пойдем к твоей машине, – вздохнула я, – я знаю замечательную кофейню, это совсем отсюда недалеко.
Бок о бок пошли мы по улице, и малочисленные прохожие удивленно оглядывались нам вслед. Наверное, мы представляли собой то еще зрелище – растрепанная девица и печальный толстяк с парашютом в руках.
Все нормально, все хорошо.
Наконец-то все встало на свои места. Так называемый кризис тридцатилетия вместе с сопутствующими ему деталями – диетоманией, эксцентричными безумствами, жаркими поцелуями в метро, джинсами и банданой вместо привычных костюма и каблуков – кажется, все это я благополучно преодолела.
А что? Во взрослости тоже есть своя прелесть, подумала я, с легкой улыбкой посматривая на преувеличенно серьезного Дениса. Разве, когда я была юной, мужчины совершали пусть маленькие, но все же подвиги ради меня?
Пока мы шли к машине, я много еще о чем подумала.
Например, вот о чем.
1. На деньги от проданного парашюта я наконец-таки смогу приобрести такое желанное красное пальто от «Донна Кэран».
2. Сесть на диету мне все же не помешало бы. Но только после того, как я уничтожу добрый кусище шоколадного торта в компании Дениса.
3. А надо бы при случае познакомить Калинина-старшего и Лерку. Чем черт не шутит, вдруг у них что-нибудь получится?!
notes